Уотсон психология: Джон Бродес Уотсон — Психологос

Дж. Уотсон. Психология точки зрения бихевиориста: Psychology OnLine.Net

С точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Ее теоретической целью являются предсказание поведения и контроль за ним. Для бихевиориста интроспекция не составляет существенной части методов психологии, а ее данные не представляют научной ценности, поскольку они зависят от подготовленности исследователей в интерпретации этих данных в терминах сознания. Пытаясь получить универсальную схему ответа животного, бихевиорист не признает демаркационной линии между человеком и животными. Поведение человека со всеми его совершенствами и сложностью образует лишь часть схемы исследования бихевиориста.

Традиционно утверждалось, что психология — это наука о явлениях сознания. В качестве основных проблем выдвигалось, с одной стороны, расчленение сложных психических состояний (или процессов) на простые элементарные составляющие их, а с другой стороны, построение сложных состояний, когда даны элементарные составляющие. При этом мир физических объектов (стимулов, включая все, что может вызвать активность в рецепторе), которые составляют область естествознания, рассматривается только как средство для получения конечного результата. Этот конечный результат является продуктом духовных состояний, которые можно «рассматривать» или «наблюдать». Психологическим объектом наблюдения в случае эмоций, например, является само духовное состояние. Проблема эмоций, таким образом, сводится к определению числа и вида элементарных составляющих, их места, интенсивности, порядка, в котором они появляются, и т. п. Соответственно интроспекция есть par excellence метод, посредством которого можно манипулировать с духовными явлениями в целях их исследования. При таком подходе данные поведения (включая в обозначаемое этим термином все, что называют этим именем в сравнительной психологии) не представляют ценности per se. Они имеют значение только постольку, поскольку могут пролить свет на состояния сознания [1]. Такие данные должны по крайней мере по аналогии или косвенно принадлежать к области психологии.

Действительно, иногда находятся психологи, которые проявляют скептическое отношение даже к этим ссылкам по аналогии. Часто такой скептицизм проявляется в вопросе, который возникает перед исследователем, изучающим поведение: «Какое отношение к психологии человека имеет изучение животных?» Моя задача — рассмотреть этот вопрос. В своей собственной работе я интересовался этим вопросом и понял всю его важность, но я не мог обнаружить никакой определенной связи между ним и тем пониманием психологии, которое было у психолога, задающего этот вопрос. Я надеюсь, что такая исповедь прояснит ситуацию до такой степени, что у нас больше не будет необходимости идти в своей работе ложным путем. Мы должны признать, что те необыкновенно важные факты, которые были собраны по крупицам из разбросанных по разным источникам исследований ощущений животных, проведенных с помощью бихевиористского метода, внесли вклад только в общую теорию процессов органов чувств человека; но они оказались недостаточными для определения новых направлений экспериментальных исследований. Те многочисленные эксперименты, которые мы провели по научению, также очень мало внесли в психологию человека. По-видимому, совершенно ясно, что необходим некоторый компромисс: или психология должна изменить свою точку зрения таким образом, чтобы включить факты поведения независимо от того, имеют ли они отношение к проблемам сознания или нет; или изучение поведения должно стать совершенно отдельной и независимой наукой. Если психологи, изучающие человека, не отнесутся к нашим попыткам с пониманием и откажутся изменить свою позицию, бихевиористы будут вынуждены использовать человека в качестве своего испытуемого и применить при этом методы исследования, которые точно соответствуют новым методам, применяемым в работе с животными.

Любая другая гипотеза, кроме той, которая признает самостоятельную ценность данных поведения без отношения к сознанию, неизбежно приведет к абсурдной попытке конструировать содержание сознания животного, поведение которого мы изучаем. С этой точки зрения после того, как мы определим способности данного животного к научению, простоту и сложность этого научения, влияние прошлого навыка на данный ответ, диапазон стимулов, на которые оно обычно отвечает, диапазон стимулов, на которые оно должно отвечать в экспериментальных условиях, или, в общем, после того, как определены различные задачи и различные способы их решения, выявляется, что задача еще не решена, а результаты не имеют настоящей ценности до тех пор, пока мы можем интерпретировать их, лишь пользуясь аналогиями с данными сознания. Мы чувствуем беспокойство и тревогу из-за нашего определения психологии: нам хочется сказать что-то о вероятных психических процессах у животных. Мы говорим, что если у животного нет глаз, поток его сознания не может содержать яркости и ощущения цвета такими, какими они известны нам; если у животного нет вкусовых почек, мы говорим, что поток его сознания не может содержать ощущений сладкого, кислого, соленого и горького. Но, с другой стороны, поскольку животное все же отвечает на температурные, тактильные и органические стимулы, содержание его сознания должно быть, вероятно, составлено главным образом из этих ощущений; и чтобы защитить себя от упреков в антропоморфизме, мы прибавляем обычно: «если оно вообще имеет сознание». Конечно, может быть показана ложность доктрины, требующей интерпретации всех данных поведения по аналогии с сознанием. Это позиция, заключающаяся в таком наблюдении за поведением, плодотворность которого ограничивается тем фактом, что полученные данные интерпретируются затем только в понятиях сознания (в действительности человеческого сознания). Этот особый акцент на аналогии в психологии и заставил бихевиориста выйти на арену. Не имея возможности освободиться от уз сознания, он чувствует себя вынужденным найти в схеме поведения место, где может быть установлено появление сознания. Эта точка перемещалась с одного места на другое. Несколько лет тому назад было высказано предположение, что некоторые животные обладают «ассоциативной памятью», в то время как другие якобы не обладают ею. Мы встречаем эти поиски источников сознания, скрытые под множеством разнообразных масок. В некоторых из наших книг утверждается, что сознание возникает в момент, когда рефлекторные и инстинктивные виды активности оказываются не в состоянии сохранить организм. У совершенно приспособленного организма сознание отсутствует. С другой стороны, всякий раз, когда мы находим диффузную активность, которая в результате завершается образованием навыка, нам говорят, что необходимо допустить сознание. Должен признаться, что эти доводы обременяли и меня, когда я приступил к изучению поведения. Боюсь, что довольно большая часть из нас все еще смотрит на проблему поведения под углом зрения сознания. Более того, один исследователь поведения пытался сконструировать критерии психики, разработать систему объективных структурных и функциональных критериев, которые, будучи приложены к частным случаям, позволяют нам решить, являются ли такие-то процессы безусловно сознательными, только указывающими на сознание, или они являются чисто «физиологическими». Такие проблемы, как эта, не могут удовлетворить бихевиориста. Лучше оставаться в стороне от таких проблем и открыто признать, что изучение поведения животных не подтверждает наличия каких-то моментов «неуловимого» характера. Мы можем допустить присутствие или отсутствие сознания в каком-либо участке филогенетической шкалы, нисколько не затрагивая проблемы поведения, во всяком случае, не меняя метода экспериментального подхода к нему. С другой стороны, я не могу, например, предположить, что парамеция отвечает на свет; что крыса научается быстрее, если тренируется не один, а пять раз в день, или что кривая научения у ребенка имеет плато. Такие вопросы, которые касаются непосредственно поведения, должны быть решены с помощью прямого наблюдения в экспериментальных условиях.

Эта попытка объяснить процессы у животных по аналогии с человеческими сознательными процессами и vice versa: помещать сознание, каким оно известно у человека, в центральное положение по отношению ко всему поведению приводит к тому, что мы оказываемся в ситуации, подобной той, которая существовала в биологии во времена Дарвина. Обо всем учении Дарвина судили по тому значению, которое оно имеет для проблемы происхождения и развития человеческого рода. Предпринимались экспедиции с целью сбора материала, который позволил бы установить положение о том, что происхождение человека было совершенно естественным явлением, а не актом специального творения. Тщательно отыскивались изменения и данные о накоплении одних результатов отбора и уничтожении других. Для этих и других дарвиновских механизмов были найдены факторы достаточно сложные, чтобы объяснить происхождение и видовые различия человека. Весь богатый материал, собранный в это время, рассматривался главным образом с той точки зрения, насколько он способствовал развитию концепции эволюции человека. Странно, что эта ситуация оставалась преобладающей в биологии многие годы. С того момента, когда в зоологии были предприняты экспериментальные исследования эволюционного характера, ситуация немедленно изменилась. Человек перестал быть центром системы отсчета. Я сомневаюсь, пытается ли какой-нибудь биолог-экспериментатор сегодня, если только он не занимается непосредственно проблемой происхождения человека, интерпретировать свои данные в терминах человеческой эволюции или хотя бы ссылаться на нее в процессе своих рассуждений. Он собирает данные, изучая многие виды растений и животных, или пытается разработать законы наследственности по отношению к отдельному виду, с которым он проводил эксперименты. Конечно, он следит за прогрессом в области разработки проблем видовых различий у человека, но он рассматривает их как специальные проблемы, хотя и важные, но все же такие, которыми он никогда не будет заниматься. Нельзя также сказать, что вся его работа в целом направлена на проблемы эволюции человека или что она может быть интерпретирована в терминах эволюции человека. Он не должен игнорировать некоторые из своих фактов о наследственности, касающиеся, например, окраски меха у мыши, только потому, в самом деле, что они имеют мало отношения к вопросу о дифференциации человеческого рода на отдельные расы или к проблеме происхождения человеческого рода от некоторого более примитивного вида.

В психологии до сих пор мы находимся на той стадии развития, когда ощущаем необходимость разобраться в собранном материале. Мы как бы отметаем прочь без разбора все процессы, которые не имеют никакой ценности для психологии, когда говорим о них: «Это рефлекс», «Это чисто физиологический факт, который не имеет ничего общего с психологией». Нас (как психологов) не интересует получение данных о процессах приспособления, которые применяет животное как целое, мы не интересуемся нахождением того, как эти различные ответы ассоциируются и как они распадаются, чтобы разработать, таким образом, систематическую схему для предсказания ответа и контроля за ним в целом. Если только в наблюдаемых фактах не обнаруживалось характерных признаков сознания, мы не использовали их, и если наша аппаратура и методы не были предназначены для того, чтобы делать такие факты рельефными, к ним относились с некоторым пренебрежением. Я всегда вспоминаю замечание одного выдающегося психолога, сделанное им во время посещения лаборатории в Университете Джона Гопкинса, когда он знакомился с прибором, предназначенным для изучения реакции животных на монохроматический свет. Он сказал: «И они называют это психологией!»

Я не хочу чрезмерно критиковать психологию. Убежден, что за весь период пятидесятилетнего существования как экспериментальной науки ей не удалось занять свое место в науке в качестве бесспорной естественной дисциплины. Психология, как о ней по большей части думают, по своим методам есть что-то, понятное лишь посвященным. Если вам не удалось повторить мои данные, то это не вследствие некоторых дефектов в используемых приборах или и подаче стимула, но потому, что ваша интроспекция является недостаточно подготовленной [2]. Нападкам подвергаются наблюдатели, а не экспериментальные установки и условия. В физике и в химии в таких случаях ищут причину в условиях эксперимента: аппараты были недостаточно чувствительными, использовались нечистые вещества и т. п. В этих науках более высокая техника позволяет вновь получить воспроизводимые результаты. Иначе в психологии. Если вы не можете наблюдать от 3 до 9 состояний ясности в вашем внимании, у вас плохая интроспекция. Если, с другой стороны, чувствование кажется вам достаточно ясным, опять ваша интроспекция является ошибочной. Вам кажется слишком много: чувствование никогда не бывает ясным.

Кажется, пришло время, когда психологи должны отбросить всякие ссылки на сознание, когда больше не нужно вводить себя в заблуждение, думая, что психическое состояние можно сделать объектом наблюдения. Мы так запутались в спекулятивных вопросах об элементах ума, о природе содержаний сознания (например, безобразного мышления, установок и положений сознания и т. п.), что я как ученый-экспериментатор чувствую, что есть что-то ложное в самих предпосылках и проблемах, которые из них вытекают. Нет полной уверенности в том, что мы все имеем в виду одно и то же, когда используем термины, распространенные теперь в психологии. Возьмем, например, проблему ощущений. Ощущения определяются в терминах своих качеств. Один психолог устанавливает, что зрительные ощущения имеют следующие свойства: качество, протяженность, длительность и интенсивность. Другие добавляют к этому ясность, еще кто-то — упорядоченность. Я сомневаюсь, может ли хоть один психолог соотнести то, что он понимает под ощущением, с тем, что понимают под этим три других психолога, представляющие различные школы.

Вернемся к вопросу о числе отдельных ощущений. Существует много цветовых ощущений или только четыре: красное, зеленое, желтое и синее? К тому же желтый, хотя психологически и простой цвет, можно наблюдать в результате смешения красного и зеленого спектральных лучей на той же самой поверхности! Если, с другой стороны, мы скажем, что каждое значимое различие в спектре дает простое ощущение и что каждое значимое увеличение в данном цвете его белой части также дает простое ощущение, мы будем вынуждены признать, что число ощущений настолько велико, а условия для их получения так сложны, что понятие ощущения становится невозможным. Титченер, который в своей стране вел мужественную борьбу за психологию, основанную на интроспекции, чувствовал, что эти различия во мнениях о числе ощущений и их качествах, об отношениях между ними и по многим другим вопросам, которые, по-видимому, являются фундаментальными для такого анализа, совершенно естественны при настоящем неразвитом состоянии психологии. Допущение о том, что развивающаяся наука полна нерешенных вопросов, означает, что только тот, кто принял систему, существующую в настоящее время, кто не жалея сил боролся за нее, может смело верить, что когда-нибудь настанет большее, чем теперь, единообразие в ответах, которые мы имеем на все эти вопросы. Я же думаю, что и через двести лет, если только интроспективный метод к тому времени не будет окончательно отброшен, психологи все еще не будут иметь единого мнения, отвечая, например, на такие вопросы: имеют ли звуковые ощущения качество протяженности, приложимо ли качество интенсивности к цвету, имеются ли различия в «ткани» между образом и ощущением и др.? Такая же путаница существует и в отношении других психических процессов. Можно ли экспериментально исследовать образы? Существует ли глубокая связь между мыслительными процессами и образами? Выработают ли психологи единое мнение о том, что такое чувствование? Одни утверждают, что чувствование сводится к установке, другие находят, что они являются группами органических процессов ощущений, обладающих некоторой цельностью. Другая — и большая — группа ученых считает, что они являются новыми элементами, соотносимыми с ощущениями и занимающими положение, одинаковое с ощущениями.

Я веду спор не только с одной систематической и структурной психологией. Последние 15 лет мы наблюдали рост так называемой функциональной психологии. Этот вид психологии осуждает использование элементов в статическом смысле структуралистов. При этом делается ударение на биологической значимости процессов сознания вместо разведения состояний сознания на интроспективно-изолированные элементы. Я сделал все возможное, чтобы понять различие между функциональной психологией и структурной психологией, но не только не достиг ясности, а еще больше запутался. Термины — ощущение, восприятие, аффект, эмоция, воля — используются как функционалистами, так и структуралистами. Добавление к ним слова «процесс» (духовный акт как «целое» и подобные, часто встречающиеся термины) служит некоторым средством удалить труп «содержания» и вместо этого дать жизнь «функции». Несомненно, если эти понятия являются слабыми, ускользающими, когда они рассматриваются с точки зрения содержания, они становятся еще более обманчивыми, когда рассматриваются под углом зрения функции и особенно тогда, когда сама функция получается с помощью интроспективного метода. Довольно интересно, что ни один функциональный психолог не проводит тщательного различия между «восприятием» (и это справедливо и для других психологических терминов), как этот термин употребляется систематическими психологами, и «перцептивным процессом», как он используется в функциональной психологии. По-видимому, нелогично и едва ли приемлемо критиковать психологию, которую нам дает систематический психолог, а затем использовать его термины, не указывая тщательно на изменения в значениях, производимые при этом. Я был очень удивлен, когда недавно, открыв книгу Pillsbury, увидел, что психология определяется как «наука о поведении». В другом, еще более недавно появившемся издании утверждается, что психология есть «наука о ментальном поведении». Когда я увидел эти многообещающие утверждения, то подумал, что теперь, конечно, мы будем иметь книги, базирующиеся на другом направлении. Но уже через несколько страниц наука о поведении исчезает, и мы находим обычное обращение к ощущениям, восприятиям, образам и т. п. вместе с некоторыми смещениями ударения на дополнительные факты, которые служат для того, чтобы запечатлеть особенности личности автора.

Одной из трудностей на пути последовательной функциональной психологии является гипотеза параллелизма. Если функционализм пытается выразить свои формулировки в терминах, которые делают психические состояния действительно похожими на функции, выполняющие некоторую активную роль в приспособлении к миру, он почти неизбежно переходит на термины, которые соответствуют взаимодействию. Когда его за это упрекают, он отвечает, что это удобно и что это делается для того, чтобы избежать многоречивости и неуклюжести, свойственных радикальному параллелизму [3]. На самом деле, я уверен, функционалист действительно думает в терминах взаимодействия и прибегает к параллелизму только тогда, когда требуется дать внешнее выражение своей точки зрения. Я чувствую, что бихевиоризм есть только последовательный и логический функционализм. Только в нем можно избежать положения как Сциллы параллелизма, так и Харибды взаимодействия. Их освещенные веками пережитки философских спекуляций также мало должны тревожить исследователя поведения, как мало тревожат физика. Рассмотрение проблемы дух — тело не затрагивает ни тип выбираемой проблемы, ни формулировку решения этой проблемы. Я могу яснее сформулировать свою позицию, если скажу, что мне хотелось бы воспитать своих студентов в неведении такой гипотезы, как это характерно для студентов других областей науки.

Это приводит меня к положению, которое хотелось бы обстоятельно обсудить. Я верю, что мы можем «написать» психологию, определив ее как Pillsbury, и никогда не возвращаться к нашему определению, никогда не использовать термины «сознание», «психическое состояние», «ум», «объем», «устанавливаемое интроспективно», «образ» и т. п. Я верю, что в течение нескольких лет это можно сделать, не прибегая к абсурду терминологии Beer, Bethe, Von Uexiill, Nuel, представителей так называемой объективной школы. Это можно сделать в терминах стимула и ответа, в терминах образования навыка, интеграции навыков и т. п. Более того, я верю, что действительно стоит сделать эту попытку теперь.

Психология, которую я пытаюсь построить, возьмет в качестве отправной точки, во-первых, тот наблюдаемый факт, что организм как человека, так и живого приспосабливается к своему окружению посредством врожденного и приобретенного набора актов. Эти приспособления могут быть адекватными, или они могут быть настолько неадекватными, что с их помощью организм лишь едва поддерживает свое существование. Во-вторых, также очевидно, что некоторые стимулы вызывают реакции организма. В системе психологии полностью разработано, что если дан ответ, может быть предсказан стимул, и если дан стимул, может быть предсказан ответ. Такое утверждение является крайним обобщением, каким и должно быть обобщение такого рода. Однако оно является едва ли более крайним и менее реальным, чем другие, которые ежедневно появляются в психологии. Вероятно, я мог бы проиллюстрировать свою точку зрения лучше, выбрав обычную проблему, с которой, пожалуй, встречается каждый в процессе работы. Некоторое время тому назад я был вынужден изучать некоторый вид животных. До тех пор пока я не приехал в Tortuga, я никогда не видел этих животных. Когда я прибыл туда, я увидел, что эти животные делают некоторые вещи: некоторые из актов, по-видимому, являются особенно соответствующими условиям их жизни, в то время как другие — нет. Я изучал, во-первых, ответные акты групп в целом и затем индивидуально у каждого животного. Чтобы более тщательно объяснить соотношение между приобретенным и унаследованным в этих процессах, я взял молодых животных и вырастил их. С помощью этого метода я оказался в состоянии изучить порядок появления наследственных приспособительных актов и их сложность, а позднее — начало образования навыка. Мои усилия определить стимулы, которые называют такие приспособительные акты, были достаточно грубыми, поэтому мои попытки управлять поведением и вызывать ответы произвольно не были достаточно успешными. Пища и вода, секс и другие групповые отношения, свет и температурные условия оставались вне контроля в процессе исследования. Я нашел возможность до некоторой степени управлять этими реакциями, используя для этого гнездо и яйца или молодое животное в качестве стимула. Нет необходимости в этой статье развивать дальше обсуждение того, как выполнялось такое исследование и как работа такого рода может быть дополнена тщательно контролируемыми лабораторными экспериментами. Если бы мне поручили исследовать туземцев какого-либо австралийского племени, я пошел бы в решении задачи тем же путем. Конечно, эта проблема была бы более трудной: типы ответов, вызываемых физическими стимулами, были бы более варьирующими, а число действующих стимулов — большим. Мне следовало бы более тщательно определить социальные условия их жизни. Эти дикари больше бы испытывали влияние от ответов друг друга, чем в случаях с животными. Более того, их навыки были бы более сложными и, по-видимому, яснее проявилось бы влияние прошлых навыков на настоящие ответы. Наконец, если бы мне поручили разработать психологию образованного европейца, для этого мне потребовалось бы наблюдать за ним на протяжении всей его жизни от рождения до смерти, При разрешении каждой из перечисленных задач я следовал бы одной и той же генеральной линии. В основном всюду моя цель — увеличить точные знания о приспособлениях и о стимулах, вызывающих их. Мое последнее соображение касается вопроса общих и частных методов, с помощью которых можно управлять поведением. Моей целью является не «описание и объяснение состояний сознания» как таковых, не приобретение таких умений в умственной гимнастике, чтобы я мог непосредственно схватить состояние сознания и сказать: «Это состояние сознания как целое состоит из ощущения серого такого-то оттенка, такой-то протяженности, появившегося в связи с ощущением холодного некоторой интенсивности; другое — из давления некоторой интенсивности и протяженности» — и так до бесконечности. Если психолог последует плану, который я здесь предлагаю, то педагог, физик, юрист, бизнесмен смогут использовать наши данные в практических целях, как только мы будем способны экспериментально получить их. Те, у кого есть повод применить психологические принципы на практике, не будут иметь претензий, как это часто бывает в настоящее время. Спросите сегодня любого физика или юриста, занимает ли научная психология какое-либо место в его ежедневной практике, и вы услышите отрицательный ответ: лабораторная психология не вписывается в схему его деятельности. Я думаю, что эта картина исключительно справедлива. Одним из первых обстоятельств, обусловивших мою неудовлетворенность психологией, явилось ощущение того, что не находилось сферы для практического приложения принципов, разработанных в терминах психологии содержания.

Надежду на то, что бихевиористскую позицию можно отстоять, в меня вселяет тот факт, что области психологии, которые уже частично отошли от исходной — экспериментальная психология — и которые, следовательно, мало зависят от интроспекции, находятся сегодня в состоянии наибольшего расцвета. Экспериментальная психология рекламы, юридическая психология, тестология, психопатология достигли сейчас большего развития. Их иногда ошибочно называют «практической», или «прикладной», психологией. Никогда еще не было более неправильного употребления термина. В будущем могут возникнуть профессиональные бюро, которые действительно будут применять психологию. Сейчас эти области являются чисто научными, они направлены на поиски широких обобщений, которые приведут к управлению поведением человека. Например, мы экспериментально выясняем, что легче: заучивать ли серию строф сразу, в целом, или учить каждую строфу отдельно и затем переходить к следующей? Мы не пытаемся практически использовать полученные данные. Практическое использование этого принципа является результатом инициативы части учителей. В лекарственной психологии мы можем показать, какое влияние на поведение оказывают некоторые дозы кофеина. Мы можем прийти к выводу, что кофеин оказывает хорошее воздействие на скорость и точность в работе. Но это только общие принципы. Мы представляем право заинтересованным лицам решать, будут ли они использовать наши результаты или нет. То же и в юридической практике. Мы изучаем влияние новизны на достоверность рассказа свидетеля. Мы проверяем точность рассказа по отношению к движущимся объектам, находящимся в покое, в отношении цветов и т. п. От юридической системы страны зависит решать, будут ли когда-либо использованы эти факты в юридической практике или нет. Для «чистого» психолога сказать, что он не интересуется возникающими в этих областях науки вопросами, потому что они относятся непосредственно к области применения психологии, значит обнаружить, во-первых, что он не способен в таких проблемах увидеть научный аспект, а во-вторых, что он не интересуется психологией, которая касается самой человеческой жизни. Единственный ошибочный момент, обнаруживаемый мной в этих отраслях психологии, состоит в том, что большая часть материала в них излагается в терминах интроспекции, в то время как было бы гораздо точнее делать это в терминах объективных результатов. Нет необходимости прибегать к терминам сознания в любой из этих отраслей или пользоваться интроспективными данными в ходе эксперимента и при изложении его результатов. Особенно бросается в глаза бедность результатов в чисто объективном плане в экспериментальной педагогике. Работу в этой области с человеческим субъектом можно сравнить с работой над животными. Например, у Гопкинса Ульрих получил некоторые результаты относительно распределения попыток в процессе научения — в качестве испытуемых использовались крысы. Он занимался сравнением продуктивности в условиях, когда задание предъявлялось 1, 3 и 5 раз в день. Целесообразно ли обучать животное только одному заданию за 1 раз или сразу трем подряд? Мы испытываем потребность в подобных экспериментах и на человеке, а процессы его сознания, сопровождающие поведение в ходе эксперимента, заботят нас так же мало, как и у крыс. В настоящее время я больше занят попыткой показать необходимость сохранения единообразия в экспериментальной процедуре и в изложении результатов в работах как на человеке, так и на животных, чем развитием каких-либо идей, касающихся тех изменений, которые, несомненно, должны иметь место, когда мы имеем дело с психологией человека. Давайте рассмотрим в данный момент вопрос о континууме стимулов, на которые отвечает животное. Я буду говорить, во-первых, о работе в области изучения зрения у животных. Мы помещаем наше животное в ситуацию, где оно будет отвечать (или учиться отвечать) на один из двух монохроматических лучей света. Мы подкармливаем животное при его реакции на один (положительный) и наказываем — на другой (отрицательный) ответ. В короткое время животное научается идти на свет, реакция на который подкрепляется. В этом пункте возникает вопрос, который я мог бы сформулировать двумя способами: я могу выбрать психологический способ и сказать: «Видит ли животное два луча света, как это вижу я, т. е. как два различных цвета, или оно видит их как два серых, отличающихся между собой по светлоте, как видят полностью слепые к цветам?» Бихевиорист сформулирует вопрос следующим образом: «Реагирует ли животное на различия между двумя стимулами по интенсивности или на различия в длине волны?» Он никогда не думает об ответах животного в терминах собственных восприятий цветов и серого. Он хочет установить факт, является ли длина волны фактором, к которому приспосабливается животное [4]. Обстоит ли дело так, что длина волны оказывает на него воздействие и что различия в длине волны должны быть восприняты, чтобы служить основой для различающихся между собой ответов? Если длина волны не является фактором процесса приспособления, бихевиорист хочет знать, какое различие в интенсивности будет служить основанием для ответа, будет ли то же самое различие достаточным по отношению ко всему спектру. Более того, он желает изучить, может ли животное отвечать на длину волны, которая не оказывает воздействия на человеческий глаз. Он интересуется сравнением спектра крысы со спектром птенца столько же, сколько сравнением его со спектром человека. Точка зрения, когда проводят сравнение различных систем, является неизменной.

Как бы мы ни сформулировали вопрос для самих себя, дело обстоит так, что мы исследуем животных, несмотря на ассоциации, которые уже сформировались, и затем проводим некоторые контрольные эксперименты, которые дают нам возможность вернуться к ответу на только что поднятые вопросы. У нас также есть большое желание исследовать в этих же условиях человека и сформулировать результаты в одинаковых терминах для обоих случаев.

Человека и животное необходимо помещать по возможности в одинаковые экспериментальные условия. Вместо того чтобы подкреплять или наказывать испытуемого, мы попросили его отвечать путем установки второго прибора до тех пор, пока образец и контрольный стимул исключат возможность разных ответов.

Не навлекаю ли я здесь на себя обвинение в том, что использую метод интроспекции? С моей точки зрения, нет. Если я могу подкрепить правильный выбор моего испытуемого и наказать его за ошибочный выбор и таким образом вызвать реакцию субъекта, нет необходимости идти на такие крайности, даже для той позиции, которую я защищаю. Но нужно понять, что я использую этот второй метод только в качестве ограниченного приема исследования поведения [5]. Мы можем получать одинаково надежные результаты как более длительным методом, так и сокращенным и прямым. Во многих случаях прямой и типично человеческий метод не может быть использован с достаточной надежностью. Например, предположим, что я сомневаюсь в точности регулирования контрольного инструмента в вышеупомянутом эксперименте, как необходимо поступить, если подозревается дефект в зрении? Интроспективный ответ испытуемого не сможет мне помочь. Вероятно, он скажет: «В ощущениях нет различий, я имею 2 ощущения красного, они одинаковы по качеству». Но предположим, я предъявляю ему образец и контрольный стимул и так построю эксперимент, что он получит наказание, если будет отвечать на контрольный стимул, а не на образец. Произвольно я меняю положение образца и контрольного стимула и заставляю испытуемого пытаться дифференцировать одно от другого. Если он сможет научиться и приспособиться только после большого числа проб, то очевидно, что 2 стимула действительно служат основой для дифференцированного ответа. Такой метод может показаться бессмысленным, но мы должны прибегнуть именно к такому методу там, где есть основание не доверять лингвистическому методу. Есть трудные проблемы в области человеческого зрения, аналогичных которым нет у животных: я упомяну о границах спектра, порогах, относительных и абсолютных, законе Тальгота, законе Вебера, поле зрения, феноменах Пуркинье и т. п. Каждую из них можно разработать с помощью бихевиористских методов. Многие из них разрабатываются в настоящее время.

Мне думается, что вся работа в области ощущений может последовательно проводиться в том же направлении, которое я предложил здесь для зрения. Наши результаты в конце концов дадут отличную картину, в которой каждый орган чувств будет представлен функционально. Анатом и физиолог могут взять наши данные и показать, с одной стороны, структуру, которая является ответственной за эти ответы, а с другой стороны, физико-химические отношения, которые необходимо включены в те или иные реакции (физическая химия нерва и мускула).

Ситуация в отношении исследования памяти резко отличается от предыдущих. Почти все методы исследования памяти, фактически используемые сегодня в лабораториях, дают образец результатов, о которых я говорил. Испытуемому предъявляются серии бессмысленных слогов или другой материал. Анализируются скорость формирования навыка, ошибки, особенности в форме кривой, прочность навыков, отношение навыка к тем навыкам, которые формировались на более сложном материале, и т. п. Теперь такие результаты записывают вместе с интроспективными показаниями испытуемых. Эксперименты ставятся с целью понять психический механизм [6], требующийся для научения, вспоминания и забывания, а не с целью найти способы построения человеком своих ответов, когда он сталкивается с различными проблемами в сложных условиях, в которые он поставлен, а также не с целью показать сходство и различие методов, используемых человеком и животными.

Ситуация несколько меняется, когда мы подходим к изучению более сложных форм поведения, таких, как воображение, суждение, рассуждение и понимание. В настоящее время все наши знания о них существуют только в терминах содержания [7]. Наши мысли извращены пятидесятилетней традицией в изучении состояний сознания, так что мы можем смотреть на эти проблемы только под одним углом зрения. Необходимо признать: мы не способны продвинуть исследование этих форм поведения, пользуясь поведенческими методами, открытыми к настоящему времени. В частичное оправдание хотелось бы обратить внимание на вышеупомянутый раздел, где я отметил, что интроспективный метод сам достиг cul-de-sac, что касается его как метода. Темы стали настоль ко «избиты» оттого, что к ним обращались так много, что их можно будет изложить хорошо только через некоторое время. По мере того как методы станут более совершенными, мы получим возможность исследовать все более сложные формы поведения. Проблемы, которые сейчас отбрасываются, станут важными, и мы сумеем рассмотреть их так, как они выступают под новым углом зрения и в более конкретном виде. Будем ли мы включать в психологию мир чистой психики, используя термин Йеркса? Признаюсь, что я не знаю. Планы, которым я оказываю большее предпочтение в психологии, практически ведут к исключению сознания в том смысле, в каком этот термин используется психологами сегодня. Я фактически отрицаю, что эта реальность психики открыта для экспериментального исследования. В настоящий момент не хочу входить дальше в эту проблему, так как она неизбежно ведет в область метафизики. Если вы хотите дать бихевиористу право использовать сознание тем же самым образом, как его используют другие ученые-естествоиспытатели, т. е. не превращая сознание в специальный объект наблюдения, вы разрешили мне все, что требует мой тезиc.

В заключение я должен признаться в глубокой склонности, которую имею к этим вопросам. Почти 12 лет я посвятил экспериментам над животными. Вполне естественно, что моя теоретическая позиция выросла на основе этой работы, и она находится в полном соответствии с экспериментальными исследованиями. Возможно, я создал себе «соломенное чучело» и сражаюсь за него. Возможно, нет полного отсутствия гармонии между позицией, изложенной здесь, и позицией функциональной психологии. Я склонен думать, однако, что обе позиции не могут быть просто гармоничными. Конечно, моя позиция является достаточно слабой в настоящее время, и ее можно рассматривать с различных точек зрения. Однако, признавая все это, я полагаю, что мое мнение окажет широкое влияние на тип психологии, которой суждено развиваться в будущем. То, что необходимо сделать сейчас, — это начать разрабатывать психологию, делающую поведение, а не сознание объективным предметом нашего исследования. Несомненно, есть достаточное количество проблем по управлению поведением, чтобы мы занимались только ими и совсем не думали о сознании самом по себе. Вступив на этот путь, мы хотим в короткое время так же далеко отойти от интроспективной психологии, как далеко современная психология находится от той, которую преподают в университетах.


РЕЗЮМЕ


  1. Психологии человека не удавалось выполнить требований, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение, что объект ее изучения — явления сознания, а интроспекция — единственный прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит все дальше и дальше от проблем, которые затрагивают жизненно важные человеческие интересы.

  2. Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объективная, экспериментальная область естественной науки, которая нуждается в интроспекции так же мало, как такие науки, как химия и физика. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сводилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах сознания. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости и как в равной степени существенные для общего понимания поведения. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. Отдельные наблюдения за «состояниями сознания» являются, согласно этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному использованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что оно является инструментом или средством, с помощью которого работают все науки. Так или иначе средство, которое надлежащим образом используется учеными, в настоящее время является проблемой для философии, а не для психологии.

  3. С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у амебы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы, достигаемые таким путем, не распространяются на какую-либо другую форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие исследования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либо будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведения амебы (область ее реакций и определение действующего стимула, образование навыка, устойчивость навыка, интерференция и закрепление навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, независимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими значение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут в сферу научного контроля.

  4. Предлагаемый отказ от состояний сознания как самостоятельного объекта исследования уничтожает барьер, который существует между психологией и другими науками. Данные психологии становятся функциональными коррелятами структуры и сами сводятся к объяснению в физико-химических терминах.

  5. Психология как наука о поведении хочет в конце концов пренебречь несколькими из действительно существующих проблем, с которыми имела дело психология как интроспективная наука. По всей вероятности, даже эти оставшиеся проблемы могут быть сформулированы таким образом, что усовершенствованные методы поведения (вместе с теми, которые еще только будут открыты) приведут к их решению.


[1] Или непосредственно на состояния сознания наблюдателя, или косвенно на состояния сознания экспериментатора. Назад в текст.

[2] В этой связи я обращаю внимание на противоречие между сторонниками и противниками безобразного мышления. Типы реакций (сенсорная и моторная) также были предметом спора. Компликационный эксперимент был источником другой войны слов относительно точности интроспекции спорящих сторон.
Назад в текст.

[3] Мой коллега, проф. Н. С. Warren, который предложил эту статью для «Review», полагает, что параллелист может полностью избежать терминологии взаимодействия. Назад в текст.

[4] Он имеет ту же самую установку, как если бы он проводил эксперимент, чтобы показать, будет ли муравей переползать через карандаш, положенный на его пути, или обойдет его. Назад в текст.

[5] Я предпочитаю рассматривать этот метод, когда человеческий субъект использует речь, говоря, например, о равенстве двух стимулов, или когда он выражает словами, является ли данный стимул наличным или отсутствующим и т п. в качестве языкового метода в психологии. Он никаким образом не меняет статус эксперимента. Этот метод становится возможным только потому, что в частном случае экспериментатор и его испытуемый имеют систему сокращенных поведенческих знаков (язык), которые могут обозначать навык из репертуара испытуемого. Создавать из данных, полученных с помощью языкового метода, все поведение или пытаться превратить все данные, получаемые с помощью других методов, в термины, каждый из которых имеет более ограниченную сферу приложения, — значит делать «шиворот-навыворот». Назад в текст.

[6] Часто их предпринимают, очевидно, с целью получить картину того, что должно происходить при этом в нервной системе. Назад в текст.

[7] Необходимо задать вопрос: в чем сущность того, что в психологии называется образом? Еще несколько лет назад я думал, что центрально-возникающие зрительные ощущения так же ясны, как и возникающие периферически. Я никогда не представлял самому себе чего-либо другого. Более тщательная проверка заставила меня отказаться от представления об образе в смысле Гальтона. Вся доктрина центрально-возникающих образов в настоящее время является очень ненадежно обоснованной. Энджел так же, как и Ферналд, пришел к заключению, что объективные определения типов образа невозможны. Интересным подтверждением их экспериментальной работы будет то, если мы постепенно найдем ошибку в построении этих огромных структур ощущений (или образов), возникающих центрально. Гипотеза о том, что все так называемые высшие процессы продолжаются в виде ослабленного состояния исходных мускульных актов (включая сюда и речевые процессы), которые интегрируются в систему, работающую на основе ассоциативного принципа, я уверен, прочная гипотеза. Рефлексивный процесс такой же механический, как навык. Схема навыка, которую давно описал Джемс, когда каждый афферентный поток освобождает следующий соответствующий моторный заряд, так же верна для процессов мышления, как и для мускульных актов. Малочисленность «образов» является правилом. Иными словами, все мыслительные процессы включают слабые сокращения в мускульной системе и особенно в самой тонкой системе мускулатуры, которая производит речь. Если это верно, а я не вижу, как это можно отрицать, образ становится психической роскошью (даже если он действительно существует), без своего какого-либо функционального значения. Если экспериментальная процедура подтвердит эту гипотезу, мы получим осязаемое явление, которое может быть изучено как поведенческий материал. День, когда мы сможем изучить эти рефлексивные процессы с помощью такого метода, относительно так же далек, как день, когда мы сможем говорить с помощью физико-химических методов о различии в структуре и расположении молекул между живой протоплазмой и неорганической убстанцией. Решение обеих проблем ждет для себя появления адекватных методов и аппаратуры.

После того как была написана эта статья, я услышал об обращении, с которым выступили профессора Торндайк и Энджел на сессии Американской психологической ассоциации в Кливленде. При благоприятных обстоятельствах я надеюсь ответить на один вопрос, поднятый Торндайком.

Торндайк бросил подозрение в адрес идеомоторного акта. Если он имеет в виду только идеомоторный акт и не включает сенсомоторный акт в свое общее обвинение, я охотно соглашусь с ним. Я выброшу образ совсем и попытаюсь показать, что практически все мышление происходит в виде сенсомоторных процессов гортани (но не в виде безобразного мышления), которые редко становятся сознаваемыми всеми, кто не ищет ощупью образность в лабораториях. Это просто объясняет, почему многие из хорошо образованных людей ничего не знают об образе. Я сомневаюсь, задумывался ли Торндайк об этом вопросе таким образом. Он и Вудвортс, по-видимому, отрицают речевые механизмы. Показано, что выработка навыка происходит бессознательно. Во-первых, мы знаем о том, что он есть, когда он уже сформировался, — когда он становится объектом. Я уверен, что «сознание» точно так же мало может сделать по усовершенствованию процессов мышления. С моей точки зрения, мыслительные процессы в действительности являются моторными навыками гортани. Улучшения, изменения и т. п. в этих навыках все происходят тем же самым путем, как и изменения, которые происходят в других моторных навыках. Этот взгляд приводит к выводу о том, что нет рефлексивных процессов (центрально-возникающих процессов): человек всегда исследует объекты, в одном случае объекты в общепринятом смысле, в другом — их заместители, а именно движения в речевой мускулатуре. Из этого следует, что нет теоретических границ для бихевиористского метода. К сожалению, все еще остаются практические трудности, которые тем не менее могут быть преодолены с помощью исследования речевых движений таким же образом, каким может быть исследовано все телесное поведение. Назад в текст.

Уотсон Джон | Мир Психологии

УОТСОН ДЖОН

Уотсон Джон (John Broadus Watson, 1878-1958) — амер. психолог, создатель одного из вариантов объективной психологии — бихевиоризма.

На становление взглядов У. оказали свое влияние зоопсихологические исследования ряда амер. авторов (в частности, Э. Торндайка), идеи И.П. Павлова об условных рефлексах как единицах поведения и работы В.М. Бехтерева. Манифестом бихевиоризма считается статья У. «Психология с т.зр. бихевиориста» (1913).

Работы У. существенно повлияли на амер. психологию. Во 2-й пол. жизни У. отошел от академической психологии и занимался г. о. психологией рекламы. (Е.Е. Соколова)

Добавление ред.: На рус. языке изданы след. труды У.: «Психология как наука о поведении» (1926), «Психологический уход за ребенком» (1929), специально написанная для Большой сов. энциклопедии статья «Бихевиоризм».

Психологический словарь. А.В. Петровского М.Г. Ярошевского

Уотсон Джон Бродес (1878–1958) — американский психолог, основоположник бихевиоризма. Выступая против взглядов на психологию как науку о непосредственно переживаемых субъективных явлениях, предложил программу построения новой психологии, предметом к-рой считал поведение, а не Сознание. Предпосылкой этого подхода являлось положение о том, что Сознание не может быть изучено объективно, т.к. оно якобы открыто только для «внутреннего зрения» (интроспекции).

Из теории поведения исключались не только факты сознания, но и нейрофизиологические процессы, поскольку они составляют предмет другой науки — нейрофизиологии головного мозга. «Старые» понятия об образах, мыслях, идеях, чувствах У. предложил заменить понятиями о мышечных и секреторных реакциях. эмоции отождествлялись им с реакциями внутренних органов, мышление человека — с работой голосовых мышц. Обучение, согласно У., происходит путем «обусловливания»: мышечная реакция в результате повторных сочетаний связывается с определенным стимулом, к-рый в дальнейшем начинает ее вызывать.

Уотсон Джон использовал учение И.П. Павлова об условных рефлексах, однако истолковал его чрезвычайно односторонне, игнорируя роль процессов и механизмов высшей нервной деятельности в регуляции поведения («Обучение животных», 1903). По У., законы приобретения опыта у животных и человека одни и те же, а сам опыт — биологическое приспособление, лишенное психологического смысла и содержания.

Работы Уотсон Джон сыграли важную роль в борьбе против интроспективной психологии. Они стимулировали разработку объективных методов изучения психики, в том числе детской. Однако ошибочность исходных методологических посылок — отрицание сознания как особой формы регуляции поведения, сведение поведения к внешним приспособительным актам, отождествление принципов жизнедеятельности человека и животных, игнорирование нейромеханизмов и др. — существенно ограничила позитивную ценность учения У. и обусловила быстрый распад бихевиоризма.

Литература

  • «Поведение: введение в сравнительную психологию» eng — «Bihavior. Introduction to Comparative Psychology» 1914г.
  • бихевиоризм. 1925г.
  • Психология как наука о поведении. 1926г.
  • Пути бихевиоризма. 1926г.
  • Психологический уход за ребёнком. 1928г.

назад в раздел: Известные психологи, философы мира  /  таблица

Уотсон Джон Бродес — Живи!

Джон Уотсон (John Broadus Watson, 1878–1958)вырос в американском штате Южная Каролина. Его родители не слишком ладили, и, когда мальчику было 13 лет, отец со скандалом ушел из семьи. Мать, женщина по натуре очень властная, решила воспитывать Уотсона в религиозном духе, настаивая, чтобы сын сделал карьеру священника. Против собственной воли Джон Уотсон поступил в баптистский университет в Гринвилле и блестяще окончил его в 1900 году.

В этом же году мать Уотсона умерла. Освободившись из-под ее опеки, Джон резко поменял решение относительно профессии — снова стал студентом, однако на этот раз светского учебного заведения. Он поступил в Чикагский университет, с первого же курса увлекся психологией и за три года не только прошел необходимую образовательную программу, но и успешно защитил ученую степень, став самым молодым доктором наук в истории университета и самым молодым преподавателем. Кстати, диссертация Уотсона («Обучение животных: исследование физиологического развития белой крысы в зависимости от роста и развития ее нервной системы») была первой научной работой, объектом наблюдения которой стали крысы. Впоследствии медицина, физиология и фармакология, как известно, взяли эксперименты Уотсона на вооружение и использовали для опытов именно этих грызунов.

Пять лет спустя Джон Уотсон получил приглашение от Университета Балтимора возглавить кафедру экспериментальной психологии. Там он продолжил свои опыты с животными, а также активно занялся разработкой нового направления, дав ему название бихевиоризм (поведенческая психология). Многие выводы ученых о состоянии психики человека он считал наивными и слепыми отчасти потому, что они основывались на исследованиях процессов мышления и эмоциональных состояний человека. «Иное дело — поведение,— полагал Уотсон.— Здесь все закономерно и объяснимо, все реакции поддаются изучению».

В 1913 году Джон Уотсон издал свою первую книгу «Психология с точки зрения бихевиориста». В ней он не только рассказывал о возникновении тех или иных реакций организма (то есть об особенностях поведения), но и предлагал полностью отказаться от изучения сознания человека, считая, что исследования столь сомнительного предмета превращают психологию в умозрительную и необъективную псевдонауку.

Как ни странно, многие психологи согласились с мнением Уотсона, и бихевиоризм почти сразу получил довольно широкое распространение. Справедливости ради стоит сказать, что в своей работе Джон Уотсон шел параллельным курсом с русским академиком Павловым: оба изучали процессы поведения и факторы, его определяющие, и оба ставили множественные эксперименты (Уотсон по-прежнему на крысах, Павлов — на собаках).

Казалось, Джон Уотсон стоит на пороге великой славы: о нем заговорили в ученых кругах, университет увеличил жалование вдвое и расширил лабораторию для исследований, студенты толпой ломились на его лекции. Однако карьеру на самом взлете остановил громкий скандал: жена Уотсона опубликовала в местной газете письма мужа, адресованные любовнице — юной студентке Розали Рейнер. В итоге Уотсон потерял не только семью, но и университетскую лабораторию и должность преподавателя. После безуспешных попыток устроиться в другие научные центры Уотсону ничего не оставалось, как сменить сферу деятельности: он стал рекламным агентом.

В новой карьере ему невероятно помогали его наблюдения в области поведенческих реакций человека. «Достаточно только найти необходимый стимул,— говорил он,— чтобы спровоцировать у тысяч потребителей желаемую реакцию. Я знаю о стимулах больше всех. Я сам придумал эту теорию и доказал ее эффективность». Джон женился на Розали, и в 1930 году на собственные средства они вместе издали книгу «Бихевиоризм». Несмотря на то, что последующие годы основной деятельностью Уотсона оставалась реклама, он не забросил науку окончательно, но писал исключительно в стол.

Неожиданная смерть Розали в 1945 году стала для Джона самым сильным ударом. Он полностью ушел в себя. Из тех немногих близких, кто продолжал как-то общаться с Уотсоном, некоторые искренне полагали, что от тоски по любимой он попросту сошел с ума. Другие же, наоборот, говорили, что, несмотря на замкнутость, Уотсон по-прежнему активно работает, ставит опыты и много пишет. Скорее всего, правы были последние.

В 1958 году, незадолго до смерти, Джон Уотсон устроил грандиозный пожар во дворе собственного дома — сжег огромное количество бумаг, рукописей, книг. В этом жесте читалась неприкрытая обида. Ведь однажды его с позором выставили из ученого сообщества по нелепейшей, на его взгляд, причине — он полюбил девушку. Оставлять свои труды на благо процветания науки Уотсон не пожелал.

Джон Бродес Уотсон «Психология с точки зрения бихевиориста»

С точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Ее теоретической целью является предсказание поведения и контроль за ним. Для бихевиориста интроспекция не составляет существенной части методов психологии, а ее данные не представляют научной ценности, поскольку они зависят от подготовленности исследователей в интерпретации этих данных в терминах сознания.

Пытаясь получить универсальную схему ответа животного, бихевиорист не признает демаркационной линии между человеком и животными. Поведение человека со всеми его совершенствами и сложностью образует лишь часть схемы исследования бихевиориста.

Традиционно утверждалось, что психология — это наука о явлениях сознания. В качестве основных проблем выдвигалось, с одной стороны, расчленение сложных психических состояний (или процессов) на простые элементарные составляющие их, а с другой стороны, построение сложных состояний, когда даны элементарные составляющие. При этом мир физических объектов (стимулов, включая все, что может вызвать активность в рецепторе), которые составляют область естествознания, рассматривается только как средство для получения конечного результата. Этот конечный результат является продуктом духовных состояний, которые можно «рассматривать» или «наблюдать». Психологическим объектом наблюдения в случае эмоций, например, является само духовное состояние. Проблема эмоций, таким образом, сводится к определению числа и вида элементарных составляющих, их места, интенсивности, порядка, в котором они появляются, и т. п. Соответственно интроспекция есть par excellence метод, посредством которого можно манипулировать с духовными явлениями в целях их исследования. При таком подходе данные поведения (включая в обозначаемое этим термином все, что называют этим именем в сравнительной психологии) не представляют ценности per se. Они имеют значение только постольку, поскольку могут пролить свет на состояния сознания [1]. Такие данные должны по крайней мере по аналогии или косвенно принадлежать к области психологии.

Действительно, иногда находятся психологи, которые проявляют скептическое отношение даже к этим ссылкам по аналогии. Часто такой скептицизм проявляется в вопросе, который возникает перед исследователем, изучающим поведение: «Какое отношение к психологии человека имеет изучение животных?» Моя задача — рассмотреть этот вопрос. В своей собственной работе я интересовался этим вопросом и понял всю его важность, но я не мог обнаружить никакой определенной связи между ним и тем пониманием психологии, которое было у психолога, задающего этот вопрос. Я надеюсь, что такая исповедь прояснит ситуацию до такой степени, что у нас больше не будет необходимости идти в своей работе ложным путем. Мы должны признать, что те необыкновенно важные факты, которые были собраны по крупицам из разбросанных по разным источникам исследований ощущений животных, проведенных с помощью бихевиористского метода, внесли вклад только в общую теорию процессов органов чувств человека; но они оказались недостаточными для определения новых направлений экспериментальных исследований. Те многочисленные эксперименты, которые мы провели по научению, также очень мало внесли в психологию человека. По-видимому, совершенно ясно, что необходим некоторый компромисс: или психология должна изменить свою точку зрения таким образом, чтобы включить факты поведения независимо от того, имеют ли они отношение к проблемам сознания или нет; или изучение поведения должно стать совершенно отдельной и независимой наукой. Если психологи, изучающие человека, не отнесутся к нашим попыткам с пониманием и откажутся изменить свою позицию, бихевиористы будут вынуждены использовать человека в качестве своего испытуемого и применить при этом методы исследования, которые точно соответствуют новым методам, применяемым в работе с животными.

Любая другая гипотеза, кроме той, которая признает самостоятельную ценность данных поведения без отношения к сознанию, неизбежно приведет к абсурдной попытке конструировать содержание сознания животного, поведение которого мы изучаем. С этой точки зрения после того, как мы определим способности данного животного к научению, простоту и сложность этого научения, влияние прошлого навыка на данный ответ, диапазон стимулов, на которые оно обычно отвечает, диапазон стимулов, на которые оно должно отвечать в экспериментальных условиях, или, в общем, после того, как определены различные задачи и различные способы их решения, выявляется, что задача еще не решена, а результаты не имеют настоящей ценности до тех пор, пока мы можем интерпретировать их, лишь пользуясь аналогиями с данными сознания. Мы чувствуем беспокойство и тревогу из-за нашего определения психологии: нам хочется сказать что-то о вероятных психических процессах у животных.

Мы говорим, что если у животного нет глаз, поток его сознания не может содержать яркости и ощущения цвета такими, какими они известны нам; если у животного нет вкусовых почек, мы говорим, что поток его сознания не может содержать ощущений сладкого, кислого, соленого и горького. Но, с другой стороны, поскольку животное все же отвечает на температурные, тактильные и органические стимулы, содержание его сознания должно быть, вероятно, составлено главным образом из этих ощущений; и чтобы защитить себя от упреков в антропоморфизме, мы прибавляем обычно: «если оно вообще имеет сознание». Конечно, может быть показана ложность доктрины, требующей интерпретации всех данных поведения по аналогии с сознанием. Это позиция, заключающаяся в таком наблюдении за поведением, плодотворность которого ограничивается тем фактом, что полученные данные интерпретируются затем только в понятиях сознания (в действительности человеческого сознания).

Этот особый акцент на аналогии в психологии и заставил бихевиориста выйти на арену. Не имея возможности освободиться от уз сознания, он чувствует себя вынужденным найти в схеме поведения место, где может быть установлено появление сознания. Эта точка перемещалась с одного места на другое. Несколько лет тому назад было высказано предположение, что некоторые животные обладают «ассоциативной памятью», в то время как другие якобы не обладают ею. Мы встречаем эти поиски источников сознания, скрытые под множеством разнообразных масок. В некоторых из наших книг утверждается, что сознание возникает в момент, когда рефлекторные и инстинктивные виды активности оказываются не в состоянии сохранить организм. У совершенно приспособленного организма сознание отсутствует. С другой стороны, всякий раз, когда мы находим диффузную активность, которая в результате завершается образованием навыка, нам говорят, что необходимо допустить сознание.

Должен признаться, что эти доводы обременяли и меня, когда я приступил к изучению поведения. Боюсь, что довольно большая часть из нас все еще смотрит на проблему поведения под углом зрения сознания. Более того, один исследователь поведения пытался сконструировать критерии психики, разработать систему объективных структурных и функциональных критериев, которые, будучи приложены к частным случаям, позволяют нам решить, являются ли такие-то процессы безусловно сознательными, только указывающими на сознание, или они являются чисто «физиологическими». Такие проблемы, как эта, не могут удовлетворить бихевиориста. Лучше оставаться в стороне от таких проблем и открыто признать, что изучение поведения животных не подтверждает наличия каких-то моментов «неуловимого» характера.

Мы можем допустить присутствие или отсутствие сознания в каком-либо участке филогенетической шкалы, нисколько не затрагивая проблемы поведения, во всяком случае, не меняя метода экспериментального подхода к нему. С другой стороны, я не могу, например, предположить, что парамеция отвечает на свет; что крыса научается быстрее, если тренируется не один, а пять раз в день, или что кривая научения у ребенка имеет плато. Такие вопросы, которые касаются непосредственно поведения, должны быть решены с помощью прямого наблюдения в экспериментальных условиях.

Эта попытка объяснить процессы у животных по аналогии с человеческими сознательными процессами и vice versa: помещать сознание, каким оно известно у человека, в центральное положение по отношению ко всему поведению приводит к тому, что мы оказываемся в ситуации, подобной той, которая существовала в биологии во времена Дарвина. Обо всем учении Дарвина судили по тому значению, которое оно имеет для проблемы происхождения и развития человеческого рода. Предпринимались экспедиции с целью сбора материала, который позволил бы установить положение о том, что происхождение человека было совершенно естественным явлением, а не актом специального творения. Тщательно отыскивались изменения и данные о накоплении одних результатов отбора и уничтожении других.

Для этих и других дарвиновских механизмов были найдены факторы достаточно сложные, чтобы объяснить происхождение и видовые различия человека. Весь богатый материал, собранный в это время, рассматривался главным образом с той точки зрения, насколько он способствовал развитию концепции эволюции человека. Странно, что эта ситуация оставалась преобладающей в биологии многие годы. С того момента, когда в зоологии были предприняты экспериментальные исследования эволюционного характера, ситуация немедленно изменилась. Человек перестал быть центром системы отсчета. Я сомневаюсь, пытается ли какой-нибудь биолог-экспериментатор сегодня, если только он не занимается непосредственно проблемой происхождения человека, интерпретировать свои данные в терминах человеческой эволюции или хотя бы ссылаться на нее в процессе своих рассуждений. Он собирает данные, изучая многие виды растений и животных, или пытается разработать законы наследственности по отношению к отдельному виду, с которым он проводил эксперименты.

Конечно, он следит за прогрессом в области разработки проблем видовых различий у человека, но он рассматривает их как специальные проблемы, хотя и важные, но все же такие, которыми он никогда не будет заниматься. Нельзя также сказать, что вся его работа в целом направлена на проблемы эволюции человека или что она может быть интерпретирована в терминах эволюции человека. Он не должен игнорировать некоторые из своих фактов о наследственности, касающиеся, например, окраски меха у мыши, только потому, в самом деле, что они имеют мало отношения к вопросу о дифференциации человеческого рода на отдельные расы или к проблеме происхождения человеческого рода от некоторого более примитивного вида.

В психологии до сих пор мы находимся на той стадии развития, когда ощущаем необходимость разобраться в собранном материале. Мы как бы отметаем прочь без разбора все процессы, которые не имеют никакой ценности для психологии, когда говорим о них: «Это рефлекс», «Это чисто физиологический факт, который не имеет ничего общего с психологией». Нас (как психологов) не интересует получение данных о процессах приспособления, которые применяет животное как целое, мы не интересуемся нахождением того, как эти различные ответы ассоциируются и как они распадаются, чтобы разработать, таким образом, систематическую схему для предсказания ответа и контроля за ним в целом. Если только в наблюдаемых фактах не обнаруживалось характерных признаков сознания, мы не использовали их, и если наша аппаратура и методы не были предназначены для того, чтобы делать такие факты рельефными, к ним относились с некоторым пренебрежением. Я всегда вспоминаю замечание одного выдающегося психолога, сделанное им во время посещения лаборатории в Университете Джона Гопкинса, когда он знакомился с прибором, предназначенным для изучения реакции животных на монохроматический свет. Он сказал: «И они называют это психологией!»

Я не хочу чрезмерно критиковать психологию. Убежден, что за весь период пятидесятилетнего существования как экспериментальной науки ей не удалось занять свое место в науке в качестве бесспорной естественной дисциплины. Психология, как о ней по большей части думают, по своим методам есть что-то, понятное лишь посвященным. Если вам не удалось повторить мои данные, то это не вследствие некоторых дефектов в используемых приборах или и подаче стимула, но потому, что ваша интроспекция является недостаточно подготовленной [2]. Нападкам подвергаются наблюдатели, а не экспериментальные установки и условия. В физике и в химии в таких случаях ищут причину в условиях эксперимента: аппараты были недостаточно чувствительными, использовались нечистые вещества и т. п. В этих науках более высокая техника позволяет вновь получить воспроизводимые результаты. Иначе в психологии. Если вы не можете наблюдать от 3 до 9 состояний ясности в вашем внимании, у вас плохая интроспекция. Если, с другой стороны, чувствование кажется вам достаточно ясным, опять ваша интроспекция является ошибочной. Вам кажется слишком много: чувствование никогда не бывает ясным.

Кажется, пришло время, когда психологи должны отбросить всякие ссылки на сознание, когда больше не нужно вводить себя в заблуждение, думая, что психическое состояние можно сделать объектом наблюдения. Мы так запутались в спекулятивных вопросах об элементах ума, о природе содержаний сознания (например, безобразного мышления, установок и положений сознания и т. п.), что я как ученый-экспериментатор чувствую, что есть что-то ложное в самих предпосылках и проблемах, которые из них вытекают. Нет полной уверенности в том, что мы все имеем в виду одно и то же, когда используем термины, распространенные теперь в психологии. Возьмем, например, проблему ощущений. Ощущения определяются в терминах своих качеств. Один психолог устанавливает, что зрительные ощущения имеют следующие свойства: качество, протяженность, длительность и интенсивность. Другие добавляют к этому ясность, еще кто-то — упорядоченность. Я сомневаюсь, может ли хоть один психолог соотнести то, что он понимает под ощущением, с тем, что понимают под этим три других психолога, представляющие различные школы.

Вернемся к вопросу о числе отдельных ощущений. Существует много цветовых ощущений или только четыре: красное, зеленое, желтое и синее? К тому же желтый, хотя психологически и простой цвет, можно наблюдать в результате смешения красного и зеленого спектральных лучей на той же самой поверхности! Если, с другой стороны, мы скажем, что каждое значимое различие в спектре дает простое ощущение и что каждое значимое увеличение в данном цвете его белой части также дает простое ощущение, мы будем вынуждены признать, что число ощущений настолько велико, а условия для их получения так сложны, что понятие ощущения становится невозможным. Титченер, который в своей стране вел мужественную борьбу за психологию, основанную на интроспекции, чувствовал, что эти различия во мнениях о числе ощущений и их качествах, об отношениях между ними и по многим другим вопросам, которые, по-видимому, являются фундаментальными для такого анализа, совершенно естественны при настоящем неразвитом состоянии психологии.

Допущение о том, что развивающаяся наука полна нерешенных вопросов, означает, что только тот, кто принял систему, существующую в настоящее время, кто не жалея сил боролся за нее, может смело верить, что когда-нибудь настанет большее, чем теперь, единообразие в ответах, которые мы имеем на все эти вопросы. Я же думаю, что и через двести лет, если только интроспективный метод к тому времени не будет окончательно отброшен, психологи все еще не будут иметь единого мнения, отвечая, например, на такие вопросы: имеют ли звуковые ощущения качество протяженности, приложимо ли качество интенсивности к цвету, имеются ли различия в «ткани» между образом и ощущением и др.? Такая же путаница существует и в отношении других психических процессов. Можно ли экспериментально исследовать образы? Существует ли глубокая связь между мыслительными процессами и образами? Выработают ли психологи единое мнение о том, что такое чувствование? Одни утверждают, что чувствование сводится к установке, другие находят, что они являются группами органических процессов ощущений, обладающих некоторой цельностью. Другая — и большая — группа ученых считает, что они являются новыми элементами, соотносимыми с ощущениями и занимающими положение, одинаковое с ощущениями.

Я веду спор не только с одной систематической и структурной психологией. Последние 15 лет мы наблюдали рост так называемой функциональной психологии. Этот вид психологии осуждает использование элементов в статическом смысле структуралистов. При этом делается ударение на биологической значимости процессов сознания вместо разведения состояний сознания на интроспективно-изолированные элементы. Я сделал все возможное, чтобы понять различие между функциональной психологией и структурной психологией, но не только не достиг ясности, а еще больше запутался. Термины — ощущение, восприятие, аффект, эмоция, воля — используются как функционалистами, так и структуралистами. Добавление к ним слова «процесс» (духовный акт как «целое» и подобные, часто встречающиеся термины) служит некоторым средством удалить труп «содержания» и вместо этого дать жизнь «функции».

Несомненно, если эти понятия являются слабыми, ускользающими, когда они рассматриваются с точки зрения содержания, они становятся еще более обманчивыми, когда рассматриваются под углом зрения функции и особенно тогда, когда сама функция получается с помощью интроспективного метода. Довольно интересно, что ни один функциональный психолог не проводит тщательного различия между «восприятием» (и это справедливо и для других психологических терминов), как этот термин употребляется систематическими психологами, и «перцептивным процессом», как он используется в функциональной психологии. По-видимому, нелогично и едва ли приемлемо критиковать психологию, которую нам дает систематический психолог, а затем использовать его термины, не указывая тщательно на изменения в значениях, производимые при этом. Я был очень удивлен, когда недавно, открыв книгу Pillsbury, увидел, что психология определяется как «наука о поведении».

В другом, еще более недавно появившемся издании утверждается, что психология есть «наука о ментальном поведении». Когда я увидел эти многообещающие утверждения, то подумал, что теперь, конечно, мы будем иметь книги, базирующиеся на другом направлении. Но уже через несколько страниц наука о поведении исчезает, и мы находим обычное обращение к ощущениям, восприятиям, образам и т. п. вместе с некоторыми смещениями ударения на дополнительные факты, которые служат для того, чтобы запечатлеть особенности личности автора.

Одной из трудностей на пути последовательной функциональной психологии является гипотеза параллелизма. Если функционализм пытается выразить свои формулировки в терминах, которые делают психические состояния действительно похожими на функции, выполняющие некоторую активную роль в приспособлении к миру, он почти неизбежно переходит на термины, которые соответствуют взаимодействию. Когда его за это упрекают, он отвечает, что это удобно и что это делается для того, чтобы избежать многоречивости и неуклюжести, свойственных радикальному параллелизму [3]. На самом деле, я уверен, функционалист действительно думает в терминах взаимодействия и прибегает к параллелизму только тогда, когда требуется дать внешнее выражение своей точки зрения. Я чувствую, что бихевиоризм есть только последовательный и логический функционализм. Только в нем можно избежать положения как Сциллы параллелизма, так и Харибды взаимодействия. Их освещенные веками пережитки философских спекуляций также мало должны тревожить исследователя поведения, как мало тревожат физика. Рассмотрение проблемы дух — тело не затрагивает ни тип выбираемой проблемы, ни формулировку решения этой проблемы. Я могу яснее сформулировать свою позицию, если скажу, что мне хотелось бы воспитать своих студентов в неведении такой гипотезы, как это характерно для студентов других областей науки.

Это приводит меня к положению, которое хотелось бы обстоятельно обсудить. Я верю, что мы можем «написать» психологию, определив ее как Pillsbury, и никогда не возвращаться к нашему определению, никогда не использовать термины «сознание», «психическое состояние», «ум», «объем», «устанавливаемое интроспективно», «образ» и т. п. Я верю, что в течение нескольких лет это можно сделать, не прибегая к абсурду терминологии Beer, Bethe, Von Uexiill, Nuel, представителей так называемой объективной школы. Это можно сделать в терминах стимула и ответа, в терминах образования навыка, интеграции навыков и т. п. Более того, я верю, что действительно стоит сделать эту попытку теперь.

Психология, которую я пытаюсь построить, возьмет в качестве отправной точки, во-первых, тот наблюдаемый факт, что организм как человека, так и живого приспосабливается к своему окружению посредством врожденного и приобретенного набора актов. Эти приспособления могут быть адекватными, или они могут быть настолько неадекватными, что с их помощью организм лишь едва поддерживает свое существование. Во-вторых, также очевидно, что некоторые стимулы вызывают реакции организма. В системе психологии полностью разработано, что если дан ответ, может быть предсказан стимул, и если дан стимул, может быть предсказан ответ. Такое утверждение является крайним обобщением, каким и должно быть обобщение такого рода. Однако оно является едва ли более крайним и менее реальным, чем другие, которые ежедневно появляются в психологии. Вероятно, я мог бы проиллюстрировать свою точку зрения лучше, выбрав обычную проблему, с которой, пожалуй, встречается каждый в процессе работы. Некоторое время тому назад я был вынужден изучать некоторый вид животных.

До тех пор пока я не приехал в Tortuga, я никогда не видел этих животных. Когда я прибыл туда, я увидел, что эти животные делают некоторые вещи: некоторые из актов, по-видимому, являются особенно соответствующими условиям их жизни, в то время как другие — нет. Я изучал, во-первых, ответные акты групп в целом и затем индивидуально у каждого животного. Чтобы более тщательно объяснить соотношение между приобретенным и унаследованным в этих процессах, я взял молодых животных и вырастил их. С помощью этого метода я оказался в состоянии изучить порядок появления наследственных приспособительных актов и их сложность, а позднее — начало образования навыка. Мои усилия определить стимулы, которые называют такие приспособительные акты, были достаточно грубыми, поэтому мои попытки управлять поведением и вызывать ответы произвольно не были достаточно успешными. Пища и вода, секс и другие групповые отношения, свет и температурные условия оставались вне контроля в процессе исследования. Я нашел возможность до некоторой степени управлять этими реакциями, используя для этого гнездо и яйца или молодое животное в качестве стимула. Нет необходимости в этой статье развивать дальше обсуждение того, как выполнялось такое исследование и как работа такого рода может быть дополнена тщательно контролируемыми лабораторными экспериментами.

Если бы мне поручили исследовать туземцев какого-либо австралийского племени, я пошел бы в решении задачи тем же путем. Конечно, эта проблема была бы более трудной: типы ответов, вызываемых физическими стимулами, были бы более варьирующими, а число действующих стимулов — большим. Мне следовало бы более тщательно определить социальные условия их жизни. Эти дикари больше бы испытывали влияние от ответов друг друга, чем в случаях с животными. Более того, их навыки были бы более сложными и, по-видимому, яснее проявилось бы влияние прошлых навыков на настоящие ответы. Наконец, если бы мне поручили разработать психологию образованного европейца, для этого мне потребовалось бы наблюдать за ним на протяжении всей его жизни от рождения до смерти, При разрешении каждой из перечисленных задач я следовал бы одной и той же генеральной линии. В основном всюду моя цель — увеличить точные знания о приспособлениях и о стимулах, вызывающих их. Мое последнее соображение касается вопроса общих и частных методов, с помощью которых можно управлять поведением.

Моей целью является не «описание и объяснение состояний сознания» как таковых, не приобретение таких умений в умственной гимнастике, чтобы я мог непосредственно схватить состояние сознания и сказать: «Это состояние сознания как целое состоит из ощущения серого такого-то оттенка, такой-то протяженности, появившегося в связи с ощущением холодного некоторой интенсивности; другое — из давления некоторой интенсивности и протяженности» — и так до бесконечности. Если психолог последует плану, который я здесь предлагаю, то педагог, физик, юрист, бизнесмен смогут использовать наши данные в практических целях, как только мы будем способны экспериментально получить их. Те, у кого есть повод применить психологические принципы на практике, не будут иметь претензий, как это часто бывает в настоящее время. Спросите сегодня любого физика или юриста, занимает ли научная психология какое-либо место в его ежедневной практике, и вы услышите отрицательный ответ: лабораторная психология не вписывается в схему его деятельности. Я думаю, что эта картина исключительно справедлива. Одним из первых обстоятельств, обусловивших мою неудовлетворенность психологией, явилось ощущение того, что не находилось сферы для практического приложения принципов, разработанных в терминах психологии содержания.

Надежду на то, что бихевиористскую позицию можно отстоять, в меня вселяет тот факт, что области психологии, которые уже частично отошли от исходной — экспериментальная психология — и которые, следовательно, мало зависят от интроспекции, находятся сегодня в состоянии наибольшего расцвета. Экспериментальная психология рекламы, юридическая психология, тестология, психопатология достигли сейчас большего развития. Их иногда ошибочно называют «практической», или «прикладной», психологией. Никогда еще не было более неправильного употребления термина. В будущем могут возникнуть профессиональные бюро, которые действительно будут применять психологию. Сейчас эти области являются чисто научными, они направлены на поиски широких обобщений, которые приведут к управлению поведением человека. Например, мы экспериментально выясняем, что легче: заучивать ли серию строф сразу, в целом, или учить каждую строфу отдельно и затем переходить к следующей?

Мы не пытаемся практически использовать полученные данные. Практическое использование этого принципа является результатом инициативы части учителей. В лекарственной психологии мы можем показать, какое влияние на поведение оказывают некоторые дозы кофеина. Мы можем прийти к выводу, что кофеин оказывает хорошее воздействие на скорость и точность в работе. Но это толь- ко общие принципы. Мы представляем право заинтересованным лицам решать, будут ли они использовать наши результаты или нет. То же и в юридической практике. Мы изучаем влияние новизны на достоверность рассказа свидетеля. Мы проверяем точность рассказа по отношению к движущимся объектам, находящимся в покое, в отношении цветов и т. п. От юридической системы страны зависит решать, будут ли когда-либо использованы эти факты в юридической практике или нет. Для «чистого» психолога сказать, что он не интересуется возникающими в этих областях науки вопросами, потому что они относятся непосредственно к области применения психологии, значит обнаружить, во-первых, что он не способен в таких проблемах увидеть научный аспект, а во-вторых, что он не интересуется психологией, которая касается самой человеческой жизни.

Единственный ошибочный момент, обнаруживаемый мной в этих отраслях психологии, состоит в том, что большая часть материала в них излагается в терминах интроспекции, в то время как было бы гораздо точнее делать это в терминах объективных результатов. Нет необходимости прибегать к терминам сознания в любой из этих отраслей или пользоваться интроспективными данными в ходе эксперимента и при изложении его результатов. Особенно бросается в глаза бедность результатов в чисто объективном плане в экспериментальной педагогике. Работу в этой области с человеческим субъектом можно сравнить с работой над животными. Например, у Гопкинса Ульрих получил некоторые результаты относительно распределения попыток в процессе научения — в качестве испытуемых использовались крысы. Он занимался сравнением продуктивности в условиях, когда задание предъявлялось 1, 3 и 5 раз в день. Целесообразно ли обучать животное только одному заданию за 1 раз или сразу трем подряд? Мы испытываем потребность в подобных экспериментах и на человеке, а процессы его сознания, сопровождающие поведение в ходе эксперимента, заботят нас так же мало, как и у крыс.

В настоящее время я больше занят попыткой показать необходимость сохранения единообразия в экспериментальной процедуре и в изложении результатов в работах как на человеке, так и на животных, чем развитием каких-либо идей, касающихся тех изменений, которые, несомненно, должны иметь место, когда мы имеем дело с психологией человека. Давайте рассмотрим в данный момент вопрос о континууме стимулов, на которые отвечает животное. Я буду говорить, во-первых, о работе в области изучения зрения у животных. Мы помещаем наше животное в ситуацию, где оно будет отвечать (или учиться отвечать) на один из двух монохроматических лучей света. Мы подкармливаем животное при его реакции на один (положительный) и наказываем — на другой (отрицательный) ответ.

В короткое время животное научается идти на свет, реакция на который подкрепляется. В этом пункте возникает вопрос, который я мог бы сформулировать двумя способами: я могу выбрать психологический способ и сказать: «Видит ли животное два луча света, как это вижу я, т. е. как два различных цвета, или оно видит их как два серых, отличающихся между собой по светлоте, как видят полностью слепые к цветам?» Бихевиорист сформулирует вопрос следующим образом: «Реагирует ли животное на различия между двумя стимулами по интенсивности или на различия в длине волны?» Он никогда не думает об ответах животного в терминах собственных восприятий цветов и серого. Он хочет установить факт, является ли длина волны фактором, к которому приспосабливается животное [4]. Обстоит ли дело так, что длина волны оказывает на него воздействие и что различия в длине волны должны быть восприняты, чтобы служить основой для различающихся между собой ответов? Если длина волны не является фактором процесса приспособления, бихевиорист хочет знать, какое различие в интенсивности будет служить основанием для ответа, будет ли то же самое различие достаточным по отношению ко всему спектру. Более того, он желает изучить, может ли животное отвечать на длину волны, которая не оказывает воздействия на человеческий глаз. Он интересуется сравнением спектра крысы со спектром птенца столько же, сколько сравнением его со спектром человека. Точка зрения, когда проводят сравнение различных систем, является неизменной.

Как бы мы ни сформулировали вопрос для самих себя, дело обстоит так, что мы исследуем животных, несмотря на ассоциации, которые уже сформировались, и затем проводим некоторые контрольные эксперименты, которые дают нам возможность вернуться к ответу на только что поднятые вопросы. У нас также есть большое желание исследовать в этих же условиях человека и сформулировать результаты в одинаковых терминах для обоих случаев.

Человека и животное необходимо помещать по возможности в одинаковые экспериментальные условия. Вместо того чтобы подкреплять или наказывать испытуемого, мы попросили его отвечать путем установки второго прибора до тех пор, пока образец и контрольный стимул исключат возможность разных ответов.

Не навлекаю ли я здесь на себя обвинение в том, что использую метод интроспекции? С моей точки зрения, нет. Если я могу подкрепить правильный выбор моего испытуемого и наказать его за ошибочный выбор и таким образом вызвать реакцию субъекта, нет необходимости идти на такие крайности, даже для той позиции, которую я защищаю. Но нужно понять, что я использую этот второй метод только в качестве ограниченного приема исследования поведения [5]. Мы можем получать одинаково надежные результаты как более длительным методом, так и сокращенным и прямым. Во многих случаях прямой и типично человеческий метод не может быть использован с достаточной надежностью. Например, предположим, что я сомневаюсь в точности регулирования контрольного инструмента в вышеупомянутом эксперименте, как необходимо поступить, если подозревается дефект в зрении? Интроспективный ответ испытуемого не сможет мне помочь. Вероятно, он скажет: «В ощущениях нет различий, я имею 2 ощущения красного, они одинаковы по качеству».

Но предположим, я предъявляю ему образец и контрольный стимул и так построю эксперимент, что он получит наказание, если будет отвечать на контрольный стимул, а не на образец. Произвольно я меняю положение образца и контрольного стимула и заставляю испытуемого пытаться дифференцировать одно от другого. Если он сможет научиться и приспособиться только после большого числа проб, то очевидно, что 2 стимула действительно служат основой для дифференцированного ответа. Такой метод может показаться бессмысленным, но мы должны прибегнуть именно к такому методу там, где есть основание не доверять лингвистическому методу. Есть трудные проблемы в области человеческого зрения, аналогичных которым нет у животных: я упомяну о границах спектра, порогах, относительных и абсолютных, законе Таль-гота, законе Вебера, поле зрения, феноменах Пуркинье и т. п. Каждую из них можно разработать с помощью бихевиористских методов. Многие из них разрабатываются в настоящее время.

Мне думается, что вся работа в области ощущений может последовательно проводиться в том же направлении, которое я предложил здесь для зрения. Наши результаты в конце концов дадут отличную картину, в которой каждый орган чувств будет представлен функционально. Анатом и физиолог могут взять наши данные и показать, с одной стороны, структуру, которая является ответственной за эти ответы, а с другой стороны, физико-химические отношения, которые необходимо включены в те или иные реакции (физическая химия нерва и мускула).

Ситуация в отношении исследования памяти резко отличается от предыдущих. Почти все методы исследования памяти, фактически используемые сегодня в лабораториях, дают образец результатов, о которых я говорил. Испытуемому предъявляются серии бессмысленных слогов или другой материал. Анализируются скорость формирования навыка, ошибки, особенности в форме кривой, прочность навыков, отношение навыка к тем навыкам, которые формировались на более сложном материале, и т. п. Теперь такие результаты записывают вместе с интроспективными показаниями испытуемых. Эксперименты ставятся с целью понять психический механизм [6], требующийся для научения, вспоминания и забывания, а не с целью найти способы построения человеком своих ответов, когда он сталкивается с различными проблемами в сложных условиях, в которые он поставлен, а также не с целью показать сходство и различие методов, используемых человеком и животными.

Ситуация несколько меняется, когда мы подходим к изучению более сложных форм поведения, таких, как воображение, суждение, рассуждение и понимание. В настоящее время все наши знания о них существуют только в терминах содержания [7]. Наши мысли извращены пятидесятилетней традицией в изучении состояний сознания, так что мы можем смотреть на эти проблемы только под одним углом зрения. Необходимо признать: мы не способны продвинуть исследование этих форм поведения, пользуясь поведенческими методами, открытыми к настоящему времени. В частичное оправдание хотелось бы обратить внимание на вышеупомянутый раздел, где я отметил, что интроспективный метод сам достиг cul-de-sac, что касается его как метода. Темы стали настоль ко «избиты» оттого, что к ним обращались так много, что их можно будет изложить хорошо только через некоторое время. По мере того как методы станут более совершенными, мы получим возможность исследовать все более сложные формы поведения. Проблемы, которые сейчас отбрасываются, станут важными, и мы сумеем рассмотреть их так, как они выступают под новым углом зрения и в более конкретном виде. Будем ли мы включать в психологию мир чистой психики, используя термин Йеркса? Признаюсь, что я не знаю. Планы, которым я оказываю большее предпочтение в психологии, практически ведут к исключению сознания в том смысле, в каком этот термин используется психологами сегодня. Я фактически отрицаю, что эта реальность психики открыта для экспериментального исследования. В настоящий момент не хочу входить дальше в эту проблему, так как она неизбежно ведет в область метафизики. Если вы хотите дать бихевиористу право использовать сознание тем же самым образом, как его используют другие ученые-естествоиспытатели, т. е. не превращая сознание в специальный объект наблюдения, вы разрешили мне все, что требует мой тезиc.

В заключение я должен признаться в глубокой склонности, которую имею к этим вопросам. Почти 12 лет я посвятил экспериментам над животными. Вполне естественно, что моя теоретическая позиция выросла на основе этой работы, и она находится в полном соответствии с экспериментальными исследованиями. Возможно, я создал себе «соломенное чучело» и сражаюсь за него. Возможно, нет полного отсутствия гармонии между позицией, изложенной здесь, и позицией функциональной психологии. Я склонен думать, однако, что обе по- зиции не могут быть просто гармоничными. Конечно, моя позиция является достаточно слабой в настоящее время, и ее можно рассматривать с различных точек зрения. Однако, признавая все это, я полагаю, что мое мнение окажет широкое влияние на тип психологии, которой суждено развиваться в будущем. То, что необходимо сделать сейчас, — это начать разрабатывать психологию, делающую поведение, а не сознание объективным предметом нашего исследования. Несомненно, есть достаточное количество проблем по управлению поведением, чтобы мы занимались только ими и совсем не думали о сознании самом по себе. Вступив на этот путь, мы хотим в короткое время так же далеко отойти от интроспективной психологии, как далеко современная психология находится от той, которую преподают в университетах.

РЕЗЮМЕ

Психологии человека не удавалось выполнить требований, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение, что объект ее изучения — явления сознания, а интроспекция — единственный прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит все дальше и дальше от проблем, которые затрагивают жизненно важные человеческие интересы.

Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объективная, экспериментальная область естественной науки, которая нуждается в интроспекции так же мало, как такие науки, как химия и физика. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сводилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах сознания. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости и как в равной степени существенные для общего понимания поведения. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. Отдельные наблюдения за «состояниями сознания» являются, согласно этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному использованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что оно является инструментом или средством, с помощью которого работают все науки. Так или иначе средство, которое надлежащим образом используется учеными, в настоящее время является проблемой для философии, а не для психологии.

С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у амебы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы, достигаемые таким путем, не распространяются на какую-либо другую форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие исследования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либо будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведения амебы (область ее реакций и определение действующего стимула, образование навыка, устойчивость навыка, интерференция и закрепление навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, независимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими значение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут в сферу научного контроля.

Предлагаемый отказ от состояний сознания как самостоятельного объекта исследования уничтожает барьер, который существует между психологией и другими науками. Данные психологии становятся функциональными коррелятами структуры и сами сводятся к объяснению в физико-химических терминах.

Психология как наука о поведении хочет в конце концов пренебречь несколькими из действительно существующих проблем, с которыми имела дело психология как интроспективная наука. По всей вероятности, даже эти оставшиеся проблемы могут быть сформулированы таким образом, что усовершенствованные методы поведения (вместе с теми, которые еще только будут открыты) приведут к их решению.

[1] Или непосредственно на состояния сознания наблюдателя, или косвенно на состояния сознания экспериментатора. Назад в текст. [2] В этой связи я обращаю внимание на противоречие между сторонниками и противниками безобразного мышления. Типы реакций (сенсорная и моторная) также были предметом спора. Компликационный эксперимент был источником другой войны слов относительно точности интроспекции спорящих сторон. Назад в текст. [3] Мой коллега, проф. Н. С. Warren, который предложил эту статью для «Review», полагает, что параллелист может полностью избежать терминологии взаимодействия. Назад в текст. [4] Он имеет ту же самую установку, как если бы он проводил эксперимент, чтобы показать, будет ли муравей переползать через карандаш, положенный на его пути, или обойдет его. Назад в текст. [5] Я предпочитаю рассматривать этот метод, когда человеческий субъект использует речь, говоря, например, о равенстве двух стимулов, или когда он выражает словами, является ли данный стимул наличным или отсутствующим и т п. в качестве языкового метода в психологии. Он никаким образом не меняет статус эксперимента. Этот метод становится возможным только потому, что в частном случае экспериментатор и его испытуемый имеют систему сокращенных поведенческих знаков (язык), которые могут обозначать навык из репертуара испытуемого. Создавать из данных, полученных с помощью языкового метода, все поведение или пытаться превратить все данные, получаемые с помощью других методов, в термины, каждый из которых имеет более ограниченную сферу приложения, — значит делать «шиворот-навыворот». Назад в текст. [6] Часто их предпринимают, очевидно, с целью получить картину того, что должно происходить при этом в нервной системе. Назад в текст. [7] Необходимо задать вопрос: в чем сущность того, что в психологии называется образом? Еще несколько лет назад я думал, что центрально-возникающие зрительные ощущения так же ясны, как и возникающие периферически. Я никогда не представлял самому себе чего-либо другого. Более тщательная проверка заставила меня отказаться от представления об образе в смысле Гальтона. Вся доктрина центрально-возникающих образов в настоящее время является очень ненадежно обоснованной. Энджел так же, как и Ферналд, пришел к заключению, что объективные определения типов образа невозможны. Интересным подтверждением их экспериментальной работы будет то, если мы постепенно найдем ошибку в построении этих огромных структур ощущений (или образов), возникающих центрально. Гипотеза о том, что все так называемые высшие процессы продолжаются в виде ослабленного состояния исходных мускуль-ных актов (включая сюда и речевые процессы), которые интегрируются в систему, работающую на основе ассоциативного принципа, я уверен, прочная гипотеза. Рефлексивный процесс такой же механический, как навык. Схема навыка, которую давно описал Джемс, когда каждый афферентный поток освобождает следующий соответствующий моторный заряд, так же верна для процессов мышления, как и для мускульных актов. Малочисленность «образов» является правилом. Иными словами, все мыслительные процессы включают слабые сокращения в мускульной системе и особенно в самой тонкой системе мускулатуры, которая производит речь. Если это верно, а я не вижу, как это можно отрицать, образ становится психической роскошью (даже если он действительно существует), без своего какого-либо функционального значения. Если экспериментальная процедура подтвердит эту гипотезу, мы получим осязаемое явление, которое может быть изучено как поведенческий материал. День, когда мы сможем изучить эти рефлексивные процессы с помощью такого метода, относительно так же далек, как день, когда мы сможем говорить с помощью физико-химических методов о различии в структуре и расположении молекул между живой протоплазмой и неорганической субстанцией. Решение обеих проблем ждет для себя появления адекватных методов и аппаратуры.

После того как была написана эта статья, я услышал об обращении, с которым выступили профессора Торндайк и Энджел на сессии Американской психологической ассоциации в Кливленде. При благоприятных обстоятельствах я надеюсь ответить на один вопрос, поднятый Торндайком.

Торндайк бросил подозрение в адрес идеомоторного акта. Если он имеет в виду только идеомоторный акт и не включает сенсомоторный акт в свое общее обвинение, я охотно соглашусь с ним. Я выброшу образ совсем и попытаюсь показать, что практически все мышление происходит в виде сенсомоторных процессов гортани (но не в виде безобразного мышления), которые редко становятся сознаваемыми всеми, кто не ищет ощупью образность в лабораториях. Это просто объясняет, почему многие из хорошо образованных людей ничего не знают об образе. Я сомневаюсь, задумывался ли Торндайк об этом вопросе таким образом. Он и Вудвортс, по-видимому, отрицают речевые механизмы. Показано, что выработка навыка происходит бессознательно. Во-первых, мы знаем о том, что он есть, когда он уже сформировался, — когда он становится объектом. Я уверен, что «сознание» точно так же мало может сделать по усовершенствованию процессов мышления. С моей точки зрения, мыслительные процессы в действительности являются моторными навыками гортани. Улучшения, изменения и т. п. в этих навыках все происходят тем же самым путем, как и изменения, которые происходят в других моторных навыках. Этот взгляд приводит к выводу о том, что нет рефлексивных процессов (центрально-возникающих процессов): человек всегда исследует объекты, в одном случае объекты в общепринятом смысле, в другом — их заместители, а именно движения в речевой мускулатуре. Из этого следует, что нет теоретических границ для бихевиористского метода. К сожалению, все еще остаются практические трудности, которые, тем не менее, могут быть преодолены с помощью исследования речевых движений таким же образом, каким может быть исследовано все телесное поведение.

Джон Брадус Уотсон «Психология с точки зрения бихевиориста», 1913 год.

Если вы заметили ошибку или опечатку в тексте, выделите ее курсором и нажмите Ctrl + Enter

Не понравилась статья? Напиши нам, почему, и мы постараемся сделать наши материалы лучше!

Уотсон Джон Бродес | Watson, John В. (1878-1958) это

Джон Бродес Уотсон родился 9 января 1878 г. в штате Южная Каролина. Когда Джону было 13 лет, отец ушел из семьи, и мальчик остался с матерью, женщиной строгой и религиозной. В 1894 г. Уотсон поступил в баптистский университет Фурмана в Гринвилле, намереваясь стать священником. Окончив его в 1900 г., он получил степень магистра, однако после смерти матери отказался от первоначальных намерений и поступил в Чикагский университет. В то время там работали известные ученые Джон Дьюи и Джеймс Энджел. Они во многом повлияли на то, что Уотсон увлекся психологией. Он окончил университет в 1903 г., став самым молодым доктором. В том же Чикагском университете он и работал преподавателем в течение последующих пяти лет. Кроме этого, он также занимался и научной работой под руководством профессора Энд-жела. Изучая белых крыс, Уотсон пришел к мысли, что в опытах с животными он может выяснить все то, что его коллеги изучают, проводя исследования с людьми. Самому ученому претила мысль об опытах на людях. В 1908 г. Уотсон перешел в университет Джона Гопкинса в Балтиморе, где возглавил кафедру экспериментальной сравнительной психологии. Работая в университетской лаборатории, он постепенно пришел к мысли о создании нового направления в психологии, получившего название «бихевиоризм», целью которого стало изучение поведения. По мнению ученого, именно поведение легче всего поддается наблюдению и изучению, в отличие от сознания и человеческих чувств. Эти идеи были впервые изложены им в книге «Психология с точки зрения бихевиориста», изданной в 1913 г. В этой работе Уотсон выразил мысль о необходимости проведения поведенческих исследований, поскольку подобные опыты, проводимые ранее, внесли вклад в теорию психических процессов, затрагивавших органы чувств человека. Однако этих исследований было недостаточно для определения новых направлений экспериментальных исследований. Так ученый пришел к выводу о необходимости компромисса: либо психология будет изучать факты поведения как таковые, независимо от того, имеют ли они отношение к проблемам сознания или нет; либо бихевиоризм будет пониматься как отдельная наука, независимая от психологии. Особенностью бихевиористского подхода было то, что исследования человека и животного по своей сути не отличаются друг от друга; по мнению Уотсона, к изучению человеческого поведения нужно применять те же методы, что и к изучению поведения животного. Основными при этом являются понятия стимула и реакции. Любое поведение должно рассматриваться как реакция организма на стимулы среды. Таким образом, ученый утверждал, что по реакции можно сделать вывод о вызвавшем ее стимуле, а также, зная стимул, можно предугадать последующую реакцию. В работе «Психология с точки зрения бихевиориста» Уотсон выразил мнение, что психология человека не отвечает требованиям, предъявляемым к ней как к естественной науке. Занимаясь в основном изучением сознания, психологи предпочитают основывать свои размышления на наблюдении, т.к. не могут проводить эксперименты. Таким образом, по мнению Уотсона, психология является недостаточно экспериментальной и слишком умозрительной наукой и не решает жизненно важные человеческие проблемы. Бихевиоризм же, как писал Уотсон, — это экспериментальная и объективная область естественной науки. Поведение человека и животного изучается одинаково, без учета влияния сознания. С этой точки зрения факты, полученные при изучении поведения различных животных, значимы сами по себе. Таким образом, в своей работе Д. Уотсон предложил отказаться от изучения сознания как самостоятельного объекта исследования, тем самым приблизив психологию к другим естественным наукам. Ученый признавал, что некоторыми проблемами при таком изменении предмета психологии придется пренебречь, однако считал, что эти оставшиеся проблемы могут быть впоследствии переформулированы таким образом, что бихевиористские методы приведут и к их решению. В своих опытах по дрессировке крыс Д. Уотсон пользовался методом подкрепления. Те реакции, выработка которых была ему необходима, поощрялись, а все нежелательные влекли за собой наказание. Перенося этот метод на поведение человека, ученый считал, что с помощью подкрепления на человека можно влиять, направляя поведение в нужную сторону. Всего через два года после выхода книги Уотсон был избран президентом Американской психологической ассоциации. Бихевиоризм получил широкое распространение, и его методы стали использоваться в других науках, социологии, антропологии, педагогике. Особенно активно он использовался в последней. По мнению Уотсона, при помощи принципа подкрепления можно оказывать влияние на формирующуюся личность ребенка, с тем чтобы получить желаемый результат. Он считал, что из ребенка можно вырастить представителя любой профессии, можно даже вырастить вора или бродягу, независимо от его изначальных способностей, склонностей, призвания или происхождения. Этот подход был господствующим во многих воспитательных учреждениях в течение нескольких десятилетий. Считалось, что при правильном воспитании из любого ребенка можно воспитать гения. Если же педагога постигала неудача, это списывалось на недостаток воспитания. Д. Уотсон женился в 1903 г. на своей студентке. Однако в 1919 г. развелся, чему предшествовал бурный публичный скандал. Его жена Мери Уотсон опубликовала в газете письма мужа, адресованные его юной любовнице, Розалии Рейнер. Шумиха, поднятая вокруг этого дела, отрицательно повлияла на научную карьеру Уотсона. Ему пришлось бросить работу в университете, и впоследствии он так и не смог никуда больше устроиться. Он оставил науку и занялся коммерческой деятельностью. В 1921 г. он устроился на работу в рекламное агентство Дж. Уолтера Томпсона, где достаточно быстро поднялся по карьерной лестнице. Тем не менее, Д. Уотсон все же продолжал распространять свои идеи, но выбрал для этого уже несколько иной путь. Он сделал попытку популяризовать эти идеи, выступал на радио, печатал статьи в популярных журналах. Розалия Рейнер стала новой женой Уотсона. Вместе они выпустили книгу «Психологический уход за ребенком», в которой изложили практические рекомендации для молодых родителей. Основные методы воспитания были конечно же основаны на принципах бихевиоризма. В 1930 г. Д. Уотсон издал книгу, которую назвал «Бихевиоризм». Основой для этой работы стали лекции, прочитанные им ранее в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке. В 1936 г. он сменил место работы и перешел в другое агентство, где работал до 1945 г. Однако коммерческая карьера не заставила его отказаться от своих взглядов. Наоборот, бихевиористские идеи оказались весьма полезны в такой сфере деятельности, как реклама. Уотсон использовал новые принципы рекламного творчества: он обращал особое внимание на форму преподнесения рекламног сообщения. Он считал, что с помощью необходимого стимула можно вызвать у потенциального потребителя желательную реакцию, поэтому основная задача состоит в том, чтобы только найти этот стимул. В 1945 г. Розалия умерла, что очень сильно повлияло на жизнь ученого. Он отгородился от всех людей, поселился в уединенном! месте и жил очень замкнуто. По свидетельствам друзей, время от времени его навещавших, он продолжал писать, занимался наукой. Однако Уотсон так и не опубликовал написанное, а незадолго до смерти уничтожил. Он умер в 1958 г. Его вклад в психологическую науку значителен, как вклад человека, создавшего новое направление в психологии. Основываясь на опытах, которые он проводил с животными, Джон Уотсон сделал вывод о важной роли поведения при изучении психологии человека. Поведение, в отличие от сознания, может быть исследовано объективными методами, а значит, оно приближает психологию к естественным наукам. Неприятности, случавшиеся в жизни ученого, оказали влияние на его деятельность: ему пришлось оставить науку и заняться коммерцией. Тем не менее он продолжал развивать свои идеи и занимался наукой до конца своей жизни.

Основоположник бихевиоризма

Имя Джона Уотсона в нашей стране, как говорится, широко известно в узких кругах. Выдающийся ученый ХХ века, сыгравший исключительную роль в становлении наук о человеке, лаконично упоминается в нескольких историко-научных трудах, известных лишь немногим профессионалам-психологам. Его книги, переведенные на русский язык много лет назад, пылятся невостребованными на полках научных библиотек. Наверное, сегодня следует восполнить этот пробел в нашей эрудиции и подробно рассмотреть научную биографию этого ученого. Тем более, что это небезынтересно и в практическом плане.

Джон Бродес Уотсон родился 9 января 1878 г. в городке Гринвилл, штат Южная Каролина. Его мать была строгой и религиозной женщиной, отец — напротив, человеком несерьезным и  неверующим. Старший Уотсон много пил и увлекался другими женщинами. Кончилось тем, что, когда Джону было 13 лет, отец покинул семью. Через много лет, когда Джон Уотсон стал человеком известным и состоятельным, отец объявился, чтобы напомнить о себе. Сын выставил его вон.

По слухам, которые не опровергал и сам  Уотсон, он в детстве и ранней юности не отличался покладистым нравом и склонностью к наукам. В учебе он выполнял ровно столько, сколько требовалось для перехода в следующий класс. Педагоги характеризовали его как нерадивого ученика. Подростком он часто ввязывался в драки и даже  заработал два привода в полицию.

Тем не менее в возрасте 16 лет он поступил в баптистский университет Фурмана в Гринвилле, намереваясь стать священником (!), как когда-то обещал матери. В 1900 г. он  получил магистерскую степень. Но в том же году скончалась его мать, фактически освободив сына от давнего обета, которым он уже тяготился. Вместо Принстонской теологической семинарии, куда он ранее намеревался поступать, Уотсон отправился в Чикагский университет. В ту пору, по воспоминаниям современников, он был “крайне честолюбивым юношей, озабоченным своим социальным статусом, стремящимся оставить свой след в науке, но совершенно не имеющим понятия о выборе профессии и отчаянно страдавшим от неуверенности из-за недостатка средств и умения вести себя в обществе” (в Чикаго Уотсон появился, имея за душой 50 долларов, и в годы обучения брался ради заработка за любую работу, побывав и официантом, и уборщиком).

В Чикагском университете в ту пору сформировалась оригинальная научная школа во главе с Джоном Дьюи и Джеймсом Энджелом. Дьюи, крупнейший американский философ, более известен у нас как теоретик школьного дела, поскольку именно интерес к проблемам народного образования привел его в 20-е годы в Советскую Россию. (Позитивные отзывы о молодой советской педагогике не спасли, однако, американского гостя от последующей жесткой критики со стороны идеологически “подкованных” теоретиков советской школы). Мало кому известно, что Дьюи являлся и крупным психологом; им, в частности, написан первый в США учебник психологии. Но не эта книга определила его роль в мировой психологической науке, а небольшая статья “Понятие о рефлекторном акте в психологии” (1896). До той поры главным исследовательским методов психологии являлась интроспекция — изощренное самонаблюдение немногочисленных экспертов, стремившихся выявить содержание состояний сознания. С чисто американским прагматизмом Дьюи призвал сменить цели и методы психологии: в центре внимания должно стоять не содержание, но акт, не состояние, но функция.

Ознакомившись с трудами Дьюи и Энджела, Уотсон увлекся психологией и занялся ее изучением. В 1903 г. он окончил  университет, получив докторскую степень и став таким образом самым молодым доктором Чикагского университета. В том же году, чуть позже, он женился на своей студентке, девятнадцатилетней Мэри Икес. Однажды в качестве экзаменационной работы Мэри представила  Уотсону длинное любовное послание в стихах. Неизвестно, какую оценку она получила на том экзамене, но своего она добилась. Правда, обаятельный преподаватель нравился не только ей, более того — многим молодым особам отвечал взаимностью, заводя бесчисленные интрижки. Терпения жены хватило на 16 лет.

Уотсон работал в Чикаго до 1908 г. в качестве преподавателя и ассистента Энджела. Здесь он опубликовал свой первый заметный научный труд, посвященный поведению белых  крыс (дрессировкой крыс он увлекался еще в юности). “Я никогда не хотел проводить опыты на людях, — писал Уотсон. — Мне самому всегда претило быть подопытным. Мне никогда не нравились тупые, искусственные инструкции, которые даются испытуемым. В таких случаях я всегда ощущал неловкость и действовал неестественно. Зато работая с животными, я чувствовал себя в своей тарелке. Изучая животных, я стоял обеими ногами на земле. Постепенно у меня сформировалась мысль о том, что, наблюдая за поведением животных, я смогу выяснить все то, что другие ученые открывают, используя подопытных людей”.

Воспитанный в недрах Чикагской школы, Уотсон крепко впитал недоверие к интроспективной психологии и, следуя идеям прагматизма, наметил свой собственный путь в науке, на котором возможно было бы преобразование психологии в достаточно точную и практически полезную отрасль знания.

В 1908-1920 гг. Уотсон возглавлял лабораторию, а затем - кафедру экспериментальной сравнительной психологии в университете Дж. Хопкинса в Балтиморе, где широкий размах приобрели исследования поведения животных. Кстати, именно тот факт, что феномены поведения животных послужили Уотсону основой общепсихологических обобщений, стал краеугольным камнем критики его идей в советской науке (как будто учение Павлова не выросло из собачьих рефлексов!).

В университете Джонса Хопкинса Уотсон пользовался огромной популярностью среди студентов. Они посвятили ему выпускной альбом и объявили самым красивым профессором, что несомненно является уникальным в истории психологии знаком отличия.

В 1913 г. появилась первая программная работа Уотсона “Психология с точки зрения бихевиориста”, которая положила начало целому научному направлению, ставшему на многие годы доминирующим в психологии. В ней автор призвал отказаться от рассуждений о внутреннем мире человека, поскольку тот практически недоступен для наблюдения и изучения. Означало ли это конец психологии как науки о человеке? Вовсе нет. Если нельзя наблюдать “сознание”, “переживание”, и т.д., и т.п., то вполне возможно и необходимо наблюдать и изучать весь широчайший спектр человеческого поведения. Тем более, что именно поведение и представляет главный практический интерес во всех прикладных аспектах.

Так родился бихевиоризм — наука о поведении. Впоследствии его влияние распространилось на широкий круг наук о человеке — педагогику, социологию, антропологию и др., которые в англоязычной литературе с тех пор называют бихевиоральными (поведенческими) науками.

Центральным понятием новой психологии стало поведение. Которое понималось как совокупность реакций организма на стимулы среды. Согласно идее Уотсона, наблюдая определенную реакцию, мы можем судить о вызвавшем ее стимуле и наоборот, зная характер стимула, можем предвидеть последующую реакцию. А это открывает широкие возможности не только для объяснения человеческих поступков, но и для управления ими. Манипулируя так называемым подкреплением (поощряя желательные реакции и наказывая за нежелательные), можно направлять поведение человека в нужное русло.

Практическое значение идей Уотсона было оценено весьма высоко. В 1915 году он был избран президентом Американской Психологической Ассоциации. Интерес к его деятельности проявился и в России. В 1927 году статья о созданном им научном направлении для первого издания Большой Советской Энциклопедии была заказана лично ему — пример в практике БСЭ исключительный.

Совершенно очевидно, что важнейшим прикладным аспектом бихевиоризма явилась педагогическая практика. Педагогическому воздействию на формирующуюся личность Уотсон придавал исключительное значение. Он писал:

Дайте мне дюжину здоровых младенцев и, создав для них соответствующую воспитательную среду, я гарантирую, что любого из них выращу кем угодно, по выбору — врачом, адвокатом, художником, торговцем или, если угодно, вором или нищим, причем независимо от его способностей, склонностей, призвания или расовой принадлежности его предков.

Даже современникам такая декларация казалась сильным преувеличением. И сегодня, наверное, следует согласиться с такой оценкой. Хотя нельзя не признать, что на протяжении десятилетий отечественная педагогическая мысль исходила из подобной посылки. Долгие годы считалось, что из любого ребенка можно воспитать Спинозу. А если это в большинстве случаев не удается, виной тому — недостаток приложенных воспитателем усилий. Отдельные педагоги, считающие себя большими гуманистами, настаивают на этой точке зрения и поныне. При этом имя одного из главных теоретиков такого подхода, увы, не упоминается.

Что же касается  пресловутой дюжины младенцев, то злые языки утверждали, что столько испытуемых Уотсон никогда не имел и все свои теоретические выводы строил на основе опытов над одним-единственным младенцем - внебрачным сыном своей аспирантки Розалии Рейнер. А самые злые языки поговаривали, что отцом этого универсального испытуемого и является сам профессор Уотсон. Так оно и оказалось! Пятнадцать любовных писем Уотсона к Рейнер были перехвачены его женой, более того — с ее согласия опубликованы в газете “Балтимор Сан”. Забавно, что даже в этих страстных посланиях легко угадывается  позиция бихевиориста. “Каждая клетка моего тела принадлежит тебе, индивидуально и в совокупности… — писал Уотсон. — Моя общая реакция на тебя только положительна. Соответственно положительна и реакция моего сердца”.

Шумный бракоразводный процесс, который за этим последовал, скверно сказался на репутации Уотсона, и ему пришлось оставить научную и преподавательскую деятельность. (Сегодня в такое трудно поверить, однако давление общественной морали тех лет действительно было настолько серьезным.) Несмотря на то, что Уотсон женился на Розалии Рейнер, он так никогда больше не смог получить академической должности — ни один университет не осмеливался пригласить его из-за его репутации.

Следующий шаг Уотсона легко поймет любой современный гуманитарий: вынужденный оставить науку, ученый занялся рекламным бизнесом. В 1921 г. он поступил в рекламное агентство Дж. Уолтера Томпсона на годовой оклад в 25 тысяч долларов, что вчетверо превышало его прежние академические заработки. Работая со свойственной ему энергией и одаренностью, он через три года стал вице-президентом фирмы. В 1936 г. он перешел в другое агентство, где и работал до ухода в отставку в 1945 г.

Приложенные к такой специфической сфере деятельности, как реклама, его идеи об управлении поведением оказались удивительно эффективны. Уотсон настаивал, что рекламные сообщения должны делать акцент не столько на содержании, сколько на форме и стиле, должны стремиться  произвести впечатление средствами оригинальных образов. “Для того, чтобы управлять потребителем, необходимо лишь поставить перед ним эмоциональный стимул…” Согласитесь, ведь действует!

После 1920 г. контакты Уотсона с миром науки стали лишь косвенными. Он уделял много времени и сил популяризации своих идей, читал публичные лекции, выступал на радио, печатался в популярных журналах — таких, например, как “Космополитэн”. Это, несомненно, способствовало расширению его известности, хотя в научном мире авторитета не прибавляло.

Единственным официальным контактом Уотсона с академической наукой явилась серия лекций, прочитанная им в нью-йоркской Новой школе социальных исследований. Эти лекции  послужили основой его будущей книги “Бихевиоризм” (1930), в которой он изложил свою программу оздоровления общества.

В 1928 г. Уотсон совместно с Рейнер опубликовал книгу “Психологический уход за ребенком”. Книга была с энтузиазмом воспринята родителями, жаждавшими научных рекомендаций по воспитанию. Хотя характер этих рекомендаций надо признать довольно спорным. В частности, по мнению Уотсона, родителям не следует демонстрировать детям своей привязанности и нежных чувств, дабы не сформировать у них болезненную зависимость. Надо сказать, что двое детей Уотсона от второго брака  воспитывались именно по этой модели. Один из них впоследствии покончил с собой, другой долгие годы был пациентом психоаналитиков.

Жизнь Уотсона круто изменилась в 1935 году, когда умерла его жена. Будучи на 20 лет старше ее, он был  психологически не готов к такому событию и оказался совершенно сломлен. Он изолировал себя от всяких общественных контактов, стал затворником, уединившись в деревянном фермерском домике, который напоминал ему дом его детства. Он продолжал писать, но уже ничего не публиковал. Содержание этих рукописей не известно никому: незадолго до своей смерти в 1958 году Уотсон сжег все  свои записи.

 

Источник: «Век психологии: имена и судьбы»

📖 6.3 Бихевиоризм. Джон Уотсон, Глава 6 В поисках объективной науки. История психологии. Смит Р. Страница 30. Читать онлайн


6.3 Бихевиоризм. Джон Уотсон

В 1960-е гг. у американских психологов заново появился интерес к психическим процессам, особенно познавательным, а вместе с ним пришло и чувство свободы — благодаря возможности говорить о явлениях сознания, не вызывая недовольства. Оглядываясь на недавнее прошлое, они в полемическом задоре утверждали, что психология примерно с 1910-х до 1960-х гг. представляла собой монолит бихевиоризма. Это видение истории психологии, в целом ложное, содержит интересный элемент правдивости. Он заключается в том, что психология сконцентрировалась на методах как на том, что позволит ей стать наукой, и это имело серьезные последствия для полученного знания. Самым очевидным результатом было широкомасштабное исключение из исследований в США таких тем, как мышление и воображение. В Европе в период до Второй мировой войны такого не было. Самым ярким образом эта тенденция отразилась в направлении, называемым бихевиоризмом (behaviourism в британской орфографии и behaviorism — в американской). Фактически это направление никогда не было единым и включало по крайней мере два периода становления: ранние формулировки (1910–1930), ассоциирующиеся с именем Уотсона, и необихевиоризм, связанный с позитивистской теорией науки (1930–1955).

В истории первой четверти XX в. можно найти, по меньшей мере, четыре источника бихевиоризма. Во-первых, эволюционизм и функционализм, давшие импульс к изучению действий животных и людей в связи с жизнедеятельностью всего организма. Во- вторых, быстрая трансформация США в урбанистическое и индустриальное общество. В-третьих, притязания психологии на то, чтобы стать практической дисциплиной, т. е. классифицировать людей и адаптировать их к окружающей Действительности. И наконец, борьба за становление психологии как естественно-научной дисциплины, независимой от физиологии. Эти четыре момента указывали направление: психология становилась наукой о том, что и как люди делают. Молодые мужчины и женщины, которых привлекала эта новая область, были не удовлетворены оторванным от жизни философствованием. Дух практицизма превращал «действование», которое психологи старой школы называли осознанным поведением (conduct), а новые психологи — просто поведением (behaviour), в нечто более актуальное и объективно наблюдаемое, чем ум или сознание.

Функционализм содержал в себе практический подход, опирающийся на авторитет эволюционного мировоззрения, с готовым к использованию словарем. Из него исходили такие психологи, как Болдуин в университете Джонса Хопкинса (г. Балтимор), которые интересовались зоопсихологией и развитием детей, равно как и психикой взрослого человека. Исследования животных имели свои преимущества: на животных было гораздо легче проводить строгие эксперименты, к тому же с ними можно было делать многое из того, что по отношению к человеку было бы неэтичным. Например, Уотсон в своей докторской диссертации, изучая особенности восприятия, повреждал сенсорные органы крыс. Но животное, в отличие от людей в экспериментах немецких интроспекционистов, нельзя было спросить о его ощущениях. Та же проблема проявилась и в изучении маленьких детей. В результате психологи стали все больше исследовать то, что животные или дети делают, то есть их поведение, а не состояния сознания.

Такая смена ориентиров была характерна и для общества в целом. В США громадными темпами шла внешняя и внутренняя миграция — сюда переселялись миллионы эмигрантов из Европы, а жители американской деревни переезжали в города. Переживания этих оторванных от своих корней людей могли быть тяжелыми, даже травмирующими. Город вызывал страх и потерю ориентации, жизнь в нем требовала и личностного, и материального приспособления. Некоторые психологи увидели в этом перспективы для психологии она должна была стать наукой о приспособлении, или о поведении. Такова была позиция Джона Уотсона (John В.Watson, 1878–1958). Он сам приехал из сельской местности в город (любопытно, что позже, отойдя от дел, он опять переехал за город). Все факторы, сказавшиеся на развитии бихевиоризма, сыграли свою роль и в личной карьере Уотсона. В 1913 г. он опубликовал лаконичный и полемически заостренный манифест «Психология с точки зрения бихевиориста» (Psychology as the behaviorist views it), благодаря чему это направление приобрело четкие контуры.

Уотсон вырос в душной атмосфере маленького города Южной Каролины, из которой он бежал в сложный современный мир Чикагского университета, на факультет философии, который тогда возглавлял Дьюи. Приспособиться к новой жизни Уотсону было непросто и, учась на старших курсах, он нашел отдушину в том, чтобы присматривать в лаборатории за крысами и сооружать экспериментальное оборудование. В Чикаго Уотсон находился под сильным влиянием Жака Лёба (Jacques Loeb, 1859–1924), и в результате в его психологии было больше от механистического объяснения поведения животных по Лёбу, чем от немеханистического функционального подхода, который развивал Дьюи применительно к человеческой деятельности. Лёб родился в Германии и там же получил образование как физиолог. Он был известен своими исследованиями тропизмов, или направленных движений растений и животных, которые он объяснял как ориентацию относительно физико-химических факторов. После защиты диссертации по формированию навыков у животных Уотсон получил работу в университете Джонса Хопкинса и быстро занял там влиятельное положение. Но даже тогда он чувствовал пренебрежение со стороны психологов, считавших исследования животных чем-то второстепенным, ценным только в той мере, в какой они могли дать знания об эволюции психики. Однако трудолюбивый и амбициозный Уотсон, чувствуя за собой поддержку университета, уверенно шел к тому, чтобы заявить о собственной позиции. Заняв место Болдуина во главе кафедры психологии, он смог сформулировать свою программу. Статья 1913 г., основанная на вступительной лекции Уотсона в Колумбийском университете в Нью-Йорке, была призывом к оружию: «с точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки». Он утверждал, что бихевиоризм должен занять место психологии, которой «за весь период пятидесятилетнего существования как экспериментальной науки» так и «не удалось занять свое место в науке в качестве бесспорной естественной дисциплины» [27, с. 17, 22].

Критическая часть его заявлений была хорошо обоснована. Действительно, экспериментальная психология в Германии и в США — исследования структурных единиц сознания — породили столько противоречивых описаний, что общее направление было потеряно. И только в США, в Корнеллском Университете, под руководством Титченера реализовывалась четкая, хорошо разработанная программа исследования элементарных единиц сознания. Таков был ответ Титченера на беспорядочное многообразие — дистанцироваться от всего, что не является наукой в чистом виде, а под этим он понимал свою собственную программу описания содержаний сознания с помощью строгих экспериментов. Он утверждал, что «наука идет своим путем, не обращая внимания на интересы человека и не преследуя какой-либо практической цели» [цит. по: 137, с. 407]. Большинство психологов, однако, жили в другом мире и хотели такую психологию, которая позволила бы им делать что-то для общества. Любопытно, что Уотсон и Титченер испытывали взаимное уважение, возможно потому, что каждый видел в другом сильного человека, который добивается большей научности в исследованиях, чем это было характерно для основной массы психологических работ того времени. Оба также были явными позитивистами в том смысле, что верили в выводимость знания из наблюдений.

Конструктивная часть аргументов Уотсона, в противоположность взглядам Титченера, фокусировалась на том, что бихевиоризм может дать обществу. По утверждению Уотсона, это зависело от точности полученных данных: «До тех пор, пока психология не станет наукой и не соберет целый ряд данных, характеризующих поведение, которое является в результате экспериментально вызванных ситуаций, до тех пор предсказания того поведения, которое возникает в результате ситуаций ежедневной жизни, будет носить тот же характер нащупывания в темноте, который свойствен им с момента появления человечества» [26, с. 6]. Его критика неудач психологии как науки неотделима от его стремления построить психологию как технологию человека. Вера в то, что наука не может изучать душевный мир человека, сочеталась с верой в то, что цели человека сводятся к поиску внешнего физического благосостояния и социальной адаптации (и не связаны с какой-то гипотетической внутренней жизнью).

Уотсон и другие бихевиористы думали, что они распространяют объективное объяснение физического мира на сферу человеческого и тем самым совершают научную революцию. Это было для них недвусмысленным шагом вперед. А препятствием прогрессу они считали ненаучную путаницу в вопросах психики, сознания и интроспекции. Вывод казался очевидным: психологи должны наблюдать физические переменные точно так же, как это делает любой другой ученый-естественник. «Если вы хотите дать бихеви- ористу право использовать сознание тем же самым образом, как его используют другие ученые-естествоиспытатели, т. е. не превращая сознание в специальный объект наблюдения, вы разрешили мне все, что требует мой тезис». Иными словами, Уотсон утверждал, что психологи должны наблюдать физические стимулы и ответы на них и на этой основе искать соотношения между поведением и его предпосылками. Нет никакой необходимости обращаться к понятию психики. И не в последнюю очередь важно то, что для психолога «поведение человека и поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости и как в равной степени существенные для общего понимания поведения» [27, с. 32, 33]. Основу этого подхода заложили ранее психологи, изучавшие психику путем разложения на элементы, по аналогии с физическими объектами.

В 1913 г. Уотсон настаивал на том, что зоопсихология и такая психология человека, которая хочет предсказывать его поведение, для достижения объективности должны отказаться от любых ссылок на сознание. Затем он пошел еще дальше, и в своей книге «Психология с позиции бихевиориста» (Psychology from the Standpoint of a Behaviourist, 1919) заявил, что вера в существование психики — не более чем средневековый предрассудок. Он представлял себя скорее как делового и практичного человека науки, чем как философа, но за его утверждениями стояла неявная философская предпосылка: реальность не включает в себя психику. В мире Уотсона отрицать существование психики как таковой было признаком последовательного (и, с его точки зрения, мужественного) подчинения нуждам прогресса. Он выступал против поисков критерия сознательности животных и разговоров об их чувствах: «такие проблемы, как эта, не могут удовлетворить бихевиориста» [27, с. 20]. Однако для того, чтобы убедить других в своей правоте, Уотсону было необходимо как-то отнестись к таким проблемам, как очевидное существование умственного образа, языка и значения — проблемам, к которым с новой энергией обратилась философия сознания в конце XX в.

Уотсон называл язык вербальным поведением, или речью, а мышление — внутренней речью. Физиологи предыдущего поколения, такие как Сеченов и Феррье, в поисках физиологической основы психики пришли к такому же выводу. В 1916 г. Уотсон пытался зафиксировать движения гортани в процессе мышления, но, не добившись успеха, должен был довольствоваться лишь предположением о том, что мышление в принципе является одним из видов поведения. В доказательство он приводил тот факт, что, когда ребенок о чем-то думает, он шевелит губами, шепчет; Уотсон предположил, что с возрастом эти мускульные движения становятся невидимыми и беззвучными.

Что касается проблемы значения, то Уотсон просто отвергал ее: «Мы наблюдаем за тем, что делает животное или человек. Смысл для них и заключается в том, что они делают. Нет никакой научной или практической пользы в том, чтобы прерывать их и спрашивать, что они имеют в виду, — их действия и указывают на смысл» [165, с. 364–365]. В книге «Анализ сознания» (The Analysis of Mind, 1921) философ Бертран Рассел (Bertrand Russell, 1872 —

приходит к выводу, близкому мысли Уотсона, выстраивая философию сознания на основе данных чувственного опыта. В свою очередь, книга Рассела побудила группу философов, получившую известность как Венский кружок, заинтересоваться работами Уотсона. Более поздние философы, особенно Райл, использовали идеи Уотсона в аргументации против приписывания людям психических состояний в качестве объяснения их поведения. Однако в 1960-е гг. пересмотр теории значения и способов объяснения человеческих поступков заставили усомниться в этой точке зрения.

Заявления бихевиористов бросали вызов психологам, но в 1913 г. к революции не привели. На самом деле в психологии подспудно происходили перемены, и такие авторитетные фигуры, как Энджелл, который был учителем Уотсона в Чикаго, Пиллсбери и Торндайк, пригласивший Уотсона читать лекции в Колумбийском университете, уже подчеркивали важность изучения действий и их прогнозирования. Труды Торндайка имели особенное значение. В 1913 г. он работал в Колумбийском колледже для учителей, самом крупном центре педагогических исследований. Как и Уотсон, он в прошлом работал с животными, и он также хотел видеть от психологии непосредственную пользу для общества. В 1898 г. он опубликовал данные исследования, впоследствии ставшего одним из самых цитируемых, — эксперимента с кошкой, которая училась находить выход из лабиринта. Эти лабиринты представляли собой грубые деревянные ящики, и результаты экспериментов не позволяли сделать сколько-нибудь определенных выводов, но Торндайк создал модель исследований, которая сделала научение центральным объектом научной психологии. Многие исследователи помимо Уотсона видели, что с помощью таких экспериментов можно выделять различные параметры поведения и его детерминант, а значит, сделать их полностью наблюдаемыми. По той же причине они приветствовали работы Павлова, посвященные условным рефлексам. Но им не казались убедительными ни предложенная Уотсоном программа новой науки, ни его попытки исключить все ссылки на психические состояния. Когда некоторые психологи в 1920-е гг. называли себя бихевиористами, это в большей степени означало принятие ими идеалов физикалистского объяснения в психологии, нежели согласие с крайним энвайронментализмом Уотсона — представлением о решающей роли окружающей среды в формировании личности и отрицанием существования сознания.

Уотсон пытался действовать на нескольких фронтах одновременно, и результаты были какими угодно, только не систематическими. Недостаток фактических доказательств обнаружил себя з его книге по бихевиоризму, большая часть которой была просто о физиологии. Медицина также привлекала его, и в университете Джонса Хопкинса он получил разрешение работать в клинике Фиппса, которую тогда возглавлял влиятельный психиатр Адольф Майер (Adolf Meyer, 1866–1950). Майер приветствовал зоопсихологию как источник информации об «условиях возникновения [патологических реакций] и путях, которыми мы можем их изменить» [цит. по: 127, с. 202]. Уотсон начал изучение этой проблемы на детях в клинике. Это включало в себя работу с маленьким Альбертом (ребенку было девять месяцев, когда исследования начались, и тринадцать месяцев, когда они закончились) — мальчиком, чье поведение Уотсон и его аспирантка Розали Райнер (Rosalie Rayner) пытались изменять. Они сначала убедились в том, что Альберт не боится крыс. Затем всякий раз, когда крыса появлялась, они ударяли по металлической пластине и пугали ребенка. В итоге, как они утверждали, ребенок приобрел условный рефлекс страха на появление одной только крысы. Современный анализ показывает, что результаты «нельзя было однозначно интерпретировать» [92, с. 158]. Как бы то ни было, этот эксперимент стал знаменитой иллюстрацией того, что психологические особенности человека являются приобретенными: привычки — в том числе такие, как чувство отвращения перед определенными животными — формируются по механизму обусловливания. Сам Уотсон использовал эти эксперименты для обоснования своей уверенности в том, что среда целиком и полностью определяет формирование личности. Он говорил: «Дайте мне дюжину здоровых, хорошо сформированных детей и мой собственный, отвечающий определенным характеристикам мир для их воспитания, и я гарантирую взять любого из них и сделать из него любого специалиста, какой только придет мне в голову — доктора, адвоката, артиста, превосходного торговца или даже попрошайку или вора, — независимо от его талантов, склонностей, пристрастий, способностей и всех его предков». И добавлял: «я иду дальше своих фактов» [164, с. 104]. И действительно, фактов не было, но серьезнее всего было его молчаливое отрицание социальных аспектов среды. Он воспринимал людей абсолютно в индивидуалистическом ключе: в его рассуждениях именно индивидуальные стимулы, а не социальная структура, формируют людей. Он рассматривал возникновение привычек по аналогии с работой машины, а не с поддержанием традиций. То, что он писал в 1920-е гг. о воспитании детей, демонстрировало ценности «психологического общества», то есть общества, в котором все зависит от психологии составляющих его отдельных индивидов.

Уотсон и Райнер опубликовали популярное руководство «Психологическое воспитание ребенка» (Psychological Care of Infant and Child, 1928). Когда Уотсон писал для широкой публики, а не в расчете на академическую аудиторию, то старался продвигать идею о том, что знания специалистов-психологов необходимы в повседневной жизни. Он думал, что понимает, почему психология стала востребованной: «Старый довод, сводившийся к тому, что миллионы детей в течение минувших тысячелетий вполне успешно воспитывались своими родными, недавно потерял всю свою силу в свете получившего теперь общее признание факта, что большая часть человечества терпит неудачу в своей попытке удовлетворительного приспособления к обществу» [26, с. 7]. С этой точки зрения любые социальные проблемы интерпретировались как проблемы индивидуального приспособления, а их решение заключалось в установлении нового взаимодействия между матерями и психологами. У такого подхода находились и почитатели: газета «Нью-Йорк Таймс» писала, как теперь кажется, с преувеличенным энтузиазмом, что книга «Бихевиоризм» (1924) «открывает новую эру в интеллектуальном развитии человечества» [цит. по: 41, с. 6].

Психология bookap

В концепции Уотсона существует интригующий подтекст личного характера. Он разрабатывал психологию, объясняющую человеческую жизнь как взаимодействие с физическим миром по схеме «стимул — реакция»: S — R. Более ранние утилитаристские теории описывали природу человека, обращаясь к понятию ассоциации между идеями, с одной стороны, и ощущениями удовольствия или боли, с другой. Бихевиоризм назвал идеи стимулами, а удовольствие и боль интерпретировал как три базовых физиологических процесса — страх, ненависть и любовь. Этот подход исключал ссылки на сознание и поддерживал веру в то, что ход жизни человека определяется причинами физического порядка. Этот подход, по мнению Майера, его коллеги по клинике Фиппса, имел последствия для личной жизни Уотсона. После нескольких лет несчастливого брака Уотсон завел роман со своей аспиранткой Райнер и из-за скандального развода с женой был вынужден уйти из университета. В переписке с Майером Уотсон объяснял, что неудачный брак привел к тому, что для него стало естественным выражать свои чувства на стороне. Майер, однако, находил, что отказ Уотсона рассматривать поведение как обладающее психологическим смыслом подтолкнул его к такому неэтичному (по мнению Майера) поступку. Развод и новая женитьба Уотсона были поступками человека, который рассматривал свою жизнь как последовательность стимулов и реакций. Напротив, консервативные люди, не принимавшие теории Уотсона, полагали, что психология должна учитывать моральные ценности, присущие рефлектирующему сознанию. Проще говоря, Уотсон сделал то, что сделал, критики же считали, что он не понимал нравственного смысла своих поступков, и это было следствием его научного мировоззрения.

Уотсон в дальнейшем не смог найти себе работу в академических институтах. В 1921 г. он получил место в компании Томпсона, которая занималась рекламой, и обнаружил, что «наблюдать кривую роста продаж нового продукта может быть столь же увлекательно, как наблюдать кривую научения животного или человека» [104, с. 280]. Он пытался сохранять академичность рассуждений, но практичный мир немедленных результатов привлекал его больше, чем научная педантичность. После смерти его второй жены в 1935 г. он уединился на маленькой ферме, которую построил сам в Коннектикуте, и больше времени проводил с животными, нежели с людьми. Бихевиоризм же за это время превратился в гораздо более формальное направление.

сравнительная психология | Британника

сравнительная психология , изучение сходства и различий в организации поведения среди живых существ, от бактерий до растений и людей. В дисциплине особое внимание уделяется психологической природе человека по сравнению с другими животными.

При изучении животных сравнительная психология концентрируется на выявлении качественных, а также количественных сходств и различий в поведении животных (включая человека).Он имеет важные приложения в таких областях, как медицина, экология и дрессировка животных. С появлением экспериментальной сравнительной психологии во второй половине XIX века и ее быстрым ростом в течение XX века изучение низших животных пролило все больший свет на психологию человека в таких областях, как развитие индивидуального поведения, мотивации, природы. и методы обучения, эффекты лекарств и локализация функции мозга. Других животных легче найти в численности, и их можно лучше контролировать в экспериментальных условиях, чем людей, и многое можно узнать о людях от низших животных.Однако сравнительные психологи старались избегать антропоморфизации поведения животных; то есть избегать приписывания животным человеческих качеств и мотиваций, когда их поведение можно объяснить более простыми теориями. Этот принцип известен как канон Ллойда Моргана в честь британского пионера сравнительной психологии.

Тенденция наделить низших животных человеческими способностями всегда была сильной. В письменной истории сложились два разных взгляда на отношение людей к низшим животным.Один, названный для удобства взглядом человека и животного, часто подчеркивает различия до такой степени, что полностью отрицает сходство, и вытекает из традиционных религиозных представлений об отдельных творениях людей и животных; другой, эволюционный взгляд, подчеркивает как сходства, так и различия. Аристотель формализовал взгляды человека и животного, приписывая рациональные способности только людям, а меньшие — животным. С другой стороны, современная научная точка зрения считает людей высокоразвитыми животными; данные показывают, что непрерывность эволюции организмов обеспечивает основу для существенных психологических сходств и различий между низшими и высшими животными, включая людей.

Уотсон по науке психологии

Джон Б. Уотсон (1878–1958) считается одним из основателей дисциплины психологии, развивая идеи науки о поведении, которые можно найти в трудах русского ученого Ивана Павлова. Он отверг идею интроспекции — что можно думать о сознании с научной точки зрения или использовать разум, чтобы думать о уме. Единственным надежным материалом для научного анализа были наблюдаемые факты поведения.По этой причине не было серьезных различий между изучением поведения человека и животных. В своей книге 1914 года «Поведение» Уотсон очерчивает основополагающие принципы бихевиоризма: достоверное знание человеческой психологии может быть получено только путем наблюдения за эмпирическим поведением; что поведение человека и животных изучается в основном одним и тем же способом — посредством процесса стимулирования и реакции; и что исследования динамики поведения могут стать основой улучшений в образовании.

Его последователи в целом утверждали, что психология — это наука о явлениях сознания. Он взял своей задачей … анализ сложных психических состояний … Мир физических объектов (стимулов, включая здесь все, что может возбуждать активность рецептора), который составляет целостный феномен естествоиспытателя, рассматривается просто как средство до конца… Данные [Поведение]… сами по себе не имеют ценности. Они имеют значение только постольку, поскольку могут пролить свет на состояния сознания.

Кажется, пришло время, когда психология должна отказаться от всех ссылок на сознание; когда ему больше не нужно обманываться, полагая, что оно делает ментальные состояния объектом наблюдения … Психология, интересная для всех ученых, могла бы взять в качестве отправной точки, во-первых, наблюдаемый факт, что все организмы, как люди, так и животные, делают приспосабливаются к окружающей среде… Определенные раздражители побуждают организмы производить… ответы… [G] В ответ на эти реакции стимулы можно предсказать; учитывая стимулы, ответы можно предсказать…

[T] поведение животных можно исследовать, не обращаясь к сознанию … Здесь принимается позиция, что поведение человека и поведение животных следует рассматривать в одной плоскости …

Психология, с точки зрения бихевиористов, представляет собой чисто объективную экспериментальную отрасль естествознания.Его теоретическая цель — предсказание и контроль поведения. Самоанализ [размышления о ментальных состояниях] не составляет существенной части его методов, и научная ценность его данных не зависит от готовности, с которой они поддаются интерпретации в терминах сознания.

[T] он желает во всей такой работе получить точное знание корректировок [ответов] и стимулов, вызывающих их. Причина этого в том, чтобы научиться общим и частным методам, с помощью которых можно контролировать поведение … Если бы психология следовала предложенному плану, педагог, врач, юрист и бизнесмен могли бы использовать данные на практике, как только как это могло быть получено экспериментально.


Уотсон, Джон Б. 1914. Поведение: Введение в сравнительную психологию. Нью-Йорк: Генри Холт и компания. С. 1–2, 7, 27, 1, 11. || Амазонка || WorldCat


Джон Б. Уотсон в Popular Psychology

Родившийся в Гринвилле, Южная Каролина, в 1878 году, Джон Бродус Уотсон со временем стал одной из самых влиятельных фигур в американской психологии, несмотря на относительно короткую академическую карьеру и очень мало значимых исследований.Его влияние является результатом идеи, наиболее полно выраженной в его статье 1913 года «Психология с точки зрения бихевиористов».

В этой статье Уотсон утверждал, что надлежащим предметом психологии является открытое, наблюдаемое поведение, тогда как ментальные и эмоциональные явления, которые нельзя наблюдать напрямую и объективно, не должны составлять часть новой науки. Более того, он предположил, что озабоченность психологов сознанием может помешать психологии действительно стать наукой.Вместо этого бихевиорист должен интересоваться только связями «стимул-реакция». Уотсон считал, что человеческое поведение полностью предсказуемо при условии достаточного знания истории стимулов и реакций человека. Он классно выразил это, заявив, что, взяв на себя полную заботу о дюжине здоровых младенцев, он может предоставить опыт обучения, необходимый для создания любого желаемого человека — врача, юриста или даже преступника.

Его самым известным экспериментом была демонстрация того, что эмоциональные переживания могут быть вызваны классическим условием (также известным как обусловливание респондента, см. Павлов, Иван).В этой демонстрации участвовали ребенок (навсегда известный в психологической литературе как Маленький Альберт), громкий шум и белая крыса. Альберту нравилось играть с лабораторной крысой, смотреть на нее и прикасаться к ней с явным удовольствием, что делало ее идеальным объектом для превращения Ватсона в источник страха. Была проведена серия испытаний, в ходе которых, когда Альберт потянулся к крысе, по большому металлическому пруту позади него ударили молотком, производя громкий звук, который испугал и напугал его. Вскоре он начал проявлять реакцию страха при виде крысы, демонстрируя, что эмоциональные состояния могут быть вызваны как условные реакции.

Карьера Уотсона в Университете Джона Хопкинса, где он редактировал «Психологический обзор» и основал Журнал экспериментальной психологии, длилась только с 1908 по 1920 год. Причиной этого был опрометчивый роман с его аспирантом по исследованию Маленького Альберта, которое привело к широко разрекламированному скандальному разводу (после которого он женился на аспиранте), за которым последовало требование администрации о его отставке. Уотсон добился большого успеха в мире рекламы, где ему приписывают, помимо прочего, изобретение концепции «кофе-брейка» в серии рекламных журналов.Он также продолжал писать книги и статьи для популярных журналов, но никогда больше не преподавал и не публиковал в академических журналах. Бихевиоризм стал доминирующей точкой зрения в американской психологии на протяжении большей части двадцатого века, во многом благодаря усилиям Б. Ф. Скиннера, который уточнил и расширил идеи Ватсона до такой степени, что его имя теперь гораздо более широко ассоциируется с бихевиоризмом, чем с Ватсона.

Артикул:

  1. Бакли, К.В. Механический человек: Джон Б. Уотсон и истоки бихевиоризма. Нью-Йорк: Гилфорд, 1989;
  2. Уотсон, Дж. Б. «Психология глазами бихевиористов». Психологическое обозрение, 20 (1913): 158–177.

Обновленная библиография Джона Б. Уотсона

Подготовка рукописи была поддержана грантом (CNPq, 431249 / 2016-4) от Conselho Nacional de Desenvolvimento Científico e Tecnológico, Бразилия. Автор благодарит профессоров Александра Диттриха и Эдварда Морриса за комментарии, сделанные к первому черновику этой статьи.

Библиография

1903

1. Уотсон, Дж. Б. (1903). Воспитание животных: экспериментальное исследование психического развития белой крысы, связанного с ростом ее нервной системы. . Чикаго: Издательство Чикагского университета.

1904

2. Уотсон, Дж. Б. (1904). Редакция: Некоторые не акцентированные аспекты сравнительной психологии. Журнал сравнительной неврологии и психологии, 14 (4), 360–363.10.1002 / cne.920140403.

3. Уотсон, Дж. Б. (1904). Рецензия на «Wie verhalten sich die Helmholtzschen Grundfarben zur Weite der Pupille?» Зейтч Г. Шефер. Психологический бюллетень, 1 (6), 205. 10.1037 / h0074149.

1905

4. Уотсон, Дж. Б. (1905). Обзор «Вкладов в изучение поведения низших организмов» Герберта С. Дженнингса. Психологический бюллетень, 2 (4), 144–147. 10.1037 / ч0063863.

5. Уотсон, Дж. Б. (1905). Рецензия на журнал «Psychologie der niedersten Tiere. Eine Untersuchung über die ersten Spuren mentalischen Lebens im Tierreiche »Франца Лукаса. Психологический бюллетень, 2 (4), 147–149.

6. Уотсон, Дж. Б. (1905). Обзор книги Джона У. Бэрда «Цветовая чувствительность периферической сетчатки». Психологический бюллетень, 2 (11), 380–385. 10.1037 / х0066349.

7. Уотсон, Дж. Б. (1905). Влияние вынашивания детенышей на массу тела и вес центральной нервной системы самки белой крысы. Журнал сравнительной неврологии и психологии, 15 (6), 514–525. 10.1002 / cne.920150606.

1906

8. Дональдсон, Х. Х., Данн, Э. Х., и Уотсон, Дж. Б. (1906). Сравнение белой крысы с человеком по росту всего тела. В юбилейном томе Boas: Anthropological Papers (стр. 5–29). Нью-Йорк: G. E. Strechert & Co.

9. Уотсон, Дж. Б. (1906). Необходимость экспериментальной станции для изучения определенных проблем поведения животных. Психологический бюллетень, 3 (5), 149–156. 10.1037 / х0070335.

10. Уотсон, Дж. Б. (1906). Рецензия на «La Psyologie compare est-elle légitime?» пользователя Claparéde. Психологический бюллетень, 3 (5), 157–159. 10.1037 / h0068025 (a)

11. Уотсон, Дж. Б. (1906). Рецензия на «Ein Fall von Ueberlegung beim Hund?» пользователя Wilhelm Ament. Психологический бюллетень, 3 (5), 159–160. 10.1037 / h0067226.

12. Уотсон, Дж. Б.(1906). Рецензия на «Die Orientierung der Brieftauben» Г. Х. Шнайдера. Психологический бюллетень, 3 (5), 162–163. 10.1037 / h0065181 (a)

13. Уотсон, Дж. Б. (1906). Рецензия на «Песни и записки английских воробьев при выращивании канарейками» Эдварда Конради. Psychological Bulletin, 3 (5), 164. 10.1037 / h0063852 (a)

14. Уотсон, Дж. Б. (1906). Рецензия на книгу Р. М. Йеркса «Слух у лягушек». Психологический бюллетень, 3 (5), 165.10.1037 / h0065133 (a)

15. Уотсон, Дж. Б. (1906). Рецензия на книгу Р. М. Йеркеса «Bahnung und Hemmung der Reaktionen auf taktile Reize durch akustische Reize beim Frosche». Психологический бюллетень, 3 (5), 166–167. 10.1037 / h0064210 (a)

16. Уотсон, Дж. Б. (1906). Рецензия на «Повадки некоторых черепах» Х. Х. Ньюмана. Психологический бюллетень, 3 (5), 168–169. 10.1037 / ч0068296.

17. Уотсон, Дж. Б. (1906).Обзор книги У. Джорджа и Э. Г. Пекхэма «Осы: общение и одиночество». Психологический бюллетень, 3 (5), 172–174. 10.1037 / 13671-000.

18. Уотсон, Дж. Б. (1906). Обзор книги С. Дж. Холмса «Выбор случайных движений как фактор фототаксиса». Психологический бюллетень, 3 (5), 177–178. 10.1037 / h0069155 (a)

19. Уотсон, Дж. Б. (1906). Обзор «Реакции на свет и механические раздражители у дождевого червя, Perichæta bermudensis (Beddard)» Э.Х. Харпер. Психологический бюллетень, 3 (5), 178–180. 10.1037 / х0065042.

20. Уотсон, Дж. Б. (1906). Обзор «Гарвардских психологических исследований» Хуго Мюнстерберга. Журнал сравнительной неврологии и психологии, 16 (6), 470–472. 10.1002 / cne.920160608.

1907

21. Уотсон, Дж. Б. (1907). Резюме исследования поведения узловатых и сажистых крачек, проведенного в Берд-Ки весной 1907 года. Вашингтонский ежегодник Института Карнеги, 6 , 120–121.

22. Уотсон, Дж. Б. (1907). Обзор «Подсознания» Джозефа Ястроу. Американский журнал социологии, 12 (4), 558–561.

23. Уотсон, Дж. Б. (1907). Кинестетические и органические ощущения: их роль в реакции белой крысы на лабиринт. Психологический обзор: приложения к монографии, 8 (2), 1–101. 10.1037 / х0093040.

24. Уотсон, Дж. Б. (1907). Отчет Джона Б. Уотсона в условиях колонии нодди и угольной крачки, Бёрд-Ки, Тортугас, Флорида. Bird Lore, 9 , 307–316.

25. Уотсон, Дж. Б. (1907). Кинестетические ощущения: их роль в реакции белой крысы на лабиринт Хэмптон-Корт [Аннотация]. Психологический бюллетень, 4 (7), 211–212. 10.1037 / х0071149.

26. Уотсон, Дж. Б. (1907). Сравнительная психология. Психологический бюллетень, 4 (9), 288.10.1037 / h0067292 (а)

27. Уотсон, Дж. Б. (1907). Рецензия на «Поведение низших организмов» Х. С. Дженнингса. Психологический бюллетень, 4 (9), 288–291. 10.1037 / х0068115.

28. Уотсон, Дж. Б. (1907). Рецензия на «Динамику живой материи» Жака Лёба. Психологический бюллетень, 4 (9), 291–293. 10.1037 / х0069074.

29. Уотсон, Дж. Б. (1907). Обзор «Модифицируемости поведения Hydroides dianthus» А.W. Yerkes. Психологический бюллетень, 4 (9), 293–294. 10.1037 / ч0066481.

30. Уотсон, Дж. Б. (1907). Рецензия на «Смерть в Ранатре» С. Дж. Холмса. Психологический бюллетень, 4 (9), 294–295. 10.1037 / х0064923.

31. Уотсон, Дж. Б. (1907). Обзор книги Джеймса К. Белла «Реакции раков на химические раздражители». Психологический бюллетень, 4 (9), 295. 10.1037 / h0067162.

32. Уотсон, Дж. Б.(1907). Обзор книги С. О. Маста «Световые реакции низших организмов II, Volvox Globator». Психологический бюллетень, 4 (9), 295–296. 10.1037 / х0065876.

33. Уотсон, Дж. Б. (1907). Рецензия на «Предварительную заметку о поведении муравьев» К. Х. Тернера. Психологический бюллетень, 4 (9), 300–301. 10.1037 / h0064348.

34. Уотсон, Дж. Б. (1907). Обзор книги J. P.Портье. Психологический бюллетень, 4 (9), 301. 10.1037 / h0067919.

35. Уотсон, Дж. Б. (1907). Рецензия на «Les abeilles n’Exécutent — Elles-que dessions refléxes?» пользователя Gaston Bonnier. Психологический бюллетень, 4 (9), 302. 10.1037 / h0064155.

36. Уотсон, Дж. Б. (1907). Рецензия на «Дальнейшее изучение английского воробья и других птиц» Дж. П. Портера. Психологический бюллетень, 4 (9), 303–304. 10.1037 / х0067200.

37. Уотсон, Дж. Б. (1907). Обзор книги Дж. Б. Уотсона «Кинестетические и органические ощущения: их роль в реакции белой крысы на лабиринт». Психологический бюллетень, 4 (9), 306. 10.1037 / h0063927.

38. Уотсон, Дж. Б. (1907). Изучение ума животных. The World To-Day, 12 , 421–426.

1908

39. Уотсон, Дж. Б. (1908). Некоторые факты о поведении узловатых и сажистых крачек [Аннотация]. Психологический бюллетень , 5 (2), 51–52. 10.1037 / ч0069946.

40. Уотсон, Дж. Б. (1908). Подражание обезьянам. Психологический бюллетень , 5 (6), 169–178. 10.1037 / ч0075671.

41. Уотсон, Дж. Б. (1908). Недавняя литература о поведении млекопитающих. Психологический бюллетень , 5 (6), 195–205. 10.1037 / х0066292.

42. Карр, Х. и Уотсон, Дж. Б. (1908). Ориентация у белой крысы. Журнал сравнительной неврологии и психологии, 18 , 27-44. 10.1002 / cne.920180103.

43. Уотсон, Дж. Б. (1908). Рецензия на «Das Pferd des Herrn von Osten» (Der kluge Hans). Ein Beitrag zur Experimentellen Tier- und Menschen-Psychologie »О. Пфунгста. Журнал сравнительной неврологии и психологии , 18 (3), 329–331. 10.1002 / cne.920180305.

44. Уотсон, Дж. Б. (1908). Обзор книги Роберта М. «Танцующая мышь: исследование поведения животных».Йеркес. Science , 28 (709), 151–154. 10.1126 / science.28.709.151.

45. Уотсон, Дж. Б. (1908). Рецензия на «Животный разум» Маргарет Ф. Вашберн. Science , 28 (713), 275–276. 10.1126 / science.28.713.275.

46. Уотсон, Дж. Б. (1908). Рецензия на книгу Роберта М. Йеркса «Танцующая мышь: исследование поведения животных». Журнал философии, психологии и научных методов , 5 (7), 184-189.10.2307 / 2012268.

47. Уотсон, Дж. Б. (1908). Поведение узловатых и сажистых крачек. В Документы Морской биологической лаборатории Тортугаса. Вашингтонский институт Карнеги, (том 2, стр. 189–255). Вашингтон: Вашингтонский институт Карнеги.

1909

48. Уотсон, Дж. Б. (1909). Точка зрения сравнительной психологии [Аннотация]. Психологический бюллетень, 6 (2), 57–58. 10.1037 / ч0069887.

49. Уотсон, Дж. Б. (1909, октябрь). Как животные находят дорогу домой. Ежемесячный журнал Харпера, 119 , 685–689.

50. Уотсон, Дж. Б. (1909). Некоторые эксперименты по цветовому зрению у обезьян. Журнал сравнительной неврологии и психологии, 19 (1), 1–29. 10.1002 / cne.9201.

51. Уотсон, Дж. Б. (1909). Некоторые водоплавающие птицы и их семейные секреты. The World To-Day, 17 , 807–814.

52. Уотсон, Дж.Б. (1909). Психология животных. Халлабалу . 29–32.

1910

53. Уотсон, Дж. Б. (1910). Дополнительные данные о самонаводстве узловатых и сажистых крачек. Science, 32 (823), 470–473. 10.1126 / science.32.823.470.

54. Уотсон, Дж. Б. (1910). Отчет Джона Б. Ватсона о работе над Bird Key. Вашингтонский ежегодник Института Карнеги, 9 , 144–146.

55. Уотсон, Дж. Б. (1910).Рецензия на «Подражание обезьянам» М. Э. Хаггерти. Журнал философии, психологии и научных методов, 7 (13), 357–359. 10.2307 / 2010681.

56. Уотсон, Дж. Б. (1910, февраль). Новая наука о поведении животных. Ежемесячный журнал Харпера, 120 , 346–353.

1911

57. Уотсон, Дж. Б. (1911). Рецензия на книгу С.О. Маста «Свет и поведение низших организмов». Психологический бюллетень , 8 (8), 295–298.10.1037 / х0064607.

58. Уотсон, Дж. Б. (1911). Литература 1910 г. о поведении позвоночных. Журнал поведения животных , 1 (6), 430–447. 10.1037 / х0068022.

59. Уотсон, Дж. Б. (1911). Рецензия на «Учебник психологии» Э. Б. Титченера. Американский журнал психологии , 22 (2), 313–316. 10.2307 / 1412927.

60. Уотсон, Дж. Б. (1911). Рецензия на книгу Э.Л. Торндайк. Science , 34 (871), 317. 10.1126 / science.34.871.317.

61. Уотсон, Дж. Б. (1911). Дарвин, Чарльз. В г. Циклопедия образования (том 1, стр. 252–254). Компания Macmillan.

62. Йеркес, Р. М., и Уотсон, Дж. Б. (1911). Методы изучения зрения у животных. Монографии по поведению , 1 (2), 1–90.

1912

63. Уотсон, Дж. Б. (1912).Содержание курса психологии для студентов-медиков [Аннотация]. Психологический бюллетень, 9 (2), 91–92. 10.1037 / х0071836.

64. Уотсон, Дж. Б. (1912). Содержание курса психологии для студентов-медиков. Журнал Американской медицинской ассоциации, 58 (13), 916–918. 10.1001 / jama.1912.04260030314005.

65. Уотсон, Дж. Б. (1912, февраль). Инстинктивная активность у животных: некоторые недавние эксперименты и наблюдения. Ежемесячный журнал Харпера, 124 , 376–382.

66. Уотсон, Дж. Б. (1912). Литература за 1911 г. о поведении позвоночных. Журнал поведения животных, 2 (6), 421–440. 10.1037 / х0074340.

67. Уотсон, Дж. Б. (1912). Обратите внимание на слышимость звуков, производимых под водой. Вашингтонский ежегодник Института Карнеги, 11 , 163–164.

68. Уотсон, Дж. Б. (1912). Отчет о пределах спектра для птиц. Вашингтонский ежегодник Института Карнеги, 11 , 162–163.

69. Уотсон, Дж. Б. (1912). Рецензия на «Эволюцию интеллекта животных» С. Дж. Холмс. Science, 35 (906), 748. 10.1126 / science.35.906.748-a.

70. Уотсон, Дж. Б. (1912). Привычка. В г. Циклопедия образования (стр. 201–205). Компания Macmillan.

71. Уотсон, Дж. Б. (1912). Инстинкт. В г. Циклопедия образования (стр. 463–467). Компания MacMillan.

1913

72. Лэшли, К.С., и Уотсон, Дж. Б. (1913). Заметки о развитии молодой обезьяны. Журнал поведения животных, 3 (2), 114–139. 10.1037 / h0076076.

73. Уотсон, Дж. Б. (1913). Эксперименты над спектром цыплят [Аннотация]. Психологический бюллетень, 10 (2), 71. 10.1037 / h0064843.

74. Уотсон, Дж. Б. (1913). Психология с точки зрения бихевиориста. Психологический обзор, 20 (2), 158–177. 10.1037 / h0074428.

75. Уотсон, Дж. Б. (1913). Образ и привязанность в поведении. Журнал философии, психологии и научных методов, 10 (16), 421–428. 10.2307 / 2026571.

76. Уотсон, Дж. Б., и Лэшли, К. С. (1913). Изучение инстинкта самонаведения у кувырка и сажистой крачки, гнездящейся на Bird Key, Tortugas. Ежегодник Института Карнеги Вашингтона, 12 , 179–180.

77. Уотсон, Дж. Б., & Лэшли, К.С. (1913). Влияние количества и частоты практики в обучении стрельбе из лука. Вашингтонский ежегодник Института Карнеги, 12 , 180–181.

78. Уотсон, Дж. Б., и Уотсон, М. И. (1913). Исследование реакции грызунов на монохроматический свет. Журнал поведения животных, 3 (1), 1–14. 10.1037 / ч0072771.

79. Уотсон, Дж. Б., и Лэшли, К. С. (1913). Литература 1912 г. о поведении позвоночных. Журнал поведения животных, 3 (6), 446–463.10.1037 / ч0074659.

1914

80. Уоррен, Х. К., Уотсон, Дж. Б., Энджелл, Дж. Р., Пирс, А. Х. (1914). Сообщение от редакции. Психологический бюллетень , 11 (2), 79. 10.1037 / h0065966.

81. Уоррен, Х. К., Энджелл, Дж. Р., Уотсон, Дж. Б. и Франц, С. (1914). Сообщение от редакции. Психологический бюллетень , 11 (11), 444. 10.1037 / h0068988.

82. Уотсон, Дж.Б. (1914). Круглый лабиринт с приставкой Camera lucida. Журнал поведения животных , 4 (1), 56–59. 10.1037 / х0072544.

83. Уотсон, Дж. Б. (1914). Поведение: Введение в сравнительную психологию . Нью-Йорк: Генри Холт и компания.

1915

84. Уотсон, Дж. Б. (1915). Предисловие. В A.G. Mayer (Ed.), Документы отдела морской биологии (том 7, стр. 5–6). Вашингтонский институт Карнеги.

85. Уотсон, Дж. Б., и Лэшли, К. С. (1915). Историческое и экспериментальное исследование самонаведения. В A.G. Mayer (Ed.), Документы отдела морской биологии (том 8, стр. 7–61). Вашингтон: Вашингтонский институт Карнеги.

86. Уотсон, Дж. Б. (1915). Исследования спектральной чувствительности птиц. В A.G. Mayer (Ed.), Документы отдела морской биологии (том 8, стр. 85–104). Вашингтон: Вашингтонский институт Карнеги.

87. Уотсон, Дж. Б. (1915, август). Недавние эксперименты с самонаводящимися птицами. Ежемесячный журнал Харпера, 131 , 457–464.

1916

88. Уотсон, Дж. Б. (1916). Поведение и понятие психического заболевания. Журнал философии, психологии и научных методов, 13 (22), 589-597. 10.2307 / 2012555.

89. Уотсон, Дж. Б. (1916, 26 апреля). Поддельный элемент в профессиональной психологии. Балтимор Ньюс .Балтимор, Массачусетс. (c)

90. Уотсон, Дж. Б. (1916). Место условного рефлекса в психологии. Психологический обзор, 23 (2), 89–116. 10.1037 / х0070003.

91. Уотсон, Дж. Б. (1916). Психология исполнения желаний. Scientific Monthly, 3 (5), 479–487.

1917

92. Уотсон, Дж. Б. (1917). Попытка сформулировать рамки поведенческой психологии. Психологический обзор, 24 (5), 329–352.10.1037 / ч0073044.

93. Уотсон, Дж. Б. (1917). Следит ли Холт за Фрейдом? Журнал философии, психологии и научных методов, 14 (4), 85–92. 10.2307 / 2012952.

94. Уотсон, Дж. Б. (1917). Влияние отложенного кормления на обучение. Психобиология, 1 (1), 51–59. 10.1037 / h0074422.

95. Уотсон, Дж. Б., и Морган, Дж. Дж. Б. (1917). Эмоциональные реакции и психологическое экспериментирование. Американский журнал психологии, 28 (2), 163–174.10.2307 / 1413718.

1918

96. Уотсон, Дж. Б. (1918). Практические и теоретические проблемы инстинктов и привычек. В: Х. С. Дженнингс, Дж. Б. Уотсон, А. Мейер и У. И. Томас (ред.), Предложения современной науки относительно образования (стр. 51–99). Нью-Йорк: Компания Macmillan.

97. Уотсон, Дж. Б. (1918). Предварительный отчет о влиянии кислородного голодания на функцию почерка. В руководстве Медицинской исследовательской лаборатории отдела военного воздухоплавания (стр.182–185). Вашингтон: Государственная типография. (а)

98. Уотсон, Дж. Б. и Бентли, М. (1918). Упражнения на развитие остроты зрения, слуха и ума. (Глава 5, стр. 69–97). Примерное наставление боевой разведки . Вашингтон: Управление военной разведки, Генеральный штаб. (а)

1919

99. Уотсон, Дж. Б. (1919). Схематическое изображение эмоций. Психологический обзор, 26 (3), 165–196.10.1037 / ч0072509.

100. Уотсон, Дж. Б. (1919). Психология с точки зрения бихевиориста. орист (1-е изд.). Филадельфия: Компания Дж. Б. Липпинкотт.

101. Уотсон, Дж. Б. (сценарист / режиссер) (1919). Исследования поведения человеческого младенца: экспериментальное исследование младенцев [Кино]. C.H. Stoelting Co. (Дистрибьютор).

1920

102. Уотсон, Дж. Б. (1920). Является ли мышление просто действием языковых механизмов? Британский журнал психологии.Общий раздел, 11 (1), 87–104. 10.1111 / j.2044-8295.1920.tb00010.x.

103. Уотсон, Дж. Б. (1920). Дошкольный возраст: лабораторное исследование. Детский сад и первый класс, 5 (1), 14–18, 68–72, 105–109 (одна статья опубликована в трех частях).

104. Уотсон, Дж. Б., и Лэшли, К. С. (1920). Консенсус медицинского мнения по вопросам, относящимся к половому воспитанию и кампаниям по борьбе с венерическими заболеваниями. Психическая гигиена, 4 (4), 769–847.

105. Уотсон, Дж. Б., и Рейнер, Р. (1920). Условные эмоциональные реакции. Журнал экспериментальной психологии, 3 (1), 1–14. 10.1037 / ч0069608.

1921

106. Лэшли К.С. и Уотсон Дж. Б. (1921). Психологическое исследование кинофильмов в связи с кампаниями по борьбе с венерическими заболеваниями. Социальная гигиена, 7 (1), 181–219.

107. Уотсон, Дж. Б. (1921). Как сломить сопротивление страхованию жизни: взгляд со стороны .Нью-Йорк: Компания Дж. Уолтера Томпсона.

108. Уотсон, Дж. Б. (1921). Текущие экономические условия: необходимо извлечь некоторые практические уроки. Нью-Йорк: Компания Дж. Уолтера Томпсона.

109. Уотсон, Дж. Б., и Уотсон, Р. Р. (1921). Исследования по детской психологии. Scientific Monthly, 13 (6), 493–515.

1922

110. Лэшли, К. С., и Уотсон, Дж. Б. (1922). Психологическое исследование кинофильмов в связи с кампаниями по борьбе с венерическими заболеваниями. Вашингтон: Межведомственный совет по социальной гигиене США. https://archive.org/details/apsychologicals00labogoog.

111. Уотсон, Дж. Б. (1922). Какую сигарету вы курите и почему? Бюллетень новостей Дж. Уолтера Томпсона , (88), 1–17.

112. Уотсон, Дж. Б. (1922). Буклеты читаются и хранятся? Вестник Дж. Уолтера Томпсона , (90), 1–4.

113. Уотсон, Дж. Б. (1922). Перед написанием копии рассмотрите потребителя! Пример эксперимента с сигаретами. Printer’s Ink, 119 (1), 93–94.

114. Уотсон, Дж. Б. (1922). Место Мюнстерберга в американской психологии: обзор книги Маргарет Мюнстерберг «Хьюго Мюнстерберг: его жизнь и творчество». New Republic, 32 (405), 51.

115. Уотсон, Дж. Б. (1922). Рецензия на «Анализ сознания» Бертрана Рассела. Циферблат, 72 , 97–102.

116. Уотсон, Дж. Б. (1922). Возможности и ограничения психологии в офисе.В G. S. Schilds (Ed.), Proceedings of the Third National Conference of the National Association of Office Managers (pp. 4–10). Вашингтон: Национальная ассоциация офисных менеджеров.

1923

117. Уотсон, Дж. Б. (1923). Реклама по радио. Бюллетень новостей Дж. Уолтера Томпсона , (98), 11–17.

118. Уотсон, Дж. Б. (1923). Гигантская индустрия, нуждающаяся в помощи рекламы . Нью-Йорк: Компания Дж. Уолтера Томпсона.

119. Уотсон, Дж. Б. (1923). Юнг как психолог: Обзор «Психологических типов» К. Г. Юнга. Новая Республика, 36 (466), 287–288.

120. Уотсон, Дж. Б. (1923). Профессор Макдугалл возвращается к религии: обзор «Очерка психологии» Уильяма Макдугалла. New Republic, 34 (436), 11–14.

1924

121. Уотсон, Дж. Б. (1924). Бихевиоризм: современная психология .Психея: Годовой из общего числа .

122. Уотсон, Дж. Б. (1924). Человеческое поведение: Обзор книги Ф. Л. Уэллса «Удовольствие и поведение». Nation, 119 (3094), 449.

123. Уотсон, Дж. Б. (1924). Психология с точки зрения бихевиориста (2-е изд.). Филадельфия: Компания Дж. Б. Липпинкотт.

124. Уотсон, Дж. Б. (1924). Невербализованное в человеческом поведении. Психологический обзор, 31 (4), 273–280.10.1037 / ч0071569.

125. Уотсон, Дж. Б. (1924). Место кинестетической, висцеральной и гортанной организации в мышлении. Психологический обзор, 31 (5), 339–347. 10.1037 / h0073937.

126. Уотсон, Дж. Б. (1924). Что, кому, когда, где, как мы продаем? Нью-Йорк: Компания Дж. Уолтера Томпсона.

127. Уотсон, Дж. Б. (1924). С извинениями Сократу: Обзор «Логики поведения» Джеймса Маккея. Nation, 119 (3082), 128.

128. Watson, J. B. (1924). Бихевиоризм (1-е изд.). Нью-Йорк: Народный институт.

1925

129. Уотсон, Дж. Б. (1925). Что в детской говорят об инстинктах. Педагогическая семинария и журнал генетической психологии, 32 (2), 293–326. 10.1080 / 08856559.1925.10534070.

130. Уотсон, Дж. Б. (1925). Экспериментальные исследования на рост эмоций. Педагогическая семинария и журнал генетической психологии, 32 (2), 328–348. 10.1080 / 08856559.1925.10534071.

131. Уотсон, Дж. Б. (1925). Недавние эксперименты о том, как мы теряем и меняем свое эмоциональное оборудование. Педагогическая семинария и журнал генетической психологии, 32 (2), 349–371. 10.1080 / 08856559.1925.10534072.

132. Уотсон, Дж. Б. (1925). Личность. Больница социальной службы, 11 , 329–364.

133. Уотсон, Дж. Б. (1925, 31 марта). Школы для родителей: известный психолог объясняет, почему последние открытия науки заставляют отцов и матерей осваивать совершенно новые методы воспитания детей. [Интервью, интервьюер не указан]. Syracuse Herald , p. 6. Сиракузы, штат Нью-Йорк.

134. Уотсон, Дж. Б. (1925, 6 января). Испытания показывают, что у человека от рождения нет страха. [Беседовала Л. Валоним]. Нью-Йорк Таймс , стр. 6. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.

1926

135. Уотсон, Дж. Б. (1926). Бихевиоризм: психология, основанная на рефлексах. Архив неврологии и психиатрии, 15 (2), 185–204. 10.1001 / archneurpsyc.1926.02200200036003.

136. Уотсон, Дж. Б. (1926). Бихевиоризм: психология, основанная на рефлекторных действиях. Журнал философских исследований, 1 (4), 454–466.

137. Уотсон, Дж. Б. (1926, май). Что такое бихевиоризм? Ежемесячный журнал Харпера, 152 , 723–729.

138. Уотсон, Дж. Б. (1926, июнь). Как мы думаем: взгляд бихевиориста. Ежемесячный журнал Харпера, 153 , 40–45.

139. Уотсон, Дж. Б. (1926, июль). Память, как ее видит бихевиорист. Ежемесячный журнал Харпера, 153 , 244–250.

140. Уотсон, Дж. Б. (1926). Что в детской говорят об инстинктах. В C. Murchison (Ed.), Психологии 1925: Пауэлл читает лекции по психологической теории (стр. 1–35). Вустер: Издательство Университета Кларка.

141. Уотсон, Дж. Б. (1926). Экспериментальные исследования роста эмоций. В C. Murchison (Ed.), Психологии 1925 года: Пауэлл читает лекции по психологической теории (стр. 37–57). Вустер: Издательство Университета Кларка.

142. Уотсон, Дж. Б. (1926). Недавние эксперименты о том, как мы теряем и меняем свое эмоциональное оборудование. В C. Murchison (Ed.), Психологии 1925 г .: Пауэлл читает лекции по психологической теории (стр. 59–81). Вустер: Издательство Университета Кларка.

1927

143. Уотсон, Дж. Б. (1927). Может ли психология помочь в подборе персонала? Чернила для принтера , 139 . 69–70, 72, 77–78.

144. Уотсон, Дж. Б. (1927, 16 апреля). Приведение природы в соответствие со спецификациями. [Интервью, интервьюер не указан]. Ежедневные новости капитала . п. 4. Джефферсон-Сити, Миссури.

145. Уотсон, Дж. Б. (1927, 9 августа). Доктор Ватсон ухмыляется над «преступным типом»: правила судьи Фосетта для выявления мошенников «много болонского», говорит психолог.[Беседовал К. Б. Уорд]. New York Evening Post , стр.8. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.

146. Уотсон, Дж. Б. (1927, 30 сентября). Следует научиться регулировать себя. [Беседовал В. Р. Холлинтер]. Daily Capital News , стр. 4. Джефферсон-Сити, Миссури

147. Уотсон, Дж. Б. (1927, сентябрь). Может ли психология помочь мне воспитать ребенка? McCall’s, 44 , 72 (одна статья разделена на две части).

148. Уотсон, Дж. Б. (1927, октябрь).Дали ли вы ребенку шанс? McCall’s, 64 , 74 (одна статья разделена на две части).

149. Уотсон, Дж. Б. (1927, ноябрь). Детские страхи и как они растут. McCall’s, 68 , 74 (одна статья разделена на две части).

150. Уотсон, Дж. Б. (1927). Введение. В A. A. Asgis (Ed.), Человек — это машина? (стр. 7–10). Нью-Йорк: Лига общественного обсуждения.

151. Уотсон, Дж. Б. (1927, апрель).Что такое «личность»? РЕКЛАМНЫЙ ВИЗЕР Erie Dispatch-Herald , p. 4. Эри, Пенсильвания.

152. Уотсон, Дж. Б. (1927). Личность и выбор персонала (II): Бихевиорист смотрит на личность. Вестник Дж. Уолтера Томпсона, 128 , 1–10.

153. Уотсон, Дж. Б. (1927). Личность и выбор персонала (III): Может ли психология помочь в подборе персонала? Вестник Дж. Уолтера Томпсона, 129 , 1–13.

154. Уотсон, Дж. Б. (1927). Мышление глазами бихевиориста. Вестник Дж. Уолтера Томпсона, 127 , 17–23.

155. Уотсон, Дж. Б. (1927, июль). Бихевиорист смотрит на инстинкты. Ежемесячный журнал Харпера, 155 , 228–235.

156. Уотсон, Дж. Б. (1927, сентябрь). Миф о бессознательном: бихевиористское объяснение. Ежемесячный журнал Харпера, 155 , 502–508.

157. Уотсон, Дж. Б. (1927). Слабость женщины. Nation, 125 (3235), 9–10.

158. Уотсон, Дж. Б. (1927, 6 ноября). «Мы думаем мышцами», — говорит он: «Психолог заявляет, что на самом деле мысль — это не что иное, как разговор с самими собой». Baltimore Sun , стр. 12. Балтимор, Мэриленд.

159. Уотсон, Дж. Б. (1927). Зарождение и рост бихевиоризма. Archiv Für Systematische Philosophie Und Soziologie, 30 , 247–262.

160. Уотсон, Дж. Б. (1927, март). Что делать, если ребенок боится? Дети: Журнал для родителей, 2 , 25-27. (b)

161. Уотсон, Дж. Б. (1927, 2 августа). Мы можем построить человека. [Интервью, интервьюер не указан]. Daily Capital News , стр. 4. Джефферсон-Сити, Миссури

1928

162. Уотсон, Дж. Б. (1928, январь). Хороший ребенок немного избалован. McCall’s , 50, 66 (одна статья разделена на две части).

163. Уотсон, Дж. Б. (1928, февраль). Бешеная молодежь. McCall’s , 55.

164. Watson, J. B. (1928, март). Ночной и дневной уход за ребенком. McCall’s, 38 , 68 (одна статья разделена на две части).

165. Уотсон, Дж. Б. (1928, 5 марта). Америка становится управляемой женщинами? [Беседовал И. Стивен] Wichita Daily Times , стр.8. Уичито-Фолс, Техас.

166. Уотсон, Дж. Б. (1928, 30 марта).Говорит, что колледж должен приспосабливать молодежь к жизни: психолог согласен с выбором практических качеств старшеклассника Йельского университета. [Беседовал М. Партон]. Syracuse Herald , p. 26. Сиракузы, штат Нью-Йорк,

,

, , 167. , Уотсон, Дж. Б. (1928, 16 июня). Накормите меня фактами. Субботний обзор литературы , 966–967.

168. Уотсон, Дж. Б. (1928, 28 ноября). Ребенок без рисунка, Бихевиорист придерживается. [Интервью, интервьюер не указан]. Taylor Daily Press , стр.3. Тейлор, Техас.

169. Уотсон, Дж. Б. (1928, ноябрь) Д-р Джон Б. Уотсон, бихевиорист, выступает за рекламную рекламу. [Интервью, интервьюер не указан]. Американская пресса , стр. 14. Лейк-Чарльз, Луизиана. (c)

170. Уотсон, Дж. Б. (1928). Бизнес не позволяет девушкам вступать в брак, говорит Джон Б. Уотсон. [Беседовал Л. Г. Генн]. Журнал Everyweek . (c)

171. Уотсон, Дж. Б. (1928, 22 декабря). Это твоя собственная вина. Collier’s Weekly, 2 , 30 (одна статья, разделенная на две части).

172. Уотсон, Дж. Б. (1928, октябрь). Бихевиорист смотрит на молодежь. [Беседовала Лилиан Г. Генн] Independent Woman, 7 (10), 439–440, 479 (одна статья разделена на две части).

173. Уотсон, Дж. Б. (1928, февраль). Сердце или интеллект? Ежемесячный журнал Харпера, 156 , 345–352.

174. Уотсон, Дж. Б. (1928). Бессознательное бихевиориста.В E. S. Dummer (Ed.), Бессознательное: симпозиум (стр. 91–113). Нью-Йорк: Альфред А. Кнопф.

175. Уотсон, Дж. Б. (1928, апрель). Что такое бихевиоризм? Журнал «Золотая книга», 7 , 507–515.

176. Уотсон, Дж. Б. (1928). Способы бихевиоризма . Нью-Йорк: Харпер и братья.

177. Watson, J. B., & McDougall, W. (1928). Битва бихевиоризма: экспозиция и экспозиция .Лондон: К. Пол, Тренч, Трубнер.

178. Уотсон, Дж. Б., и Уотсон, Р. Р. (1928). Психологическая помощь младенцу и ребенку . Нью-Йорк: Нортон.

179. Уотсон, Дж. Б. (1928, октябрь). А как насчет вашего ребенка? Hearst’s International — Cosmopolitan, 76-77 , 108-112 (одна статья разделена на две части).

180. Уотсон, Дж. Б. (1928, август). Шлепать или не шлепать. Дети: журнал для родителей, 3 (8).10, 32 (одна статья разделена на две части).

181. Уотсон, Дж. Б. (1928, 7 декабря). Избегайте детских ласк, советует бихевиорист. [Беседовал М. Зейдел]. Атланта Джорджиан . Атланта, Джорджия.

182. Уотсон, Дж. Б. (1928, ноябрь). Если ты неудачник — измени свою личность. Журнал NEA , стр. 5. (c)

1929

183. Эйерс, Дж. Х., Дюрант, У., Лич, Х. Г., Роуз, Д. Ф., и Уотсон, Дж.Б. (1929). Можем ли мы заставить наших детей вести себя хорошо? Сократический диалог. Форум, 82 , 346–350.

184. Durant, W., Leach, H. G., & Watson, J. B. (1929). Человек — это машина? Сократов диалог. Форум , 82 , 264–270.

185. Уотсон, Дж. Б. (1929). Бихевиоризм. В Encyclopædia Britannica (14-е изд., Стр. 327–329). Лондон: Encyclopdia Britannica Inc.

186. Уотсон, Дж. Б. (1929).Введение. В G. Hamilton & K. MacGowan (Eds.), Что плохого в браке? (стр. Xiii – xxi). Нью-Йорк: Альберт и Чарльз Бони.

187. Уотсон, Дж. Б. (1929). «Просто кусок ключа». Вестник Дж. Уолтера Томпсона , (139), 10–12.

188. Уотсон, Дж. Б. (1929, июнь). Через пятьдесят лет мужчины не женятся. Hearst’s International — Cosmopolitan , 70–71, 104-106 (одна статья разделена на две части).

189. Уотсон, Дж. Б. (1929, 29 июня). Должен ли ребенок иметь более одной матери? Liberty Magazine , (25), 31–35.

190. Уотсон, Дж. Б. (1929). Психология с точки зрения бихевиориста (3-е изд.). Филадельфия: Липпинкотт.

191. Уотсон, Дж. Б. (1929, 20 декабря). «Власть и разорение мешают Рождеству», — говорит Фанни Херст: «Настоящий дух празднования юбилея отсутствует, — утверждает автор, — но доктор Ватсон, бихевиорист, видит в этом облегчение от однообразия».[Беседовал Ф. Херст]. The Charleston Gazette , стр. 11. Чарльстон, Западная Вирджиния.

1930

192. Мерчинсон, К., Боринг, Э.Г., Бюлер, К., Лангфельд, Х.С., и Уотсон, Дж. Б. (1930). Предисловие. В История психологии в автобиографии (том 1, стр. IX – X). Вустер: Издательство Университета Кларка.

193. Уотсон, Дж. Б. (1930). После семьи — Что? В В. Калвертон и С. Д. Шмальхаузен (ред.), Новое поколение: интимные проблемы современных родителей и детей (стр.55–73). Нью-Йорк: Компания Маколея.

194. Уотсон, Дж. Б. (1930). Бихевиоризм (2-е изд.). Нью-Йорк: Нортон.

195. Уотсон, Дж. Б. (1930). Рецензия на «Исследование брака» Г.В. Гамильтон и «Что плохого в браке?» Дж. В. Гамильтон и К. Макгоуэн. Журнал социальной психологии, 1 (1), 178–182.

196. Уотсон, Дж. Б. (1930, 20 февраля). Упадок семейной жизни и изменение законов о браке, предсказанные Джоном Б.Ватсон. [Интервью, интервьюер не указан]. The Daily Princetonian, LV (9), 1, 4 (одна статья, разделенная на две части).

1931

197. Уотсон, Дж. Б. (1931). Анализирующий психоаналитик. Мыслитель , 4 (3), 8-13.

198. Уотсон, Дж. Б. (1931, 30 августа). Прогресс и цивилизация. Рецензия на «Мужское шоу, Цивилизация» Джорджа А. Дорси. New York Herald Tribune , стр.1–2.

1932

199. Уотсон, Дж. Б. (1932). Предисловие. В Х. С. Линк (ред.), Новая психология продаж и рекламы (стр. Vii – xii). Нью-Йорк: Макмиллан. 10.1136 / bmj.1.4855.199-б.

200. Уотсон, Дж. Б. (1932). Как вырастить личность. В В. В. Бингхэме (ред.), Психология сегодня: Лекции и учебное пособие (стр. 102–110). Чикаго: Издательство Чикагского университета.

201. Уотсон, Дж.Б. (1932, 27 апреля). Богатые мужчины старше 50 убивают себя из-за недостатка женского внимания! Так говорит доктор Джон Б. Уотсон, известный психолог. [Беседовал К. Боуэн]. п. 7. (c)

1934

202. Уотсон, Дж. Б. (1934, июнь). Некоторые лабораторные заметки по бихевиористской психологии применительно к продажам. Красный ствол , 8 (7), 20–24.

203. Уотсон, Дж. Б. (1934, июль). Наш страх: как они развиваются. Красный ствол , 13 (7), 22–27.

204. Уотсон, Дж. Б. (1935). Просто примечание о продаже. Вестник. Ежемесячный бюллетень стандартных брендов , 45–46.

1936

205. Уотсон, Дж. Б. (1936). Джон Бродус Ватсон. В C. Murchison (Ed.), История психологии в автобиографии (том 3, стр. 271–281). Вустер: Издательство Университета Кларка.

206. Уотсон, Дж. Б. (15 января 1936 г.). Ложные страхи крадут у мягких продавцов. [Интервью, интервьюер не указан]. J-M Daily News, 1 (2). стр.1. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк. (в)

1950

207. Уотсон, Дж. Б. (1950). Письмо Джона Б. Ватсона. Журнал психологического клуба — Фурманский университет, 1 , 2–3.

1994

208. Уотсон, Дж. Б.(1994). Джон Б. Уотсон: Интервьюируемый, профессиональный деятель, символ Джон. [Беседовал Дж. К. Бернхэм]. В: Дж. Т. Тодд и Э. К. Моррис (ред.). Современные взгляды на Джона Б. Ватсона и классический бихевиоризм . (стр. 65–73). Вестпорт: Гринвуд Пресс.

2014

209. Уотсон, Дж. Б. (2014). Почему я не совершаю самоубийства. Revista de Historia de la Psicología, 35 (1), 37–46.

Биография Джона Б. Уотсона — Жизнь американского психолога

Джон Б.Ватсон
Психолог
Родился 9 января 1878 г.
Travelers Rest, Южная Каролина
Умер 25 сентября 1958 (в возрасте 80 лет)
Гражданство Американский

Джон Б. Уотсон внес огромный вклад в область психологии. Ему часто приписывают создание школы психологии, известной своим бихевиоризмом. Исходя из этого, через призму бихевиориста можно изучить такие разные области, как воспитание детей и маркетинг.Уотсон также прославился своим участием в эксперименте «Маленький Альберт». В целом, его вклад в эту область был положительным и заслуживающим внимания.

Ранняя жизнь Уотсона

Джон Б. Уотсон родился 9 января 1878 года в Трэвелерс-Рест, Южная Каролина. Его раннее детство было несколько бурным, поскольку он не разделял страсти своей матери к религии. Фактически, с возрастом у него развилось несколько враждебное отношение к религии. Его отец, сильный алкоголик, ушел из дома, чтобы жить с другими женщинами, и это очень разозлило молодого Ватсона.

Мать Уотсона в конце концов продала семейную ферму в сельской части штата и переехала в Гринвилл, который был более городским. Она надеялась, что этот переезд предоставит Уотсону больше возможностей в жизни. Во многом переезд сработал. Живя в более густонаселенном районе, Ватсон увидел новую и более разнообразную группу людей. Можно сказать, что этот опыт помог ему обрести понимание, которое он позже использовал в своих более поздних работах по бихевиористской психологии.

В отличие от многих других влиятельных психологов, Джон Б.Уотсон не был известен своими ранними академическими успехами. Фактически, Ватсон был очень плохим учеником в школе. У него также было немало дисциплинарных проблем. Тем не менее, он смог поступить в университет Фурмана благодаря помощи матери.

До поступления в университет мало кто давал Уотсону шанс на успех. Учителя считали его ленивым и непокорным. На университетском уровне Watson показал невероятный поворот. Он поступил в бакалавриат в 16 лет и получил степень магистра к 21 году.

Что действительно беспокоило его в то время, так это то, что он знал, что ему совершенно не хватает социальных навыков. У Уотсона было очень мало друзей, и он никогда по-настоящему не понимал, как преодолеть свои социальные недостатки и установить связь с другими.

Дальнейшее обучение

Ватсон смог поступить в Чикагский университет. За это время он установил прочные связи со многими людьми на факультете. Его отношения с этими людьми повлияли на его интерес и изучение психологии и помогли в его собственных новаторских начинаниях в области исследования бихевиоризма.

Его доктор философии. Тема диссертации — белые крысы и их психическое развитие. Корни его взглядов на бихевиоризм отражены в этой диссертации.

Вскоре после получения докторской степени Уотсон женился и устроился на факультет Университета Джона Хопкинса. Разразился катастрофический скандал, когда он был уличен в романе с аспирантом. Это привело к его увольнению с факультета, а также к разводу.

Появление бихевиоризма

В 1913 году Уотсон опубликовал статью Психология как взгляды бихевиористов .Сложная статья продолжится и объяснит, что за людьми следует наблюдать способом, не сильно отличающимся от того, как изучаются животные. По сути, человека следует рассматривать с точки зрения естествознания.

Самое главное, он отверг идею, что психология должна основываться на изучении сознания. Он считал, что изучение человеческого поведения более реалистично и надежно. Он продолжил писать книгу на эту тему под названием Бихевиоризм .

Уотсон запустил эксперимент бихевиоризма с младенцем по имени Альберт, который включал серию эмоциональных тестов, основанных на модифицированных тестах на белых крысах.Младенцу было всего девять месяцев, и некоторые тесты казались очень неподходящими для такого маленького ребенка. Спорные результаты были в конечном итоге опубликованы в выпуске журнала Journal of Experimental Psychology за 1920 год.

Позже Уотсон двинется дальше и потратит время на гораздо менее спорную область: рекламу. Его исследования в этой области изучали взаимосвязь между маркетингом и бихевиоризмом.

Спустя годы и смерть

Когда ему было около 80 лет, Уотсон получил большую награду Американской психологической ассоциации за свою работу в этой области.Давно на пенсии, Джон Б. Уотсон скончался 25 сентября 1958 года в Нью-Йорке.

Переосмысление наследия Джона Б. Ватсона

Как отец-основатель бихевиористской точки зрения, обучение студентов Джону Б. Уотсону и его вкладу в область психологии является краеугольным камнем любого вводного курса. Однако чем больше я читаю о его вкладе и о том, как он изучал психологию, тем больше меня интересует вопрос о повышении статуса исследователя, который сомневается в своей работе с этической точки зрения, и продвижении некоторых опасных теорий, касающихся воспитания детей.Почему Ватсон продолжает упорствовать в каноне психологии, и следует ли ему преподносить студентам квалификаторы в качестве примера того, как , а не вести себя как исследователь и психолог?

Начнем с его часто цитируемого (а теперь и печально известного) исследования, которое сегодня обычно называют исследованием «Маленького Альберта». Как известно, это имя было дано 9-месячному младенцу, личность которого до сих пор обсуждается. Этот младенец использовался в качестве подопытного в эксперименте, в котором Уотсон и его 21-летняя аспирантка Розали Рейнор применили принципы классического кондиционирования, чтобы проверить, смогут ли они заставить ребенка развить реакцию страха на различных пушистых животных.

В дополнение к тому, что сама посылка была этически сомнительной, учитывая, насколько молод был субъект, после демонстрации того, что они могут эффективно культивировать фобию у ребенка, Ватсон никогда не пытался погасить (то есть избавиться от или лечить) страх, который он вызвал в младенец. Более того, страх стал настолько сильным у Маленького Альберта, что он развил генерализацию стимулов — это означает, что он был не , а просто бояться пушистых животных, которым он подвергался во время фазы кондиционирования; его страх распространялся также на предметы, похожие на пушистых существ, такие как шуба, белая маска и т. д.

По сей день остаются разногласия относительно того, кем на самом деле был ребенок, участвовавший в исследовании, и действительно ли Ватсон и его коллега получили информированное согласие от своей матери. Есть основания предполагать принуждение к участию младенца. Это явные этические нарушения, в дополнение к тому факту, что не было предоставлено никакого последующего наблюдения, чтобы убедиться, что младенец не пострадал в долгосрочной перспективе от условий, которым он подвергался в исследовании. Как будто этого недостаточно, новое исследование предполагает, что Ватсон, возможно, выбрал ребенка, которому было лет, а не лет, на самом деле здоровым с самого начала.

Например, статья, опубликованная Американской психологической ассоциацией, организацией, президентом которой в свое время руководил Уотсон, сообщала:

«Новые данные свидетельствуют о том, что мальчик, известный как Маленький Альберт, — объект знаменитого расследования обусловленности эмоций, проведенного Джоном Б. Уотсоном и Розали Рейнер в 1920 году в Университете Джона Хопкинса, — возможно, не был тем« здоровым »,« нормальным »мальчиком, которого хвалил Ватсон. , но ребенок с неврологическими нарушениями, страдавший врожденной гидроцефалией.

Более того, подтверждающие данные свидетельствуют о том, что Ватсон скрыл эту информацию, чтобы дополнить результаты исследования, возможно, исходя из того, что невосприимчивый ребенок обеспечит лучшую основу для последующих сильных реакций и поможет отклонить обвинения в жестоком обращении с детьми ». (DeAngelis, 2012, para 1- 2)

Если на самом деле этим ребенком был Малыш Альберт, как и предполагалось, далее в статье отмечается, что он умер в возрасте 6 лет. Фактически, исследователи личности этого ребенка пришли к выводу, что: «Потому что Уотсон и Рейнер пытались обусловить страх. у младенца и не прилагал никаких усилий, чтобы проследить за ним после выписки и обеспечить его благополучие, исследование Маленького Альберта всегда приводило нас к рассмотрению основных вопросов экспериментальной этики », — говорит он [исследователь Фридлунд].«Но теперь это заставляет нас столкнуться с более глубокими и тревожными проблемами, такими как женоненавистничество в медицине, защита инвалидов и вероятность научного мошенничества. Это история, из которой могут извлечь уроки все психологи» (как сообщает ДеАнджелис, 2012, п. 10 ).

Как будто подавления Ватсоном правды и его вопиющего пренебрежения к здоровью Маленького Альберта недостаточно, чтобы переосмыслить его наследие, похоже, что он был морально сомнительным и в своей личной жизни. Известно, что Уотсон развелся со своей женой после того, как он был вовлечен в скандал, который в конечном итоге привел к его увольнению из Университета Джонса Хопкинса.По всей видимости, у него был роман с Рейнором, хотя до сих пор ходят слухи, что настоящая причина его увольнения заключалась в том, что он проводил эксперименты, связанные с сексом (например, Чемберлин, 2012). Уотсон покинул академию после скандала, чтобы никогда не вернуться.

Так что, возможно, нам не следует тщательно исследовать личную жизнь наших психологических икон — никто не идеален, и их следует помнить за их вклад в эту область, верно? Однако я нахожу иронию в том, что Фрейд является более противоречивой фигурой с точки зрения того, что его считают «гиперсексуалом» или каким-то сексуальным отклонением в соответствии с его теориями, учитывая, что, по общему мнению, он жил очень целомудренной личной жизнью со своей женой.Конечно, по сравнению с Ватсоном, Фрейд никогда не участвовал в каких-либо непристойных скандалах того времени.

И, наконец — и, возможно, наиболее тревожно, — это тот факт, что Уотсон ошибочно применил принципы бихевиоризма к представлению о том, что матери должны позволять своим младенцам «выкрикивать», если они не спали всю ночь, не предлагая никаких законных социальных научных доказательств этому. такая теория. Эта дезинформация сохраняется и по сей день, когда консультанты по сну, педиатры и множество других «экспертов» советуют родителям, заинтересованным в обучении сна, позволять своим детям плакать — даже если на это уходит часы — как способ дать им возможность чтобы научиться засыпать самостоятельно.

Сотрудник PT Писательница Дарсия Нарваэс документирует разрушительные последствия такого ошибочного теоретизирования, когда пишет: «Он [Ватсон] применил механистическую парадигму бихевиоризма к воспитанию детей, предупредив об опасностях чрезмерной материнской любви» (Нарваез, 2011 , абз.2). Фактически, она продолжает сообщать, что такая бихевиористская точка зрения «полностью игнорировала человеческое развитие» и не имеет законности с исследовательской точки зрения.

Итак, у нас есть это: вместо Джона Б.Ватсон, свободный от скандалов и неустанно работающий над разработкой парадигмы, которая будет доминировать в этой области в 20-м веке — как я узнал о нем — настоящий Ватсон, помимо того, что его исследования сомнительны с этической точки зрения, также продвигал опасные взгляды на воспитание детей. и психология развития, не основанная на науке или фактах. Эти теории существуют по сей день, что делает их еще более опасными.

Возможно, когда его представят сегодня студентам-психологам, Джон Б.Уотсона следует преподавать как поучительную историю, когда «людям науки» дается полная свобода действий, чтобы они могли делать то, что они считают нужным, без какой-либо ответственности или соблюдения этических стандартов. В самом деле, меня беспокоит то, что такая фигура, как Зигмунд Фрейд, исторически была окутана противоречиями в этой области, несмотря на значительные и новаторские способы, которыми он произвел революцию в этой области, хотя на самом деле исследования, которые он проводил, никоим образом не выходили за рамки явно очевидных этических границ. в работе Уотсона. Нам следует более тщательно изучить авторов-основателей этих перспектив, поскольку то, что они являются сегодня историческими фигурами, не означает, что мы не должны привлекать их к ответственности за предосудительное с моральной точки зрения поведение или приукрашивать наиболее сомнительные части их биографий.

Авторские права Азаде Аалаи 2015

Джон Б. Уотсон, темный психолог

Джон Бродус Ватсон родился в 1878 году и был четвертым из шести детей. Его отец, Пикенс Батлер Уотсон, воевал на стороне Конфедератов во время Гражданской войны и после этого так и не успокоился. Большую часть времени он проводил вдали от дома, оставляя детей воспитывать их мать Эмма на их маленькой ферме. Эмма была преданной баптисткой и надеялась, что ее сын станет священником.Она также была реалистом и знала, что ее детям потребуется солидное образование. Поэтому в 1890 году, когда Уотсону было всего 12 лет, его мать продала ферму и переехала с семьей в Гринвилл, Южная Каролина.

Мать Ватсона Эмма. Его плохие отношения с ней оказали большое влияние на его жизнь.

Уотсону не понравился переезд в большой город, и он часто становился мишенью школьных хулиганов, называя его «тупым деревенским парнем». Это разочарование втянуло его в правонарушение, в частности, в преступления на почве ненависти. Фактически, Уотсон был арестован за нападения на местных чернокожих — даже по стандартам 1890-х годов он считался крайним.Тем не менее влияния его матери на местную баптистскую церковь было достаточно, чтобы он получил место в Университете Фурмана. Он был равнодушным учеником, но был достаточно талантлив, чтобы получить степень магистра, и достаточно умен, чтобы понимать, что академические круги предлагают выход из сельской жизни, которую он ненавидел. Первоначально после окончания учебы он устроился директором академии в Южной Каролине, но смерть его матери в 1900 году лишила его оснований оставаться в штате. Осенью он переехал в Иллинойс, где поступил изучать психологию в Чикагский университет.

Уотсона из Университета Фурмана

Психология как дисциплина в то время находилась в зачаточном состоянии, и это было хорошее место для амбициозного человека, чтобы оставить свой след. Профессора из Чикаго первыми разработали функциональный подход к психологии, в отличие от европейских идей, которые начались с попытки структурировать сознание. Фактически, сама природа «разума» была горячей темой для дискуссий — граница между философией и психологией все еще была очень размытой. Сам Уотсон изначально поступил в докторантуру по философии, но вскоре изменил ее на «экспериментальную психологию».Его наставником был Джеймс Роуленд Энджелл, один из первых пионеров психологии, который побудил его изучать неврологию как второстепенный предмет. Эта сосредоточенность на мозге оказала огромное влияние на раннюю карьеру Уотсона. Его диссертация о развитии интеллекта у крыс иногда считается первым настоящим психологическим экспериментом из-за его упора на прямое наблюдение, прогнозирование и системный анализ. Почти столь же влиятельным был психический срыв, который он пережил в 1903 году, поскольку непосредственный опыт этого умственного каскада оказался для него очень ценным.

Уотсон получил докторскую степень в 1903 году в возрасте 25 лет, особенно в молодом возрасте для такой квалификации. В следующем году он представлял Чикаго на Конгрессе искусств и наук в Сент-Луисе и стал лидером среди тех, кто призывает психологию разорвать связи с философией и присоединиться к биологическим наукам. В то же время Уотсон завязал романтические отношения с одной из своих учениц, женщиной по имени Мэри Икес. В наши дни это, конечно, будет считаться серьезным нарушением этики, и даже в то время пара хранила свои отношения в секрете до тех пор, пока Мэри не покинула университет.Это был знак грядущего. Брак не был счастливым, хотя Уотсон обнаружил, что дочь, родившаяся в 1906 году, была одной из немногих вещей, которые могли отвлечь его от экспериментов. Он сказал одному из своих друзей, что она была:

.

На квадратный дюйм веселей больше, чем у всех лягушек и крыс в творении.

Крысы доставили Ватсону неприятности в том же году, когда он представил доклад о том, как лишение крыс их зрения или обоняния повлияло на их развитие, что привело к негативной реакции на жестокое обращение с животными.Несколько национальных газет превратили Ватсона в небольшой скандал, но в конечном итоге результаты оказались для него хорошими. Психологическое сообщество встало на его защиту, и в результате он стал одним из ведущих специалистов в этой области. Он даже использовал свою известность для написания статей для национальных журналов, таких как The World Today . Это привело к тому, что он получил грант на исследования от Института Карнеги, что стало большой честью.

Уотсон во время работы в John Hopkins

В 1908 году Уотсон покинул Чикаго, чтобы стать профессором Университета Джона Хопкинса в Балтиморе.Он получил неожиданное повышение, когда глава департамента Джеймс Болдуин был пойман полицией во время рейда в борделе. Хотя его должность означала, что никаких обвинений не было, он был вынужден уйти в отставку. В результате Уотсон фактически стал главой отдела. В 1910 году он стал соучредителем Journal of Animal Behavior [1], исследовательского журнала, который подтвердил его позицию о том, что экспериментальная психология животных имеет решающее значение для понимания психологии человека. Исходя из этого, он начал пересматривать психологию и разработать свою собственную модель подхода к ней, в частности, на основе более ранних работ Павлова.В 1913 году в серии лекций в Колумбийском университете Уотсон изложил основы своего нового подхода.

Уотсон описал свой подход к психологии как «бихевиоризм» — идею о том, что наблюдаемое поведение — это все, что требуется для понимания психологии человека или животного. [2] Это резко контрастировало с «интроспективной психологией», которая пыталась разработать теорию того, что такое разум и как он работает, прежде чем приступить к тому, что он делает на самом деле. Бихевиоризм можно считать более современным, хотя он игнорирует многое из того, что современная психология считает ключевым компонентом — физиологические действия в мозге.Однако в то время подход Уотсона был новаторским. Однако еще более новаторским было его логическое продолжение этого. Если бы мы поняли это поведение — если бы мы знали, какие внешние стимулы его вызывали — то до фактического контроля над ним оставался небольшой шаг.

Одна из многих рекламных фотографий, которые Ватсон использовал в дальнейшей жизни.

На самом деле, главная цель нового подхода Ватсона заключалась в том, чтобы сделать психологию действительно полезной. По его мнению, если психология не принесет реальной ценности, она никогда не будет по-настоящему принята научным истеблишментом.Чего ему не хватало, так это арены для проверки его новых теорий. Его основное внимание было обращено на деловой мир. Уотсон убедился, что его методы могут помочь в найме и обучении на производстве, а также в обеспечении порядка на рабочем месте. Вскоре у него появилась возможность применить эти методы на практике в совершенно другой организации, когда Америка начала войну.

Первоначальное применение психологии в армии США происходило в форме отбора кандидатов из рядового состава для подготовки офицеров.Это были первые тесты на пригодность, и они оказались чрезвычайно полезными, помогая армии автоматизировать процесс подбора персонала. Уотсон был отправлен в Европу для изучения британских авиаторов, чтобы разработать тесты способностей для американских летчиков. Это было расстроено, когда большая часть людей, которых он был отправлен учиться, была убита в бою, и ему пришлось пройти через обстрелы в Париже и воздушные налеты на Лондон зря. Его критика армии по этому поводу чуть не привлекла его к суду, и хотя он этого избегал, вооруженные силы его глубоко не впечатлили.Его южные чувства были в равной степени возмущены еще одним событием — тесты на способности не делали различий по расе, и вид черных офицеров был чем-то, что он находил очень тревожным.

Розали Рейнер и «Маленький Альберт».

Хотя война не принесла прямой выгоды Watson, она сделала популяризацию идеи прикладной психологии для вербовки и обучения. В результате он и несколько других ученых сформировали консалтинговую компанию, которая использовала связи военного времени, налаженные с промышленностью, для применения навыков и методов обучения к рабочей силе.Уотсон также получил работу от Совета по социальной гигиене США по изучению эффективности защитных пленок от ВД, предшественников некоторых из его более поздних работ. Он также провел неоднозначный эксперимент, в котором заставил маленького мальчика (которого в исследовательских работах назвали Альбертом Б.) испытывать страх при виде животных. Эксперимент был признан блестящим успехом и ознаменовал высшую точку академической карьеры Уотсона. [3] Это было важно по другой причине, поскольку научным сотрудником Уотсона в эксперименте была молодая женщина по имени Розали Рейнер.

Ватсону было сорок два года, когда Розали (примерно половина этого возраста) приехала учиться в школу Джона Хопкинса. Она была из влиятельной семьи — ее дядя был сенатором США — и поэтому, когда у них завязался роман, он сначала замаскировал его как попытку развить в своей семье полезные связи. Но его жену не обмануть. Это была не первая его интрижка, хотя ей никогда раньше не удавалось это доказать. Однако увлечение Ватсона Розали привело к неосмотрительности, и когда Уотсоны навещали семью Рейнеров, Мэри прокралась в спальню Розали и нашла несколько любовных писем от ее мужа.С помощью этих писем она развелась со своим мужем в 1920 году, получив опеку над их двумя дочерьми вместе с щедрым уплатой алиментов.

Розали Рейнер

Уотсон не предпринимала никаких попыток скрыть свои отношения с Розали после развода, что оказалось большим просчетом. Он был убежден, что его академическая репутация была слишком ценной для Университета Джона Хопкинса, чтобы против него можно было предпринять какие-либо действия. Попечительский совет не согласился. Мало того, что Уотсон вел роман со студентом, дед этого студента был крупным спонсором школы.Они не могли просто позволить этому ускользнуть. В октябре 1920 года, за месяц до судебного разбирательства по делу о разводе, Уотсона вызвали в кабинет президента университета и предложили выпрыгнуть, прежде чем его толкнули. О своей отставке он написал на месте.

Судебный процесс, что неудивительно, обернулся крупным национальным скандалом. Кто-то (возможно, мстительная Мэри) слил одно из любовных писем Ватсона прессе, которая распечатала его полностью. Сама Мэри была опрошена несколькими газетами и произвела впечатление, внешне мягкое, но заполненное скрытыми колючками.После всей этой огласки Ватсон знал, что у него мало шансов найти работу в другом университете. Большая часть академического сообщества отнеслась к нему с симпатией, но этого оказалось недостаточно, чтобы какой-либо университет рискнул вызвать общественный резонанс по поводу его приема на работу. Поэтому Уотсон был вынужден искать в другом месте — в частном секторе.

Розали и Ватсон в яхт-клубе в Коннектикуте.

Розали Рейнер и Джон Бродус Ватсон поженились 31 декабря 1920 года. Незадолго до этого Уотсон начал новую работу в качестве руководителя в рекламном агентстве Дж. Уолтера Томпсона.По традиции в компании Уотсону пришлось потратить несколько месяцев, продавая образцы от двери до двери и работая за продуктовым прилавком в Macy’s, чтобы дать ему представление о поведении покупателей. Его зарплата составляла двадцать пять тысяч долларов в год — в четыре раза больше, чем он зарабатывал как ученый. Он будет зарабатывать каждую копейку. Он собирался произвести революцию в рекламной индустрии.

Большим нововведением Уотсона стало его осознание того, что факты в значительной степени не имеют отношения к продаже продукции.Важно было вызвать эмоциональную реакцию — страх, гнев (хотя и не слишком много гнева), любовь. Первая из них стала основой одной из его самых успешных кампаний — кампании по производству детской присыпки Джонсона. Кампания была специально нацелена на белых матерей из среднего класса, и использованный язык был тщательно выбран. Порошок был «чистым» и «чистым», а его неиспользование «подвергало детей риску заражения». Идея заключалась в том, чтобы заставить женщин бояться за своих детей и бояться, что их сочтут плохими матерями, если они не воспользуются порошком.Естественно, кампания имела огромный успех.

Королева Румынии Мария

Уотсон также была пионером в рекламе продукции знаменитостями. Он отметил, что поклонение героям является подлинным явлением — люди эмоционально реагируют на людей, которыми они восхищаются. Благодаря тому, что эти герои ассоциировались со своей продукцией, он гарантировал, что на нее будут передаваться те же положительные эмоции. Одним из примеров этого была его кампания по крему для лица Pond, который пришел в упадок из-за того, что он воспринимался как «универсальный» продукт.Когда королева Румынии Мария посетила США в 1923 году и была отмечена во многих газетах как гламурная иностранная королевская особа, Уотсон послал ей бесплатные образцы продукции Pond, чтобы заручиться ее одобрением. Вскоре крем для лица снова стал популярным.

Часть гения Ватсона заключалась в том, чтобы привязать свои продукты к существующим социальным тенденциям, часто неожиданным образом. Например, в середине 1920-х годов многие женщины начали курить, чтобы показать себя современными и утонченными.Уотсон разработал серию рекламных роликов, в которых рассказывалось о женщине, соблазнительно курящей сигарету, причем из текста следовало, что она могла делать это, не опасаясь навредить своей привлекательности, потому что использовала зубную пасту Pebeco. Таким образом, зубная паста была напрямую связана с сексуальностью и сексуальной потребностью, что стало большим шагом вперед по сравнению с обычной рекламой, ориентированной на здоровье.

Не только женщины привыкли ассоциировать Pebeco с гламурным курением. Источник

К 1930-м годам Уотсон был признан одним из ведущих коммерческих психологов Америки.Он применил свой опыт не только к маркетингу, но и к менеджменту. Он считал, что идеальным сотрудником должен быть самомотивированный человек, для которого работа стала неотъемлемой частью его личности. [4] Такой человек поставил бы цели своей корпорации выше своих личных жизненных целей, не имея возможности отличить работу от жизни. Ядовитые последствия такого подхода и ущерб, который он может нанести несчастным сотрудникам, сохраняются на рабочем месте по сей день.

Уотсон, возможно, ушел из академической среды, но он еще не закончил проповедовать евангелие бихевиоризма.Вместо этого Уотсон стал первым «популярным психологом», медиа-экспертом по психологическим наукам. [5] В середине 1920-х он провел серию дебатов с псевдоученым Уильямом Макдугаллом. Макдугалл проповедовал форму психологии Ламарка, согласно которой дети унаследовали побуждения, которые их родители развили в жизни. Его ненавидел психологический истеблишмент, который считал, что его взгляды и высокий авторитет ставят под угрозу четверть века работы, проделанной для утверждения психологии как науки.Использование Уотсоном своей платформы для осуждения Макдугалла помогло реабилитировать его в значительной части психологического истеблишмента, хотя работа на неполный рабочий день, которую ему удалось получить в Новой школе социальных исследований (исследовательский институт в Нью-Йорке), была прекращена. 1926 г. за неуточненное «проступок сексуального характера».

Воплощение взглядов Уотсона можно найти в написанной им статье, опубликованной в июне 1929 года. Ватсон первоначально назвал ее Утопия бихевиориста , но она была опубликована как Должен ли ребенок иметь более одной матери? (Эта статья кажется расширением идей, которые он ранее изложил в своей книге Психологическая помощь младенцам и детям .В нем он утверждал, что современная семья совершенно непригодна для воспитания детей, поскольку «продлевает период младенчества». Он с восхищением отзывался о детском труде и возлагал вину за все современные беды на привязанность родителей к своим детям.

Никогда не обнимайте и не целуйте их, никогда не позволяйте им сидеть у вас на коленях. Если нужно, поцелуйте их один раз в лоб, когда они пожелают спокойной ночи. Обменивайтесь рукопожатием с ними утром. Похлопайте их по голове, если они чрезвычайно хорошо справились с трудной задачей.

Уотсон сознательно создавал свой имидж «эксперта» по продаже товаров.

Чтобы предотвратить это, Уотсон предложил запретить грудное вскармливание, запретить матерям знать личность своих детей и чередовать детей между родителями с четырехнедельными интервалами, пока они не достигнут двадцатилетнего возраста. Женоненавистничество Уотсона ярко проявляется, поскольку он одновременно объявил женщин непригодными для работы, а также осудил их влияние на своих детей как корень всех комплексов.В наиболее удручающем (и предсказуемом) аспекте его утопии главная цель женщины заключалась в том, чтобы быть «искусством интересовать мужчин и обращаться с ними», в то время как «крупным женщинам и случайным женщинам из неблагополучных семей запрещено размножаться». Религия будет объявлена ​​вне закона, а те, кто не сможет приспособиться к его «утопии», будут «всегда ограничены и вынуждены зарабатывать себе на хлеб в огромных производственных и сельскохозяйственных учреждениях, побег из которых невозможен». И все же, какими бы ужасающими ни были доведенные до логического завершения идеи Уотсона, он по-прежнему пользовался неизменной популярностью у публики, которая считала его уверенность долгожданным облегчением от меняющегося мира 1930-х годов.

Ватсон как старик.

В 1935 году Розали внезапно умерла от пневмонии. За предыдущие пятнадцать лет она стала единственной, кто мог вывести его из своей скорлупы и принять участие в общественных мероприятиях. Когда она ушла, смесь горя и естественного расположения заставила 57-летнего Уотсона все больше и больше затворничать. У него было два сына от Рози, но его убеждения заставляли его сознательно сохранять эмоциональную дистанцию ​​от них, что привело бы к полному отчуждению по мере их взросления.В 1945 году он ушел из рекламы и переехал в Коннектикут, где жил, как отшельник. Показательно, что когда-то деревенский мальчик купил ферму, и его старость отражала образцы его юности — он попал в ритм кормления и ухода за животными и выращивания фруктовых деревьев. В 1957 году Американская психологическая ассоциация хотела сделать его почетным гостем на своем ежегодном собрании, но Ватсон в последний момент отказал им. Он послал своего сына вместо себя, так как боялся, что может сломаться и заплакать.Он, как сообщается, подумал, что было бы постыдно, если бы великий покровитель бихевиоризма позволил своим эмоциям взять над ним верх. Год спустя, в возрасте восьмидесяти лет, он умер на своей ферме. Рекламная революция, которую он породил, основанную на эмоциональном резонансе с фактами, не ослабевает и по сей день.

Изображения с Викимедиа, Университета Фурмана и Alchetron, если не указано иное.
Эта статья была вдохновлена ​​«Психомедией» и книгой «Механический человек».

[1] Не путать с современным научным журналом «Поведение животных», который изначально был «Британским журналом поведения животных».

[2] Спасибо Мальте Элсону за указание на то, что это не следует путать с более поздним определением бихевиоризма Б. Ф. Скиннером, которое значительно расширило и улучшило работу Уотсона.

[3] В настоящее время использование одного предмета, отсутствие контроля и неспособность «вывести из условий» Альберта Б. — все это привело к тому, что эксперимент имел гораздо более низкую репутацию среди ученых.

[4] Определенно «его» — Уотсон никогда не был очень доволен идеей женщин на рабочем месте. По его мнению, «женщине глупо проводить свои лучшие годы в офисе… оттачивать свой мозг, когда эти вещи не имеют большого значения для ее эмоциональной жизни как женщины».

[5] Он, конечно же, не был выше того, что использовал это, чтобы также продавать товары с собственной поддержки.

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *