7. Исследование мышления в вюрцбургской школе.
Вторая волна эмпирической проверки ассоциативной психологии и экспериментальных исследований исходила из Вюрцбургской школы, основателем которой был ученик Вундта О. Кюльпе. Вюрцбуржцы сосредоточили основное внимание на исследовании высших психических процессов, среди которых центральное место занимало мышление.
В
качестве методического приема для
исследования мышления вюрцбуржцы
использовали задачу или вопрос. Они
предлагали своим испытуемым математические
и лингвистические задания, для решения
которых необходимо было произвести
определенные операции с числами, изложить
в словесной форме смысл фраз, метафор
или пословиц. Наряду с этим была
использована традиционная интроспекция,
дополненная ретроспективным отчетом
о непосредственных переживаниях,
испытываемых субъектом в процессе
решения экспериментальных заданий.
Чтобы исключить предвзятость и повысить
надежность самонаблюдения, проводилось
специальное обучение, в ходе которого
формировались навыки составления
самоотчетов.
В исследованиях Н.Аха экспериментальная задача вводилась испытуемым, находящимся в состоянии гипнотического сна. Оказалось, что после выхода из гипнотического состояния испытуемые решали внушенную им задачу, но не могли дать отчет о мотивах, цели и смысле собственных действий. Опыты с гипнозом показали, что не все в процессе решения задач осознается и что существуют скрытые тенденции, определяющие избирательность и направленность мышления.
Опыты с испытуемыми, находящимися в бодрствующем состоянии показали, что избирательность мышления определяется не только прошлым опытом, как полагали ассоцианисты, но и тем, который приобретает субъект во время анализа условий экспериментального задания.
Новые
факторы, определяющие направленность
мышления человека были названы
«установкой» (Г. Уатт) и «детерминирующей
тенденцией» (Н. Ах). Позже был обнаружен
ещё один фактор, организующий мышление
– «антиципирующая тенденция». Было
показано, что на определенном этапе
решения задачи возникает (формируется)
«антиципирующая схема решения» как
некий эквивалент ещё не достигнутого,
но уже предвосхищаемого результата.
Таким образом, был экспериментально обоснован то факт, что мышление не только репродуцирует опыт, применяя его к решению предстоящих задач, но и конструирует способы решения, детерминированные непосредственно воспринимаемой ситуацией, вытекающие из анализа условий задачи и не имеющие аналогов в прошлом. Другими словами, мышление имеет продуктивный характер.
В
опытах с лингвистическими заданиями
вюрцбуржцы обнаружили, что не все
испытуемые способны выразить словесно
суть метафор и пословиц. Даже выбор из
предполагаемого списка аналогичных по
смыслу вызывал большие затруднения.
Кроме того, переход от восприятия фраз
и пословиц к пониманию их смысла не
поддавался интроспективному анализу.
Вюрцбуржцы проводили тысячи тренировочных
упражнений с испытуемыми, обучая их
интроспекции, сами выступали в качестве
испытуемых и получали один и тот же
результат.
Согласно Кюльпе, мышление иначе относится к объекту по сравнению с ощущениями и восприятием. Смысл, по Кюльпе, представляет собой переживание отношений, лишенное сенсорного содержания и чувственной наглядности. Согласно К. Бюлеру, речь отягощает мышление, сдерживает акт осознания, существенных для решения задачи отношений и препятствует переходу от лингвистических значений слов к смыслу фраз и предложений. Речь, по Бюлеру, нужна только на стадии уяснения условий задачи и сообщения результата решения.
Выводы были закреплены в таких понятиях как «безобразное мышление» и «чистая мысль». Прояснить значение фактов, полученных в исследованиях вюрцбургской школы помогла весьма показательная в определенном отношении полемика между В. Вундтом и О. Кюльпе.
Вундт
считал, что любое понятие, даже абстрактное,
образуется за счет соединения или
склеивания однородных и разнородных
образов, и что при тщательном анализе
можно совершить обратный процесс –
расчленение понятия на элементарные
чувственные составляющие.
Кюльпе был не согласен со своим учителем. Оба психолога использовали один и тот же метод, но получали при этом разные результаты. Дискуссия между ними продемонстрировала тот факт, что результаты интроспективных исследований зависят от убеждений испытуемых и, самое главное, от теоретических предпосылок и ожиданий экспериментаторов. В итоге каждый из дискутантов получал результаты, которые не противоречили его теоретическим воззрениям.
Отдавая
должное исследователям вюрцбургской
школы, отметим, что они были первыми,
кто использовал метод решения задач,
толкование фраз и пословиц, кто
рассматривал мышление как активный,
целенаправленный процесс в отличие от
пассивного ассоциирования, кто пошел
по пути поисков специфики мышления по
сравнению с другими психическими
процессами. Метод интроспекции был
доведен до пределов совершенства и все
возможности его применения были
исчерпаны. После этого стало очевидным,
что необходимы новые подходы к исследованию
мышления, альтернативные интроспективной
психологии.
Вюрцбургская школа | Студент-Сервис
Вюрцбургская школа в психологии знаменита прежде всего тем, что именно в ней впервые было начато экспериментальное изучение мышления. Она была основана немецким ученым О.Кюльпе (1862-1915). Кюльпе, так же как и Титченер, был учеником Вундта; под его руководством он обучался в Лейпцигском университете, а позднее писал докторскую диссертацию, которую защитил в 1887 г.
Вундту же он посвятил свою первую книгу «Очерк психологии, основанной на эксперименте» (1893). После окончания университета он работал у Вундта ассистентом, затем экстраординарным профессором. В 1894 г., получив приглашение от университета Вюрцбурга, он переехал в этот город и в 1896 г. создал там психологическую лабораторию.
В первые годы своей деятельности он частично повторял эксперименты, проводимые в Лейпцигской лаборатории, частично совершенствовал интроспективный метод.
Изменение инструкции, которая дается испытуемому перед началом эксперимента, привело к тому, что главное внимание в работах Кюльпе и его сотрудников было сконцентрировано уже не на результатах деятельности (скорости ответа, его точности и т.
д.), а на ее процессе. Поставив перед испытуемым задачу и наблюдая за ее решением, Кюльпе фактически начал экспериментальное изучение процесса мышления.
Тем самым было опровергнуто мнение Вундта о том, что экспериментальному изучению доступны только элементарные (сенсорные) процессы и что сознание представляет собой сенсорную мозаику, т. е. комплексы взаимосвязанных сенсорных элементов – ощущений и представлений.
Эксперименты Вюрцбургской школы показали, что испытуемый при выполнении заданий совершает умственные операции, которые он обычно не осознает. Из этого следовало, во-первых, что наряду с сенсорным «материалом» в «ткань» психологической жизни человека включены элементы, несводимые к ощущениям, во-вторых, что эти элементы сопряжены с действиями субъекта, его умственной деятельностью и, наконец, в-третьих, что неосознанность этих актов в момент их совершения требует внести коррективы в метод интроспекции.
В экспериментах К. Бюлера испытуемому уже предлагались логические и арифметические задачи.
Обдумывая их, он должен был замечать путь, который ведет к решению. В результате Бюлер и Уатт пришли к выводу о том, что принятие задачи является главным фактором, определяющим процесс мышления, т.е. именно задача, ее содержание направляет и регулирует этот процесс.
Таким образом, мышление стало рассматриваться не как одномоментный акт, а как процесс, имеющий начало, время протекания и результат.
Более детальное изучение динамики мышления помогло выявить новые важные закономерности.
Прежде всего к ним относится понятие установки, которая определяет ход мышления, регулируя в соответствии с задачей отбор идей. Понятие установки, принятое в Вюрцбургской школе, естественно, отличалось от современной ее трактовки, но также подразумевало бессознательную направленность на решение задачи, которая возникает у испытуемого в момент принятия этой задачи как цели.
В зависимости от этой установки (которая в некоторой степени рассматривалась и как аналог современной мотивации), испытуемые выполняют задание быстрее или медленнее, более или менее продуктивно.
Содержание направленности на решение задачи Кюльпе и его сотрудники связали со значением данной задачи или ситуации в целом для испытуемых. Так в психологии появилась новая категория, трактуемая достаточно широко – как значение умственного образа, значение инструкции, значение ситуации в целом.
Такая трактовка сближала позицию Вюрцбургской школы с позицией Ф. Брентано, при этом динамика умственных образов соотносилась с интенциональными актами, а их значение – с феноменами сознания, о которых писал ученик Брентано Э. Гуссерль.
Экспериментальная программа Кюльпе была в основном выполнена к 1909 г., когда он переехал в Бонн, а затем в Мюнхен, где отошел от экспериментальной психологии и занялся преимущественно философией и эстетикой.
После его отъезда эксперименты были продолжены О. Зельцем, который исследовал зависимость процесса мышления от структуры решаемой задачи. Среди важнейших открытий Зельца особое место занимает понятие антиципаторной схемы, обогатившее представление о процессе решения идеей о возможности предвидеть его результат уже в начале мыслительной деятельности.
Из многих учеников Кюльпе необходимо упомянуть и о М. Вертгеймере – одном из создателей гештальтпсихологии и Дж. Энджелле – одном из лидеров американской функциональной психологии.
Экспериментальное исследование мышления, начатое в Вюрцбургской школе, было продолжено другими исследователями и стало одной из самых обширных областей экспериментальной психологии. Однако первые материалы получили именно Кюльпе и его сотрудники, главными достижениями которых стало распространение экспериментального метода на высшие психические процессы (мышление и волю).
В экспериментах, проводимых в Вюрцбургской школе, было впервые доказано, что мышление представляет собой процесс, несводимый к чувственным образам и зависящий от разнообразных факторов, в том числе и от установки, возникающей при принятии задачи.
Эти данные наглядно показали, что психологические закономерности мышления несводимы к логическим. Таким образом, изучение мышления стало приобретать психологические контуры.
История института — Институт психологии
Автор: проф. д-р Армин Сток
Освальд Кюльпе и маятник с двумя звуками Фото: Коллекция AWZ, Университет ВюрцбургаГоды основания с Освальдом Кюльпе
Уже в 1896 году Освальд Кюльпе основал Институт психологии Вюрцбургского университета, через два года после того, как он принял приглашение на должность профессора философии и эстетики. В годы основания его в значительной степени поддерживал Карл Марбе, который переехал из Боннского университета в Вюрцбург из-за его дружбы с Кюльпе. В Вюрцбурге он получил абилитацию и стал частным доцентом. Именно Марбе вместе со своими докторантами Августом Майером и Йоханнесом Ортом инициировали и опубликовали первые эксперименты в Denkpsychologie (психологии мышления), которые впоследствии стали известны как часть Вюрцбургской школы. Когда Марбе принял вызов из Академии коммерческих и социальных наук во Франкфурте в 1905 (где он позже основал все еще сохраняющийся психологический институт Франкфуртского университета), Кюльпе продолжил свои исследования психологии мышления вместе со своим помощником Карлом Бюлером.
В последний год своей жизни Кюльпе провел и опубликовал речь об «этике и войне» (1915). Принимая во внимание нынешние стандарты, это выступление может поставить вопрос о том, уместно ли по-прежнему обозначать награды и улицы именем Кюльпе. Поэтому в 2020 году Институт психологии созвал междисциплинарную комиссию для решения этого вопроса.
Комиссия подробно изучила работу Кюльпе об этике и войне. В объяснениях Кюльпе Комиссия усматривает типичную для того времени попытку дать общую оценку военных действий в философско-историческом контексте. С сегодняшней точки зрения не все его утверждения могут быть приняты, особенно в отношении его легитимации войны, частично основанной на социал-дарвинизме. Тем не менее, Кюльпе, в отличие от многих полемик интеллектуалов всех сторон войны, предостерегает от ненависти и презрения к врагу.
В связи с его очень важными философскими и психологическими публикациями и основанием Института психологии в Вюрцбурге Комиссия выступает против изменения имен, связанных с Освальдом Кюльпе.
Время Марбе в Вюрцбурге
Карл Марбе вернулся в Вюрцбург в качестве преемника Кюльпе по особой просьбе факультета в зимний семестр 19-го года.09/10. Он оставался там, пока не стал почетным профессором в 1935 году, и в целом он проработал в институте дольше, чем любой другой член до и после него.
В те дни исследовательские интересы Марбе лежали в основном в области прикладной психологии, он работал судебно-медицинским экспертом в суде, публиковал исследования по рекламе и психологии потребления, разрабатывал диагностику способностей для стоматологов, уделял большое внимание несчастным случаям на производстве и проводил исследования в области дизайна промышленных товаров, таких как как обсуждение вопроса о том, предпочитают ли клиенты пенящуюся или непенящуюся зубную пасту. Благодаря своей работе Марбе успешно создал центр прикладной психологии в Вюрцбурге. Однако он также работал над теоретическими науками и разработал обширную теорию единообразия, которая объясняла явления внушения, чтения мыслей и психологии толпы.
Институт в NS-период при Йесингхаусе
Когда Марбе пришлось уйти в отставку в 1935 году, недавно вернувшийся из Аргентины бывший докторант Вильгельма Вундта и Эрнста Меймана Карл Йесингхаус занял кафедру. Это произошло против воли факультета, но под давлением «Reichsleitung» (правительства) НСДАП.
Джесингхаусу удалось продолжить исследовательскую работу в институте, который с началом войны находился под угрозой закрытия. За десять лет пребывания в Вюрцбурге он ни разу не опубликовал ни одной работы и в конце концов был уволен военным правительством в 1919 г.45.
Период наращивания после войны при Кафке и Арнольде
Густав Кафка Фото: Коллекция AWZ, Университет Вюрцбурга Вильгельм Арнольд Фото: Коллекция AWZ, Университет ВюрцбургаПосле войны института сначала не осталось, так как почти весь город Вюрцбург был разрушен во время разрушительного авианалета 16 марта 1945 года. Именно Густав Кафка создал психологический институт в сложнейших условиях. До своей смерти в 1953 г. он успешно восстановил институт. Кроме того, он стал известен как основатель Немецкого психологического общества (DGP) после Второй мировой войны вместе с Йоханнесом Аллешем.
Вильгельм Арнольд, работавший в федеральном агентстве занятости в Нюрнберге, занял место Кафки после его смерти.
В некоторых частях он возобновил исследовательскую работу Марбеса, и под его руководством институт стал прочным компонентом Вюрцбургского университета. Должность Арнольда как президента университета с 1964 до 1966 года, безусловно, не повредили прогрессу института до его сегодняшнего значения.
Все еще продолжающаяся фаза расширения
Со времен Арнольда в Вюрцбурге началось расширение и дифференциация института. Сначала Людвиг Понграц занял должность заведующего кафедрой II, за ним последовал Отто Хеллер, который принял предложение занять кафедру III и, таким образом, облегчил рабочую нагрузку с кафедр I и II, занимающихся общей психологией и методологией. Основной исследовательский центр Хеллера был сосредоточен на исследованиях системы отсчета, психоакустике и психологической диагностике нарушений слуха в более поздние годы. В 1982, та же кафедра была дополнительно поддержана профессором методологии с Хансом-Петером Крюгером как успешным исследователем в области психологии дорожного движения.
В том же году преемником Арнольда стал Вильгельм Янке. Среди других достижений, он успешно установил исследовательский центр фармакологической психологии в Вюрцбурге. Всего через год после своего призвания он расширил кафедру I профессором дифференциальной психологии, которую занял Уилфрид Хоммерс, внесший важный вклад в область судебной психологии. Дальнейшая дифференциация была достигнута благодаря номинации Хайнера Эллринга в 1991, который отвечал за обучение студентов интервенционной психологии.
Учитывая основание Педагогического высшего учебного заведения в Вюрцбурге в 1972 году, кафедра IV представляет собой еще более давнюю традицию: она была создана в начале 1959 года, сначала под руководством Вильгельма Зальбера, а затем Людвига Понграца. С 1969 года этим креслом руководил Хайнц Альфред Мюллер. Он был включен в состав факультета педагогических исследований в 1972 году и стал частью университета в 1977. В 1989 г. Вольфганг Шнайдер принял приглашение на кафедру и был ее представителем до 1991 г.
, когда он наконец был объявлен профессором. Объектами исследований Шнайдера были память, дислексия и дискалькулия. Кроме того, он проделал новаторскую работу по диагностике и продвижению очень талантливых людей, введя Fruehstudium в Вюрцбургском университете, то есть разрешив молодым людям посещать лекции до окончания средней школы. В 1994 году кафедра была поддержана профессором психологии развития, которую сначала заняла Беата Содиан.
Подобным образом Иоахим Хоффманн действительно стал новым представителем когнитивной психологии в качестве преемника Отто Хеллера в 1994 году. Благодаря его работе в Вюрцбурге возникла очень успешная исследовательская группа, занимающаяся когнитивными аспектами человеческого поведения.
Когда Понгратц стал почетным профессором в 1982 году, было трудно найти кого-то на его должность. Только когда Фриц Штрак стал профессором в 1995 году, исследовательская работа на кафедре социальной психологии получила международное признание.
Этот период расширения и дифференциации Вюрцбургского института психологии все еще продолжается и сопровождается непрерывным ростом исследований, публикаций, проектов, финансируемых извне, и не в последнюю очередь студентов.
Сегодня, как и несколько десятилетий назад, Институт психологии считается одним из самых признанных отделений в Германии.
:
W. Janke & W. Schneider (1999). Hundert Jahre Institut für Psychologie und Würzburger Schule der Denkpsychologie. Геттинген: Хогрефе.
В. Шнайдер и А. Сток (2020). Вюрцбург — Die Entwicklung des Instituts für Psychologie der Universität Würzburg seit dem späten 19. Jahrhundert. В: Армин Сток и Вольфганг Шнайдер (Hrsg.). Diersten Institute für Psychologie im deutschsprachigen Raum. Геттинген: Хогрефе
Советская психология: Выготский. Исторический смысл кризиса в психологии: методологическое исследование: Глава 10
Советская психология: Выготский. Исторический смысл кризиса в психологии: методологическое исследование: Глава 10Выготский. Исторический смысл кризиса в психологии: методологическое исследование
Перейдем к положительным формулировкам. Из фрагментарного анализа
отдельные элементы науки мы научились рассматривать ее как сложное целое
которая развивается динамично и закономерно.
На каком этапе развития находится наша
наука в данный момент, каков смысл и характер кризиса, который она переживает
и каков будет его итог? Перейдем к ответам на эти вопросы.
Когда кто-то немного знаком с методологией (и историей) наук,
наука теряет образ мертвого, законченного, неподвижного целого, состоящего из готовых
заявлений и становится живой системой, которая постоянно развивается и движется вперед,
и который состоит из доказанных фактов, законов, предположений, конструкций и выводов
которые постоянно дополняются, критикуются, проверяются, частично отвергаются,
интерпретируется и организуется заново и т. д. Наука начинает пониматься диалектически
в его движении, т. е. с точки зрения его динамики, роста, развития,
эволюция. Именно с этой точки зрения мы должны оценивать и интерпретировать
каждом этапе развития. Таким образом, первое, из чего мы исходим, это
признание кризиса. Что означает этот кризис, является предметом различных
интерпретации.
Ниже приведены наиболее важные виды толкования.
своего значения.
Во-первых, есть психологи, полностью отрицающие существование кризиса.
Челпанов принадлежит к их числу, как и большинство русских психологов
олдскул вообще (только Ланге и Франк видели, что делается в
наука). По мнению таких психологов, у нас все в порядке.
науки, как и в минералогии. Кризис пришел извне. Некоторые лица отважились
реформировать нашу науку; официальная идеология требовала своего пересмотра. Но для
не было и объективной основы в самой науке. Это правда, в
дискуссии пришлось признать, что в Америке была предпринята научная реформа
тоже, но от читателя тщательно — а может быть, и искренне — скрывали
что ни одному психологу, оставившему свой след в науке, не удалось избежать
кризис. Эта первая концепция настолько слепа, что не представляет дальнейшего интереса.
нам. Это вполне объясняется тем, что психологи этого типа
по существу являются эклектиками и популяризаторами чужих идей.
Нет
только они никогда не занимались исследованиями и философией своей науки,
они даже не оценивали критически каждую новую школу. Они приняли все:
Вюрцбургская школа и феноменология Гуссерля, Вундта и Титченера
экспериментализм и марксизм, Спенсер и Платон. Когда мы имеем дело с великим
революции, происходящие в науке, такие лица находятся вне ее не только
теоретически. В практическом смысле они также не играют никакой роли.
эмпирики предали эмпирическую психологию, защищая ее. Эклектика
ассимилировали все, что могли, из враждебных им идей. Популяризаторы
никому не могут быть врагами, они будут популяризировать побеждающую психологию. Сейчас
Челпанов много печатает о марксизме. Скоро он будет изучать рефлексологию,
и первый учебник победившего бихевиоризма будет им составлен
или его ученик. В основном это профессора и экзаменаторы, организаторы
и «Kulturträger», но ни одного сколько-нибудь значимого расследования.
вышел из их школы.
Другие видят кризис, но оценивают его очень субъективно.
Кризис разделил
психологии на два лагеря. Для них граница всегда лежит между автором
конкретного взгляда и остального мира. Но, по словам Лотце, даже
полураздавленный червь бросает свое отражение на весь мир.
Это официальная точка зрения воинствующего бихевиоризма. Уотсон (1926) думает
что есть две психологии: правильная — его собственная — и неправильная
один. Старый умрет от своей половинчатости. Самая большая деталь, которую он видит
является существование половинчатых психологов. Средневековые традиции с
которую Вундт не хотел ломать, победил бездушную психологию. Как и ты
видите, все упрощено до крайности. особой проблемы нет
превращение психологии в естественную науку. Для Уотсона это совпадает с
точка зрения обычного человека, т. е. методология здравого смысла.
Бехтерев в целом одинаково оценивает эпохи в психологии:
все до Бектерева было ошибкой, все после Бехтерева
правда. Аналогично оценивают кризис и многие психологи. Поскольку это субъективно,
это самая простая начальная наивная точка зрения.
Психологи, которых мы обследовали
в главе о бессознательном [41] рассуждают также так: существует эмпирическое
психология, пронизанная метафизическим идеализмом, — это пережиток;
и есть подлинная методология эпохи, совпадающая с марксизмом.
Все, что не является первым, должно быть вторым, так как третья возможность невозможна.
дано.
Психоанализ во многих отношениях противоположен эмпирической психологии. Этот уже достаточно объявить ее марксистской системой! Для этих психологов кризис совпадает с борьбой, которую они ведут. Есть союзники и врагов, других различий не существует.
Объективно-эмпирические диагнозы кризиса не лучше: тяжесть
кризиса измеряется количеством школ, которые можно сосчитать. Олпорт,
в подсчете течений американской психологии отстаивал эту точку зрения
(счетные школы): школа Джеймса и школа Титченера, бихевиоризм
и психоанализ. Единицами, участвующими в развитии науки, являются
перечисляются рядом, но не предпринимается ни единой попытки проникнуть в
объективный смысл того, что защищает каждая школа, и динамические отношения
между школами.
Ошибка становится более серьезной, когда человек начинает рассматривать эту ситуацию как
основная характеристика кризиса. Тогда граница между этим кризисом
и любой другой, между кризисом психологии и любой другой науки, между
каждое отдельное разногласие, дебаты и кризисы стираются. В мире,
используется антиисторический и антиметодологический подход, который обычно ведет
к абсурдным результатам.
Португалов (1925, с. 12) желает возразить о неполноте и относительности
рефлексологии и не только скатывается к агностицизму и релятивизму чистейшей
порядок, а заканчивается явным бредом. «В химии, механике,
в электрофизике и электрофизиологии мозга все кардинально меняется
и ничего еще не было ясно и определенно продемонстрировано». Легковерный
люди верят в естественные науки, но «когда мы остаемся в сфере медицины,
неужели мы верим, положив руку на сердце, в непоколебимую и незыблемую
сила естествознания. . .и делает само естествознание .
. .верить в
его непоколебимый, устойчивый и подлинный характер?»
Далее следует перечисление теоретических изменений в естественных науках.
которые, кроме того, объединены в одну кучу. Знак равенства ставится между
несостоятельность или устойчивость отдельной теории и всей естественной
науки, и что составляет основу истины естествознания –
изменение его теорий и взглядов – выдается за доказательство его бессилия.
То, что это агностицизм, совершенно ясно, но два аспекта заслуживают упоминания.
в связи со следующим: 1) во всем хаосе взглядов, служащих
изображать естественные науки лишенными единой твердой точки, это только .
. . субъективная детская психология, основанная на самонаблюдении, которая оказывается
быть непоколебимым; (2) среди всех наук, доказывающих ненадежность
из естественных наук геометрия указана наряду с оптикой и бактериологией.
Так получилось, что
Евклид сказал, что сумма углов треугольника равна двум
прямые углы; Лабачевский сверг Евклида с престола и показал, что сумма
углы треугольника меньше двух прямых, и Римана свергли с престола.
Лобачевским и показал, что сумма углов треугольника больше
чем два прямых угла (там же, стр. 13).
Мы еще не раз встретимся с аналогией между геометрией
и психологии, а потому стоит запомнить эту модель а-методологического
мышление: (1) геометрия есть естественная наука; (2) Линней, Кювье и Дарвин
«свергали» друг друга так же, как Евклид, Лобачевский и
Риман сделал; наконец (3) Лобачевский сверг Евклида с престола и продемонстрировал, что…
[42]. Но даже люди с элементарными знаниями предмета знают, что
здесь мы имеем дело не со знанием реальных треугольников, а с идеальными
формы в математических, дедуктивных системах, что эти три тезиса следуют из
три разных предположения и не противоречат друг другу, как и другие
арифметические системы счета не противоречат десятичной системе. Они сосуществуют
и это определяет весь их смысл и методологическую природу. Но что
может иметь значение для диагностики кризиса в индуктивной науке о
точка зрения, рассматривающая каждые два последовательных имени как кризис, а каждое новое
мнение как опровержение истины?
Диагноз Корнилова (1925) ближе к истине.
Он рассматривает борьбу
между двумя течениями – рефлексологией и эмпирической психологией и их синтезом – марксистским
психология.
Уже Франкфурт (1926) высказал мнение, что рефлексология не может быть рассматривается как единое целое, состоит из противоречивых тенденций и направлений. В еще большей степени это относится к эмпирической психологии. Единая эмпирическая психология вообще не существует. В целом эта упрощенная схема создавалась скорее как программу операций, критического осмысления и демаркации, чем для анализ кризиса. Для последнего в нем отсутствует связь с причинами, тенденцией, динамика и прогноз кризиса. Это логическая классификация точек зрения. присутствует в СССР и не более того.
Таким образом, ни в одной из обсуждавшихся до сих пор теорий кризиса не было а только субъективные сводки, составленные штабами ссорящихся стороны. Здесь важно победить врага; никто не будет тратить его время его изучения.
Еще ближе к теории кризиса подходит Ланге (1914, с.
43), который уже
дает его зачаточное описание. Но у него больше чувства, чем понимания
кризиса. Даже его исторической информации нельзя доверять. Для него
кризис начался с падением ассоцианизма, т. е. он принимает случайный
обстоятельство для причины. Установив, что «в настоящее время некоторые общие
происходит кризис» в психологии, он продолжает: «Она состоит
замены прежнего ассоцианизма новой психологической теорией».
Это неверно хотя бы потому, что ассоциационизм никогда не был общепринятым.
психологическая система, составлявшая ядро нашей науки, но до настоящего времени
день остается одним из боевых течений, которое в последнее время значительно усилилось
и был возрожден в рефлексологии и бихевиоризме. Психология Милля,
Бейн и Спенсер никогда не были чем-то большим, чем сейчас. Он боролся с факультетом
психология (Гербарт), как это происходит сейчас. Чтобы увидеть корень кризиса в
ассоциативность заключается в том, чтобы давать очень субъективную оценку.
Сам Ланге рассматривает
это как корень отказа от сенсуалистического учения. Но и сегодня
Гештальт-теория рассматривает ассоцианизм как главный недостаток всей психологии, в том числе
новейший.
На самом деле не сторонники и противники этого принципа разделены по какому-то основному признаку, но группы, развившиеся на гораздо более фундаментальных основания. К тому же не совсем корректно сводить его к борьбе между взглядами отдельных психологов: важно выявить то, что является общим и что противоречило этим различным мнениям. Ланге ложное понимание кризиса погубило его собственную работу. В защиту принципа реалистической биологической психологии, он борется с Рибо и опирается на Гуссерля. и другие крайние идеалисты, отрицающие возможность психологии как естественного наука. Но некоторые вещи, и не менее важные, он установил правильно. Вот его правильные предложения:
(1) Общепринятой системы нашей науки не существует. Каждая из экспозиций
психологии выдающихся авторов основывается на совершенно иной системе.
Все основные понятия и категории интерпретируются по-разному. Кризис
затрагивает самые основы науки.
(2) Кризис губителен, но полезен. Он свидетельствует о росте
наука, ее обогащение, ее сила, а не ее бессилие или банкротство. серьезный
характер кризиса обусловлен тем, что территория психологии
лежит между социологией и биологией, между которыми ее хотел разделить Кант.
(3) Ни одна психологическая работа невозможна без предварительного установления основные положения этой науки. Прежде чем заложить основы начинаем строить.
(4) Наконец, общая цель состоит в том, чтобы разработать новую теорию — «обновленную система науки».
Однако Ланге понимает эту цель совершенно неверно. Для
для него это «критическая оценка всех современных течений и
попытаться примирить их» (Ланге, 1914, с. 43). И он пытался примириться
что нельзя примирить: Гуссерль и биологическая психология; вместе с
Джеймс напал на Спенсера и вместе с Дильтеем отказался от биологии.
Для него
идея возможного примирения вытекала из мысли о том, что «революция
происходила» «против ассоциационизма и физиологической психологии»
(там же, с. 47) и что все новые токи связаны общим пусковым
точка и цель. Именно поэтому он дает глобальную характеристику кризиса как
землетрясение, болотистая местность и т. д. Для него «начался период хаоса»
а задача сводится к «критике и логической проработке»
различных мнений, порожденных общим делом. Это изображение
кризиса, как его рисовали участники борьбы 1870-х гг.
Личная попытка Ланге — лучшее свидетельство борьбы между
реальные действующие силы, определяющие кризис. Он рассматривает сочетание
субъективной и объективной психологии как необходимый постулат психологии,
а не как предмет обсуждения и проблема. В результате он представляет
этот дуализм во всей его системе. Противопоставляя его реалистическому или биологическому
понимание разума у Наторпа [1904] идеалистическая концепция, он
на самом деле допускает существование двух психологий, как мы увидим ниже.
Но самое любопытное то, что Эббингауз, которого Ланге считает ассоциалист, т. е. докритический психолог, определяет кризис более правильно. По его мнению, относительное несовершенство психологии видно из того факта, что что дебаты почти по всем самым общим вопросам никогда не прекращались. В других науках существует единодушие по поводу всех окончательные принципы или основные взгляды, которые должны лежать в основе исследования, и если изменение имеет место, оно не имеет характера кризиса. Соглашение вскоре восстанавливается. В психологии дело обстоит совершенно иначе, у Эббингауза. [1902, с. 9] мнение. Здесь эти основные воззрения постоянно подвергаются яркой сомнения, постоянно оспариваются.
Эббингауз считает несогласие хроническим явлением. Психология
не имеет четких и надежных оснований. А в 1874 году тот же Брентано, с которым
имени Ланге, чтобы кризис начался, потребовал, чтобы вместо многих психологий,
должна быть создана одна психология.
Очевидно, уже в то время существовали
не только множество течений вместо единой системы, но и множество психологий. Сегодня
а также это самый точный диагноз кризиса. Теперь и метбодологи
утверждают, что мы находимся в той же точке, что и Брентано [Бинсвангер, 1922, с. 6].
Это значит, что в психологии происходит не борьба взглядов,
могут быть примирены и которые объединены общим врагом и целью. Это
даже не борьба между течениями или направлениями внутри одной науки,
но борьба между различными науками. Существует много психологий – это
означает, что это разные, взаимоисключающие и реально существующие виды
науки, которые борются. Психоанализ, интенциональная психология,49рефлексотерапия – все
это разные виды науки, отдельные дисциплины, которые имеют тенденцию
в общую психологию, т. е. в подчинение и исключение другого
дисциплины. Мы видели и смысл, и объективные черты этого
склонность к общей науке. Не может быть большей ошибки, чем принять
это борьба за борьбу взглядов.
Бинсвангер (1922, стр. 6) начинает с упоминания
Требование Брентано и замечание Виндельбанда о том, что с каждым представителем
психология начинается заново. Причину этого он не видит ни в недостатке фактических
материала, собранного в изобилии, ни при отсутствии философско-методологических
принципов, которых у нас тоже достаточно, но в отсутствии сотрудничества между
философов и эмпириков в психологии: «Едва ли существует
где теоретики и практики пошли такими разными путями». Психология
отсутствует методология – таков вывод автора, и главное
Дело в том, что мы не можем создать методологию сейчас. Нельзя сказать, что генерал
психология уже выполнила свои обязанности как раздел методологии. На
наоборот, куда ни глянь, несовершенство, неуверенность, сомнение, противоречие
правление. Мы можем говорить только о проблемах общей психологии и даже не о
то, а введения в проблемы общей психологии [там же, с.
5]. Бинсвангер видит в психологах «мужество и волю к (творчеству
новой) психологии».
Для этого они должны порвать с
предрассудков веков, и это показывает одно: что и по сей день
общая психология не создана. Мы не должны спрашивать вместе с Бергсоном, что
произошло бы, если бы Кеплер, Галилей и Ньютон были психологами, но
что еще может случиться несмотря на то, что они были математиками [там же,
п. 21].
Таким образом, может показаться, что хаос в психологии вполне естественен и что
смысл кризиса, который осознала психология, таков:
Существует множество психологий, которые имеют тенденцию создавать единую психологию.
путем развития общей психологии. Для последней цели недостаточно
иметь Галилея, т. е. гения, который создал бы основы науки.
Это общее мнение о европейской методологии, поскольку она развивалась в направлении
конец девятнадцатого века. Такого мнения придерживаются некоторые, в основном французские, авторы.
даже сегодня. В России Вагер (1923) – чуть ли не единственный психолог,
занимался методологическими вопросами – всегда защищал ее.
Он выражает
такое же мнение по поводу его анализа Annés Psychologiques,
т. е. синопсис международной литературы. Это его вывод: таким образом,
у нас довольно много психологических школ, но нет единой психологии
как самостоятельная область психологии [sic]. От того что нет
существование не следует из того, что оно не может существовать (там же). Ответ на вопрос
где и как его можно найти, может дать только история науки.
Так развивалась биология. В семнадцатом веке два натуралиста лежали
основа для двух областей зоологии: Бюффон для описания животных
и их образ жизни, и Линней для их классификации. Постепенно,
оба раздела породили ряд новых проблем, появились морфология, анатомия,
и т. д. Исследования были изолированы друг от друга и представлены как
были разными науками, никак не связанными между собой, кроме того, что
они оба изучали животных. Различные науки враждовали, пытались
занимать главенствующее положение по мере расширения взаимных контактов и их
не мог оставаться в стороне.
Гениальному Ламарку удалось интегрировать несогласованное
части знаний в одну книгу, которую он назвал «Философия зоологии».
Он объединил свои исследования с исследованиями других, включая Бюффона и Линнея.
подытожили результаты, согласовали их друг с другом и создали область
науки, которую Фревиранус называл общей биологией. Единый и абстрактный
наука была создана из разрозненных дисциплин, которые со времен работ
Дарвина, мог стоять на собственных ногах. По мнению Вагнера, то, что
было сделано с дисциплинами биологии до их объединения в общую
биология или абстрактная зоология в начале девятнадцатого века теперь
происходит в области психологии в начале ХХ века.
Этот запоздалый синтез в форме общей психологии должен повторить ламарковскую
синтез, т. е. он должен основываться на аналогичном принципе. Вагер видит больше
чем простая аналогия в этом. Для него психология должна пройти не подобие
но тот же путь. Биопсихология является частью биологии. Это абстракция
конкретные школы или их синтез, достижения всех этих школ
формируют его содержание.
У него не может быть, и нет у общей биологии, своего специального
метод расследования. Каждый раз он использует метод науки, которая
является его составной частью. Учитывает достижения, проверяя их
с точки зрения эволюционной теории и указанием их соответствующих
места в общей системе (Вагер, 1923). Это выражение более
или менее общее мнение.
Некоторые детали в Vaguer вызывают сомнения. В его понимании общая психология
(1) теперь составляет часть биологии, основывается на теории эволюции (ее
основе) и т. д. Следовательно, она не нуждается ни в своих Ламарке, ни в Дарвине, ни в
своих открытий, и может осуществить его синтез на основе уже имеющихся
принципы; (2) теперь еще должно развиваться так же, как развивалась общая биология,
которая не входит в биологию как ее часть, но существует рядом с ней.
Только так можно понять аналогию, которая возможна между двумя
подобных независимых целых, но не между судьбой целого (биология) и
его часть (психология).
Утверждение Вагнера (там же, с. 53) о том, что биопсихология дает «точно
что Маркс требует от психологии» вызывает еще одно затруднение. В общем
можно сказать, что формальный анализ Вагнера, по-видимому, так же безукоризнен
правильна как его попытка решить суть проблемы, так и наметить
содержание общей психологии методологически несостоятельно, даже просто недоработано
(часть биологии, Маркс). Но последнее нас сейчас не интересует. Давайте обратимся
к формальному анализу. Верно ли, что психология наших дней идет
через тот же кризис, что и биология до Ламарка, и движется к тому же
судьба?
Так сказать, значит умолчать о самом важном и решающем
аспект кризиса и представить всю картину в ложном свете. Ли
психология стремится к согласию или к разрыву, будь то общая психология
будет развиваться из комбинации или разделения психологических дисциплин,
зависит от того, что принесут с собой эти дисциплины — части будущего целого,
как систематика, морфология и анатомия, или взаимоисключающие принципы
знание.
Это также зависит от того, какова природа враждебности между
дисциплины – разрешимы ли противоречия, разделяющие психологию,
или они непримиримы. И именно этот анализ
специфические условия, при которых психология переходит к созданию всеобщего
науки, которой мы не находим у Вагнера, Ланге и других. Между тем европейский
методология уже достигла гораздо более высокой степени понимания
кризиса и показал, какие и сколько психологий существуют и каковы
возможные исходы. Но прежде чем мы обратимся к этому пункту, мы должны сначала радикально отказаться от
с непониманием того, что психология уже идет по пути биологии
взял и в конце концов будет просто присоединен к нему как к его части. Думать о
таким образом, значит не заметить, что социология проложила свой путь между биологией
человека и животных и разорвал психологию на две части (что привело Канта к разделению
на двух участках). Мы должны разработать теорию кризиса таким образом, чтобы
чтобы иметь возможность ответить на этот вопрос.