Идеалы и мораль общества — Психология PRO
В статьях я часто говорю о явлениях, которые мы без тени сомнения наивно проглатываем «с закрытыми глазами» – принимаем их как должное, за чистую монету, без критического анализа, словно божественные аксиомы, не требующие никаких доказательств. С таким восприятием жизнь кажется неоправданно простой и понятной, все разложено по полочкам: здесь у нас «плохие», там «хорошие», здесь «правые», там «левые», здесь «нормальные», там «патологичные». Источником таких вот несомненных, идеальных «истин» для нас выступают любые авторитетные органы – будь то новостные передачи, мнение отдельного человека, религиозные постулаты, или общественная мораль. Авторитетные источники настолько облегчают жизнь, что фактически лишают необходимости самостоятельно думать и принимать решения.
Нет, сегодняшняя статья не о политике. Я понимаю, что тема в «тренде» – нынче модно обличать политиков и сомневаться в чистосердечности СМИ, но в этих материях я не разбираюсь, и не вижу в этом особого смысла, когда реальная «проблема» сидит глубже – в самом стиле общественного мышления. Как и прежде, считаю, что все внешние проблемы – лишь прикрытие внутренних, индивидуальных.
Изначально, вообще, планировал продолжить тему прошлой статьи об отношениях. Но как это часто бывает, унесло меня совсем в другое русло. Так происходит, когда для понятного выражения главных идей требуется несколько предварительных теоретических абзацев. Иначе эти главные идеи звучат голословно и безосновательно.
Стражи поведения
Если немного округлить, все мы мыслим готовыми, шаблонными формами, где «плохое» и «хорошее» прописаны по умолчанию. К примеру, верность в отношениях мы рассматриваем как несомненное благо, а измену как «грешное» зло. Хранишь верность – молодец. Изменяешь – предатель и грешник. Этот традиционный взгляд принимается как несомненный идеал. Всем априори ясно, что изменник – «плохой», ему положено испытывать угрызения совести, а блюститель верности – «хороший», ему собой можно гордиться. Но психолог – не психолог, если принимается на общий лад судить и оценивать. Для психолога хорошего и плохого нет. Есть лишь целесообразное (выгодное, продуктивное) и нецелесообразное. Психолог – не бунтарь, идущий наперекор нравственности, а исследователь, подвергающий идеалы трезвому анализу.
Я не говорю, что общественные идеалы и мораль – это что-то «плохое». Чтобы выносить такие суждения, нужно самому быть морализатором, и слепо верить в «хорошее» и «плохое», не разобравшись в сути явления. Я даже не могу сказать, что мораль бесполезна и невыгодна. Она просто искусственна – как суррогат или подделка чего-то реального. И, в зависимости от обстоятельств, может приносить свою выгоду и свои убытки.
В обществе, где граждане сами не понимают, для чего им воздерживаться от воровства, вандализма и хулиганства, общественная и духовная мораль становится стражем поведения. За легкую провинность получай чувство вины и угрызения совести. За тяжелую – то же самое, плюс заключение под стражу, чтоб неповадно было. За небольшое отличие – гордость , за серьезное – грамоту и общественное признание.
Такая мораль вполне оправдана. Как родителям трудно доходчиво объяснить ребенку, почему их надо слушаться, также и обществу донести целесообразность нравственного поведения до граждан не представляется возможным, поэтому, чтобы «синтетические» законы государства казались натуральными, их сдабривают духовной и общественной моралью. Поэтому у всех по умолчанию в голове прошито, что добропорядочным быть «хорошо», а нарушать мир и порядок – «плохо». Такое положение вещей в философии называют категорическим императивом – принудительным, безусловным требованием без всяких возражений.
Ну, согласитесь, ведь буквально каждый «знает», что лживость, жадность, трусость, агрессивность и зависть – это плохо! А честность, щедрость, смелость, любовь и доброта – хорошо! Хотел к «хорошему» добавить скромность, но в наше время этот идеал уже не так прочен. В наше время «правильно» и модно быть в меру наглым и «раскованным».
Слепая морализация
Мы воспринимаем идеалы общества как законы вселенной, а между тем, все они – искусственны, и закреплены в нашем сознании при помощи условных рефлексов. Нас попросту обучили испытывать муки при совершении неугодных поступков и гордиться угодными. Обучили родители, поэтому и рефлексы у всех разные в зависимости от родительских прихотей.
Вот и получается, что стыдимся мы порой совершенно противоположных вещей. Посмотрите и подумайте, чего вы боитесь? За что привыкли себя мучить угрызениями совести? На какие манипуляции ведетесь? Что доказываете окружающим? Есть ли в вас демонстративная доброта, щедрость, благородство, смелость, воздержанность?
На каком-то этапе личного развития от искусственных идеалов, видимо, никак не отвертеться. Но по итогу все они приводят к такому алогичному стилю мышления, который в психологии называют «мистическим», пропитанным иррациональными требованиями к себе и к жизни. Под мороком идеалов мы не принимаем жизнь, как есть, а начинаем требовать от себя и окружающих невозможного, несвойственного реальной природе вещей. На этой почве и формируются практически все неврозы. В психологии такая слепая морализация рассматривается как механизм психологической защиты – способ, которым личные притязания прикрываются «несомненными» ценностями.
«Не можешь быть добрым? Все равно должен! Никак не можешь? Тогда стыдись, ничтожество! Не можешь преодолеть эгоизм и возлюбить ближнего? Значит, виноват!» Следуя такой нелогичной логике, человек вынужден врать себе и окружающим, принуждая себя к неестественной «доброте», когда внутри все кипит от злости.
А если человеку таки удалось себя переломить и накачать идеалы силой, подавляющей естественные желания, его жизнь неизбежно становится клеткой тех самых категорических императивов – безусловных принудительных требований к себе и окружающим. А кто этим требованиям не следует, тот вызывает раздражение, кажется неправильным и дурным.
Этим переживанием руководит засевшее в глубине души идеалиста чувство несправедливости. Внутренний голос как бы вопрошает: «Как же так? Ведь я мучаюсь! Соблюдаю правила! Значит и другие должны мучиться! Иначе, выходит, что я зря страдаю. Я должен как-то свои страдания оправдать. Иначе, выходит, что я лопух и страдал все это время напрасно. Иначе выходит, что кругом нормальные люди, а я со своими идеалами – желчный зануда!».
Чем крепче и выше идеалы, тем реалистичней мираж, в котором наша жизнь представляется преисподней несправедливости, где единицы достойных людей находятся под вечным гнетом богомерзких мерзавцев. Следуя идеалам, мы даем себе «пряник» веры в собственный героизм и превосходство над порочным социумом. Нарушая идеалы, мы себя же отделываем психическим хлыстом ненависти к себе, проявленной в стыде и чувстве вины.
Иррациональные идеалы
На каком-то этапе принудительная, искусственная мораль становится очевидно невыгодной. Задача психолога в этом случае – показать клиенту, где и как он себя своими же идеалами обвел вокруг пальца, помочь увидеть происходящее и взвесить целесообразность собственных требований к себе и окружающим.
Именно там, где идеалы начинают прижимать и требовать непомерных жертв, приходит пора их изобличения. Нет ничего плохого и хорошего, нет правильных и ложных путей. Человек рядом с нами не может стать добрым, умным и святым не потому, что он плохой, а потому, что таков его текущий жизненный опыт. Никто не может иначе. Каждый руководствуется собственным внутренним кнутом и пряником.
Но идеалы, как выше уже говорилось, иррациональны. Они обходят истину стороной, и слепо требуют свое, несмотря на полную безосновательность и бесполезность притязаний. И там, где планка идеалов, очевидно, завышена, надо бы уметь признавать правду. Ну не может простой смертный стать святым! Механизм, рассчитанный на 200 вольт не может выдать 400, а если выдаст, то сгорит и сломается.
Разумеется, я, к примеру, не утверждаю, будто ложь хороша и лучше идеала правды. Действительно именно от вранья у всех нас возникает куча проблем. Но, порой, взгляды на ложь обходятся слишком дорого. Если идеалы – сродни вере в первородный грех, который даже понимать не надо, потому что это как бы само собой разумеется, что он ужасен, то можно смело говорить о наличии невроза.
Идеалист может считать, будто он чище и лучше других, на его стороне истина и справедливость, и он вправе судить, как должны жить другие. А дает ли приверженность идеалам право судить других? Уж не самим ли Богом мнит себя такой судья?
В первой книге и ранних статьях на progressman.ru я и сам говорил о важности устремления к светлому, пока не заметил, во что обращаются подобные цели. Они могут быть чем-то вроде путеводных маяков. И прекрасно, когда новичок может подойти к профессионалу, и получить дельный совет. Но если новичок принимается идеализировать, он не учится, не раскрывает собственный потенциал, а лишь копирует внешние черты профессионала – его манеры, повадки, стиль общения, надеясь таким образом к своему идеалу приблизиться.
На идеалы можно взглянуть с другой стороны и сказать, что безусловная вера в их истинность ни при чем. Каждый идеал, каждая моральная ценность может быть подкреплена адекватной философией – каким-то оправдательным пояснением. В таком случае речь идет уже не о плохом и хорошем, а как раз о выгодном и невыгодном. И говорить здесь уже особо не о чем – это действительно здравый подход. Но в статье речь о том, как по большей части происходит на практике. А происходит так, что мы своими идеалами себя крепко дурачим: не исследуем их, не пытаемся постичь, а наивно проглатываем, будто нечто надежное и окончательно ясное.
© Игорь Саторин
Другие статьи по этой теме:
- Раскрепощение и социопатия
- Грехи, карма и общественная мораль
- Социальная система ценностей и заблуждений
- Стереотипы общества и свобода личности
- Сделка с дьяволом
Благодарю тех, кто не ограничился формальными «спасибо», а внес реальный вклад в развитие progressman.ru!
ПСИХОЛОГИЯ СОЗНАНИЯ Серия «Хрестоматия по психологии» Составитель Л. В. Куликов Зав. психологической редакцией А. Зайцев Зам. зав. психологической редакцией Н. Мигаловская Ведущий редактор А. Борин Художник обложки С. МаликоваКорректор М. Рошаль Верстка А. Борин ББК 88.3я7 УДК 159.922(075) Психология сознания / Сост. и общая редакция Л. В. Куликова. — СПб.: Питер, 2001. — 480 с.: ил. — (Серия «Хрестоматия по психологии»). ISBN 5-318-00040-1 Мировой психологической наукой накоплен огромный опыт в области исследования психологии сознания. В новом издании серии «Хрестоматия по психологии» собраны фрагменты из множества публикаций отечественных и зарубежных ученых — классиков науки, а также современных исследователей психологии сознания. Аудитория хрестоматии — преподаватели, аспиранты, студенты психологических, педагогических, философских и медицинских специальностей, все изучающие психологию. © Л. В. Куликов, составление, 2001 © Серия, оформление. Издательский дом «Питер», 2001 СОДЕРЖАНИЕ Предисловие Раздел У. Джемс. Поток сознания В. М. Бехтерев. Сознание и его границы Л. С. Выготский. Психика, сознание, бессознательное С. Л. Рубинштейн. [О сознании] В.Н. Мясищев. Сознание как единство отражения действительности и отношений к ней человека Н. Ф. Добрынин. Об активности сознания А. Н. Леонтъев. [Деятельность и сознание] Я. И. Чуприкова. Психика и сознание как функции мозга В. М. Аллахвердов. Поддается ли сознание разгадке? Раздел П. Структура и функции сознания Б. Ф. Ломов. Сознание как идеальное отражение П. В. Симонов. О двух разновидностях неосознаваемого — психического: под- и сверхсознанииВ. П. Зинченко. Миры сознания и структура сознания П. В. Симонов. Сознание и сопереживание В. Ф. Петренко. Проблемы значения. Психосемантика сознания Раздел III. Сознание и бессознательное З.Фрейд. Я и Оно К. Г. Юнг. Сознание и бессознательное К. Ясперс. Сознание и бессознательное. Флюктуации сознания Ф. В. Бассин. О некоторых современных тенденциях развития теории «бессознательного»: установка и значимость. Р. М. Грановская. Механизмы психологической защиты у взрослых Раздел IV. Филогенетическое развитие сознания Л. Леви-Брюлъ. Сверхъестественное в первобытном мышлении А. Н. Леонтъев. Первобытное сознание Дж. Брунер. Развитие сознания Раздел V. Онтогенетическое развитие сознания Г. К. Ушаков. Очерк онтогенеза уровней сознания Б. Г. Ананьев. Взаимосвязи труда, познания и общения в индивидуальном развитии человека Раздел VI. Общественное сознание Б. А. Чагин. Общественное сознание и сознание индивида В. Е. Семенов. Духовно-нравственные ценности – главный фактор возрождения России Р. А. Зобов, В. Н. Келасьев. Социальная мифология России и проблемы адаптации А. А. Митъкин. О роли индивидуального и коллективного сознания в социальной динамике Раздел VII. Измененные состояния сознанияВ. Л. Райков. Гипнотическое состояние сознания как форма психического отражения О. В. Овчинникова, Е. Е. Насиновская, Н. Г. Иткин. Феномены гипноза В. В. Кучеренко, В. Ф. Петренко, А. В. Россохин. Измененные состояния сознания: психологический анализ Т. И. Ахмедов, М. Е. Жидко. Психотерапия в особых состояниях сознания Раздел VIII. Расстройства сознания Д.Р. Лунц, Н.И.Морозов, Н.И. Фелшская. К вопросу о судебно-психиатрической оценке расстройств сознания Приложение Терминологический словарь Краткие биографические сведения об авторах статей ПРЕДИСЛОВИЕ В этом выпуске хрестоматии предпринята попытка собрать работы, касающиеся различных аспектов проблемы сознания. Данная проблема является в психологии одной из сложнейших. Возможно, именно по этой причине тема сознания неоправданно кратко, слишком кратко и со значительными пробелами представлена в большинстве учебников по психологии. Такая ситуация понятна — учебник требует достаточной простоты изложения, но феномен сознания не поддается простому описанию. В психике два основных интегратора: личность и сознание. Личность — интегратор всей психической жизни, а в определенном смысле и всех сторон бытия человека — от его телесного бытия до духовного — как живого тела, как сознательного и активного субъекта, как члена общества, общностей, групп. В терминах В. Н. Мясищева, личность — высшее интегральное психическое образование, потенциальный регулятор деятельности и поведения. Функции интегратора личность выполняет в масштабе всего жизненного пути, т. е. в широком масштабе. Сознание же интегрирует всю внешнюю и внутреннюю жизнь личности в актуальном масштабе времени (в состоянии бодрствования). Еще одним обстоятельством, усложняющим проблему, является то, что в изучении сознания не всегда удается достаточно ясно выделить собственно психологические аспекты этой проблемы. Сознание выступает предметом исследования целого ряда наук. В выборе работ для хрестоматии мы отдавали предпочтение более поздним трудам авторов, исходя из того, что именно в последних публикациях авторская позиция отражена наиболее точно. Внутри каждого раздела статьи помещены в хронологическом порядке — по годам выхода работы в свет (для стереотипных переизданий действует дата первого издания). Конечно, такое размещение текстов имеет и слабую сторону: исследователь, многие годы работавший над определенной проблемой и имеющий свежие публикации, оказывается в конце списка авторов. Авторские названия статей или глав книг, из которых взяты фрагменты для хрестоматии, сохранены. В том случае, когда название главы оригинала не совпадало с названием темы раздела, но соответствовало ей по содержанию, составитель давал ей свое, заключая его в квадратные скобки. Среди разных публикаций по одной теме мы выбирали ту, в которой обсуждаемый вопрос изложен наиболее доступно. Первейшая цель хрестоматии — познакомить студентов с первоисточниками, прежде всего с теми, которые в настоящее время стали малодоступными. Поэтому в данном выпуске собраны фрагменты работ, которые были опубликованы в прежние годы или даже длительное время назад и в настоящее время вспоминаются психологами нечасто. К таким изданиям следует отнести материалы симпозиума по проблеме сознания, который состоялся в 1966 г. в Москве. В нем приняли участие представители многих отраслей отечественной науки, он, без сомнения, стал заметной вехой в изучении сознания. Для каждого живого человека самое большее деление его бытия проходит по границе: Я и остальной мир. Разумеется, эти две части взаимосвязаны, но в сознании (здоровом) всегда отделены. Для обладающего сознанием он сам — особая часть всего существующего, поэтому самосознание имеет свои закономерности, свою внутреннюю жизнь. Самосознание, без сомнения, заслуживает того, чтобы стать темой отдельного выпуска хрестоматии. В терминологическом словаре даны объяснения терминов, которые психологические словари не объясняют. В конце хрестоматии помещен раздел, содержащий биографические данные об авторах. В них кратко представлены те сведения, которые помогут читателю получить представление о профессиональном опыте авторов. • Сознание и его границы • Психика, сознание и бессознательное • Сознание как единство отражения действительности и отношений к ней человека • Об активности сознания • Психика и сознание как функция мозга У. Джемс ПОТОК СОЗНАНИЯ1 Порядок нашего исследования должен быть аналитическим. Теперь мы можем приступить к изучению сознания взрослого человека по методу самонаблюдения. Большинство психологов придерживаются так называемого синтетического способа изложения. Исходя от простейших идей, ощущений и рассматривая их в качестве атомов душевной жизни, психологи слагают на последних высшие состояния сознания — ассоциации, интеграции или смещения, как дома составляют из отдельных кирпичей. Такой способ изложения обладает всеми педагогическими преимуществами, какими вообще обладает синтетический метод, но в основание его кладется весьма сомнительная теория, будто высшие состояния сознания суть сложные единицы. И вместо того чтобы отправляться от фактов душевной жизни, непосредственно известных читателю, именно от его целых конкретных состояний сознания, сторонник синтетического метода берет исходным пунктом ряд гипотетических простейших идей, которые непосредственным путем совершенно недоступны читателю, и последний, знакомясь с описанием их взаимодействия, лишен возможности проверить справедливость этих описаний и ориентироваться в наборе фраз по этому вопросу. Как бы там ни было, но постепенный переход в изложении от простейшего к сложному в данном случае вводит нас в заблуждение. Основной факт психологии. Первичным конкретным фактом, принадлежащим внутреннему опыту, служит убеждение, что в этом опыте происходят какие-то сознательные процессы. Состояния сознания сменяются в нем одно другим. Подобно тому как мы выражаемся безлично: «светает», «смеркается», мы можем и этот факт охарактеризовать всего лучше безличным глаголом «думается». Четыре свойства сознания. Как совершаются сознательные процессы? Мы замечаем в них четыре существенные черты, которые рассмотрим вкратце в настоящей главе: 1) каждое состояние сознания стремится быть частью личного сознания; 2) в границах личного сознания его состояния изменчивы; 3) всякое личное сознание представляет непрерывную последовательность ощущений; 4) одни объекты оно воспринимает охотно, другие отвергает и, вообще, все время делает между ними выбор. Разбирая последовательно эти четыре свойства сознания, мы должны будем употребить ряд психологических терминов, которые могут получить вполне точное определение только в дальнейшем. Наиболее общим фактом сознания служит не «мысли и чувства существуют», но «я мыслю» или «я чувствую». Никакая психология не может оспаривать во что бы то ни стало факт существования личных сознаний. Под личными сознаниями мы разумеем связанные последовательности мыслей, сознаваемые как таковые. Худшее, что может сделать психолог, — это начать истолковывать природу личных сознаний, лишив их индивидуальной ценности. В сознании происходят непрерывные перемены. Я не хочу этим сказать, что ни одно состояние сознания не обладает продолжительностью; если бы это даже была правда, то доказать ее было бы очень трудно. Я только хочу моими словами подчеркнуть тот факт, что ни одно раз минувшее состояние сознания не может снова возникнуть и буквально повториться. Мы то смот-рим, то слушаем, то рассуждаем, то желаем, то припоминаем, то ожидаем, то любим, то ненавидим; наш ум поцеременно занят тысячами различных объектов мысли. Тождествен воспринимаемый нами объект, а не наши ощущения: мы слышим несколько раз подряд ту же ноту, мы видим зеленый цвет того же качества, обоняем те же духи или испытываем боль того же рода. Реальности, объективные или субъективные, в постоянное существование которых мы верим, по-видимому, снова и снова предстают перед нашим сознанием и заставляют нас из-за нашей невнимательности предполагать, будто идеи о них суть одни и те же идеи. Мне кажется, что анализ цельных, конкретных состояний сознания, сменяющих друг друга, есть единственный правильный психологический метод, как бы ни было трудно строго провести его через все частности исследования. В каждом личном сознании процесс мышления заметным образом непрерывен. Непрерывным рядом я могу назвать только такой, в котором нет перерывов и делений. Мы можем представить себе только два рода перерывов в сознании: или временные пробелы, в течение которых сознание отсутствует, или столь резкую перемену в содержании познаваемого, что последующее не имеет в сознании никакого отношения к предшествующему. Положение «сознание непрерывно» заключает в себе две мысли: 1) мы сознаем душевные состояния, предшествующие временному пробелу и следующие за ним как части одной и той ж личности; 2) перемены в качественном содержании сознания никогда не совершаются резко. Таким образом, сознание всегда является для себя чем-то цельным, не раздробленным на части. Такие выражения, как «цепь (или ряд) психических явлений», не дают нам представления о сознании, какое мы получаем от него непосредственно: в сознании нет связок, оно течет непрерывно. Всего естественнее к нему применить метафору «река» или «поток». Говоря о нем ниже, будем придерживаться термина «поток сознания» (мысли или субъективной жизни). Второй случай. Даже в границах того же самого сознания и между мыслями, принадлежащими тому же субъекту, есть род связности и бессвязности, к которому предшествующее замечание не имеет никакого отношения. Я здесь имею в виду резкие перемены в сознании, вызываемые качественными контрастами в следующих друг за другом частях потока мысли. Если выражения «цепь (или ряд) психических явлений» не могут быть применены к данному случаю, то как объяснить вообще их возникновение в языке? Разве оглушительный взрыв не разделяет на две части сознание, на которое он воздействует? Нет, ибо сознавание грома сливается с сознавнием предшествующей тишины, которое продолжается: ведь слыша шум от взрыва, мы слышим не просто грохот, а грохот, внезапно нарушающий молчание и контрасирующиий с ним. Наше ощущение грохота при таких условиях совершенно отличается от впечатления, вызванного тем самым грохотом в непрерывном ряду других подобных шумов. Мы знаем, что шум и тишина взаимно уничтожают и исключают друг друга, но ощущение грохота есть в то же время сознание того, что в этот миг прекратилась тишина, и едва ли можно найти в конкретном реальном сознании человека ощущение, настолько ограниченное настоящим, что в нем не нашлось бы ни малейшего намека на то, что ему предшествовало. Устойчивые и изменчивые состояния сознания. Если мы бросим общий взгляд на удивительный поток нашего сознания, то прежде всего нас поразит различная скорость течения в отдельных частях. Сознание подобно жизни птицы, которая то сидит на месте, То летает. Ритм языка отметил эту черту сознания тем, что каждую мысль облек в форму предложения, а предложение развил в форму периода. Остановочные пункты в сознании обыкновенно бывают заняты чувственными впечатлениями, особенность которых заключается в том, что они могут, не изменяясь, созерцаться умом неопределенное время; переходные промежутки заняты мыслями об отношениях статических и динамических, которые мы по большей части устанавливаем между объектами, воспринятыми в состоянии относительного покоя. Назовем остановочные пункты устойчивыми частями, в переходные промежутки изменчивыми частями потока сознания. Тогда мы заметим, что наше мышление постоянно стремится от одной устойчивой части, только что покинутой, к другой, и можно сказать, что главное назначение переходных частей сознания в том, чтобы направлять нас от одного прочного, устойчивого вывода к другому. При самонаблюдении очень трудно подметить переходные моменты. Ведь если они — только переходная ступень к определенному выводу, то, фиксируя на них наше внимание до наступления вывода, мы этим самым уничтожаем их. Пока мы ждем наступления вывода, последний сообщает переходным моментам такую силу и устойчивость, что совершенно поглощает их своим блеском. Пусть кто-нибудь попытается захватить вниманием на полдороге переходный момент в процессе мышления, и он убедится, как трудно вести самонаблюдение при изменчивых состояниях сознания. Мысль несется стремглав, так что почти всегда приводит нас к выводу раньше, чем мы успеваем захватить ее. Если же мы и успеваем захватить ее, она мигом видоизменяется. Снежный кристалл, схваченный теплой рукой, мигом превращается в водяную каплю; подобным же образом, желая уловить переходное состояние сознания, мы вместо того находим в нем нечто вполне устойчивое — обыкновенно это бывает последнее мысленно произнесенное нами слово, взятое само по себе, независимо от своего смысла в контексте, который совершенно ускользает от нас. Объект сознания всегда связан с психическими обертонами. Есть еще другие, не поддающиеся названию перемена в сознании, так же важные, как и переходные состояния сознания, и так же вполне сознательные. На примерах всего легче понять, что я здесь имею в виду. Представьте себе, что вы припоминаете забытое имя. Припоминание—это своеобразный процесс сознания. В нем есть как бы ощущение некоего пробела, и пробел этот ощущается весьма активным образом. Перед нами как бы возникает нечто, намекающее на забытое имя, нечто, что манит нас в известном направлении, заставляя нас ощущать неприятное чувство бессилия и вынуждая в конце концов отказаться от тщетных попыток припомнить забытое имя. Если нам предлагают неподходящие имена, стараясь навести нас на истинное, то с помощью особенного чувства пробела мы немедленно отвергаем их. Они не соответствуют характеру пробела. При этом пробел от одного забытого слова не похож на пробел от другого, хотя оба пробела могут быть нами охарактеризованы лишь полным отсутствием содержания. В моем сознании совершаются два совершенно различных процесса, когда я тщетно стараюсь припомнить имя Спалдинга или имя Баулса. При каждом припоминаемом слове мы испытываем особое чувство недостатка, которое в каждом отдельном случае бывает различно, хотя и не имеет особого названия. Такое ощущение недостатка отличается от недостатка ощущения: это вполне интенсивное ощущение. У нас может сохраниться ритм забытого слова без соответствующих звуков, составляющих его, или нечто, напоминающее первую букву, первый слог забытого слова, но не вызывающее в памяти всего слова. Всякому знакомо неприятное ощущение пустого размера забытого стиха, который, несмотря на все усилия припоминания, не заполняется словами. В чем заключается первый проблеск понимания чего-нибудь, когда мы, как говорится, схватываем смысл фразы? По всей вероятности, это совершенно своеобразное ощущение. А разве читатель никогда не задавался вопросом: какого рода должно быть то душевное состояние, которое мы переживаем, намереваясь что-нибудь сказать? Это вполне определенное намерение, отличающееся от всех других, совершенно особенное состояние сознания, а между тем много ли входит в него определенных чувственных образов, словесных или предметных? Почти никаких. Повремените чуть-чуть, и перед сознанием явятся слова и образы, но предварительное намерение уже исчезнет. Когда же начинают появляться слова для первоначального выражения мысли, то она выбирает подходящие, отвергая несоответствующие. Это предварительное состояние сознания может быть названо только «намерением сказать то-то и то-то». Можно допустить, что добрые 2/3 душевной жизни состоят именно из таких предварительных схем мыслей, не облеченных в слова. Как объяснить тот факт, что человек; читая какую-нибудь книгу вслух в первый раз, способен придавать Чтению правильную выразительную интонацию, если не допустить, что, читая первую фразу, он уже получает смутное представление хотя бы о форме второй фразы, которая сливается с сознанием смысла данной фразы и изменяет в сознании читающего его экспрессию, заставляя сообщать голосу надлежащую .интонацию? Экспрессия такого рода почти всегда зависит от грамматической конструкции. Если мы читаем «не более», то ожидаем «чем», если читаем «хотя», то знаем, что далее следует «однако», «тем не менее», «все таки». Это предчувствие приближающейся словесной или синтаксической схемы на практике до того безошибочно, что человек, не способный понять в иной книге ни одной мысли, будет читать ее вслух выразительно и осмысленно. Читатель сейчас увидит, что я стремлюсь главным образом к тому, чтобы психологи обращали особенное внимание на смутные и неотчетливые явления сознания и оценивали по достоинству их роль в душевной жизни человека. Традиционные психологи рассуждают подобно тому, кто стал бы утверждать, что река состоит из бочек, ведер, кварт, ложек и других определенных мерок воды. Если бы бочки и ведра действительно запрудили реку, то между ними все-таки протекала бы масса свободной воды. Эту-то свободную, незамкнутую в сосуды воду психологи и игнорируют упорно при анализе нашего сознания. Всякий определенный образ в нашем сознании погружен в массу свободной, текущей вокруг него «воды» и замирает в ней. С образом связано сознание всех окружающих отношений, как близких, так и отдаленных, замирающее эхо тех мотивов, по поводу которых возник данный образ, и зарождающееся сознание тех результатов, к которым он поведет. Значение, ценность образа всецело заключается в этом дополнении, в этой полутени окружающих и сопровождающих его элементов мысли или, лучше сказать, эта полутень составляет с данным образом одно целое — она плоть от плоти его и кость от кости его; оставляя, правда, самый образ тем же, чем он был прежде, она сообщает ему новое назначение и свежую окраску. Назовем сознавание этих отношений, сопровождающее в виде деталей данный образ, психическими обертонами. Физиологические условия психических обертонов. Всего легче символизировать эти явления, описав схематически соответствующие им физиологические процессы. Отголосок психических процессов, служащих источником данного образа, ослабевающее ощущение исходного пункта дайной мысли, вероятно, обусловлены слабыми физиологическими процессами, которые мгновение спустя стали живы; точно так же смутное ощущение следующего за данным образом, предвкушение окончания данной мысли, должно быть, зависят от возрастающего возбуждения нервных токов или процессов, а этим процессам соответствуют психические явления, которые через мгновение будут составлять главное содержание нашей мысли. Нервные процессы, образующие физиологическую ос новую нашего сознания, могут быть во всякую минуту своей деятельности охарактеризованы следующей схемой (рис.1.1) Пусть горизонтальная линия означает линию времени; три кривые, начинающиеся у точек a, b, c выражают соответствен- а b с Рис. 1.1 но нервные процессы, обусловливающие представление этих трех букв. Каждый процесс занимает известный промежуток времени, в течение которого его интенсивность растет, достигает высшей точки и, наконец, ослабевает. В то время как процесс, соответствующий сознаванию а, еще не замер, процесс с уже начался, а процесс b достиг высшей точки. В тот момент, который обозначен вертикальной линией, все три процесса сосуществуют с интенсивностями, обозначаемыми высотами кривых. Интенсивности, предшествовавшие вершине с, были мгновением раньше большими, следующие за ней будут больше мгновение спустя. Когда я говорю: а, b, с, то в момент произнесения b, ни а, ни с не отсутствуют вполне в моем сознании, но каждое из них по-своему примешивается к более сильному b, так как оба эти процесса уже успели достигнуть известной степени интенсивности. Здесь мы наблюдаем нечто совершенно аналогичное обертонам в музыке: отдельно они не различаются ухом, но, смешиваясь с основной нотой, модифицируют ее; таким же точно образом зарождающиеся и ослабевающие нервные процессы в каждый момент примешиваются к процессам, достигшим высшей точки, и тем видоизменяют конечный результат последних. Каталог: images Скачать 2,03 Mb. Поделитесь с Вашими друзьями: |
Переосмысление понятия «достаточно хорошо» | Psychology Today
Перфекционизм — это черта личности, иллюстрируемая безупречными личными стандартами и всеохватывающей потребностью быть (или казаться) совершенным: в самый раз, безупречным. Если вы идентифицируете себя как перфекционист, у вас уже может быть ощущение, что эта черта может быть достигнута за счет излишне карающего внутреннего критика, отсутствия открытости к новому и уязвимому опыту и всепроникающего чувства застревания.
Перфекционизм — это то, что заставляет студентку медицинского вуза рассчитывать на то, что она будет так же опытна, как и ее лечащий врач. Это то, что заставляет кого-то тратить много ненужного времени и энергии на незначительные задачи, в то время как их отношения страдают, и то, что мешает кому-то начать большой проект, попробовать новое интересное хобби или рассказать о чем-то. они действительно беспокоятся из-за страха ошибиться в словах.
Давление перфекционизма может удушать. Но что, если совершенство на самом деле не главное?
Д.В. Винникотт, британский педиатр и психоаналитик, сыграл важную роль в формировании того, как современные психотерапевты думают о человеческих отношениях, развитии детей и воспитании детей. Одним из его наиболее важных вкладов является понятие «достаточно хорошей матери» — такого опекуна, который нужен ребенку, чтобы чувствовать себя в безопасности, развивать подлинное чувство собственного достоинства, строить здоровые отношения и терпеть обычные жизненные разочарования.
Особенно вначале младенец абсолютно во всем полностью зависит от кого-то другого. И этот другой человек — родитель или другой опекун — должен адаптироваться, чтобы удовлетворить потребности младенца. Но самое главное здесь то, что если воспитатель слишком часто настроен, слишком совершенен, то ребенок никогда не научится справляться с ограничениями внешней реальности. Вот почему достаточно хорошая мать должна быть достаточно хорошей достаточно . Реальные люди и вещи не идеальны. Совершенство — это мечта и фантазия, иллюзия.
Когда я учился в аспирантуре, мы с моими товарищами по группе быстро вплетали новые концепции, которые мы изучали, в разговор, иногда глупым и творческим образом. (Столько шуток о фаллических сигарах после этих лекций Фрейда…) После того, как мы познакомились с мышлением Винникотта, стало ясно, что философия «достаточно хорошего» применима не только к отношениям между родителями и детьми. В нашей динамичной программе мы говорили о написании «достаточно хорошей статьи». Во время нашей клинической практики мы надеялись, что у нас будет «достаточно хороший руководитель», который поддержит нас. Сидя напротив пациентов в первый раз после всего лишь десяти недель инструктажа, когда так многому еще предстояло научиться, мы надеялись, что сможем быть «достаточно хорошими терапевтами» для людей, которые доверяли нам свою боль.
Быть несовершенным очень по-человечески, а стремление к совершенству только уводит нас еще дальше от того, что является подлинным, истинным и реальным. К сожалению, наш культурный контекст не делает нам никаких одолжений в этом отношении. Это чувство недостаточности ________ (успешного, богатого, умного, молодого, красивого, худого — что угодно) так распространено в нашей капиталистической культуре, которая отдает предпочтение производительности, конкуренции, постоянному прогрессу и быстрому решению сложных проблем. Стремление к совершенству настолько велико, что не всегда есть место для того, что Винникотт называл «продолжать быть», просто существовать и жить подлинной жизнью.
Нам нужно создать собственную комнату. Мы можем вернуть себе «достаточно хорошо» и позволить себе быть немного более человечными: показать себя такими, какие мы есть, и пусть этого будет достаточно. В этот момент вы можете подумать что-то вроде «Легче сказать, чем сделать» или «Хорошо, но как это выглядит на самом деле?» Это значит установить границы и сказать «нет». Это означает позволить себе вздремнуть или провести этот день психического здоровья — полное разрешение на отдых, при этом рассматривая отдых как нечто само по себе ценное, а не как время, украденное у всех «должен» и «должен».
Процесс выделения пространства для нашего истинного «я» может быть трудным и пугающим. Для некоторых поиск достаточно хорошей терапии может быть полезным шагом к ослаблению хватки перфекционизма.
Рекомендации для дальнейшего чтения
8 примеров самосаботажных эффектов перфекционизма
8 признаков того, что вы идеально подходите для карьеры психолога чтобы превратить его в успешную карьеру. Вы когда-нибудь задавались вопросом, сможете ли вы стать психологом? Вот восемь признаков того, что вы идеально подходите для карьеры психолога:
1. У вас любознательная натура
Есть несколько профессий, предназначенных для тех, у кого от природы любознательный ум, и психология, безусловно, одна из них. Психолог должен иметь это стремление выяснить, что движет людьми. Каждый случай, с которым вы столкнетесь, будет особенным, поэтому чем больше вы узнаете о психологии, тем больше вы будете чувствовать, что вам еще так много предстоит открыть. Ваша любознательная натура будет двигать вас вперед и поможет вам преуспеть в качестве профессионального психолога.
2. Вы друг, которому каждый может довериться
В каждой дружной группе есть один человек, на которого каждый может положиться, чтобы дать дельный совет, независимо от его проблемы. Похоже на тебя? Тогда вы, очевидно, очень надежный человек, и это действительно важно, если вы хотите стать психологом. Если вы работаете с клиентом, построение отношений с клиентами, основанных на доверии, имеет решающее значение. Если вы уже носите звание «надежный друг», то это показатель того, что вы могли бы быть хороши в психологической роли.
3. Вы умеете слушать
Помимо того, что вы можете доверять вам, ваши друзья могли отметить, что вы умеете слушать. Для психолога это еще одна действительно важная черта, поскольку вполне вероятно, что роль будет заключаться в том, чтобы слушать, как другие говорят о себе в течение длительного периода времени. Умение сосредоточиться на том, что говорят клиенты, интерпретировать их слова и адекватно реагировать – это большая ответственность, поэтому умение внимательно слушать абсолютно необходимо.
4. Вам нравится помогать людям и работать с ними
Карьера в области психологии требует от вас тесного сотрудничества с другими людьми для достижения общей цели. Будь то тесное сотрудничество с коллегами для проведения исследований, которые могут изменить жизнь, или проведение индивидуальных встреч с клиентами, психология предлагает множество возможностей помочь другим. Вы, безусловно, должны быть коммуникабельными, если хотите сделать карьеру в области психологии, поэтому, если вас мотивирует перспектива помогать другим, вы можете идеально подойти для этой профессии.
5. Вы не предубеждены и не предвзяты
В психологии нет места ограниченности и осуждению; психологи должны поддерживать своих клиентов, а клиенты должны чувствовать себя комфортно, обсуждая вопросы открыто. Если с вами легко общаться и вы способны избегать предубеждений, то это, безусловно, сыграет вам на руку, если вы решите, что карьера в психологии для вас.
6. Вы уверенно общаетесь
Вербальное общение очень важно в психологии, как и способность хорошо слушать и интерпретировать то, что имеют в виду другие. Чтение невербальных сигналов, таких как язык тела и зрительный контакт (или его отсутствие), также очень важно, если вы работаете с психологом. Если вы описали бы себя как уверенного в общении, то у вас есть только одна из многих личных черт, необходимых для успеха в психологии.
7. Вы любите расслабляться и смотреть психологические триллеры…
Кто-то просит вас назвать несколько ваших любимых фильмов: «Помни», «Семь» и «Игры разума» — лишь некоторые из них, которые приходят на ум. В то время как многим людям трудно смотреть психологические триллеры, когда они пытаются расслабиться, вы совсем наоборот. Если вы чувствуете, что ваш интерес к психологии может выйти за рамки вашей коллекции DVD, карьера в этой области может быть прямо на вашей улице.
8. … и всегда разгадывай сюжетный поворот
Вы не только любите смотреть психологические триллеры в свободное время, но и всегда (или почти всегда) умудряетесь разгадать сюжетный поворот – и гордитесь этим! Если эта способность приходит сама собой или даже если вы обнаружите, что сознательно прилагаете усилия, чтобы понять, что будет дальше, тогда психология, несомненно, является той областью, в которой у вас есть потенциал.