«Смысл жизни – наполнять её смыслом»: цитаты Виктора Франкла
09 октября 2022 Цитаты
- 2
Признанный эксперт по сохранению себя в тяжёлые времена – автор «Сказать жизни «Да!» Виктор Франкл. Цитаты психолога, пережившего концлагерь, собрали в галерее.
В 1942 году австрийский психолог и философ Виктор Франкл стал узником одного из лагерей смерти. В свои 37 лет он не обладал сильным здоровьем и мог оказаться одним из кандидатов на немедленное уничтожение. Однако австриец стал живым доказательством собственной теории. Он был уверен, что стремление к смыслу – главный движущий механизм поведения и развития человека. Именно это помогло ему пережить годы заключения.
Случай Франкла во многом уникален. Он видел жизнь концлагеря изнутри и при этом мог её анализировать как специалист. Видимо поэтому слова психолога и бывшего узника настолько сильно проникают в душу.
«Страдание, не являющееся необходимым, – это мазохизм, а не героизм».
«У человека можно отнять всё, кроме одного: последней свободы человека – выбирать собственное отношение к любым обстоятельствам, выбирать собственный путь».
«Наша величайшая свобода – это свобода выбирать своё отношение к чему бы то ни было».
«Недостаток успеха никогда не означает утрату смысла».
«Поступайте по собственной совести, но при этом понимайте, что ваша совесть может ошибаться».
«У каждого есть своё особое призвание. Каждый человек незаменим, а жизнь его неповторима. И поэтому задача каждого человека настолько же уникальна, насколько уникальна и его возможность выполнить эту задачу».
«Страдание своей целью имеет уберечь человека от апатии, от духовного окоченения».
«Когда мы больше не в состоянии изменить ситуацию, мы вынуждены изменить самих себя».
«Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесёте своё внимание на другие вещи, оно придёт и тихонько сядет вам на плечо».
«Смысл жизни – наполнять её смыслом».
Дублируем цитаты Фракла из галереи ниже, чтобы вы могли сохранить их все одним списком себе в заметки на смартфоне. Так будет проще обращаться к ним в любое время.- «Страдание, не являющееся необходимым, – это мазохизм, а не героизм».
- «Страдание своей целью имеет уберечь человека от апатии, от духовного окоченения».
- «У человека можно отнять всё, кроме одного: последней свободы человека – выбирать собственное отношение к любым обстоятельствам, выбирать собственный путь».
- «Наша величайшая свобода – это свобода выбирать своё отношение к чему бы то ни было».
- «Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесёте своё внимание на другие вещи, оно придёт и тихонько сядет вам на плечо».
- «Недостаток успеха никогда не означает утрату смысла».
- «Смысл жизни – наполнять её смыслом».
- «Поступайте по собственной совести, но при этом понимайте, что ваша совесть может ошибаться».
- «У каждого есть своё особое призвание. Каждый человек незаменим, а жизнь его неповторима. И поэтому задача каждого человека настолько же уникальна, насколько уникальна и его возможность выполнить эту задачу».
Недавно вышел сборник «О смысле жизни», куда вошли не издававшиеся ранее на русском три лекции. Их бывший заключённый прочитал в 1946 году в Народном университете Вены. Понравился материал? Вы также можете узнать здесь больше о книге Виктора Франкла «Сказать жизни «Да!»: психолог в концлагере».
Text: Дарья Колганова- Нон-фикшен
Виктор Франкл
Виктор Эмиль Франкл (32 книги)
Виктор Франкл — австрийский психиатр, психолог, философ и невролог.Виктор Эмиль Франкл появился на свет весной 1905 года в Вене. Его отец — чиновник Министерства социальной защиты. Как нетрудно догадаться,…Ещё
- 2
Виктор Франкл: в чем смысл нашей жизни и зачем в ней страдания
Истории
Однажды человек, чью жизнь удалось спасти после попытки самоубийства, рассказал мне, как он собирался уехать за город, чтобы там пустить себе пулю в голову, но поскольку было уже поздно и трамвая он не дождался, то понял, что придется взять такси, и тут ему подумалось, что тратить деньги на такси — расточительство, и он невольно усмехнулся, оттого что и перед смертью озабочен подобными соображениями.
Интерпретацию ответа на вопрос о смысле жизни в исполнении Поля Гогена можно увидеть на его картине «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?», оконченной в 1898 году
- Фото
- Общественное достояние
Все это должно было бы показаться ему бессмысленным перед лицом смерти. Но как прекрасно выразил все это — отрезвление человека по отношению к собственным притязаниям на счастливую жизнь — Рабиндранат Тагор:
Я спал и видел сон: жизнь — радость.
Проснувшись, понял: жизнь — долг.
Трудился и увидел: долг есть радость.
Тут мы уже намечаем направление, в котором будем прокладывать путь дальнейших рассуждений.
Итак, жизнь — долг, великое и цельное обязательство. Да, радость в ней тоже присутствует, но к ней нельзя стремиться, ее невозможно достичь, просто «пожелав», она возникает сама собой и не как цель, но как последствие: счастье не должно, не может и не смеет быть целью, это результат, итог исполнения того, что в стихотворении Тагора названо долгом, и о чем мы далее попробуем поговорить подробнее.
В любом случае «стремление к счастью» заведомо обречено, поскольку счастье может лишь само свалиться человеку в руки, а добыть его, преследуя, невозможно.
Мудрое сравнение предложил Кьеркегор: дверь к счастью открывается наружу, то есть эта дверь лишь прочнее закрывается перед тем, кто изо всех сил тянет ее на себя.
Однажды мне довелось общаться одновременно с двумя уставшими от жизни людьми, мужчиной и женщиной, — так случайно совпало. Они оба слово в слово утверждали: жизнь для них лишена смысла, поскольку они «уже ничего не ждут от нее». В этом оба были правы, однако вскоре выяснилось, что каждого из них кто-то ждал или что-то ждало: мужчину — незаконченная научная работа, женщину — ее дитя, в ту пору находившееся недоступно далеко, за границей.
Потребовался такой — «коперниканский», сказал бы я вместе с Кантом, — переворот, поворот всего образа мыслей на 180 градусов, после которого вместо вопроса:
«Чего мне еще ждать от жизни?» — прозвучало: «Чего жизнь ждет от меня?», то есть: «Какое жизненное задание стоит передо мной?»
Теперь мы понимаем, насколько ошибочно в конечном счете формулируется вопрос о смысле жизни, если он задается так, как это делается в обыденности.
Нет, не мы должны вопрошать о смысле жизни — это жизнь задает нам вопрос, ставит его перед нами, а мы — вопрошаемые! Мы призваны к ответу, мы должны искать ответ на постоянный, ежеминутный вопрос жизни.
Жить — и значит быть вопрошаемым, все наше бытие — ответ, ответствование жизни. Стоит занять такую позицию в рассуждении, и нас уже ничто не устрашит, никакие образы будущего и даже предполагаемое отсутствие будущего. Настоящее время становится для нас абсолютно всем, потому что оно задает нам все новые вопросы.
Теперь все зависит от вопроса, чего от нас ждут. А что ждет в будущем нас — этого мы не только не можем знать, но и не должны. В этой связи я обычно рассказываю историю, которую прочитал много лет назад в короткой газетной заметке: чернокожего, приговоренного к пожизненному заключению, отправили на Чертов остров*.
* Остров в Атлантическом океане у берегов Южной Америки, территория Гвианы, департамента Франции. С 1852 по 1952 г.
служил каторжной тюрьмой для особо опасных преступников.
Когда судно «Левиафан» находилось вдали от земли, на нем вспыхнул пожар. В этой панике арестант сумел освободиться от оков и принял участие в спасательных работах. Ему были обязаны жизнью десять человек. Впоследствии он получил за это помилование.
И вот о чем я думаю: спроси кто-нибудь этого человека в гавани Марселя, перед посадкой на тюремный корабль, видит ли он какой-то смысл в дальнейшей своей жизни, он, скорее всего, покачал бы головой. Ведь что его ждало? Но никому из нас неведомо, что его ждет, какой великий час, какая уникальная возможность совершить нечто героическое, как случилось с тем чернокожим, спасшим десять человек на «Левиафане».
Причем вопрос, который ставит перед нами жизнь и в ответе на который мы осуществляем смысл настоящего момента, меняется не только час за часом, но и от человека к человеку: в каждый момент и для каждого человека вопрос свой. Но мы видим, что вопрос о смысле жизни ставится примитивно, если он не обращен ко всей полноте конкретики, к конкретному «здесь и сейчас».
Спрашивать о смысле жизни «вообще» настолько наивно, что я бы сравнил этот вопрос с вопросом, который репортер задает гроссмейстеру:
«Какие ходы вы предпочитаете?»
Разве существуют определенные шахматные ходы, всегда выгодные и тем более наилучшие, независимо от совершенно определенной ситуации, от конкретного положения фигур на доске?
Не менее наивен тот молодой человек, что много лет назад в ответ на приглашение поучаствовать в обсуждении смысла жизни сказал мне: «Извини, Франкл, сегодня я иду в гости к родителям будущей жены. От этого визита я никак уклониться не могу, так что на твой семинар не останусь. Будь так добр, объясни быстренько: что такое смысл жизни?»
Конкретное «требование сего часа», постоянное вопрошание, может вызывать различные формы ответа. В первую очередь нашим ответом становится какое-то действие: мы отвечаем поступком, неким осуществляемым решением или трудом, выполняемой работой.
Но и тут требуется осмысление.
Пожалуй, мне опять стоит прибегнуть к примеру из жизни. Однажды ко мне обратился молодой человек, бившийся над вопросом о смысле или бессмысленности жизни. И этот человек упрекнул меня: «Вам легко говорить — вы вот организовали консультацию, помогаете людям, выправляете их, а я-то — кто я и что я? — подмастерье портного! Что я должен делать, как я могу своей работой придать жизни смысл?»
Этот человек забыл, что речь никогда не идет о том, какое положение ты занимаешь в жизни, какая у тебя профессия. Значимо лишь то, как ты заполняешь свое место, свой круг (и опять же, важен не радиус действия, важно лишь, чтобы круг был заполнен, чтобы жизнь «исполнилась»).
Ведь в своем кругу каждый человек незаменим, необходим — каждый. Задачи, которые ставит перед человеком жизнь, может решить только он сам, и больше никто.
Если человек не вполне осуществляет свою миссию в сравнительно большом круге, его жизнь исполняется в меньшей степени, чем жизнь человека, который вполне соответствует своему более узкому кругу.
В своем конкретном окружении этот подмастерье портного мог бы достичь большего, своими действиями (а порой бездействием) созидать более осмысленную, исполненную жизнь, чем другой человек, вызывающий у подмастерья напрасную зависть, но не сознающий свою более существенную жизненную задачу, не соответствующий ей.
Но как обстоит дело с безработными, спросит меня сейчас кто-то, не учитывая, что профессиональный труд не единственное поприще, на котором человек может деятельно воплощать смысл жизни.
Неужели только работа и придает жизни смысл?
Достаточно задать этот вопрос множеству людей, которые не без оснований жалуются на бессмысленность своего профессионального труда (зачастую чисто механического), на бесконечные колонки цифр или на однообразные движения у станка, хуже того — у конвейера. Жизнь их обретает личный, человеческий смысл лишь в скудные часы досуга. Но и безработный имеет шанс в избыточные часы досуга найти смысл жизни.
Мы ни в коем случае не обесцениваем финансовые трудности, финансовую нужду и в целом социальные или экономические стороны такого рода ситуаций. Ныне мы лучше прежнего понимаем: «сначала жратва, мораль потом». На этот счет мы не строим никаких иллюзий.
Но мы знаем также, что жратва без морали оставляет человека без смысла и что такого рода бессмысленность может обернуться катастрофой для того, кто всецело сосредоточился на жратве; мы также знаем, в какой степени «мораль», то есть неколебимая вера в безусловный смысл жизни, так или иначе делает жизнь выносимой. Ведь мы видели воочию и пережили такое: человек искренне готов голодать, если видит в этом смысл.
Но мы воочию видели и как трудно дается голод при отсутствии «морали», и как немыслимо требовать от человека «мораль», когда он умирает с голоду.
Однажды мне поручили провести психиатрическую экспертизу мальчишки, который от крайней нужды украл батон хлеба. Суд сформулировал вопрос буквально так: является ли этот юнец «неполноценным» или же нет.
Я вынужден был сообщить, что с психиатрической точки зрения он вовсе не является «неполноценным», однако присовокупил пояснение: в подобной ситуации нужно быть не то что полноценным, а прямо сверхчеловеком, чтобы, погибая с голоду, удержаться от искушения!
Мы можем придать жизни смысл не только с помощью какой-то деятельности, осознанно отвечая на конкретные вопросы, и не только в труде выполняем требования бытия, но и как любящие: в искренней преданности прекрасному, великому, доброму. Нужно ли подробно излагать, как и почему переживание красоты способно придавать жизни смысл?
Лучше ограничусь следующим мысленным экспериментом: представьте, что вы сидите в концертном зале, слушаете любимую симфонию, звучит самое заветное для вас место этой симфонии, вы так захвачены, что по спине бегут мурашки… А теперь представьте себе нечто психологически невероятное: тут вам задают вопрос, имеет ли ваша жизнь смысл. Думаю, вы согласитесь, что в такой момент возможен лишь один ответ и звучал бы он так:
«Если б вся моя жизнь была ради этого мгновения — и тогда б она того стоила!»
Но нечто подобное происходит и с человеком, который восхищается не искусством, а природой; также нечто подобное переживает тот, кто увлечен другим человеком.
Ведь всем знакомо это чувство, охватывающее нас при виде одного- единственного человека. Если попытаться облечь это чувство в слова, получится примерно так: само то, что на земле живет этот человек, придает смысл и этому миру, и жизни на земле.
Итак, мы придаем жизни смысл своей деятельностью и своей любовью, а еще — страданием. Ведь от того, как человек воспринимает убывание жизненных возможностей, и в сфере активного действия, и в сфере любви, от того, какую позицию он занимает по отношению к этой убыли и ограничению, как он переносит страдание, причиняемое ему этой убылью, — зависит, сможет ли он воплощать в жизнь свои ценности.
Итак, позиция, занимаемая по отношению к трудностям, показывает, что собой представляет человек, и это дает возможность наполнить жизнь смыслом. Не стоит забывать и про спортивный дух, чрезвычайно присущий человеку! Ведь что, собственно говоря, делают спортсмены? Сами себе придумывают трудности, чтобы побить собственные рекорды.
А в обычной жизни это, конечно, лишнее: в повседневности страдание только тогда обретает смысл, когда вызвавшее его несчастье навлечено судьбой, то есть неотвратимо и неумолимо.
Судьба же — то, что влечет нас, — проявляется в любом случае, так или иначе.
Либо мы меняем судьбу, в той мере, в какой это удается, либо добровольно ее принимаем, в той мере, в какой это необходимо. В обоих случаях возможен внутренний рост благодаря судьбе, благодаря несчастью. Вот что подразумевает Гёльдерлин, говоря: «Наступая на свое несчастье, я становлюсь выше ростом».
И насколько же неверно то понимание судьбы, которое побуждает людей жаловаться на свои злосчастья и ожесточаться против рока!
Отрывок из книги Виктора Франкла «О смысле жизни». М.: Издательство Альпина нон-фикшн, 2022.
Узнать цену
Название книги «О смысле жизни» точно и емко отражает суть и главную тему человеческих и научных поисков Виктора Франкла. В ней читатель найдет не издававшиеся прежде на русском языке три лекции, которые знаменитый психиатр и психотерапевт прочитал в 1946 году в Народном университете Вены. Это уникальное свидетельство бывшего узника концлагеря, прошедшего самые тяжелые испытания и сохранившего волю к жизни, — ценная часть наследия Виктора Франкла, труды которого во всем мире и в любые времена не теряют актуальности.
Редакция
Теги
- книги
- Библиотека «Вокруг Света»
Виктор Франкл о человеческом поиске смысла — маргиналы
Знаменитый австрийский психиатр, переживший Холокост Поиск Значение ( публичная библиотека ) — размышление о том, чему ужасный опыт Освенцима научил его основной цели жизни: поиску смысла, который поддерживал тех, кто выжил.
Для Франкла значение исходило из трех возможных источников: целеустремленная работа, любовь и мужество перед лицом трудностей.
Исследуя «интенсификацию внутренней жизни», которая помогала заключенным оставаться в живых, он рассматривает трансцендентную силу любви:
Любовь выходит далеко за пределы физической личности возлюбленного. Оно находит свой глубочайший смысл в его духовном существе, его внутреннем я. Присутствует ли он на самом деле, жив ли он вообще, как-то перестает иметь значение.
Франкл иллюстрирует это волнующим примером того, как его чувства к жене, которая в конце концов была убита в лагерях, придавали ему смысл:
Мы работали в окопе. Заря была вокруг нас серой; серым было небо над головой; серый снег в бледном свете зари; поседели лохмотья, в которые были одеты мои сокамерники, и поседели их лица. Я опять молча разговаривал с женой, а может быть, пытался найти причину страданий, своего медленного умирания. В последнем яростном протесте против безнадежности неминуемой смерти я почувствовал, как мой дух пронзает окутывающий мрак. Я почувствовал, как оно выходит за пределы этого безнадежного, бессмысленного мира, и откуда-то услышал победоносное «да» в ответ на мой вопрос о существовании конечной цели. В этот момент зажегся свет в далеком фермерском доме, стоявшем на горизонте, словно нарисованном там, посреди жалкой серости предрассветного баварского утра.
«Et lux in tenebris lucet» — и свет сияет во тьме.
Я часами стоял, рубя ледяную землю. Мимо прошел охранник, оскорбляя меня, и я еще раз пообщался с любимым. Я все больше и больше чувствовал, что она здесь, что она со мной; У меня было ощущение, что я могу прикоснуться к ней, могу протянуть руку и схватить ее. Ощущение было очень сильным: она была там. Затем, в этот самый момент, птица бесшумно слетела вниз и села прямо передо мной на кучу земли, которую я выкопал из канавы, и пристально посмотрела на меня.Юмора, «еще одного оружия души в борьбе за самосохранение», пишет Франкл: способность подняться над любой ситуацией, хотя бы на несколько секунд. … Попытка развить чувство юмора и смотреть на вещи с юмористической точки зрения — это своего рода трюк, которому научились, осваивая искусство жизни. И все же можно практиковать искусство жизни даже в концентрационном лагере, хотя страдание вездесуще.
Литография Лео Хааса, художника Холокоста, пережившего Терезиенштадт и Освенцим (общественное достояние) Обсудив общие психологические паттерны, проявляющиеся у заключенных, Франкл делает все возможное, чтобы оспорить предположение о том, что человеческие существа неизменно формируются их обстоятельствами.
Он пишет:
А как же человеческая свобода? Разве нет духовной свободы в отношении поведения и реакции на любое данное окружение? … Самое главное, доказывают ли реакции узников на своеобразный мир концлагеря, что человек не может избежать влияния своего окружения? Разве у человека нет выбора действий перед лицом таких обстоятельств?
Мы можем ответить на эти вопросы как исходя из опыта, так и из принципа. Опыт лагерной жизни показывает, что у человека есть выбор действия. …Человек может сохранить остатки духовной свободы, независимости ума даже в таких страшных условиях психического и физического напряжения.
[…]
У человека можно отнять все, кроме одного: последней из человеческих свобод — выбирать свое отношение в том или ином стечении обстоятельств, выбирать свой путь.
Как и Уильям Джеймс в своем трактате о привычках, Франкл помещает это понятие повседневного выбора в эпицентр человеческого опыта:
Каждый день, каждый час давал возможность принять решение, решение, определить, подчинитесь ли вы тем силам, которые угрожали лишить вас самого себя, вашей внутренней свободы; что определяло, станете ли вы игрушкой обстоятельств, откажетесь от свободы и достоинства, чтобы принять форму типичного заключенного.
Подобно Генри Миллеру и Филипу К. Дику, Франкл признает страдание неотъемлемым элементом не только существования, но и осмысленной жизни:
Если в жизни вообще есть смысл, то должен быть смысл и в страдании. . Страдание – неотъемлемая часть жизни, такая же, как судьба и смерть. Без страданий и смерти человеческая жизнь не может быть полной.
То, как человек принимает свою судьбу и все связанные с ней страдания, то, как он берет свой крест, дает ему широкие возможности — даже в самых трудных обстоятельствах — придать своей жизни более глубокий смысл. Он может оставаться смелым, достойным и бескорыстным. Или в ожесточенной борьбе за самосохранение он может забыть свое человеческое достоинство и стать не более чем животным. Здесь кроется шанс для человека либо использовать, либо отказаться от возможностей достижения моральных ценностей, которые может предоставить ему трудная ситуация. И это решает, достоин он своих страданий или нет. …Такие мужчины бывают не только в концлагерях.
Везде человек сталкивается с судьбой, с возможностью добиться чего-то собственным страданием.
Работая психиатром среди заключенных, Франкл обнаружил, что самым важным фактором в культивировании «внутренней хватки», позволяющей мужчинам выживать, было обучение их мысленно удерживать какую-то будущую цель. Он цитирует Ницше, который писал, что «Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти любое как », и предостерегает от обобщения:
Литография Лео Хааса, художника Холокоста, пережившего Терезиенштадт и Освенцим (общественное достояние)Горе тому, кто не видел больше смысла в своей жизни, никакой цели. , нет цели, и поэтому нет смысла продолжать. Вскоре он был потерян. Типичный ответ, которым такой человек отвергал все обнадеживающие доводы, был: «Мне больше нечего ожидать от жизни». Какой ответ можно дать на это?
Что действительно было необходимо, так это коренное изменение нашего отношения к жизни. Мы должны были учиться сами и, более того, мы должны были учить отчаявшихся людей, что на самом деле важно не то, что мы ожидаем от жизни, а то, что жизнь ожидает от нас .
Эти задачи и, следовательно, смысл жизни различаются от человека к человеку и от момента к моменту. Таким образом, невозможно определить смысл жизни в общем виде. На вопросы о смысле жизни никогда нельзя ответить опрометчивыми заявлениями. «Жизнь» означает не что-то смутное, а что-то очень реальное и конкретное, как и жизненные задачи очень реальны и конкретны. Они формируют судьбу человека, которая различна и уникальна для каждого человека. Ни один человек и никакая судьба не могут сравниться ни с каким другим человеком или какой-либо другой судьбой. Ни одна ситуация не повторяется, и каждая ситуация требует другого ответа.
Нам нужно было перестать спрашивать о смысле жизни и вместо этого думать о себе как о тех, кого жизнь задает вопросы — ежедневно и ежечасно. Наш ответ должен состоять не в разговорах и размышлениях, а в правильном действии и правильном поведении. Жизнь в конечном счете означает принятие на себя ответственности за поиск правильного ответа на свои проблемы и выполнение задач, которые она постоянно ставит перед каждым человеком.
Иногда ситуация, в которой оказался человек, может потребовать от него самим действовать. В другое время ему выгоднее воспользоваться возможностью для созерцания и таким образом реализовать активы. Иногда от человека может потребоваться просто принять судьбу, нести свой крест. Каждая ситуация отличается своей уникальностью, и всегда есть только один правильный ответ на проблему, поставленную данной ситуацией.Рассматривая человеческую способность к добру и злу и условия, которые вызывают непристойность у порядочных людей, Франкл пишет:
Человеческую доброту можно найти во всех группах, даже в тех, которые в целом было бы легко осудить. Границы между группами пересекались, и мы не должны пытаться упростить дело, говоря, что эти люди были ангелами, а те — дьяволами.
[…]
Из всего этого мы можем узнать, что есть две расы людей в этом мире, но только эти две — «раса» порядочного человека и «раса» непристойного человека.
Жизнь в концлагере вскрыла человеческую душу и обнажила ее глубины. Удивительно ли, что в тех глубинах мы снова нашли только человеческие качества, которые по самой своей природе были смесью добра и зла? Трещина, отделяющая добро от зла, пронизывающая всех людей, достигает самых глубин и проявляется даже на дне той пропасти, которую разверзает концлагерь.
Оба встречаются повсюду; они проникают во все слои общества. Ни одна группа не состоит полностью из порядочных или непристойных людей. В этом смысле ни одна группа не является «чисторасовой» — и поэтому среди лагерной охраны иногда попадался порядочный человек.Во второй половине книги Франкл представляет особый стиль экзистенциального анализа, который он назвал «логотерапией» — методом исцеления души путем развития способности находить смысл жизни:
В конце концов, человек не должен спрашивать, что смысл его жизни есть, но скорее он должен признать, что именно у него спрашивают.
Этот акцент на ответственности отражен в категорическом императиве логотерапии, который звучит так: «Живи так, как будто ты живешь уже во второй раз и как будто в первый раз ты поступил так же неправильно, как и сейчас!»
Одним словом, каждый человек подвергается сомнению жизнью; и он может ответить на жизнь только тем, что ответит за своей собственной жизнью; на жизнь он может реагировать, только будучи ответственным. Таким образом, логотерапия видит в ответственности саму суть человеческого существования.Франкл вносит свой вклад в самые богатые определения любви в истории:
Любовь — это единственный способ понять другого человека в сокровенном ядре его личности. Никто не может полностью осознать саму сущность другого человека, если он не любит его. Благодаря своей любви он может видеть в любимом человеке существенные черты и черты; и более того, он видит в себе то потенциальное, что еще не осуществилось, но еще должно осуществиться.
Кроме того, своей любовью любящий человек позволяет любимому человеку реализовать эти возможности. Заставляя его осознать, кем он может быть и кем он должен стать, он реализует эти потенциальные возможности.Франкл писал книгу в течение девяти дней подряд, с первоначальным намерением опубликовать ее анонимно, но по настойчивому совету друзей он добавил свое имя в последнюю минуту. Во введении к изданию 1992 года, размышляя о миллионах копий, проданных за полвека, прошедших с момента первоначальной публикации, Франкл делает острый метакомментарий по поводу того, что недавно повторил Джордж Сондерс, отметив:
Прежде всего я вовсе не вижу в статусе бестселлера моей книги достижение и достижение с моей стороны, а скорее выражение нищеты нашего времени: если сотни тысяч людей тянутся к книге, само название которой обещает решить вопрос смысла жизни, это должен быть вопрос, который горит у них под ногтями. … Однако сначала он был написан с абсолютным убеждением, что как анонимный опус он никогда не сможет принести своему автору литературную славу.
В том же предисловии он делится вечным советом по достижению успеха, который он часто дает своим ученикам:
Не стремитесь к успеху — чем больше вы стремитесь к нему и делаете его целью, тем больше вы идете пропустить это. За успехом, как и за счастьем, нельзя гнаться; это должно произойти, и это происходит только как непреднамеренный побочный эффект посвящения человека делу большему, чем он сам, или как побочный продукт подчинения человеку другому, чем он сам. Счастье должно случиться, и то же самое относится и к успеху: вы должны позволить этому случиться, не заботясь о нем. Я хочу, чтобы вы послушались того, что приказывает вам делать ваша совесть, и продолжали выполнять это в меру своих знаний. Тогда вы доживете до того, чтобы увидеть, что в конце концов — в конце концов, я говорю! — успех будет следовать за вами именно потому, что вы забыли о нем думать.
(Хью МакЛауд классно сформулировал то же самое мнение, когда написал, что «Лучший способ получить одобрение — это не нуждаться в нем».
ибо Смысл , без тени сомнения, будет на нем.
Виктор Франкл о любви, страдании и смысле жизни (Эд Батиста)
« Оценка жизни в Пойнт-Рейес | Основной | Путешествия, связи и обучение (Прощай, Роанак) »
Виктор Франкл о любви, страдании и смысле жизни
Виктор Франкл был австрийским психиатром, который провел 1942-45 годы в четырех разных нацистских концентрационных лагерях, включая Освенцим. К концу войны его беременная жена, родители и брат были убиты; среди его ближайших родственников выжили только он и его сестра. После войны он опубликовал « Человек в поисках смысла », книгу, вдохновленную его опытом в лагерях, и книгу, в которой я нашел мудрость и утешение в трудные времена.
Как я писал вчера, я ценил жизнь, надеясь на выздоровление Роанака Десаи, студента, с которым я работал последние несколько месяцев, который заразился церебральной малярией и был госпитализирован на прошлой неделе. Прошлой ночью я узнал, что Роанак скончался, и, хорошенько поплакав с женой, обратился к Франклу, пытаясь разобраться в этой бессмысленной трагедии.
Франкл пишет:
Мы можем открыть для себя этот смысл жизни тремя различными способами: (1) создавая произведение или совершая поступок; (2) испытав что-то или встретив кого-то; и (3) отношением, которое мы занимаем к неизбежному страданию. Первый, в виде достижения или свершения, совершенно очевиден. Второе и третье нуждаются в доработке.
Значение любви
Любовь — единственный способ понять другого человека в сокровенном ядре его личности. Никто не может полностью осознать сущность другого человека, если он не любит его. Благодаря своей любви он может видеть существенные черты и черты любимого человека; и более того, он видит в себе то потенциальное, что еще не осуществилось, но еще должно осуществиться. Кроме того, своей любовью любящий человек позволяет любимому человеку реализовать эти возможности. Заставляя его осознать, кем он может быть и кем он должен стать, он реализует эти потенциальные возможности…
Третий способ найти смысл жизни — это страдание.
Значение страдания
Мы никогда не должны забывать, что мы также можем найти смысл в жизни, даже столкнувшись с безвыходной ситуацией, столкнувшись с судьбой, которую нельзя изменить. Ибо тогда важно свидетельствовать об уникальном человеческом потенциале в его лучшем проявлении, который заключается в том, чтобы превратить личную трагедию в триумф, превратить затруднительное положение в человеческое достижение. Когда мы больше не в состоянии изменить ситуацию — подумайте только о неизлечимой болезни, такой как неоперабельный рак, — перед нами стоит задача изменить себя…
Но позвольте мне прояснить, что страдание никоим образом не необходимо для обретения смысла. Я лишь настаиваю на том, что смысл возможен даже вопреки страданию — при условии, конечно, что страдание неизбежно. Однако, если бы можно было избежать, разумнее было бы устранить его причину, будь то психологическую, биологическую или политическую…
Бывают ситуации, когда человек лишается возможности выполнять свою работу или наслаждаться жизнью; но что никогда нельзя исключать, так это неизбежность страдания.
[В Освенциме] меня мучил вопрос: «Имеют ли смысл все эти страдания, все это умирание вокруг нас? Ибо, если нет, то, в конечном счете, нет смысла в выживании; для жизни, смысл которой зависит от такого Случайность — например, сбежит человек или нет — в конечном счете вообще не стоит жить». [страницы 111-115]
Принимая этот вызов мужественно страдать, жизнь имеет смысл до последнего момента и сохраняет этот смысл буквально до конца. Иными словами, смысл жизни безусловен, ибо включает в себя даже потенциальный смысл неизбежных страданий… Что меня утешает в точке зрения Франкла, так это то, что он , а не , отрицающий горе и ярость, которые проистекают из страданий и трагедий. ему , а не «делать все возможное». И он , а не беспечно предполагает, что «все происходит по какой-то причине» (что я нахожу особенно бесполезным выражением соболезнования). воспринимайте наши страдания как опыт, в котором можно найти смысл. Природа этого значения будет у всех, конечно, разной, даже в ответ на одну и ту же трагедию.