Я циник: насколько вы циничны? — Выбирай.ру — Челябинск

Содержание

Энди Уорхол от А до Я

T

КУЛЬТУРА•ЛИЧНОСТЬ

Текст: Катя Фисенко

На Netflix (у некоторых он еще работает) вышел документальный сериал про Энди Уорхола, снятый его давним поклонником и учеником Райаном Мерфи. Рассказываем, все, что нужно знать о короле поп-арта. 

Андрей Варгола

Уорхол родился в Питтсбурге, США, в семье словацких иммигрантов.
Андрей Варгола — так звучит настоящее имя Уорхола на словацком.

наверх

Андрей Варгола (справа) с матерью Юлией и старшим братом 

Болезнь

В детстве Энди заболел хореей Сиденгама — острой ревматической лихорадкой, из-за чего на время оказался прикован к постели. Во время болезни Уорхол много рисовал и собирал картинки известных людей или героев мультфильмов Диснея, вырезанных из газет и журналов. Так началась его любовь к знаменитостям и искусству. Развившаяся болезнь вызвала проблемы с кожей, его стали называть «Энди, красноносый Уорхола». Уже во взрослом возрасте ему так осточертел цвет его носа, что как-то раз он пошел в клинику (он вообще был сторонником пластической хирургии), чтобы там ему отшлифовали нос, но, по словам Уорхола, стало только хуже.

«Велвет Андерграунд»

Уорхол был менеджером и продюсером легендарной группы. Они снимались в его фильмах и участвовали в шоу «Взрывная пластиковая неизбежность», сочетающем в себе театр, кино, танец и музыку. Шоу положило начало великому альбому группы The Velvet Underground & Nico, обложка которого стала самостоятельным произведением искусства.

Гомосексуальность

Уорхол был открытым геем и стал иконой ЛГБТ-сообщества. Несмотря на то, что художник был религиозным человеком и часто появлялся в церкви, это не мешало ему открыто говорить о своей сексуальности. В ранних работах он исследовал мужское тело, составляя целые сборники с эротическими рисунками.

Aвтопортрет Энди Уорхола, 1987

Энди Уорхол и Шон Кэссиди, 1978

Деньги

К искусству он подходил меркантильно и был уверен, что самое лучшее — делать деньги: «Я начинал как коммерческий художник и хочу закончить как бизнес-художник. После того как я занимался тем, что называется искусством, я подался в бизнес-искусство. Я хочу быть бизнесменом искусства, или бизнес-художником. Успех в бизнесе — самый притягательный вид искусства».

Если верить Уорхолу, на протяжении 20 лет он питался одним и тем же: супом Campbell и сэндвичами. А когда ходил в ресторан, заказывал то, чего совсем не хотелось, не мог съесть и просил официанта завернуть с собой. Упакованную еду он оставлял на улице — для бродяг. Это называлось нью-йоркской диетой Энди Уорхола.

Журнал Interview

Уорхол обожал знаменитостей и основал легендарный журнал, кажется, только для того, чтобы они имели возможность разговаривать друг с другом чаще. Первые выпуски Уорхол сам раздавал людям на улице: простых горожан он любил не меньше звезд. В первых номерах журнала появились интервью с Джоном Ленноном, Сальвадором Дали, Дэвидом Боуи, Труменом Капоте. Печатная версия журнала просуществовала почти 50 лет и была закрыта в мае этого года.

Зависть

Энди Уорхол иронично называл себя самым завистливым человеком на свете, утверждая, что зависть — одно из главных чувств, заставляющее его что-то делать: «Собственно говоря, я всегда стараюсь покупать вещи и людей только потому, что завидую — вдруг кто-нибудь другой их купит, и они в конечном счете окажутся хорошими».

Уорхол и фотограф Артур Феллиг

Иллюстрация

В 1941-м Уорхол поступил в Технологический институт Карнеги (ныне Университет Карнеги — Меллон), где учился иллюстрации и коммерческому искусству. Его первая работа появилась в журнале Glamour в 1949 году в статье «Успех — это работа в Нью-Йорке». По сути, это было стартом его собственного успеха и карьеры, молодой Уорхол начал зарабатывать иллюстрацией. Его картинки — женские туфли и машины — стали печататься на страницах журналов, в том числе Vogue и Harper’s Bazaar.

Кинематограф

За свою карьеру Уорхол снял сотни фильмов: короткометражных, многочасовых, абсурдистских, экспериментальных, коммерчески успешных и ставших культовыми. Среди самых известных: восьмичасовой «Спи», немой «Минет», «Винил» — ремейк «Заводного апельсина» и «Девушки из “Челси”». Последний стал классикой мирового кино.

реклама

реклама

Любовь

Любовь Уорхол трактовал своеобразно и утверждал, что не уверен вообще, что когда-нибудь испытывал это чувство. Иногда казалось, что он любит свой телевизор или звукозаписывающий магнитофон больше, чем кого-либо. Хотя в этом была своя доля лукавства: «Я не знаю, был ли я когда-нибудь способен на любовь, но после 1960-х я никогда больше не думал на языке «любви». Один человек в 1960-е обворожил меня больше, чем кто-либо за всю мою жизнь. И очарованность, которую я испытал, была, вероятно, очень близка к какому-то роду любви».

Мэрилин Монро

Она была для него идеальным сочетанием красоты и чувства юмора, одной из главных женщин его жизни. После ее смерти он создал «Диптих Мэрилин» — символ творчества Уорхола и всего поп-арта. Журнал The Guardian отдал работе третье место в списке «500 выдающихся произведений современного искусства».

Нью-Йорк

Всю жизнь Энди Уорхол прожил в США. Он родился и вырос в Питтсбурге в семье словацких иммигрантов, а большую часть жизни провел в Нью-Йорке. Здесь он обрел настоящую популярность, здесь появилась его мастерская «Фабрика» и его суперзвезды — свита друзей и подруг, постоянно сопровождавших его повсюду и участвующих в его арт-проектах. Он любил этот город и все, что связано с его страной: «Существуют три вещи, которые для меня всегда красивы: мои старые добрые ботинки, которые не жмут, моя собственная спальня и таможня США, когда я возвращаюсь домой».

Отходы

Уорхол был собирателем мусора и отходов. Он часто использовал бракованные кадры в своих фильмах, даже делал отдельные фильмы только из такого материала. В 1970-х он начал собирать вещи, место которых, казалось бы, в мусорной корзине, для своего проекта «Капсулы времени». Он запечатывал в картонных коробках бесконечные упаковки, флаеры, билеты, открытки, банки с супом и даже мертвых муравьев. За 13 лет Уорхол собрал 610 таких капсул, их содержимое сейчас хранится в музее имени художника в Питтсбурге.

Поп-арт

В свой расцвет поп-арт критиковался за стирание границ между низменным и возвышенным — он эксплуатировал образы рекламы и продуктов потребления, превращая бутылки кока-колы и упаковки из-под кетчупа в дорогостоящие произведения искусства. Уорхол был пионером поп-арта и его иконой. Его мало интересовали критики, зато он обожал потребительскую культуру. Его восхищала идея равенства, которая, как ему казалось, достижима через консюмеризм: «Что замечательно в нашей стране, так это то, что Америка положила начало традиции, по которой самые богатые потребители покупают в принципе то же самое, что и бедные. Ты смотришь телевизор и видишь кока-колу, и ты знаешь, что президент пьет кока-колу, Лиз Тейлор пьет кока-колу, и только подумай — ты тоже можешь пить кока-колу. Все кока-колы одинаковы, и все они хороши».

Роберт Раушенберг

Еще один представитель поп-арта и концептуализма. Они были знакомы и дружили с Уорхолом. Раушенберг работал преимущественно в технике коллажа, иногда так же, как Уорхол, использовал шелкографию и занимался инсталляциями.

Уорхол любил и ненавидел скуку одновременно. Так или иначе, через его творчество отчетливо прослеживается ее мотив: он делал нарочито длинные бессюжетные фильмы, где действие не меняется вовсе, или копировал одно и то же изображение сотни раз. Он воспринимал скуку как путь к катарсису: «Чем больше вы смотрите на одну и ту же вещь, тем больше из нее уходит смысла и тем лучше и опустошеннее вы себя ощущаете».

Телевидение

«Когда у меня появился первый телевизор, я перестал придавать большое значение близким отношениям с другими людьми», — конечно, Уорхол тонкий шутник, но телевидение и правда играло большую роль в жизни художника и было его любимым средством коммуникации. Он всегда мечтал о собственном телешоу и в 1980-х стал автором двух: Andy Warhol’s TV и Andy Warhol’s Fifteen Minute, которое показывали по MTV.

Энди Уорхол почти всегда начинал свой день одинаково: он звонил своим телефонным подругам. Самыми близкими были писательница Пэт Хэкетт и художница Бриджит Берлин, они могли разговаривать часами обо всем: о снах, общих друзьях, сексе и его собаке Арчи.

«Фабрика»

Мастерская Уорхола была пристанищем всех звезд и суперзвед Ньй-Йорка: от Боба Дилана и Жан-Мишеля Баския до Сальвадора Дали и Уильяма Берроуза, здесь знакомились друг с другом, творили, принимали наркотики и закатывали вечеринки. Некоторые жили тут днями и неделями.

Оставаясь местом главных богемных тусовок города, «Фабрика» сохраняла свою первоначальную задачу, хотя сам Уорхол трудился не так много — ему нравилось иметь ассистентов, которые выполняли монотонную работу вроде шелкографной печати одного и того же изображения.

«Фабрика» сменила четыре адреса, но главной оставалась самая первая — вся покрытая серебристой краской: ей были выкрашены стены, потолки и даже унитаз, повсюду была расклеена фольга, висели осколки зеркал.

Харинг

Кит Харинг — близкий друг Уорхола, завсегдатай «Фабрики» и представитель поп-арт-движения. Его маленькие угловатые человечки не менее узнаваемы, чем картины Уорхола. В 1986-м Харинг открыл на Манхэттене Pop Shop, в котором начал продавать свои работы и сувениры: от магнитов до футболок. Магазин, кстати, работает до сих пор, но в онлайн-режиме.

церковь

Глубоко религиозные родители Уорхола были прихожанами русинской грекокатолической церкви. Сам он тоже верил и любил церковь, его священник даже утверждал, что Уорхол приходил в церковь почти каждый день, но в безлюдные часы.

«Челси»

«Девушки из “Челси”» — пожалуй, самый известный полнометражный фильм Уорхола-режиссера о 12 девушках, развлекающихся в отеле «Челси». В фильме сыграли суперзвезды Уорхола — его свита, гости его «Фабрики» и друзья. Несмотря на то, что фильм принадлежал к авангардному, экспериментальному кино, его прокатывали в кинотеатрах, он пользовался коммерческим успехом. 

Шелкография

Большинство работ Уорхола выполнены в технике шелкографии, которая позволяла быстро копировать одно и то же изображение. Именно этим методом были созданы «Банки с супом «Кэмпбелл»» (Уорхол, кстати, говорил в одном из интервью, что это, пожалуй, его любимая работа), «Диптих Мэрилин», «Восемь Элвисов», серия «Смерть и катастрофа» и т. д.

Щедрость

Несмотря на любовь к бизнес-искусству, роскоши и деньгам, Энди Уорхол был довольно щедрым человеком: он часто помогал нищим, был волонтером в приюте для бездомных.

Уорхол и фотограф и поэт Джерард Маланга с детьми в Нижнем Ист-сайде

Эди Седжвик

Актриса, модель, подруга Уорхола, его суперзвезда и муза. Седжвик постоянно тусовалась на «Фабрике», снялась в нескольких картинах Уорхола, сопровождала его на вечерах и съемках телешоу.

Образ Седжвик стал культовым: стрижка пикси, темные тени и ресницы, короткое черное платье и огромные серьги — американская молодежь ей подражала, а рок-группы посвящали ей свои песни.

Хорошее чувство юмора было для Уорхола чуть ли не главным человеческим качеством: «Смешные люди — единственные люди, которые мне интересны, потому что, если в человеке нет ничего смешного, мне с ним скучно».

«Я стреляла в Энди Уорхола»

3 июня 1968 года Валери Соланас вошла в «Фабрику» и несколько раз выстрелила в Энди Уорхола. Она попала в живот, пули повредили восемь органов. После стрельбы Соланас выбежала на улицу и сообщила первому встреченному полицейскому: «Я стреляла в Энди Уорхола».

Валери Соланас была радикальной феминисткой, она знала Уорхола, уже бывала на «Фабрике» и даже снималась в его кино. Она заявила полиции, что тот «слишком контролировал мою жизнь». Ей диагностировали параноидальную шизофрению и посадили на три года.

После покушения Уорхол пересмотрел свое восприятие искусства и творчества и до конца жизни носил поддерживающий корсет.

{«width»:1200,»column_width»:111,»columns_n»:10,»gutter»:10,»line»:40}false7671300falsetrue{«mode»:»page»,»transition_type»:»slide»,»transition_direction»:»horizontal»,»transition_look»:»belt»,»slides_form»:{}}{«css»:».editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}»}true

Чому люди стають циніками: аномалія сучасного суспільства

У цій статті ви дізнаєтеся:

  • Хто такий цинік;
  • Цинізм як спосіб життя: чому це вигідно;
  • Як розпізнати циніка;
  • Типи циніків;
  • Як спілкуватися з циніками.

Ви ніколи не замислювалися над тим, чому у світі багато циніків? Напевно, у вашому оточенні є люди, яких хлібом не годуй, дай знецінити все, що більшість вважає життєвою основою основ. Оскар Уайльд колись дав дуже ємне визначення цинізму: «У наші дні люди всьому знають ціну, але нічого не вміють цінувати».

Демонстративне неприйняття моралі, встановленої суспільством – ось характерна риса циніка. Він сміється над інститутом сім’ї, над соціумом і його правилами. Одним словом, не гребує поглумитися над тим, що є святим і недоторканим. Від таких людей ви не дочекаєтеся ні прихильності, ні крупиці співчуття. Ці риси їм чужі. Але чи так це насправді і що ховається за маскою байдужості? Адже у дійсності циніками люди стають не від хорошого життя. Що змушує їх бути захищеними від емоцій і навмисне здаватися гіршими, ніж вони є? Давайте розбиратися.

Удаваний цинізм у сучасному суспільстві зустрічається набагато частіше, ніж уроджений. Як правило, запеклими циніками є психопатичні особистості і клінічні соціопати. Їх емоції поверхневі, а людей вони розглядають тільки з позиції власної вигоди. Однак у цій статті важкий випадок згадується лише побіжно. Мова більше піде про удаваний цинізм як про метод соціальної адаптації.

Міжнародна західна компанія Sirota Survey Intelligence, що займається навчанням співробітників, провела цікаве дослідження. До групи випробовуваних входили люди, які претендували на нове місце роботи. Так ось, 85% із них на співбесіді проявляли якості, притаманні циніку. Вони хотіли здаватися більш холоднокровними, незворушними і навіть зухвалими. Як пояснюють психологи, така поведінка говорить про страх потерпіти невдачу. Тому людина одягає щит, здатний захистити її від розчарування і не видати справжніх емоцій у хвилину слабкості. Саме це пояснює причини, чому багато циніків прагнуть здаватися гіршими, ніж вони є.

Цинізм як спосіб життя: чому це вигідно?

Цинізм формує модель поведінки неспроста. Якщо людина вибирає стати циніком, значить, бачить у цьому певні переваги. І вони дійсно є.

Цинік не піддається на гачок маніпуляторів, які домагаються своїх цілей, оперуючи почуттям провини інших людей. Циніку легко говорити «Ні».

Циніки не витрачають себе на спілкування з людьми, які їм неприємні.

Цинік має високу стійкість до стресів і здатний тверезо оцінювати ситуацію.

Однак, маючи всі ці бонуси, цинік продовжує ходити тонким лезом, оскільки грань між здоровим і нездоровим цинізмом дуже крихка.

Зайва черствість відштовхує від циніка не тільки маніпуляторів, а й людей, із якими він міг би знайти своє щастя.

Як розпізнати циніка?

Його ви впізнаєте із тисячі. Уже з перших хвилин спілкування з циніком виникає обтяжливе відчуття, що вами тупцює слон. Нахабний, хамуватий, що не вибирає виразів, слон. Цинік зневажає вічні цінності. Усім своїм виглядом він показує, що такі поняття як дружелюбність, співчуття і тактовність йому чужі. Свою позицію він пояснює просто: «Я реаліст і не бажаю витати у хмарах. Життя тлін. Усі ми – майбутні мертві. Кохання немає, йдіть спати.

Редакція рекомендує: Вивчайте психологію з книгами «Колеса Життя» та дізнавайтеся більше про мотиви, поведінку та внутрішній оточуючих людей.

Типи циніків

Класифікація умовна і заснована на спостереженнях. Однак вона чітко дає зрозуміти, який цинік знаходиться перед вами і як із ним взаємодіяти.

Майстер чорного гумору

Типовий приклад – головний герой серіалу «Доктор Хаус». Оцінити гідно його чорні гостроти у стані тільки сам диявол чи єдиний гарний друг. Він – прихильник радикальних рішень і всерйоз вважає, що для того, щоб позбутися від голодних і бездомних, першим необхідно згодувати других. Цей вид цинізму відносно невинний, оскільки, не дивлячись на настільки специфічні переконання, така людина з великою ймовірністю пошкодує бездомне кошеня і поступиться місцем у транспорті вагітній жінці. Симпатію чорні гумористи викликають тільки в тому випадку, якщо оволоділи цим непростим мистецтвом досконало, а їхні добрі вчинки говорять красномовніше будь-яких слів.

Антиромантик

Типовий приклад – Остап Бендер. Для досягнення своїх цілей він не погребує обвести навколо пальця і бідну вдову Грицацуєву, і екстравагантну Еллочку-людожерку. До більшості представників суспільства антиромантик, будь це чоловік або жінка, ставиться досить поверхово і тільки як до інструменту для гри, яку веде. Його життя – складна штука, але відкривається просто, як ящик. Потрібно тільки зуміти його відкрити. Якщо ви це зробите, із великою ймовірністю виявите багато приємних сюрпризів. Він здатний на сильне і глибоке почуття, відданість у дружбі і любові.

Матеріаліст

Типовий приклад – Шерлок із однойменного серіалу. Його дії координує тільки розважливий і холодний розум. Почуття і емоції, на його думку, є лише баластом, який здатний зіпсувати бездоганно розроблений план дій. Тому баласт він скидає. Матеріаліст не страждає від нерозділеного кохання, оскільки це нераціонально. Він бачить людей наскрізь і дуже скрупульозно вибирає собі оточення. Однак зайва розсудливість і невміння співпереживати часто позбавляють його простих радощів життя. Тому долею матеріаліста нерідко стає горда самотність.

Злодій

Типовий приклад – Джокер із фільму «Бетмен». Якщо злодій зустрівся на вашому шляху, швидше біжіть у протилежному напрямку. Перед вами найбільш нестерпний тип циніка. Він безжалісний до людей довкола. Він злорадний щодо тих, хто слабший за нього. Він байдужий до досягнень інших. Усі спроби зблизитися з такою людиною закінчуються розбитим серцем, самооцінкою, що звалилася під плінтус, а іноді й зламаною долею. Змінюватися він ні в якому разі не буде, оскільки прекрасно себе почуває в цьому амплуа. Але, не дивлячись на уявну непереможність, у глибині душі лиходії – дуже нещасні люди, які терплять себе тільки за допомогою цинізму.

Здоровий цинік

Типовий приклад – Моніка із серіалу «Друзі». Здоровий цинізм дозволяє цим людям пройти повз жебрака або оголошення про збір грошей на операцію. Вони прекрасно знають, що навколо повно нещасних і знедолених, але не вважають, що жаль із цього приводу їм допоможе. Тому концентрують усі внутрішні ресурси на облаштуванні власного життя. Так, це егоїстично, але цілком розумно і виправдано. Як правило, здорові циніки мають дуже добре серце. Тим, кого вони впустили до вузького кола близьких, такі люди віддадуть все, що у них є, плюс свою безмежну любов.

Як спілкуватися із циніками?

Презирливе ставлення до суспільства і його засад, а також повне знецінення моральних норм – це манера поведінки, більше притаманна дитині, ніж дорослому.

Однак циніки носять цю маску все життя.

Цинізм – не що інше, як прихований заклик про допомогу.

Як правильно поводитися з цинічним чоловіком (дружиною), дитиною, колегою, знайомим?

Не намагайтеся переконати циніка і не перетягуйте на світлу сторону силою. Його контратака буде негайною, і він просто викреслить вас зі свого життя.

При розмові відштовхуйтесь від мети спілкування і конкретної ситуації.

На робочому або в громадському місцях відкритого конфлікту з циніком краще уникати. Якщо це нереально, намагайтеся мінімізувати можливість прояву циніком своїх талантів.

Якщо спілкування відбувається в неформальній обстановці, спробуйте ненав’язливо з’ясувати, яка подія передувала появі цинічної поведінки, і дайте зрозуміти, що не засуджуєте його. Якщо людина не йде на контакт, залиште її у спокої.

Не намагайтеся врятувати циніка. Навіть, якщо у нього на лобі буде написано: «Я цинік: що робити?». Єдине, що ви можете, це побудувати довіру у стосунках з людиною.

Можливо, у вас вона побаче того, перед ким можна без страху і побоювань зняти важку маску байдужості.

Юлія Стойко
Журналіст інтернет-порталу «Колесо Життя»

Макар Ютин: Я — циник. Магия и банды Токио СИ читать онлайн бесплатно

Здесь есть возможность читать онлайн «Макар Ютин: Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Боевая фантастика / sf_fantasy_city / popadanec / network_literature / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

любовные романы фантастика и фэнтези приключения детективы и триллеры эротика документальные научные юмористические анекдоты о бизнесе проза детские сказки о религиии новинки православные старинные про компьютеры программирование на английском домоводство поэзия

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

  • Описание
  • Другие книги автора
  • Правообладателям
  • Похожие книги

Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Чувак с магией, кто ты без нее? Усталый циник с жестокими шутками, первый кандидат на получение по щам от подростковых банд, специалист в раздувании конфликтов на пустом месте. * * *

Макар Ютин: другие книги автора


Кто написал Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Уважаемые правообладатели!

Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на [email protected] или заполните форму обратной связи.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Я — циник. Магия и банды Токио [СИ] — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Шрифт:

GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol

Интервал:

Закладка:

Сделать

1234567…127

Макар Ютин

Я — циник. Магия и банды Токио

Глава 1

«Этот джентльмен напоминаетъ мне самого невыносимого, раздражающего, отвратительного человека, которого я когда-либо знал — меня в подростковом возрасте»

(Питер Хитченс)

Вздох, раздраженно поджатые губы, тоскливый взгляд на цветущую сливу за широкими окнами. Очередной день в очередной школе… очередной жизни. Эх, где мои семнадцать лет? Остались в прошлом мире. Здесь я пятнадцатилетний шкет без родителей, без будущего, без привычного лица в зеркале. Из крепко сбитого парня метр восемьдесят в слащавого азиата с ухоженными руками, тоскливой покорностью в глазах, вечно виноватым лицом. Даже новая личность не смогла до конца исправить это затравленное выражение и подавить рефлекс опускать взгляд.

Впрочем, я не в обиде. Если бытие определяет сознание, то оно у меня так и осталось не открытым. Как полупройденная игра с черными силуэтами заблокированных персонажей. Что в прошлой жизни, что в этой. Видимо, другие люди покупали DLC любящей семьи и друзей до гроба исключительно за донат. Таким как я пришлось играть на тоскливой бесплатке.

Не сказать, что я так уж несчастлив и жалок, но… Пластмассовый мир победил. Романтические идеалы уходящей в прошлое культуры плохо подходили современному ритму жизни. В итоге я просто проплыл мимо этого праздника. Какая печальная ирония — перерождение, которым я так грезил, кинуло меня не в книжную вселенную или далекое прошлое, а в ту же самую опостылевшую современность. В две тысячи шестой, если быть точным.

Только теперь я живу в Японии, хожу в местную школу, а также давлюсь рисом с морепродуктами. Магия и молодость — единственное, что хоть немного примиряет меня с новой действительностью. Да, здесь вполне себе есть магия. Странная, не до конца понятная духовная сила — что-то среднее между классическим западным вариантом и местной экзотикой. Клановость, выжженные арканы на ауре потомственных, полное непонимание собственного развития людьми вне системы. Такими как я.

Интернет, впрочем, тоже остался. Видимо, чтобы я совсем не упал духом. Точнее, он только начал массово внедряться. Хотя Токио в этом плане куда более продвинут, чем мой маленький российский городок того же времени. Жаль правда, что сильной разницы в людях я не заметил. Несмотря на разность миров, менталитета и наличие всевозможной чертовщины. Разве что большее лицемерие и следование условностям. Японцы такие японцы.

Слива за окном зашелестела листвой, словно вторя моим мыслям. Порыв ветра вместе с уличной пылью задул на оконное стекло несколько белых лепестков. Красиво. У нас так цвели яблони, пока вместо парка не построили очередную церковь. Я любил смотреть на деревья, а в храм сходил один раз, да и плюнул. Странно, но ладан и свечи рядом со звероватыми изображениями святых умиротворения у меня не вызывали. Но вдруг я в душе друид или ночной эльф?

Несвоевременные мысли разрушили хрупкое очарование ностальгии. Настроение от этих воспоминаний снова поползло в глубокий минус. Гребаные ассоциации вытащили на свет мою беспросветную юность и первые обиды. Вот же черт. Нервный тик начал дергать щеку. Я поднял голову, с ненавистью уставился перед собой. И почти сразу встретился глазами с блеклыми карими радужками молодой учительницы. Та вздрогнула, сбилась с мысли, а затем поспешно отвернулась. Желание испытать мой навык чтения кандзи, если у нее таковое имелось, моментально улетучилось.

Ну еще бы. Не каждый ученик имеет магически проявленные глаза. У меня, правда, они ничего особенного не дают. Из самого примечательного — специфически меняют внешность: темно-серая клякса вместо привычного зрачка и радужки, все это в окружении хирургически-белой склеры. Тоже не стандартный молочный оттенок, а скорее диодный белый. Слишком холодный и яркий цвет по людским меркам.

Выглядело это пусть не мерзко, но весьма чуждо и отталкивающе, так что прошлый владелец тела носил очки. Я не стал — так проще отсечь ненужные контакты. Люди вокруг бывают очень навязчивы. А я слишком, безнадежно циничен, чтобы налаживать с кем-то связи, но при этом достаточно мягок, чтобы не бить по больному каждому встречному.

К счастью, большинству хватает невербальных знаков. Вот и учительница не стала пытаться разбавить мою скуку. Так что я еще несколько секунд побуравил ее взглядом, так, для острастки, и отвернулся назад к окну. Однако просто сидеть было скучно, записывать лекцию — тоже, а значит стоит заняться чем-нибудь своим. Например, выделить сильные и слабые стороны моего нового перерождения. Подвести итоги. Давно собирался, но все руки не доходили.

Читать дальше

1234567…127

Шрифт:

GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol

Интервал:

Закладка:

Сделать

Похожие книги на «Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]»

Представляем Вашему вниманию похожие книги на «Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]» списком для выбора. Мы отобрали схожую по названию и смыслу литературу в надежде предоставить читателям больше вариантов отыскать новые, интересные, ещё не прочитанные произведения.


Макар Ютин

Макар Ютин

Макар Ютин

Макар Ютин

Антон Чехов

Камил Гадеев

Обсуждение, отзывы о книге «Я — циник. Магия и банды Токио [СИ]» и просто собственные мнения читателей. Оставьте ваши комментарии, напишите, что Вы думаете о произведении, его смысле или главных героях. Укажите что конкретно понравилось, а что нет, и почему Вы так считаете.

Читать онлайн «Циник», Игорь Литвак – ЛитРес

© Литвак И., 2017

© Иллюстрации. Дмитрий Лигай, 2017

Автор выражает отдельную благодарность за поддержку любимой жене, Соне, своим детям, своим родителям, терпеливым «редакторам» Игорю Ахмерову, Егору Сироте и Виталию Сироте, Алику Марьянчику, Аркадию Витруку, Шуре Александрову, Марине Мусатовой и Дмитрию Руденко, и всем специалистам «АСТ», участвовавшим в издании!

Вступление


 
Я муки моего героя,
На ниве страсти и греха,
Решив, что ничего не скрою,
Облёк в причудливость стиха,
Чтоб рассказать под рокот МКАДа,
(Что чуть слышнее, чем цикада,)
О том, как рыцарский доспех
Служения прекрасной даме,
В наш сложный век играет с нами
То в пораженье, то в успех.
 

Завидово


 
Друзья, заглянем ненадолго,
На пару месяцев назад.
Где с Шошею скрестилась Волга,
Угодья дивные лежат,
 
 
Cредь них дом отдыха с отелем,
И первоклассный ресторан.
Туда, лечиться на неделю,
Как повелели доктора,
 
 
Уехал мой герой, Виталий.
Хотя и отроду ему,
Уж сорок восемь отсчитали.
Он холост был, и, потому,
 
 
С собой, в подобные курорты,
Возил девчонок для забав.
Чуть утро, оправляя шорты,
И чуб седой со лба убрав,
 
 
Бежал Виталий, бодрой рысью,
Вдоль ровно стриженых дерев,
И, на открытом солнцу мысе,
Шесть километров одолев,
 
 
Упорно занимался йогой,
Которую предпочитал.
Всегда, к тому же, плавал много,
Имел недюжинный закал,
 
 
Но, нынче ощутил усталость
От государственных забот —
Простуда, может быть сказалась,
Иль кризисный донельзя год.
 
 
А спутницы, меж тем, лениво,
С кроватей щурились на свет.
Их за окном перспектива
Слегка пугала, и, нет-нет,
 
 
Они друг дружку поддевали,
Мол: «захолустье – твой удел!»,
Пока не приходил Виталий,
Тогда клубок дрожащих тел
 
 
Сливался в утренний молебен
Любви, и дружбе, и теплу,
Так сладостен, так непотребен…
Потом, умывшись, шли к столу.
 


* * *
 
Когда, поев блинов и каши,
Спускались вниз герои наши,
Наполнить шумом вестибюль
Тамара говорила: «Юль,
Пойдем сегодня на массажик!»
«Конечно, но сперва в спортзал!»
Вот это жизнь! Порою, даже,
Виталий властно подзывал
Портье, то, заказать им баню,
То, лошадей пуститься вскачь,
То, в ресторан, котлет кабаньих
Вкусить, под квас и спотыкач[1].
 
* * *
 
Зарёй зарделся день четвертый,
И скука силой налилась,
События такого сорта
Нам всем знакомы, но, alas![2]
Им сладу нет. Мужчинам ведом
Симптом хандры – тоска подруг.
Скандал подчас приходит следом,
И, разорвать порочный круг
Способны только развлеченья,
Внимание, или дары,
Но, лучше, их объединенье.
Что ж, эти правила игры,
Виталий знал не понаслышке,
И, к испытанью был готов,
Он предложил поехать в Мышкин,
Но услыхал: «Ну, нет! Не то!»
 
 
Вздохнув притворно: «Dio mio![3]»,
С улыбкой лёгкой мудреца,
Из-за спины, как Игорь Кио[4],
Он ловко вынул два ларца,
 
 
Чья глубь, под итальянской кожей,
Скрывала золото серёг.
Тут был восторг, любовь, и всё же,
Покой курортный не сберёг
Виталий этими дарами,
И, в пятницу, в полночный бег
Собрались, чтоб ожило пламя
В горниле модных дискотек.
 
 
И, погрузились, без оглядки,
В подбор нарядов, перекрас,
Потом, скользя по Ленинградке,
Трещали, словно в первый раз
Огней увидев блеск столичный,
От возбужденья обалдев,
Меж тем, Виталий иронично
Следил за настроеньем дев.
 

Рассказ Виталия


 
Пускай он их и знал недолго,
Но, прикипел. Стареешь, брат?
Терзать себя не видя толку,
Он вылазке был даже рад.
 
 
Вдобавок, чувствуя к Тамаре
Ему несвойственную грусть,
Порой щемящую, и пусть
Приглушенную Юлей (в паре),
 
 
Он, с девушкой наедине,
В такие редкие мгновенья,
Молчал, и, в гулкой тишине,
Лишь наблюдал, с благоговеньем,
 
 
Движенья тонких её рук,
Свечение плечей атласных.
Лет двадцать минуло, и, вдруг,
Влюбиться снова, не опасно ль?
 
 
Не веря в древние слова
О том, что сердцу не прикажешь,
Приученный повелевать,
И постоянно быть на страже,
Виталий гнал влюблённость прочь,
Но, наважденье не сдавалось.
Москвою овладела ночь,
И девы, осознав усталость,
Примолкли, в лонах соц. сетей
Выискивая новый стимул
Поговорить. Их, как детей,
Которых вдруг отец покинул,
Испуг полночный охватил,
И наш герой, его почуяв,
Сказал, приняв игривый стиль:
Девчонки, рассказать хочу я
 
 
Про юношеский свой роман,
Давно развеянный годами,
Как светом солнечным – туман.

Честь оказав известной даме,
Я имени не назову,
Скажу лишь, что её звездою
Молва считает, и молву
Доверьем здесь я удостою.
 
* * *
 
Мы познакомились в Крыму
Ещё в начале девяностых.
Валютных курсов кутерьму,
Развал «совка», весьма непросто
 
 
Мне будет это передать,
Не потревожив ваши души,
Ведь ваши жизни – благодать,
Легко вам нынче бить баклуши!
 
 
Вздохнули девушки: «ну, да!»,
Притворно подчиняясь воле
Седого спонсора, – «всегда,
Всегда он так самодоволен,
 
 
И забывает, что и нам
Пришлось в провинции несладко,
Где денег вечная нехватка,
Да пьянь отцов, да слезы мам!»
 
 
Меж тем, Виталий продолжал,
Их любопытство будоража:
Потом в МГИМО был выпуск, бал,
А в Питере, у Эрмитажа,
Я всё ж её поцеловал.
 
 
– «Ты был застенчивей тогда», —
Насмешливо сказала Юля
– С тех пор уж, девочки, минули,
Цинизма полные года!
 
 
Итак, мы становились ближе,
Невинность скатывалась в грех,
И, он случился. Где? На крыше.
Подругу приняли в Физтех,
И мы отметили событье,
Вокруг бутылочки вина,
Бесстыдным яростным соитьем.
Высотки жёлтая стена,
Москва-река на горизонте,
Небрежно скомканный пиджак,
И буквы ресторана «Конти»,
Где уж тогда готовил Жак.
 


* * *
 
Расстались мы, когда заря
Над городом в права вступала,
Казалось мне, что якоря
Уж чувства бросили. Как мало
Тогда я в жизни понимал,
Я осознал через неделю.
Невесть откуда, грозный шквал
Мой утлый чёлн унёс на мели —
Без толку я её искал!
 
 
Конечно, я ходил в Физтех,
Расспросами терзал знакомых.
К несчастью, ни один из тех,
Следов не указал искомых.
 
 
Никто не смог мне намекнуть,
Куда голубка упорхнула.
Тоска мою теснила грудь.
Я начал пить, ушел в загулы,
 
 
Родителей перепугал,
К работе интерес утратил,
Квартиру превратил в кагал,
Спал, часто не снимая платья.
 
 
Из комы выйдя через год,
Я в зеркало взглянул впервые,
Увидел волосы седые,
Морщины, пузо, от невзгод
Согнутый корпус раньше срока,
И дал тогда себе зарок,
Закончить впредь с la vida loca[5],
А чувствам предпочесть порок!
 

Шпионка


 
На этом пафосном финале,
Девчонкам сделалось смешно.
Доволен был и сам Виталий.
Он выждал паузу, в окно
Смотря на тёмную дорогу
(Она светлела понемногу
От вывесок торговых мест,
Что понастроили окрест):
 
 
Хотя я прекратил исканья,
Занозой ревность рвала плоть,
И разум (легче уколоть
То, что так ищет состраданья),
С трудом занятье отыскав,
Был сдавлен, точно батискаф,
Что погружается в глубинах.
В своих задачах голубиных,
Весь мир был жалок для меня,
Но, я преодолел фрустрацью,
И на карьерного коня,
Им сброшенный, сумел взобраться.
 
 
Меня вновь стали приглашать,
Вознаграждая, ненавидя,
Во мне, моральном инвалиде,
Чья обожжённая душа
Любить себя способна еле,
Найдя опору в сложном деле.
 
 
– «Когда о ней услышал ты
Хоть что-нибудь?» – Спустя три года,
Когда знакомые менты,
Чьи креативные методы
Порой давали нам плоды,
Меня на юбилей позвали.
Был сабантуй в огромном зале,
И там я встретил мужика,
Что был главою спецотдела
В МГИМО. Как всякое ЧК,
Он знал меня. Его задела
Моя к их брату нелюбовь,
Которую скрывал я плохо,
И, чтобы мне попортить кровь,
Он рассказал: «Тебе, как лоху,
Проверку с девкой учинили,
Перед посылкой за рубеж,
В испытанном „конторском“ стиле!»
Его посверкивала плешь,
Стакан чуть вздрагивал, а глазки
Глядели прямо, без опаски:
 
 
«Она сотрудницей была,
С заданием тебя приблизить,
И уточнить твои дела.
Вы встретились с ней в Симеизе?
 


 
Хотелось знать твой круг знакомств,
И образ мыслей, и амбиций.
Мы не уверены ни в ком!
Тебе ж не повезло влюбиться!»
 
 
От этих слов окаменев,
С трудом удерживал я гнев,
Чтоб продолжение услышать.
Его несло: про Могадишо,
Бейрут, холодную войну,
А я лишь ждал: «ну, где же? Ну!»
 
 
И, не дождавшись, в нетерпеньи,
Как малоопытный юнец,
Его решил я, наконец,
Прервать, но, тут раздалось пенье,
И имениннику хвала,
И мой нежданный собеседник
Вернулся к месту у стола.
 
* * *

– Ты не узнал, что с нею стало?

 

– «Поверив в странный тот рассказ,

Её сместил я с пьедестала

Бесповоротно, в тот же час,

Забыв, как, в ревностном угаре,

Страдал по нежной Мате Хари.

Ещё пять лет прошли в страде,

На переломе двух укладов.

Могу сказать, что труд был адов,

Был полон рисков, и т. д.

И, вот тогда, она наружу

Из глубь морских, иль дна земли

Явилась. Был январь и стужа,

Но, только праздники прошли,

Как запестрели заголовки

Страниц разноязыких СМИ,

И с них глядит моя плутовка —

Предмет всех хроник! Чёрт возьми!

Среди шпионского квартета,

Была в Москву возвращена,

Но, шум ей на руку при этом —

Звездою сделалась она!

За годы лишь похорошела,

Приобретя и стать, и класс.

Её, тотчас, пустили в дело,

И так карьера родилась!

А я уж не искал с ней встречи,

Не оттого, что оробел —

Она оставила пробел

В моей судьбе! Хвала Предтече,

Что я в дальнейшем преуспел,

Но, мне признать, что всё же нечем

Пробел закрасить, не к лицу…

Что ж, вот, я и пришел к концу!»

1. Сладкий алкогольный напиток, делающийся на основе ягод.

2. Увы! (англ. – франц.)

3. Мой бог! (итал.)

4. Знаменитый иллюзионист.

5. Сумасшедшая жизнь (исп.)

«Цинизм может быть веселой игрой» – Weekend – Коммерсантъ

Отношения частного человека и авторитарного режима долгое время было принято мыслить в бинарных оппозициях: конформизм или нонконформизм, энтузиазм или апатия. На деле эти отношения часто окрашены причудливой двусмысленностью. Литературовед Марк Липовецкий изучает, как эта амбивалентность воплотилась в фигурах советских трикстеров — культурных героев, не подчиняющихся принятым правилам и превращающим их нарушение в своего рода игру. Игорь Гулин поговорил с Марком Липовецким о генеалогии советского трикстера, его социальной функции, отношениях с циником и пророком и дальнейшей судьбе.

«Золотой теленок». Режиссер Михаил Швейцер, 1968

Фото: РИА Новости

«Золотой теленок». Режиссер Михаил Швейцер, 1968

Фото: РИА Новости

В своих статьях вы пишете про трикстера как ключевую фигуру советской культуры. Что это вообще за персонаж, какая у него генеалогия?

Само понятие трикстера приходит к нам из теории мифа. Из древнего трикстера вырастает целый куст культурных амплуа — плуты, дураки, шуты, юродивые, самозванцы и прочие. В классической европейской культуре такие персонажи играют важную роль. К примеру, во Франции есть Фигаро — обаятельный плут, который становится символом третьего сословия и приобретает огромную популярность. Интересно, что в русской литературе XIX века есть гоголевские трикстеры, от Хлестакова до Чичикова, но они изображены без всякой симпатии; трикстеры Достоевского — Петруша Верховенский, Свидригайлов — тоже довольно отвратительные персонажи. Однако после революции 1917 года картина радикально меняется. Плуты становятся невероятно популярными героями. Первым был Хулио Хуренито из романа Ильи Эренбурга; мы сейчас недооцениваем, какой это был бестселлер. Затем — Беня Крик, а после них и на их фоне Остап Бендер, вокруг которого сложился культ, просуществовавший всю советскую эпоху. Причем трикстеры существуют и в официальной советской культуре, и в неофициальной: с одной стороны, булгаковские демоны из «Мастера и Маргариты», с другой — Василий Теркин, с третьей — философствующий трикстер Веничка Ерофеев как повествователь-герой «Москвы-Петушков».

Этот культ касается только литературных персонажей или реальных людей тоже?

Что вообще характерно для модернистской культуры, между искусством и жизнью здесь нет четкой границы. Трикстер — это прежде всего персонаж, но он может стать моделью жизнетворческой стратегии. Есть легендарные фигуры, вокруг которых вырастает трикстерский фольклор, причем не связанный непосредственно с их творчеством. Важный пример — Фаина Раневская: она играла самые разные роли, необязательно трикстерские, но ее образ в культуре — это именно образ трикстера. Фигура трикстера была очень важна для андерграундной культуры. Можно вспомнить такого персонажа, как Сергей Чудаков. Его стихи — это добротная неоромантическая поэзия 1960-х, но, когда мы узнаем его биографию, мы видим совершенно фантасмагорическую картину.

В чем культурная функция таких героев?

Трикстер представляет особый сценарий существования внутри советской реальности. Я объясняю его через категорию цинизма. Советский политический режим был основан на разрыве между тем, что декларируется, и тем, что происходит, между риторикой и практикой. Приспосабливаясь к этому циническому режиму, советский человек должен был сам становиться циником — как это описывается во многих исторических исследованиях. Фигура трикстера появляется как эстетическое оправдание такого цинизма. Советский трикстер показывает, что цинизм — это не обязательно стыдно и противно. Цинизм может быть и веселой игрой.

Важная вещь про трикстера — это его виртуозность. Это, кажется, отражает модус существования в советском обществе, требовавшем от всех — от начальников до простых людей — разного рода трюкаческих навыков?

Конечно! Но бытовая виртуозность в нарративах о трикстерах приобретает эстетическое измерение. В этом и состоит его задача как культурной фигуры: трикстер переводит цинические практики в эстетически окрашенный перформанс. И этим оправдывает и даже возвышает их.

В своем перформансе трикстер указывает на несоответствие разных уровней реальности — скажем, морали и нравов, идеологии и политики. В нем есть какое-то критическое измерение?

Можно сказать, что советские трикстеры предлагали альтернативу официальному советскому сценарию модерности. Они были фигурами модернизма как духа сомнения — модернизма, идущего от Ницше (во всех этих персонажах много ницшеанского). Трикстер представляет критику любых авторитетных позиций и дискурсов — в том числе коммунистической утопии, а особенно представлений о том, что октябрьский переворот создал условия для новых человеческих отношений, нового типа личности. Трикстеры понимают, что общество действительно радикально меняется, но совсем не так и не в том направлении, о каком мечтали идеалисты-революционеры. Они становятся ироническими мессиями нового цинического мира. Их программа — это деконструкция всего, что предлагается большевиками.

Здесь возникает странное родство между фигурой трикстера и будто бы противоположной ему фигурой пророка, учителя. В трикстере ведь на самом деле есть некая тоска по истине?

Абсолютно, просто трикстер отказывается от линейных представлений об истине. Он выражает свои представления негативным образом, и тут важна субверсивная игра в пророка. Тот же «Хулио Хуренито» Эренбурга во многом пародия на Евангелие: жил учитель, у него были апостолы, только на самом деле он ничему не учил. Или возьмем «Зависть» Олеши. Обычно пишут о конфликте рационалиста-большевика Андрея Бабичева и поэта Кавалерова. Но есть же еще и трикстер Иван Бабичев, и он тоже написан как квазипророк: он приходит на свадьбу — и все вино превращается в воду. Его детище, сюрреалистическая машина «Офелия», представляет собой глубокое историческое пророчество. Все — от Замятина до Бердяева — видели в большевизме торжество рациональности. А в итоге на первый план вышли бессознательные силы, выразившиеся в культе вождя, в терроре и массовых ликованиях. «Офелия» именно об этом — это страсти, которые становятся убийственной машиной.

Но, несмотря на эту критичность, трикстер обычно не стремится преобразовать общество?

Да, типичный трикстер вроде Остапа Бендера безусловно не революционер и даже не бунтарь. Он, в сущности, конформист. Но он предлагает очень гибкую стратегию конформизма. Конформизм традиционно осознается как предательство себя. Достаточно вспомнить «Дом на набережной» Трифонова. А в трикстерском конформизме человек может, как ему кажется, реализовывать некоторую степень свободы.

Есть распространенный в науке нарратив о рождающейся в 1920–1930-х советской субъектности, о переделке людьми себя в соответствии с требованием нового общества. Мог ли человек быть одновременно советским субъектом и трикстером?

Я думаю, что мог. Просто трикстер разыгрывает такого советского субъекта среди других своих ролей. Это хорошо видно по такому примеру, как дневник Степана Подлубного — одному из документов, о котором писал теоретик советской субъектности Йохен Хелльбек. Он показывает, как простой парень из раскулаченных крестьян делает из себя советского человека. Но если посмотреть на эту историю с другой стороны, мы увидим, что перед нами абсолютный трикстер, который постоянно меняет идентичности: скрывается от НКВД и одновременно работает информатором, попадает в тюрьму по уголовному делу, а затем становится видным чиновником. Там невероятные превращения. История формирования себя как советского человека — просто одна из ниточек этого большого перформанса. В конечном счете такая перформативность нормализуется и приводит к тому, о чем написал свою книгу Алексей Юрчак: человек сидит на комсомольском собрании и голосует за все что угодно, читая при этом антисоветскую литературу.

В одной из статей вы упоминаете среди советских трикстеров Штирлица. Он как раз образец такой двойной жизни?

Поначалу Штирлиц казался мне трикстерским персонажем, но сейчас я думаю, это нечто другое. В трикстере должна быть трансгрессивность, жонглирование масками, перформативность, комедийность, наконец. В Штирлице этого нет. В персонажах такого рода мы скорее видим героизацию цинизма. Они показывают: можно работать на систему, которую презираешь, при этом сохранять внутреннее достоинство, а также брать от системы все, что она предлагает: кафе «Элефант», машины, эсэсовскую форму производства Hugo Boss. Это, конечно, циническая позиция.

Татьяна Лиознова и Вячеслав Тихонов на съемках фильма «Семнадцать мгновений весны», 1973

Фото: Макс Альперт / РИА Новости

Татьяна Лиознова и Вячеслав Тихонов на съемках фильма «Семнадцать мгновений весны», 1973

Фото: Макс Альперт / РИА Новости

Но у Штирлица же все это ради борьбы. Он придает циническому существованию обычного советского человека иллюзию: есть что-то, за что мы боремся, о чем никто не знает.

Да, конечно, такое тайное несогласие всегда есть. Но популярность «Семнадцати мгновениям весны» принесла не столько борьба Штирлица против фашизма, сколько буржуазные интерьеры и соответствующий стиль жизни, в который органично вписывается герой. Вообще апология циника в советской культуре — это отдельная история. В тех же текстах о трикстерах откровенный циник чаще всего выступает как негативный персонаж. Достаточно вспомнить Корейко в «Золотом теленке». Но есть и более сложные конструкции. Допустим, у Булгакова есть коллективный трикстер — Воланд и его свита, есть романтические персонажи Мастер и Маргарита и есть квинтэссенция цинизма — Понтий Пилат. В архитектонике романа он противостоит положительным героям, но он описан настолько ярко — по сравнению и с Мастером, и с Иешуа,— что невольно становится объектом сильной эмпатии. Это очень интересный жест в сторону оправдания цинизма.

А в более поздней культуре есть такая идеализация цинизма?

Да, довольно много. Важный сюжет в культуре 1970–1980-х годов: как бывший трикстер превращается в окончательного циника. Символом этого процесса мне кажутся два фильма с Олегом Янковским. В 1979 году выходит «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова по пьесе Григория Горина, где создается абсолютно романтический образ трикстера; его трансгрессия понимается исключительно как способность видеть и обнажать неудобную правду. А через три года тот же Янковский играет Макарова в «Полетах во сне и наяву» Романа Балаяна. Это тот самый бывший трикстер, бывший Мюнхгаузен, который трансформировался в прожженного и саморазрушительного циника, его лестница в небо превратилась в тарзанку, с помощью которой он имитирует свое самоубийство (ход, тоже отсылающий к «Мюнхгаузену»). Но он по-прежнему нарисован с огромной симпатией. Он все равно на голову выше всех, кто его окружает.

Марк Захаров, Елена Коренева и Олег Янковский на съемках фильма «Тот самый Мюнхгаузен», 1979

Фото: Александр Коньков / Фотохроника ТАСС /

Марк Захаров, Елена Коренева и Олег Янковский на съемках фильма «Тот самый Мюнхгаузен», 1979

Фото: Александр Коньков / Фотохроника ТАСС /

Что происходит с трикстером после конца советской власти?

Если в 1970–1980-е годы трикстер все еще остается исключительным (хотя и широко распространенным) персонажем, то в 1990-е годы он становится массовым типом. Все хотят быть трикстерами. Возникает общество трикстеров, в котором к власти тоже приходят трикстеры. Эта трансформация очень опасна. Потому что трикстер — это все-таки сила хаоса. В определенных обстоятельствах эта сила обладает эмансипирующим эффектом, но, когда она становится тождественной власти, добра ждать не приходится.


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Александр Ширвиндт: Горючее для физического долголетия – цинизм и ирония

Жанр своей новой книги известный актер, режиссер, президент театра Сатиры Александр Ширвиндт определил как ироничная исповедальность. “С одной стороны снижает уровень глупости и инфантильности, с другой – амнистирует случайную смелость”, – объясняет автор. Название под стать – “Отрывки из обрывков”. Есть у Александра Анатольевича давняя привычка – записывать все, что приходит в голову, на небольших разноцветных стикерах, которые он регулярно “таскает” из театра. “Я со своими рукописными листочками где-то посередине между рекламой дешевых проституток и “клинописью” Пушкина и Толстого – и по почерку, и по таланту, и по доставлению удовольствия”, – самоиронично замечает Ширвиндт. Вот из этих листочков, хранящих заметки, мысли, размышления, замечания, воспоминания, и собралась целая книга, которая вышла в издательстве “КоЛибри”.

Александр Ширвиндт действительно старается быть честным перед собой и читателями. Непревзойденный, остроумный и тонкий рассказчик, он делится воспоминаниями о детстве, учебе в школе, преподавании в Театральном институте имени Щукина, работе над спектаклями и съемках в любимых всеми фильмах. А чего стоят его удивительные истории о друзьях и коллегах – Олеге Табакове, Марке Захарове, Андрее Миронове, Михаиле Жванецком, Владимире Меньшове, Михаиле Державине, Людмиле Гурченко… “Как бы так исхитриться, чтобы потенциальный читатель, раскрыв книжку и прочитав первые две строки, не положил со вздохом ее обратно на прилавок…”, – размышляет Александр Анатольевич. Но ты сразу же понимаешь, что автор лукавит, уж он-то точно знает, как с ходу заинтересовать читателя, а лучше сразу заинтриговать.

С разрешения издательства “КоЛибри” печатаем небольшие отрывки-размышления из новой книги Александра Ширвиндта “Отрывки из обрывков”.

Размышление о дневниках и ночниках
У настоящих писателей есть дневники. Слово “дневник” подозрительное. Почему дневники? Скорее это должны быть ночники. Человек прожил день, что-то у него было с желудком или рассудком, потом он упустил нужную бабу, потом у него на работе кто-то рубль украл, потом он пришел домой, поахал, выпил 50 граммов, смотришь – уже ночь и сел писать воспоминания. Значит, это “ночники”. У меня точно “ночники”. Мои рукописи создаются ночью: когда просыпаешься и идешь зачем-то в туалет, возникает мысль.

О кокетстве писателя и силе мысли

Замахиваться на исповедальность – кокетство. Наше поколение жило с поджатым хвостом. Он был поджат настолько, что, когда наступила свобода, его уже нельзя было разогнуть. Откуда взяться честности? Все равно получается, что был хорошим – с ошибками, трусостью, вынужденными предательствами, но хорошим. Никто не напишет: “Я подлец”. Хотя и это было бы кокетством – надеждой на читательское “Во дает!”…

Аристотель, Жюль Верн, Конан Дойл – провидцы, заглядывающие и угадывающие на века вперед. Я тоже хочу. Но все мешает. Ночью сквозь зыбкий сон приходит в голову необыкновенно дерзкая мысль и облекается в четко-парадоксальную фразу, но пока решишься откинуть одеяло, добежать, не упав, до письменного стола, нарыть чистый лист бумаги, найти пишущее, а не застывшее стило, напялить очки, да не эти – для дали, а те – для близи, а вот они… И все… Мысль ушла, формулировка забыта, путь обратно в кровать долог и горестен. Уверен, что через каких-нибудь семь-восемь лет изобретут что-то такое, чтобы прямо из спящей головы все фиксировалось.

Хлеба или зрелищ

Лозунг “Хлеба и зрелищ!” – атавизм. Сегодня хлеба навалом, зрелища – в интернете. Но, каким бы театр ни был, он живой. Когда артист забывает текст, это большой подарок для зрителя. С компьютером такого не случается.

Об артистах хороших и популярных

Артисты делятся на хороших и популярных. Зыбкая мечта стать любимцами – публики, то есть народа, власти, полиции, двора и магазина. Это атрибуты профессии, ничего тут не поделаешь. У сегодняшних – круглосуточная жажда присутствия.
Так как возможностей – огромное количество и конкуренция большая, даже у талантливых и думающих людей возникает ощущение необходимости постоянно мелькать. Я всегда говорю людям, которые мне небезразличны, типа Максима Аверина, Саши Олешко и Лени Ярмольника, что, когда всюду лезешь, можно надоесть самому себе и адресату своих появлений. Кроме того, чтобы появляться в разных ипостасях, нужно в каждой попытаться быть другим. А если ты один и тот же и просто торчишь в разных декорациях перед одним и тем же жюри, это снижает качество дарования. Кивают, но толку мало.

О театре и зрителях

Театр и Зритель – вечная полемика. Когда-то я ставил спектакль “Недоросль” с песнями моего замечательного друга, поэта Юлия Кима. В конце спектакля выходил из зала якобы очарованный зритель и пел о том, что он потрясен до слез. И артисты ему якобы отвечали: “Приходи. Мы еще раз обманем! Ты умеешь поверить в обман!” Это очень важная теза. Если люди приходят и ждут обмана – это одно. А если им все время назидательно-настырно капают на мозги, это раздражает и отрешает от театра.

Куда уходит магия театра?

Мне играть в театре, или что-то ставить, или руководить приходится от безвыходности. А вот взять и в свободное время пойти в театр и смотреть, как изгаляются другие, не свои, – это голгофа. Сегодня драматурги и режиссеры кромсают хорошую прозу, впихивая ее в прокрустово ложе пьесы. Островский – сибарит, бог знает когда живший, сейчас – дефицитнейший автор. Все ставят Островского. Но, прежде чем ставить, бросаются его переписывать, прикрывая отсутствие драматургии, смысла, характера, актерского мастерства всякими эффектами. Чем дальше развивается цивилизация, тем больше на сцене фокусов, a магия органичного существования и партнерства уходит. А если с трудом, геройски сохраняется, вызывает лишь одну реакцию – старомодно.

Не верю?! Или как Станиславский стал архаизмом

Уходящая натура, приходящая натура… Молодая бездарность набирает очки, стареющая талантливость сдает позиции и умирает. Все значимое в творческо-театральной индустрии перемерло. Новая шелупонь раздражается от остаточного присутствия недовымерших авторитетов. Хотя старается этого не показывать: утомительно-вынужденная почтительность к живым остаткам поколения и традиционная техническая скорбь по ушедшим…

Недавно один артист новой волны – они все очень худые, лысые и хорошо двигаются – сказал, что уже не может слышать о системе Станиславского, что это архаизм, а сейчас другая эстетика, другой театр. И я понимаю, что он искренен. Михаил Кедров ставил во МХАТе “Плоды просвещения” около шести лет. Может, это перебор, но был гениальный спектакль. Сейчас в течение месяца делается шлягер. Действительно, зачем тогда это “Не верю!”? Совершенно никому не нужный Станиславский.

Об актерах, режиссерах и настоящих лидерах

Сегодня превалирует так называемая актерская режиссура: актеры становятся режиссерами и худруками. Это деградация профессии и размытие понятия режиссуры. Актерское образование – российское и советское – великое и вечное, а режиссерского образования с хорошей программой и хорошими педагогами нет. С одной стороны, исторически Станиславский, Мейерхольд и Ефремов были актерами. С другой – Эфрос и Фоменко были режиссерами. Но главное: великие имена – Станиславский, Вахтангов, Мейерхольд, Ефремов – возникли из студийно-подпольно-подвальных придуманных сообществ. Появлялся лидер – со своей программой, идеологией и мечтой, и вокруг него собирались люди…

Уходить или остаться?

Полтора года просил начальников отпустить меня с поста худрука на вольные хлеба (хотя мучного давно уже не разрешают). Сначала говорили: “Останьтесь, пока подберем что-нибудь путное”. Потом: “Извините, ковид, как можно в такой момент бросать родной театр?” Дальше – придумывали, как меня обозвать. Предлагали: “Оставайтесь куратором”. Я могу быть – и то с трудом – куратором своих детей, своей семьи и, может быть, своих учеников, но куратором случайного режиссера я быть не могу…

Бесконечная тяжба с самим собой: уходить – не уходить, работать – не работать… Одни говорят: “Надо умирать на посту”. Или: “Лучше всего умирать на сцене, как великие актеры”. Другие говорят: “Доживать надо спокойно, в кругу близких”. К консенсусу, говоря сегодняшним жаргоном, не приходят…

Когда у меня интересовались, не возглавит ли театр кто-то из учеников, я отвечал, что мои ученики – артисты. Спрашивали: “А последователи?” – “Последователей не бывает, бывают только поскребыши”.

О Голливуде и русской бане

Когда я узнал, что Голливуд остановил всю работу по боевикам и полицейским фильмам и снимает ремейк “Иронии судьбы, или с Легким паром!”, я дико возгордился. То, что отечественный кинематограф не может пересечь границу Тульской области, утверждают довольно давно, по-моему, с братьев Люмьер, несмотря на успехи Эйзенштейна, Меньшова и Кончаловского – временное, одномоментное снисхождение. Когда мы покупаем какие-то телепроекты в Америке, это понятно. Но, если они, при всем моем уважении к Эльдару Рязанову, берут незамысловатую, чисто советскую байку о сходстве фанерного интерьера во всех домах и о русской бане и пытаются переложить ее на лос-анджелесские особняки и турецкие хамамы, значит, Голливуд накрылся еще больше, чем мы. Это абсолютная импотенция творческой мысли: когда своего не могут придумать, хватается классика или полуклассика. Еще красят кистью черно-белые фильмы. Я не знаю, будет ли в американ ском фильме пьяное безобразие.

Мы напивались, потому что пили русский ерш: пиво с водкой. И это была стопроцентная органика. А если они из военных американских фляг будут пригублять виски и заходить в турецкую баню, получится вранье, и они не потянут красот тонкого, интеллектуального сюжета. Поскольку Александра Белявского нет, Андрея Мягкова нет, Георгия Буркова нет, один я буду, завернувшись в простыню, умиляться голливудской версии московской бани.

О ярлыках и амплуа

У артиста есть внутренняя необходимость пересилить свое амплуа – так сказать физиологические задатки. Кроме того, существуют ярлыки: Никулин – великий клоун, Папанов и Миронов – великие комедийные актеры. Андрюша еще и шампанско-танцевальный. И только Алексей Герман и Александр Столпер решились взять этих комиков и клоунов на серьезные роли в фильмах “Мой друг Иван Лапшин”, “Живые и мертвые” и “Двадцать дней без войны”. Миронов, Папанов и Никулин выбились не только из привычных для зрителей ярлыков, но и из амплуа.

Были люди в наше время…

Очень осторожно нужно пользоваться русским языком. Например, “были” – “не были”. Вчера на работе были, а сегодня не были. Или: “были” – “небыли”. “Были” – это что-то такое безотказно точное, а “небыли” – фантазия и вранье. Русский язык – великий, но двусмысленный. Двусмысленность языка провоцирует на двусмысленность существования.
Были! Да, были люди в наше время. Мне хотелось бы увидеть сегодня эталон артиста, который обладал бы фанатизмом Миронова, обаянием Визбора и органикой Евстигнеева. Сам я никогда не был выдающимся артистом. Надо или быть уникальным, отдельным и сверхпрофессиональным, или уйти в другую профессию. Я всю сознательную юность мечтал работать таксистом.

Источник: «Российская газета»
Текст: Наталья Лебедева, «Российская газета»

Слова, содержащие термин: циник

В лирике

По исполнителю

По альбому

#ABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZ НОВЫЙ

Cynic

Burn the Cynic

Cynic Lixie

My World Is a Cynic

Cynic Tailor

Pleasant Cynic

Cynic

Kashmir

Cynic Paradise [Бонус CD]

Pain

The Boy vs. The Cynic

Различные исполнители