Язык это в психологии: Язык. Что такое «Язык»? Понятие и определение термина «Язык» – Глоссарий

Содержание

Язык | Мир Психологии

Язык

Язык

  1. Я. (англ. language) — система знаков любой физической природы, служащая средством осуществления человеческого общения и мышления; в собственном смысле Я. слов — явление, общественно необходимое и исторически обусловленное. Одним из непосредственных естественных проявлений Я. выступает речь как звукословесное общение.
  2. Я. (англ. tongue) — анатомический термин, обозначающий мышечный вырост на дне ротовой полости; принимает участие в акте речи и является органом вкуса.

Психологический словарь. А.В. Петровского М.Г. Ярошевского

Язык — система знаков, служащая средством человеческого общения, мыслительной деятельности (см. Мышление), способом выражения самосознания личности, передачи от поколения к поколению и хранения информации.

Исторически основой возникновения Я. служит труд, совместная деятельность людей. «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание, и, подобно сознанию, Я.

возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми» (К. Маркс, Ф. Энгельс).

Язык существует и реализуется через речь, которая обладает своими характеристиками, такими, как сукцессивность (линейность), пресуппозиционность (отсылка к энциклопедическим знаниям), ситуативность, неполнота.

Словарь психиатрических терминов. В.М. Блейхер, И.В. Крук

нет значения и толкования слова

Неврология. Полный толковый словарь. Никифоров А.С.

Язык — Система знаков, служащая средством межчеловеческого общения и мыслительной деятельности, способ выражения самосознания личности, передачи информации от поколения к поколению. Язык существует и реализуется через речь.

Английский нейропсихолог Критчли (M. Critchly, 1974г.) рассматривает язык как «выражение и восприятие мыслей и чувств посредством словесных символов».

Оксфордский толковый словарь по психологии

Язык — термин язык это то, на чем мы говорим, набор произвольных конвенциальных символов, с помощью которых мы передаем значение, культурно определенная модель вокальных жестов, которую мы усваиваем на основании того, что выросли в определенном месте и в определенное время, посредник, с помощью которого мы кодируем наши чувства, мысли, идеи и опыт, наиболее уникальная и человеческая из моделей поведения и наиболее обычное поведение людей. Однако в реальности этот термин может означать все из вышеперечисленного, ничего из этого, или даже вещи, очень отличные от этих. Убежденность в том, что мы знаем значение слова язык, сохраняется только до тех пор, пока мы воздерживаемся от попыток уточнить, что же мы знаем. Для того чтобы оценить проблемы, связанные с определением и использованием этого термина, рассмотрим следующие вопросы,

  • а) Является ли система мануальных знаков, применяемая полностью глухими людьми, языком? 
  • б) Являются ли синтетические системы, разработанные для программирования компьютеров, настоящими языками?
  • в) Можно ли изобретенные системы кодирования социополитических реформаторов, такие как Эсперанто, классифицировать как языки? 
  • г) Должны ли последовательности моторных движений, положений тела, жестов и выражений лица, передающие значения, рассматриваться как язык? 
  • д) Имеются ли серьезные основания для того, чтобы называть языками коммуникативные системы других биологических видов, в частности, пчел, дельфинов или шимпанзе? 
  • е) В какой момент мы можем сделать заключение, что вокализации, производимые младенцем, стали языком? На эти вопросы и многие другие, похожие на них, не легко найти ответ.
     

Они приводятся здесь для того, чтобы проиллюстрировать всю сложность, заключающуюся в этом слове, сложность, которая делает любое простое определение бесполезным. См. лингвистика, паралингвистика, Психолингвистика, язык знаков и связанные с ними термины.

предметная область термина

АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК — любой язык, для которого характерно выражать грамматические отношения с помощью дополнительных слов, а не окончаний. В таких языках, особенно англ., порядок слов регулируется специальными синтаксическими правилами. Против, синтетический язык,

ЗНАКОВ, ЯЗЫК — Язык, основанный на жестикуляционной коммуникации. Обычно этот термин относится к богатой, сложной и полностью грамматической системе мануальных знаков, используемой глухим. Обратите внимание, что пальцевое письмо, хотя оно является неотъемлемой частью такой коммуникации, так как необходимо для написания имен, новых слов и специализированных терминов, для которых нет никаких мануальных знаков, обычно рассматривается как отдельный компонент коммуникации с помощью знаков, а не как часть самого языка знаков.

Длинный ЯЗЫК — образно о болтливом человеке, сплетнике и др. От недостаточной культуры речи. Чаще относится к женщинам. Ср. Волос долог, а язык длинный (у бабы) (Словарь Даля). Ср. выражения трещотка, таратуха.

Язык (LANGUAGE) — любые знаки (голосовые или другие), выражающие или передающие мысли и чувства.

ЯЗЫК ЖЕСТОВ — см. НЕВЕРБАЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ВОЗДЕЙСТВИЯ.

назад в раздел : словарь терминов  /  глоссарий  /  таблица

ЯЗЫКА ПСИХОЛОГИЯ — это… Что такое ЯЗЫКА ПСИХОЛОГИЯ?

ЯЗЫКА ПСИХОЛОГИЯ
ЯЗЫКА ПСИХОЛОГИЯ

Философский энциклопедический словарь. 2010.

.

  • ЯВЛЕНИЕ
  • ЯЗЫКА СОЦИОЛОГИЯ

Смотреть что такое «ЯЗЫКА ПСИХОЛОГИЯ» в других словарях:

  • языка психология — <…> учение о психологических функциях, связанных с активным и пассивным пользованием языком (речь и понимание языка, усвоение значения речи и т.д.), и их филогенетическое и онтогенетическое построение. [12.1, 206] см. значение, речь,… …   Словарь Л.С. Выготского

  • ПСИХОЛОГИЯ — ПСИХОЛОГИЯ, наука о псих, процессах личности и их специфически человеческих формах: восприятии и мышлении, сознании и характере, речи и поведении. Советская П. строит сзое понимание предмета П. на основе рязработки идейного наследства Маркса… …   Большая медицинская энциклопедия

  • ПСИХОЛОГИЯ —         (от греч. душа и слово, учение), наука о закономерностях, механизмах и фактах психич. жизни человека и животных. Взаимоотношения живых существ с миром реализуются посредством чувств. и умств. образов, мотиваций, процессов общения,… …   Философская энциклопедия

  • ПСИХОЛОГИЯ — (греч., от psyche душа, и logos учение, наука). Наука о душевной деятельности. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ПСИХОЛОГИЯ греч., от psyche, душа, и lego, говорю. Наука о душе. Объяснение 25000… …   Словарь иностранных слов русского языка

  • психология искусства — отрасль психологической науки, предметом которой являются свойства и состояния личности, обусловливающие создание и восприятие художественных ценностей и влияние этих ценностей на ее жизнедеятельность. Поскольку в искусстве человек духовно… …   Большая психологическая энциклопедия

  • психология памяти —         ПСИХОЛОГИЯ ПАМЯТИ исследует память как способность живой системы фиксировать факт взаимодействия со средой (внешней или внутренней), сохранять результат этого взаимодействия в форме опыта и использовать его в поведении. … …   Энциклопедия эпистемологии и философии науки

  • Психология телесности — одно из направлений клинической психологии, находящееся на стыке психологической, культурологической и семиотической проблематики и предполагающее расширение закономерностей психического до области телесного. В процессе онтогенеза телесность, не… …   Википедия

  • ПСИХОЛОГИЯ — наука о психической реальности, о том, как индивид ощущает, воспринимает, чувствует, мыслит и действует. Для более глубокого понимания человеческой психики психологи исследуют психическую регуляцию поведения животных и функционирование таких… …   Энциклопедия Кольера

  • Психология — наука о душе (греч. ψυκή душа и λόγος понятие, слово). Создателем ее считают Аристотеля, написавшего сочинение О душе , в 3 книгах, и ряд специальных сочинений: о памяти и воспоминании, о сне и бодрствовании, о сновидениях, об ощущениях и их… …   Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И.А. Ефрона

  • Психология восприятия цвета — У этого термина существуют и другие значения, см. Психология восприятия. Для улучшения этой статьи желательно?: Найти и оформить в виде сносок ссылки на авторитетные источники, подтвер …   Википедия

Книги

  • Психология личности пожилых людей и лиц с ограничениями здоровья. Учебное пособие для слушателей профессиональной переподготовки по специальности Психологическая деятельность в учреждениях социальной, Краснова Ольга Викторовна, Галасюк Ирина Николаевна, Шинина Татьяна Валерьевна. В учебном пособии рассматриваются основы психологических знаний о, личности пожилых людей и лиц с ограничениями здоровья, раскрываются проблемы старости и положение пожилых людей и инвалидов… Подробнее  Купить за 543 грн (только Украина)
  • Психология личности пожилых людей и лиц с ограниченными возможностями, О. В. Краснова, И. Н. Галасюк, Т. В. Шинина. В учебном пособии рассматриваются основы психологических знаний о, личности пожилых людей и лиц с ограничениями здоровья, раскрываются проблемы старости и положение пожилых людей и инвалидов… Подробнее  Купить за 436 руб
  • Психология личности пожилых людей и лиц с ограничениями здоровья. Учебное пособие для слушателей профессиональной переподготовки по специальности «Психологическая деятельность в учреждениях социальной сферы», Краснова Ольга Викторовна. В учебном пособии рассматриваются основы психологических знаний о личности пожилых людей и лиц с ограничениями здоровья, раскрываются проблемы старости и положение пожилых людей и инвалидов… Подробнее  Купить за 420 руб
Другие книги по запросу «ЯЗЫКА ПСИХОЛОГИЯ» >>

52. Речь и язык. Шпаргалка по общей психологии

Читайте также

Обработка слуховой информации, язык и речь

Обработка слуховой информации, язык и речь Обработкой слуховой информации называется то, как мы воспринимаем информацию на слух и понимаем услышанное. Чтобы понимать, мы должны расшифровывать услышанное, т. е. различать звуки, например, высокого и низкого тембра и

52.

 Речь и язык

52. Речь и язык Слово и речь являются важнейшими содержательными и структурными компонентами психики. Слово связано со всеми проявлениями психики человека. На уровне ощущений речь влияет на пороги чувствительности, т. е. определяет условия прохождения стимула. Структура

4.7. Речь

4.7. Речь Общая характеристика речи. Формирование сознания в историческом процессе неразрывно связано с началом и развитием общественно-трудовой деятельности людей. Потребность в сотрудничестве породила потребность в словесном способе общения людей друг с другом.

Речь

Речь Непонимание Любое сообщение можно не понять — по результату это то же самое, что не слышать и не видеть. В психологии принято выделять четыре уровня непонимания:— фонетический;— семантический;— стилистический (синтаксический).Очень упрощенно можно сказать, что в

Глава тринадцатая Стандартный язык и язык-прим

Глава тринадцатая Стандартный язык и язык-прим В 1933 году в «Науке и психическом здоровье» Альфред Коржибский предложил исключить из английского языка «идентификационный» глагол «является»[18]. (Идентификационное «является» создает предложения типа «X является Y»[19].

РЕЧЬ И ЯЗЫК

РЕЧЬ И ЯЗЫК Возникновение и развитие языка знаменует собой появление новой особой формы отражения действительности и управления ею. При помощи языка осуществляется отвлеченное мышление (то есть выход за пределы непосредственного отражения действительности),

Речь и язык

Речь и язык Словом можно убить, словом можно спасти, Словом можно полки за собой повести, Словом можно продать и предать и купить, Слово можно в разящий свинец перелить. В. Шефнер Мы рассмотрели эмоции как высший психический процесс, который, как и мышление, отражает

Речь

Речь Постарайтесь отслеживать в течение дня свою речь. Для начала удалите из своей речи все слова-паразиты, имеющие очень низкие вибрации: прикольно, как бы, нормальненько, все фигня, зажигать и, извините, блин. Вы увидите, что употребление этих слов происходит чаще, чем

Мышление, язык, речь

Мышление, язык, речь Считается, что человек использует три вида мышления: понятие, суждение и умозаключение. Первый подразумевает предмет или его представление, второй – утверждение или отрицание его свойств, третий – приобретенное собственное о нем мнение. Если понятие

5.

3. Взгляд лингвиста: детская речь как речь разговорная

5.3. Взгляд лингвиста: детская речь как речь разговорная Как было сказано выше, англоязычные специалисты по ДР практически все без исключения психологи. Анализируя ДР, они опирались на авторитет англоязычных же лингвистов. Последние, будучи последователями Хомского,

6.2. Разговорный жестовый язык глухих как пример знаковой системы, замещающей естественный язык

6.2. Разговорный жестовый язык глухих как пример знаковой системы, замещающей естественный язык Несомненно, что не все наше мышление вербально. Бесспорно тем не менее следующее. Чтобы интеллект ребенка мог нормально развиваться, ребенок должен вовремя и нормально

Речь

Речь Многих собак обучают издавать звуки, напоминающие слова, которыми пользуется человек. Но это не речь. Одна весьма выдающаяся собака действительно подражала звукам, которые произносил ее тренер. Это называется «акустической имитацией» — феномен, часто

Речь-призыв, или Побудительная речь

Речь-призыв, или Побудительная речь Побудительная речь – это речь в ситуации, требующей решения относительно действий в будущем. Она призывает поступать так-то или не делать того-то. Например, начинать войну или мириться, инвестировать в проект или сокращать расходы,

Речь – обсуждение факта, или Судебная речь

Речь – обсуждение факта, или Судебная речь Вторая ситуация для выступления, актуальная практически с самого начала демократического мироустройства, – это выяснение и квалификация фактов. Наиболее типичный пример – судебное разбирательство[3]. Судьи, прокурор, адвокаты

Речь – утверждение ценностей, или Торжественная речь

Речь – утверждение ценностей, или Торжественная речь Мы подходим к самому важному для любого лидера виду выступлений – торжественному. Здесь оратор обращается к настоящему, к тому, что мы считаем достойным похвалы или порицания. К тому, что хорошо и что плохо. Словом, к

Язык и речь, Понятие о языке и его функции

Ключевые понятия темы:

язык, знак, знаковая система, семантика, словарный состав, грамматический строй, сигнификативних функция языка, функция выражения содержания предмета информации, речь, внешнее вещание, диалогической речи ния, монологическая речь, письменная речь, устная речь, внутренняя речь, полное вещание, пустое речи

Понятие о языке и его функции

Наиболее общими и необходимыми условиями продуктивной психической деятельности личности является язык и речь, общение и внимание

С одной стороны, они пронизывают все психическую жизнь человека и обеспечивают возможность активного удовлетворения ее познавательных и общественных потребностей, а с другой — являются средствами реализации внутреннего мира и м возможностей личности.

Язык — чисто человеческий способ общения в духовном и практической жизни человека и представляет собой систему знаков для передачи, приема и использования информации

Язык возник в процессе становления самого человека как общественного существа, в процессе совместной трудовой деятельности людей

Предпосылками возникновения языка были способности издавать звуки и осуществлять движения, которые выступали способом общения, средством удовлетворения потребности обмениваться мнениями, узнавать свойства предметов и объявления.

Язык — общественное явление, важнейшее средство устройства человеческих отношений. С ее помощью люди способны объясниться, осуществляют обмен мнениями, приобретают знания, передают их потомкам, могут орган низуваты совместной деятельности во всех сферах человеческой практики.

Комплексы звуков речи, обозначавшие определенные объекты, приобретали определенного значения, становились общим для людей средством обмена мнениями

Язык является системой знаков социального происхождения, образовалась и сформировалась на протяжении исторического развития деятельности человека

Слово как единица языка имеет два аспекта — внешний, звуковой (фонетический) и внутренний, содержательный (семантический). Оба они являются продуктом длительного общественно-исторического развития

Единство этих двух аспектов (но не тождество) образует слово. Внешняя фонетическая форма слова — это условный знак предмета или явления, не передает прямо и непосредственно его свойств

Слово совмещает функции знака и значения. Последнее исторически развивалось, сужался, обобщалось, предоставлялось новым объектам. Вследствие этого возникла многозначность слов, также являющийся продуктом историко ичного развития языковви.

Главные составляющие языковой системы — его словарный состав и грамматический строй

Словарный состав — это совокупность слов каждой отдельной языка. Его специфика характеризует уровень развития речи: чем богаче и разнообразнее словарь, тем богаче и разнообразнее язык

Практическое применение языка включает активный словарь, т.е. слова, которыми человек пользуется для выражения своих мыслей, общаясь с другими людьми, и пассивный — слова, которые она понимает, когда слышит или читает, но редко предприняло.

Объем и характер активного и пассивного словарей человека зависят от его образования, профессии, степени овладения речью, характера и содержания деятельности

Словарный состав сам по себе еще не составляет языка. Для того чтобы с помощью слов человек мог обмениваться мнениями, нужна грамматика, которая определяет правила изменения слов, сочетание их в предложения. Это забей езпечуе грамматический строй языковви.

Слова, что есть в предложении, необходимо не только понимать, но и соответственно согласовать, чтобы точно передать содержание мысли

Грамматика языка формирует правила изменения слов (морфология) и правила сочетания их в предложения (синтаксис) и этим дает возможность выражать понятия и суждения, составлять представление о предметах и ??явлениях, их различные ных признаки и отношения.

Слово как единица языка является носителем информации, оно всегда соотносится с обозначаемого им определенными объектами и явлениями действительности. Фиксация в слове объективной действительности и общественно-исторического опыта в в различных формах их проявления определяет сигнификативних (означувальну) функцию каки.

Грамматический строй речи — функция, обусловленная потребностями общения и развитием выражения содержания предмета в форме информационных структур. Она — возможность формулировать мысли и передавать содержание сообщений. Эння.

Описанные ранее главные элементы и функции языка становятся средством общения, средством обмена мнениями при условии, когда происходит речи между людьми

Язык и речь — понятия не тождественные

Речь — это акт употребления человеком языка для общения

зависимости от возраста, характера деятельности, среды обитания человека и его речь приобретает определенных особенностей, несмотря на то, что люди говорят на одном языке

Так, у одного человека речи образное, яркое, выразительное, убедительное, а во второй — наоборот: ограниченное, бедное, сухое, малопонятное. Это уже свидетельствует о различиях во владении языком

Каждому человеку присущи свой индивидуальный стиль речи, различия в артикуляции звуков, интонации, логической выразительности. Итак, каждый человек говорит по-своему, хотя и пользуется общем вс сих мовою.

Речь не существует и не может существовать вне любом языке. С другой стороны, сам язык остается живой только при условии, когда активно используется людьми. Язык развивается и совершенствуется при м речевого общения. Речь и является формой актуального существования каждого языковови.

Вещание толкуется и как речевая деятельность, поскольку с его помощью можно, например, обеспечить общение, решать мнемонические или умственные задачи. В таких случаях речь может приобретать формы речевого акта, является составным элементом другой целенаправленной деятельности, например трудовой или учебної.

Язык — это средство или орудие общения между людьми

Введение в психологию речи и языка

В психологии речь рассматривается в тесной связи с языком, общением и мышлением. Соотношение этих понятий столь сложно, что каждый очередной шаг в их’«познании приводит к появлению новых проблем.

Возникает ряд вопросов: что исторически первично — речь или язык? Является ли способность к усвоению речи врожденной или приобретается за счет социального опыта? Эти вопросы возникли не из простого научного любопытства. Ответы на них открывают широкие возможности для создания новых психологических технологий в сфере эффективного взаимодействия людей.

Речь реализуется с помощью языка. Речь — процесс общения, язык — средство общения. Как средство общения язык при этом играет роль условных символов (знаков), принятых в данной общности людей. Речь озвучивает и оживляет языковые символы. Язык и речь являются сложными образованиями и имеют определенную структуру, которая обеспечивает их нормальное функционирование.

В психологии имеется узкое и широкое понятие речи. В широком смысле речь рассматривается как процесс общения через всевозможные коммуникационные средства. Например: слова, жесты, мимика, позы, телодвижения. В узком смысле — как процесс общения с помощью естественного языка, исторически сложившегося в результате взаимодействия людей данной этнической группы.

Одним из общих элементов речи и языка является слово, точного определения которому до сих пор нет, хотя каждому понятно, что скрывается за этим понятием. В языковом аспекте можно сказать, что слово — это минимальный элемент языка, который может быть использован автономно в устойчивой письменной речи.

Речь выполняет ряд функций:
Коммуникативная функция речи заключается в обмене информацией между людьми, в выражении своего отношения к чему-либо. Эта функция находит широкое применение в повседневной жизни каждого человека. Если человека полностью и на продолжительное время исключить из коммуникативного процесса, то у него могут развиваться психические расстройства. Человеку крайне необходимо отражаться в других и видеть свое отражение. У народов Севера был обычай: соплеменника, совершившего злой поступок, изгоняли из племени и вынуждали жить вдали без права общения даже со случайно встреченным человеком. Это считалось крайней мерой наказания. Лишение коммуникативной функции как самая строгая мера наказания используется и в местах лишения свободы, в виде временного помещения провинившегося в камеру-одиночку. А разве может существовать в реальности Маугли?

В рамках коммуникативной функции можно выделить информационный, организационный, побудительный и маркировочный аспекты речи.

Познавательная функция обеспечивает накопление человеком опыта, знаний, способствует привитию навыков и умений. В этом контексте речь можно рассматривать и как форму познания,- и как средство развития познавательных процессов. В этом качестве речь ускоряет процесс накопления опыта. Возьмем, к примеру, простейшую операцию заточки обыкновенной иглы напильником, даже если человек когда-то наблюдал эту операцию, без инструктивного слова «бывалого» здесь не избежать пораненных пальцев (о качестве работы и говорить не приходится).

Психодиагностическая функция речи состоит в определении личностных свойств, состояний и психических процессов индивида по параметрам речевого процесса.

Психотерапевтическая функция речи, выражается в речевой поддержке индивида, нуждающегося в психологической помощи. Слово как исцеляющее средство во все века ставилось впереди хирургического ножа и даже лечебных трав. Психолог и врач, не не использующие это средство, должны сменить свои профессии, ибо неумение оказать помощь человеку с полной объективностью молено квалифицировать как нанесение вреда клиенту.

В онтогенезе общения все эти вышеперечисленные функции набирают свой вес не сразу и не одновременно. Так, примерно до полутора лет «абсолютную власть» удерживает коммуникативная функция. При этом на первых порах главенствует ее информационный аспект, затем активно подключаются к общению другие аспекты и функции. Общение само по себе стимулирует развитие речи, действуя в качестве положительной обратной, связи. Здесь вновь можно сослаться на эффект Маугли: отсутствие общения с людьми приостанавливает развитие не только речи, но и психики в целом.

Язык и речь: понятия, функции и виды

Исторически сложилось так, что речь является основной коммуникативной формой для людей посредством языка. Кроме того, речь и язык формируют диалектическое единство, которое сложилось в процессе продолжительного исторического развития. Впрочем, на вопрос о сущности связи между понятиями речь и язык психология и другие науки ответить не могут. Некоторые ученые и вовсе не разделяют данных понятий считая их синонимичными друг другу. Другие, напротив, противопоставляют их. В частности психологическая наука рассматривает речь как феномен индивидуальной природы, в отличие от «языка», который не является психологическим явлением, и изучение его выполняется лингвистами.

Сущность понятий «язык» и «речь»

В конце 19 в. Лингвист из Швейцарии Ф. де Соссюр (1857- 1913) провел четкое разделение понятий.

Определение 1

Язык – социальное явление, имеющее надындивидуальный, общий характер.

Определение 2

Речь – подразумевает использование языка, имеет текучий, неустойчивый, переменчивый характер.

Еще до исследований Соссюра лингвисты в большей степени отдавали предпочтение изучению вопросов происхождения и изменения языков. Ученый же был первым, кто обратил внимание на то, что каждый язык имеет свою внутреннюю организацию, а именно особенную структуру, которая образуется посредством входящих в нее компонентов. Компонентами языковой структуры принять считать знаки. Язык как система знаков является средством осуществления общения и мышления человека.

Замечание 1

Языковая система имеет независимый от индивида характер, поскольку человек с рождения не по своей воле оказывается в определенной языковой среде, освоение которой становится причиной речевого развития и формирования мышления.

Определение 3

Психолингвистика – раздел современной науки, который изучает природу и функционирование языка и речи, основанный на применении подходов и данных психологии и лингвистики, для более глубокого понимания сути этих явлений.

Функции речи

В процессе выявления роли речи в общественной и социально-психологической жизни человека выделяют две ее функции:

  • Коммуникативную.
  • Интеллектуальную.

Более глубокое понимание функций речи позволит разобраться в сущности ее структуры.

Коммуникативная функция

Здесь речь выступает как средство общения между людьми посредством сообщений и побуждений к действию. При сообщении субъект указывает на какой-либо предмет или же явление. В таком случае актуальным будет существование индикативной или указательной функции. Высказывание своего суждения по какому-то вопросу – это предикативная функция. Речь также может быть направлена на оказание влияния на своего собеседника, побуждение его к действию, вызывание эмоций, желаний, мыслей, чувств, переживаний.

Помимо смыслового содержания, которое передается посредством словесных значений, важная роль отводится эмоциональному отношению к произносимому. Используя сопровождающие речь элементы, такие как тон, интонацию, выразительные движения, живость, образность выражений, структуру построения предложения, отбор слов происходит выражение чувств и настроения. Таким образом, происходит эмоциональный обмен между собеседниками, то есть осуществляется выразительная функция речи.

Интеллектуальная функция

Здесь речь выступает как средство образования, выражения и развития мыслей. Как носитель системы различного типа значений, речь определяет способ формирования, формулирования и понимания мыслей.

Определение 4

Слово – основная единица речи и мышления, каждое из которых имеет собственное определенное значение.

Только в том случае, когда все субъекты коммуникации используют одинаковые словесные знаки с идентичными значениями, может осуществляться нормальное общение. Таким образом, общественная одинаковость знаков делает возможным нормальное общение и взаимопонимание между собеседниками.

Определение 5

Сигнификативная функция речи – организации в единую иерархическую систему обозначений имени явлений, предметов, действий и других значений.

Нужна помощь преподавателя?

Опиши задание — и наши эксперты тебе помогут!

Описать задание

Виды речи

Принято выделять несколько видов речи:

  • Письменная.
  • Устная.

В свою очередь данные понятия также включают в себя некоторые элементы, которые разберем более подробно.

Устная речь

Определение 6

Устная речь – это тот тип речи, который произносится и воспринимается на слух, то есть является внешним.

Устная речь, в свою очередь делится на следующие компоненты:

  • Диалогическая.
  • Монологическая.
Определение 7

Диалогическая речь – это разговорный тип речи, который характеризуется неполной развернутостью, ситуативностью, в ней многое не высказывается благодаря контексту понятному участникам разговора.

В ней большая роль отводится интонации, мимике, эмоциональному фону высказывания и прочим невербальным средствам общения. Диалогическая речь характерна разнообразностью развернутости, полноты и расчлененности. Если участвующие в беседе люди интуитивно понимают друг друга, они могут сокращать высказывания. Определяется это степенью представления предмета разговора, на основании сказанного ранее, происходящего в данную минуту, а также уровнем понимания между собеседниками и стремлением к достижению этого понимания. Отсутствие же внутреннего контакта между говорящими, противоположное отношение к предмету разговора способно сформировать трудности в общении, понимании сути, истинного смысла речи и может потребовать более развернутого ее построения.

Определение 8

Монологическая речь – это тип речи, в котором участником является один человек, а характер ее более развернут, грамматически оформлен, логически связан и систематичен.

Письменная речь

Реализация письменной речи осуществляется в формах, доступных для зрительного восприятия. Как правило, она закрепляется в виде письменного текста, который дает большую свободу при обращении с ней. Формулируя высказывания в письменной речи, происходит поиск оптимального способа оформления сообщения, доступен выбор различных вариантов, проверка и перепроверка техники построения предложения для достижения более точного выражения смысла.

Однако, существующий разрыв времени между формированием письменной речи и ее восприятием делает ее обезличенной, лишенной общего ситуативного контекста между автором и адресатом, в чем и заключается основное отличие от устной речи. В отличие от устной речи, где существование общей ситуации, объединяющей собеседников, применение выразительных средств общения и интенсивный эмоциональный обмен обеспечивает возможность понимания без тщательного продумывания содержания, письменная требует более систематизированного и логически связного изложения.

При всех различиях данных видов речи нельзя противопоставлять их друг другу, ведь обе они не представляют собой однородного, завершенного целого компонента. Разнообразность этих понятий подтверждается и различием компонентов. Так устная речь включает в себя:

  • Разговорную речь.
  • Беседу.
  • Публичное выступление.
  • Лекцию.
  • Доклад.

Видов письменной речи также довольно много и все они разнообразны. Так можно выделить следующий ряд компонентов письменной речи:

  • Статьи.
  • Монографии.
  • Научные трактаты.
  • Произведения эпистолярного жанра и другие.

В свете набирающего оборота технического процесса образовался новый вид речи – письменный по форме, но близкий по смыслу и характеристикам к устной речи. Данный тип используется в большей степени при общении в чатах, системах быстрого обмена сообщениями. Здесь предложения подвергаются сокращениям, используются символы, анимированные изображения для передачи эмоциональной сути, активно применяется сленг, аббревиатуры, игнорируются общепринятые правила орфографии и пунктуации.

Существенное значение имеет дифференциация речи на внешнюю и внутреннюю, где последняя осуществляется беззвучно, имеет другую функцию и строение. Внешняя речь напрямую связана с обменом информации и коммуникативным процессом, а функция внутренней речи определяется как обеспечение процесса мышления и внутренней регуляции. Наиболее явное проявление внутренней речи можно наблюдать в процессе чтения текстов, решения задач, построения мысленных планов. С ее помощью происходит упорядочивание полученной информации, самоинструктирование, анализ действий и переживаний. Структуру внутренней речи можно рассматривать как обобщенные семантические комплексы, которые состоят из фрагментов слов, фраз и с которыми группируются наглядные образы и условные знаки. В случае столкновения человека со сложностями или при возникновении внутренних затруднений внутренняя речь может перерасти во внутренний монолог, шепотную или громкую речь.

Язык и мышление | Блог 4brain

Невозможно представить жизнь без мышления и речи, но мало кто задумывается, что собой представляет каждое из этих понятий. Какую роль играет язык? Какова функция мышления? Что первично, а что является производной? Соотношение языка и мышления волновало великие умы человечества сотни лет назад, и сейчас является темой, которая интересует многих психологов, философов, лингвистов и других ученых. Давайте разберемся, какова взаимосвязь между мышлением и языком. Одна из наших программ, «Когнитивистика», научит вас разным способам мышления. Вы будете смотреть на ситуации шире и находить нестандартные решения задач.

Язык и речь

Язык и речь являются, хоть и близкими понятиями, но не идентичными, и следует их различать.

Язык – это сложная знаковая система, которая служит средством хранения и передачи информации. Язык является специфическим социальным средством коммуникации, единым для всех представителей конкретного общества и постоянной переменной для взятого периода времени.

Большинство ученых выделяют следующие функции языка:

  • Мыслеформирующая функция. Язык оформляет и выражает мысли в виде слов.
  • Когнитивная функция. Язык – способ познания мира, накопления и передачи информации другим людям и последующим поколениям.
  • Коммуникативная функция. Язык является средством общения между людьми.

Речь – это непосредственно процесс общения, проявление языка в различных видах речевой деятельности: говорении, слушании, чтении и письме. Речь – это язык в действии. Если язык – постоянная переменная, то речь каждого человека индивидуальна и меняется в зависимости от особенностей личности, образованности, контекста, ситуации, настроения и т.д. Язык един для отдельной группы людей, а речь – индивидуальна и неповторима.

Лингвист Роман Якобсон выделяет следующие функции речи:

  • Коммуникативная (референтивная). Самая важная функция в процессе общения, т.к. выражается в передаче сообщения (информации о предмете).
  • Апеллятивная (директивная) функция соответствует получателю сообщения. Здесь говорящий старается повлиять на адресата, чтобы вызвать какую-либо реакцию.
  • Экспрессивная (эмотивная) функция соответствует отправителю. Выражает чувства говорящего, его отношение к информации, которую он доносит. Здесь важно не что сказано, а как. Таким образом, одну и ту же фразу один человек может сказать совершенно по-разному, в зависимости от ситуации.
  • Фатическая функция (контактоустанавливающая). Цель сообщения – наладить контакт, завязать или прервать общение, проверить, работает ли канал связи. В основном эта функция реализуется в приветствиях, поздравлениях, умении вести светскую беседу.
  • Поэтическая (эстетическая) функция соответствует сообщению. Главной здесь является форма сообщения, т.е. внимание направленно на сообщение как таковое вне его содержания. Так могут нравиться стихи или песни по своей форме, когда смысл текстов не понятен слушателю.
  • Метаязыковая функция связана с какими-либо трудностями в общении, когда требуется речевой комментарий. Она позволяет выяснить, понятен ли язык. Например: «Я не понимаю, что вы имеете в виду», «Я понятно выражаюсь?»

Можно сделать вывод, что язык и речь – две стороны одной медали, где язык – орудие, а речь – деятельность человека по использованию языкового кода. Так что теперь давайте разберем, что понимается под понятием «мышление» и какие виды мышления выделяют ученые.

Мышление

Чтобы иметь более полную картину, для начала давайте определим, что такое сознание.

Сознание – это высший уровень отражения окружающей действительности, присущий только человеку, который выражается в субъективном переживании событий внешнего и внутреннего мира, формировании отчета об этих событиях и ответной реакции.

В свою очередь, мышление – это способность человека фиксировать мир в понятиях и делать на их основе выводы в форме суждений и умозаключений. Это целенаправленное логическое рассуждение, иногда о вещах совершенно абстрактных, не имеющих непосредственного отношения к человеку, к его состоянию здесь и сейчас. Мышление является главным компонентом сознания.

Принято выделять следующие виды мышления:

  1. Практически-действенное мышление – является самым ранним видом мышления человека как в эволюции, так и в онтогенезе. Этот вид мышления необходим в тех ситуациях, когда наиболее целесообразно решать мыслительную задачу непосредственно в процессе практической деятельности.
  2. Наглядно-образное мышление – позволяет человеку более многогранно и разнообразно отражать объективную действительность. Данный вид мышления можно наблюдать в случаях, когда содержание мыслительной задачи основано на образном материале (при анализе, сравнении, в случае необходимости нарисовать предмет, изобразить его схематически или в виде символа, обобщить разные объекты, события и явления).
  3. Словесно-логическое мышление – свойственно только человеку. Особенность этого вида мышления заключается в том, что задача решается в словесной форме. Благодаря вербальной форме, человек использует более отвлеченные понятия. Именно этот вид мышления позволяет устанавливать общие закономерности, определяющие развитие природы и общества, самого человека. Мышление в его словесно-логическом виде проявляется в языке.

Проблему взаимосвязи языка и мышления в психологии можно представить двумя полюсами: на одном – отождествление этих понятий, их слияние воедино, на другом – их отделение, независимость друг от друга. Но мышление и язык представляют собой сложную структуру, которую нельзя разделить или приравнять. Находясь в противоречивом единстве, язык и мышление влияют друг на друга и не могут существовать раздельно.

Взаимосвязь языка и мышления

Дискуссионность проблемы обусловлена как сложностью и двойственностью природы мышления и языка, так и недостаточностью наших знаний об этих понятиях. Существуют различные теории и взгляды на этот счет. Вот некоторые из них.

Выдающийся лингвист 20 века Эмиль Бенвенист говорил: «Неверно думать, что язык – это одежда мыслей. Одежду можно снять, слова же – неотъемлемая часть мысли. Следовательно, вопрос о том, может ли мышление протекать без языка или обойти его, словно какую-то помеху, оказывается лишенным смысла».

Советский психолог Лев Семенович Выготский говорил, что слово также относится к речи, как и к мышлению. Оно представляет собой мельчайшую частицу, которая содержит в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению в целом. Слово – это не название отдельного предмета, а его обобщенная характеристика, целый комплекс понятий, т.е. слово является одновременно и процессом мышления, и средством общения, поэтому оно входит в состав речи. Лев Семенович полагал, что именно значение слова является тем связующим звеном, которое называют речевым мышлением.

Ноам Хомский – американский лингвист и философ проблеме взаимосвязи языка и мышления в своих работах уделял основное внимание. Он предположил, что язык является такой же способностью человека, как зрительная и слуховая сенсорная система, система кровообращения и др. Приравняв языковую способность к другим модулям мозга, он тем самым обосновал ее врожденный характер.

Уиллард Куайн – американский философ, логик и математик, напротив, считает опыт единственно возможной связью человека с внешним миром – предметы воздействуют на наши органы чувств, которые затем оформляют полученную информацию и посылают сигналы в мозг. По его мнению, познание окружающей действительности, так же, как и научение языку, происходит по схеме «стимул – реакция – подкрепление». Таким образом, каждое используемое нами слово – это результат целенаправленного воздействия социального мира на индивида.

Как видите, в вопросе взаимосвязи языка и мышления мнения философов, лингвистов и психологов расходятся, но можно выделить некоторые принципы, с которыми согласится большинство ученых.

Общность языка и мышления

Язык и мышление представляют собой единство, основанное на двух ключевых аспектах:

  • Генетический аспект сформировался в процессе эволюции. Он выражается в том, что появление языка было тесно связано с возникновением мышления, и наоборот.
  • Функциональный аспект представляет собой неразрывность этих двух составляющих, невозможность существования языка без мышления и способность к развитию друг друга.

Рассуждения о связи этих двух понятий строятся на основе философии развития мышления. Язык обеспечивает мыслям человека реальное существование, доступное другим людям. В то же время он не только позволяет выражать мысль, но и формирует ее, что говорит об их тесной связи. Вместе с тем язык и мысль не равнозначны. Каждая составляющая развивается и функционирует по своим особым правилам и является относительно самостоятельной. Так, в зависимости от вида мышления, целей мыслительной деятельности и т.д. характер взаимоотношений языка и мышления в процессе общения и познания может варьироваться, и тогда мы можем наблюдать отличительные особенности этих двух систем.

Философия нетождественности языка и мышления

Язык и мышление представляют собой две отдельные системы, наполненные собственным содержанием и существующие по своим самостоятельным законам развития и функционирования. Исходя из этого, выделяют следующие отличия этих систем:

  • Структурными компонентами мышления являются: понятия, суждения и умозаключения. Составные части языка: фонема, морфема, лексема, слово, предложение, и др.
  • Мышление отражает мир в идеальных образах с разной степенью глубины и детализации, постепенно получая более конкретное, ясное и полное представление о предметах и сущности явлений. Язык, со своей стороны, фиксирует полученное знание, он выделяет и подчеркивает в нем то, что ранее было произведено мышлением.
  • Мышление формируется под влиянием законов психологии и логики, при этом познавательные способности субъекта играют очень значимую роль, а язык определяется структурой конкретного языка, развиваясь на фоне общественных норм и культурных традиций. Так, мышление всех людей мира осуществляется по общим законам, а языки и речь сильно отличаются друг от друга.
  • Мышление и речь имеют различные генетические корни: мышление человека – от наглядно-образного мышления животных, а человеческая речь – от звуковых нечленораздельных сигналов животных.

Итак, очевидно, что мышление и речь не являются синонимами или взаимозаменяемыми понятиями. Они образуют тесную, неразрывную связь, в которой речь является инструментом мышления каждого из нас. Когда вы проговариваете свою точку зрения, доносите свою мысль до окружающих в словесной форме, вы улучшаете свою мыслительную деятельность, занимаетесь ее совершенствованием. Поэтому когда вам сложно что-то объяснить человеку, но вы стараетесь найти нужные слова и правильно сформулировать мысль, знайте, что в этот момент вы развиваете речевые навыки, а соответственно улучшаете свое собственное мышление.

Всегда есть выбор: развиваться или нет, поэтому давайте стремиться вверх, а не катиться вниз. Больше читайте, изучайте свой родной язык, старайтесь говорить правильно и красиво. Вы явно станете более интересным собеседником, но гораздо важнее, что таким образом вы будете развивать свое мышление, а соответственно себя.

Желаем успехов!

Теория освоения языка | Просто Психология

  1. Психология развития
  2. Язык

Хенна Леметинен, опубликовано в 2012 г.


Язык — это познание, которое действительно делает нас людьми. В то время как другие виды действительно общаются с врожденной способностью воспроизводить ограниченное количество значимых вокализаций (например, бонобо) или даже с частично усвоенными системами (например, птичьими песнями), на сегодняшний день нет других известных видов, которые могли бы выражать бесконечные идеи (предложения) с ограниченным набором символов (звуки речи и слова).

Эта способность замечательна сама по себе. Что делает его еще более примечательным, так это то, что исследователи находят доказательства овладения этим сложным навыком у все более маленьких детей.

Сообщается, что младенцы в возрасте 12 месяцев обладают чувствительностью к грамматике, необходимой для понимания причинных предложений (кто что и с кем делал; например, кролик толкнул лягушку (Rowland & Noble, 2010).

Спустя более 60 лет практики исследование развития речи ребенка, механизм, который позволяет детям выделять слоги и слова из цепочек звуков, которые они слышат, и овладеть грамматикой для понимания и воспроизведения языка, все еще остается загадкой.


Ранние теории

Одно из первых научных объяснений овладения языком было предоставлено Скиннером (1957). Как один из пионеров бихевиоризма, он объяснял развитие языка влиянием окружающей среды.

Скиннер утверждал, что дети изучают язык на основе принципов бихевиористского подкрепления, связывая слова со значениями. Правильные высказывания усиливаются, когда ребенок осознает коммуникативную ценность слов и фраз.

Например, когда ребенок говорит « молоко », а мать улыбнется и в результате даст ей немного, ребенок найдет этот результат вознаграждением, улучшив языковое развитие ребенка (Ambridge & Lieven, 2011).


Universal Grammar

Однако вскоре отчет Скиннера подвергся резкой критике со стороны Ноама Хомского, самого известного на тот момент лингвиста в мире. В духе когнитивной революции 1950-х годов Хомский утверждал, что дети никогда не получат инструменты, необходимые для обработки бесконечного числа предложений, если механизм овладения языком будет зависеть только от языкового ввода.

Следовательно, он предложил теорию универсальной грамматики: идею врожденных, биологических грамматических категорий, таких как категория существительного и категория глагола, которые способствуют полному развитию языка у детей и общей обработке языка у взрослых.

Считается, что универсальная грамматика

содержит всю грамматическую информацию, необходимую для объединения этих категорий, например существительное и глагол, на фразы. Задача ребенка — просто выучить слова своего языка (Эмбридж и Ливен).

Например, согласно Универсальной грамматике, дети инстинктивно знают, как объединить существительное (например, мальчик) и глагол (есть) в значимую правильную фразу (Мальчик ест).

Этот подход Хомского (1965) к овладению языком вдохновил сотни ученых исследовать природу этих предполагаемых грамматических категорий, и исследования все еще продолжаются.


Современные исследования

Десять или два спустя некоторые психолингвисты начали сомневаться в существовании универсальной грамматики.Они утверждали, что такие категории, как существительное и глагол, биологически, эволюционно и психологически неправдоподобны, и что эта область требует объяснения, которое может объяснить процесс усвоения без врожденных категорий.

Исследователи начали предполагать, что вместо языкового механизма обработки речи дети могут использовать общие когнитивные принципы и принципы обучения.

Принимая во внимание, что исследователи, подходящие к проблеме овладения языком с точки зрения универсальной грамматики, выступают за раннюю полную продуктивность, т.е.е. Противостоящие исследователи-конструктивисты выступают за более постепенный процесс развития, как в раннем зрелом познании языка. Предполагается, что дети чувствительны к образцам в речи, что способствует процессу усвоения.

Примером такого постепенного изучения паттернов является приобретение морфологии. Морфемы — это наименьшие грамматические маркеры или единицы языка, которые изменяют слова. В английском языке правильные формы множественного числа помечаются морфемой –s (например, dog + s).

Точно так же английские формы третьего единственного числа (she eat + s, boy kick + s) помечены морфемой –s.Считается, что дети приобретают свои первые экземпляры третьей формы единственного числа в виде целых фразовых фрагментов (папа пинает, девочка ест, собака лает), не имея возможности разделить тончайшие грамматические компоненты.

Когда ребенок слышит достаточное количество экземпляров лингвистической конструкции (т. Е. Третью форму глагола единственного числа), он обнаруживает закономерности в высказываниях, которые он слышал. В этом случае повторяющийся образец является маркером –s в этой конкретной форме глагола.

В результате множества повторений и примеров маркера –s в разных глаголах ребенок приобретет сложные знания о том, что в английском языке глаголы должны быть помечены морфемой –s в третьей форме единственного числа (Ambridge & Lieven, 2011 ; Pine, Conti-Ramsden, Joseph, Lieven & Serratrice, 2008; Theakson & Lieven, 2005).

Подход к овладению языком с точки зрения общей когнитивной обработки — это экономическое объяснение того, как дети могут выучить свой первый язык без чрезмерного биолингвистического механизма.


Заключение

Однако однозначный ответ на проблему овладения языком далеко не закончен. Наше нынешнее понимание процесса развития все еще остается незрелым.

Исследователи универсальной грамматики все еще пытаются убедить, что язык — это слишком сложная задача, чтобы овладеть ею без особого врожденного оборудования, тогда как исследователи-конструктивисты яростно отстаивают важность языкового ввода.

Однако самые большие вопросы остаются без ответа. Каков точный процесс, который превращает детские высказывания в грамматически правильную, похожую на взрослую речь? Насколько ребенку нужно приобщаться к языку, чтобы достичь состояния, подобного взрослому?

Какое объяснение может объяснить различия между языками и процесс овладения языком у детей, изучающих языки, сильно отличающиеся от английского? Тайна овладения языком вызывает удивление и у психологов, и у лингвистов десятилетие за десятилетием.

Как ссылаться на эту статью:
Как ссылаться на эту статью:

Lemetyinen, H. (2012, 24 октября). Приобретение языка . Просто психология. https://www.simplypsychology.org/language.html

Ссылки на стили APA

Эмбридж, Б., и Ливен, Э.В.М. (2011). Изучение языка: противоположные теоретические подходы . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Хомский, Н.(1965). Аспекты теории синтаксиса . MIT Press.

Пайн, Дж. М., Конти-Рамсден, Г., Джозеф, К. Л., Ливен, Е. В. М., и Серратрис, Л. (2008). Напряжение с течением времени: тестирование модели «Согласие / упущение во времени» в качестве описания модели положения «временное обозначение» в раннем детском английском. Журнал детского языка , 35 (1): 55-75.

Rowland, C. F .; И Нобл, К. Л. (2010). Роль синтаксической структуры в понимании предложения детьми: свидетельство от дательного падежа. Изучение и развитие языка , 7 (1): 55-75.

Скиннер, Б.Ф. (1957). Вербальное поведение . Актон, Массачусетс: Издательская группа Копли.

Theakston, A.L., & Lieven, E.V.M. (2005). Приобретение вспомогательных средств BE и HAVE: исследование выявления. Журнал детского языка , 32 (2): 587-616.


Рекомендуемая литература

Отличная статья Стивена Пинкера о владении языком

Pinker, S. (1995). Новая наука о языке и разуме . Пингвин.

Томаселло, М. (2005). Создание языка: теория усвоения языка на основе использования . Издательство Гарвардского университета.

Как ссылаться на эту статью:
Как ссылаться на эту статью:

Lemetyinen, H. (2012, 24 октября). Приобретение языка . Просто психология. https://www.simplypsychology.org/language.html

сообщить об этом объявлении

Frontiers | Язык через разум и мозг

Понимание того, как работает язык, — сложная задача.Последние 40 лет стали свидетелями замечательных усилий нескольких дисциплин, включая экспериментальную психологию, нейробиологию, лингвистику, информатику и т. Д., По раскрытию когнитивных и мозговых механизмов, лежащих в основе усвоения, понимания и производства языка. Изучение обработки языка расцвело за последние два десятилетия. Большая часть этого расширения исследований и интереса была вызвана слиянием плодотворных теоретических перспектив, уточненных экспериментальных задач и новых и лучших методов исследования нейровизуализации.В центре внимания психолингвистики традиционно было изучение нормальных и ослабленных людей с использованием поведенческих методов, таких как частота ошибок, измерение времени реакции и, в последнее время, отслеживание глаз. Важный теоретический и экспериментальный прогресс был достигнут благодаря характеристике типов когнитивных представлений и операций, лежащих в основе языковой обработки. Эти достижения были основаны на том, как язык приобретается, понимается и воспроизводится в ограниченных условиях в лаборатории, а также на том, как он разрушается после очаговых поражений мозга или во время нейродегенерации.Парадигма обработки информации, лежащая в основе когнитивной психологии, привела к новым открытиям, объединив лабораторные данные с информацией об избирательных дефицитах у пациентов с повреждениями головного мозга. Тот факт, что определенные когнитивные функции могут быть серьезно нарушены, в то время как другие остаются нетронутыми у одного и того же человека, является ценной информацией для понимания того, как работает машина. Характеристика языковых расстройств, возникающих в результате повреждения мозга, имеет важные последствия как для теорий когнитивных процессов, лежащих в основе языка, так и для теорий того, как язык представлен и обрабатывается в мозге.

В последнее время интерес к связи когнитивной функции с активностью человеческого мозга еще больше возрос с появлением сложных неинвазивных методов визуализации мозга, таких как электроэнцефалография (ЭЭГ), магнитоэнцефалография (МЭГ), функциональная магнитно-резонансная томография (ФМРТ), диффузия. тензорная визуализация (DTI) и т. д. Эти новые методы открыли новые возможности для понимания того, как наш мозг обрабатывает язык, поскольку они позволили наблюдать изменения мозга с высоким временным и / или пространственным разрешением в неповрежденном мозге добровольцев, когда они выполняют экспериментальные задачи. .Методы визуализации предоставляют уникальную возможность одновременно оценить биологические и поведенческие изменения и, следовательно, установить ассоциации между мозгом и поведением. Тот факт, что новые методы нейровизуализации можно использовать со здоровыми добровольцами, очень важен, поскольку позволяет разумным образом комбинировать методы с предыдущими знаниями задач, процедур и парадигм из экспериментальной психологии. Тщательная разработка задач, процедур и парадигм для исследования различных компонентов языковых процессов абсолютно необходима, если мы хотим использовать данные независимо от конкретной техники записи нейровизуализации, в том числе самой сложной.

Помимо классической когнитивной психологии и новых методов нейровизуализации, третий важный подход к пониманию языка включает компьютерное моделирование когнитивных функций. Коннекционистские модели появились 20 лет назад, сместив классическую аналогию разума как последовательного информационного процессора (компьютера) в сторону аналогии, заявляющей об абстрактном сходстве между искусственными вычислительными моделями и нейронными популяциями. Этот сдвиг также вернул обучение в центр внимания.Вычислительные модели в различных областях (например, визуальное распознавание слов, слуховое распознавание слов, семантическая память) помогли формализовать текущие знания в определенных областях и создать прогнозы, которые можно было бы сравнить с человеческими данными. Они были шагом в направлении вычислений в стиле мозга. Также очень важно упомянуть большой объем работ по компьютерной лингвистике, основанных на распределительных подходах, основанных на данных, с более ориентированным на инженерию подходом.

Когнитивная правдоподобность этих формальных моделей в первую очередь оценивалась на основе суждений о грамматичности, норм семантических характеристик, ошибок, времени реакции и т. Д.Эти формальные перспективы начинают иметь более правдоподобные нейронные перспективы, и недавние вычислительные модели пытаются включить больше нейронных деталей. Вычислительная нейробиология языка — это развивающаяся область исследований, которая объединяет последние достижения в области компьютерного моделирования и когнитивной нейробиологии с целью разработки когнитивно и нервно правдоподобных моделей языка.

Три направления имеют тенденцию сливаться в очень междисциплинарной области когнитивной нейробиологии.В настоящее время самые передовые исследования в области языковой обработки напитков из этих трех фонтанов. Прогресс был значительным в последние несколько лет, с увеличением числа новых эмпирических открытий, теоретических достижений и прорывов в методологии. Тем не менее, несмотря на все достижения последних десятилетий, наш мозг по-прежнему является черным ящиком, и наше понимание того, как работает язык, по-прежнему ограничено. Нам необходимо визуализировать когнитивные и мозговые схемы понимания и производства языка: как мозг за доли секунды вычисляет поток информации от звуков или букв к значениям и от значений к звукам или буквам; насколько конкретные языковые нарушения тесно связаны с конкретными повреждениями в некоторых частях цепей; какая связь между некоторыми генетическими мутациями, пороками развития мозга и языковыми расстройствами.Никакая другая машина не может быть столь драгоценной и в то же время так плохо изученной, как мозг и его самая уникальная человеческая способность: язык. Как и большинство научных проблем, ответы, которые дает изучение языка в познании и в человеческом мозге, порождают только новые, более интересные вопросы.

Журнал Frontiers in Language Sciences призван стать форумом для обсуждения новых ответов и новых вопросов, а также для обсуждения будущих интересных событий в этой области. В ближайшие годы предстоит столкнуться по крайней мере с тремя потоками проблем: понимание вычислительных механизмов языковой обработки, усвоения языка и изучения языка; связь между мозгом и познанием, чтобы новые когнитивные модели имели правдоподобие для мозга; и как когнитивная нейробиология может дать информацию в других областях, таких как образование и реабилитация.

Отличительной чертой человеческого мозга является его способность учиться и адаптироваться к постоянно меняющейся среде. Процесс усвоения и изучения языка до сих пор остается загадкой. Какие когнитивные механизмы и пластичность мозга позволяют и способствуют этим процессам? Мы все еще боремся с тем, как два языка обрабатываются в одном мозгу и какие факторы отвечают за такое разнообразие ответов на этот сложный вопрос. Есть ли способ разрешить бесконечные споры о том, какова роль статистического обучения, возраста приобретения или профессионального уровня? Идут аналогичные бесконечные споры о когнитивной архитектуре процессов производства и понимания.Полезны ли такие дискуссии, которые имитируют друг друга (модульность или интерактивность) на разных уровнях обработки? Нужно ли нам подходить к ним с другой точки зрения? Влияние универсальных и языковых особенностей языков на обработку, влияние модальностей (язык жестов против речи; речь против чтения) и связь языка с другими когнитивными способностями помогут понять сам язык.

Синхронизация — очень важное свойство для обработки информации, так же как и для передачи информации между областями мозга.Классические исследования обработки и представления информации необходимы для понимания того, как мы вычисляем лингвистическую информацию на разных уровнях, но необходимо разработать новые теоретические взгляды, чтобы выйти за рамки дебатов о когнитивной архитектуре (модульная или интерактивная). Лучшее понимание физиологического взаимодействия между различными кортикальными областями конкретной сети, вовлеченной в конкретную лингвистическую задачу, может помочь нам ограничить процесс обработки на когнитивном уровне.В настоящее время секвенирование генома может быть относительно легко выполнено с помощью современных технологий. Однако несколько лет назад это была титаническая задача. Можно представить себе, что нечто подобное может произойти с обработкой языка, используя классические экспериментальные процедуры вместе с новыми технологиями нейровизуализации, руководствуясь хорошими теоретическими рамками для разработки карт схем человеческого мозга. Понимание того, как язык работает в здоровом и ослабленном мозге, повлечет за собой изучение функциональной и структурной нейроанатомии языковых цепей, использование сложных симуляций и более совершенную теоретическую основу, связывающую различные уровни объяснения, чтобы взломать нейронный код, в конечном итоге раскрывая как электрические импульсы переводятся во вступительные представления и звуки.Пересечение различных уровней объяснения, связанных с когнитивной функцией, будет иметь решающее значение для этого предприятия. Есть новая работа, связывающая, например, молекулярные вариации на генетическом уровне с поведением, структурными изменениями в головном мозге и с нейронной активностью в определенных цепях мозга. Еще один важный шаг — выйти за рамки роли каждой конкретной области мозга и ее возможного вклада в конкретную языковую функцию, чтобы понять, как работают мозговые цепи и поддерживают эту функцию, то есть как различные области взаимодействуют в нейронных сетях.Другие возможности для лучшего понимания системы человеческого языка включают декодирование когнитивных состояний из записей нейронной активности очень простых языковых изменений или категорий или связывание динамики обучения с изменениями пластичности мозга. Конечная цель состояла бы в том, чтобы связать паттерны активации нескольких клеток и динамику этих паттернов активации с ментальными состояниями, такими как представления слов или предложений и т. Д. Таким образом, нам необходимо связать структурные и функциональные изменения связности мозга с обучением, как когда человек изучает новый язык.Фракционная анизотропия DTI — методологический инструмент, позволяющий делать шаги в этом направлении, даже если это косвенный коррелят миелинизации или структурной целостности. Во время развития или обучения структурные изменения предположительно отражают продолжающуюся миелинизацию аксонов, которая усиливает нейронную проводимость и может играть роль в скорости когнитивной обработки. Понимание развития путей, лежащих в основе изучения языка и языковой обработки, а также опыта, который изменяет эти пути, является обязательным.

Образование и реабилитация — это те области, в которых могут быть полезны новые открытия в когнитивной нейробиологии. Например, поскольку обучение и образование тесно связаны с процессами развития мозга, изучение типичного и атипичного развития может способствовать развитию образовательного процесса. Что касается языка, то особенно многообещающим является раннее выявление риска конкретных языковых нарушений и / или дислексии, определение того, почему одни дети учатся читать, а другие не могут овладеть такими базовыми навыками.Это исследование может прояснить, почему некоторые дети с проблемами чтения реагируют на вмешательство, а другие — нет, что важно для улучшения программ вмешательства, чтобы избежать языковых и / или читательских ошибок. Реабилитационная терапия от инсультов или во время нейродегенеративных процессов также может быть улучшена за счет лучшего понимания того, как работает язык, что в то же время выиграет от понимания того, какой мозг и когнитивные механизмы не работают в этих ситуациях.

Таким образом, Frontiers in Language Sciences стремится разместить новые открытия, связанные с проблемой понимания того, как язык, конкретная человеческая способность, работает в уме и в мозгу.

Психология языка — исследование своего разума

Исследования в области психологии языка или психолингвистики помогли ученым лучше понять ментальные аспекты языка и речи. Благодаря психолингвистике у нас есть новые инновационные подходы к обучению.

Последнее обновление: 11 июня, 2020

Как часто вы останавливаетесь и думаете о том, насколько важно общение? Когда речь не идет о языке, это влияет на вас на когнитивном, эмоциональном и поведенческом уровне.Вот почему многие дисциплины изучают язык и стремятся лучше его понять. Одной из таких дисциплин является психология языка или психолингвистика.

В этой статье мы исследуем область психолингвистики. Мы обсудим, чем он отличается от других разделов психологии, что изучает и каковы психолингвистические способности.

«Общение ведет к сообществу, то есть к пониманию, близости и взаимной оценке».

-Rollo May-

Что такое психология языка?

Прежде всего, важно пояснить, что психолингвистика опирается на две специфические дисциплины: психологию и лингвистику. Первый изучает человеческие мысли, эмоции и поведение, а второй изучает язык и его проявления.

Обе эти области объединяются для изучения человеческого языка. Однако психолингвистика — это не просто сумма частей. Вместо этого он опирается на теории и подходы из обеих областей, а также изучает новые вещи.

Джейкоб Роберт Кантор — отец психолингвистики. Он был первым, кто использовал этот термин в своей книге An Objective Psychology of Grammar .Однако ученые стали чаще использовать этот термин после того, как автор Н.Х. Пронко опубликовал свою статью «Язык и психолингвистика: обзор».

Психолингвистика — это наука, изучающая, как люди приобретают, понимают и производят язык. Он также изучает болезни или проблемы, связанные с языком, и подчеркивает когнитивные механизмы, которые вмешиваются, когда мозг обрабатывает лингвистическую информацию.

Психолингвистика изучает как психологические, так и неврологические факторы, влияющие на язык.Это теоретическая и экспериментальная наука.

Чем психолингвистика отличается от других дисциплин?

Психология языка отличается от других дисциплин своим подходом к языку. Вкратце, подход психолингвистики состоит из:

  • Изучение того, как используется язык. Психолингвистика фокусируется на использовании знаний и связанных с ними психологических процессах.
  • Действие. Психолингвистика оценивает набор процедур, с помощью которых знания применяются для создания и понимания языковых выражений.
  • Действие процессов. Он также фокусируется на тех, кто задействует языковой инстинкт.

Хотя другие дисциплины изучают язык, они делают это с другой точки зрения. Социолингвистика, например, изучает взаимосвязь между социокультурными и языковыми явлениями. Сама лингвистика изучает происхождение, эволюцию и структуру языка.

Лингвистику легко спутать с психолингвистикой. Ксавье Фриас Конде упрощает понимание различий в своей статье «Введение в психолингвистику».Вот неполный список различий:

  • Понимание. В лингвистике наименьшей акустической единицей является фонема. В психолингвистике это слог.
  • Производство. В лингвистике предметом изучения является идеальный носитель языка. С другой стороны, в психолингвистике субъект — это настоящий говорящий.
  • Объект исследования. С точки зрения использования языка лингвистика стремится к наиболее элегантному, формальному и абстрактному использованию языка.Психолингвистика изучает принципы работы.

Теперь, когда вы знаете основы, вам может быть интересно, как исследователи проводят психолингвистические исследования. Как правило, они используют двоякий подход:

  • Наблюдательный. Исследователи используют лингвистические поведенческие тесты. Они также собирают данные в актуальных повседневных ситуациях.
  • Экспериментальный. Используя научный метод, исследователи-психолингвисты также проводят лабораторные эксперименты.

Психолингвистика, как и большинство дисциплин второго поколения, следует тщательной методологии. Следовательно, эксперименты в этой области обычно хорошо спланированы и выполнены. Психолингвистические исследования также постоянно порождают новые вопросы, требующие дальнейшего изучения. Это очень активная дисциплина.

Психолингвистические способности

Психолингвистические способности необходимы для человеческого общения, потому что именно они используются людьми для общения.Это:

  • Язык
  • Мысли
  • Письмо
  • Слуховая память
  • Последовательная слуховая память
  • Визуальное восприятие
  • Визуальная ассоциация
  • Словесное выражение
  • Моторное выражение
  • Визуальная интеграция
  • Слуховая интеграция
  • Зрительно-моторная последовательная память

Чтобы оценить эти психолингвистические навыки, ученые полагаются на парадигму исследования когнитивной психологии, которая основана на менталистской, функционалистской, вычислительной и ограничительной теориях.

Таким образом, психолингвистика — это современная дисциплина. Благодаря этой дисциплине мы постепенно приближаемся к полному пониманию сложности человеческого языка. С каждым днем ​​мы все больше и больше понимаем, как люди производят, кодифицируют и используют язык в качестве средства коммуникации.

Это может вас заинтересовать …

Как язык, на котором вы говорите, влияет на ваше мышление

Молчание — это язык Бога, все остальное — плохой перевод. — Руми

Источник: Pixabay

[Статья изменена 24 ноября 2020 г.]

Время легонько вздохнуло, когда ветер пронесся по ивам.

Для общения не нужен язык, и многие животные эффективно общаются другими способами. Однако язык тесно связан с символикой, а значит, с концептуальным мышлением, решением проблем и творчеством. Эти уникальные качества делают нас наиболее адаптируемыми из всех животных и позволяют нам заниматься весьма абстрактными занятиями, такими как философия, искусство и наука, которые определяют нас как людей.

Вот мысленный эксперимент. Представьте себе, каково было бы жить без языка — не без способности говорить, а без самого языка. Если бы у вас был выбор, что бы вы предпочли потерять способность зрения или способность говорить? Вероятно, вы впервые сталкиваетесь с этим вопросом: способность к языку настолько важна для того, что значит быть человеком, что, в отличие от способности зрения, мы принимаем ее как должное. «Обезьяны», — пошутил Кеннет Грэхем, «очень разумно воздерживаются от слов, чтобы не заставить себя зарабатывать на жизнь.’

Если риторика, красота языка могут так нас согнуть, как насчет самого языка? Другими словами, как язык, на котором вы говорите, влияет на то, как вы думаете? Якобы цель языка — передавать мысли от одного ума к другому. Язык представляет мысль, это точно, но определяет ли он также мысль?

Витгенштейн писал, что «пределы моего языка означают пределы моего мира». На первый взгляд это утверждение кажется слишком сильным.В мире насчитывается более 7000 языков, причем, по некоторым оценкам, один умирает каждые две недели или около того. Количество основных цветовых терминов значительно варьируется от одного языка к другому. Дани, на котором говорят в Новой Гвинее, и Басса, на котором говорят в Либерии и Сьерра-Леоне, имеют не более двух цветовых терминов: один для темных / холодных цветов, а другой — для светлых / теплых цветов. Но, очевидно, говорящие на Dani и Bassa способны воспринимать и думать не только о двух цветах.

Более тонко, не существует английского эквивалента немецкого слова Sehnsucht , которое означает неудовлетворенность реальностью и стремление к более богатому, «более реальному» идеалу.Но, несмотря на отсутствие слова, американский поэт Уолт Уитмен (ум. 1892) смог очень успешно вызвать в воображении и концепцию, и эмоцию: Это сон? Нет, но отсутствие этого — мечта, И, в противном случае, знания жизни и богатство — мечта, И весь мир — мечта.

В английском языке есть слово для детей, потерявших родителей («сирота»), и слово для людей, потерявших супруга («вдова» или «вдовец»), но нет слова для родителей, потерявших ребенка. .Это может означать, что родители, потерявшие ребенка, с меньшей вероятностью войдут в наши умы, но не то, что они не могут войти в наши умы или что мы не можем их зачать. Мы часто думаем или вспоминаем вещи, которые невозможно описать словами, например запах и вкус манго, утренний хор птиц, контуры лица любовника или другую часть их анатомии. У животных и доязыковых младенцев наверняка есть мысли, даже если у них нет языка.

Если язык не определяет мышление, как, если вообще, он взаимодействует с мыслью? В русском, греческом и многих других языках есть два слова для обозначения синего, одно для более светлых оттенков, а другое для более темных оттенков: голубой и синий на русском языке и ghalazio и ble на греческом.Исследование показало, что, по сравнению с носителями английского языка, русскоговорящие быстрее различали оттенки голубого и синего , но не оттенки голубого или оттенки синего . И наоборот, другое исследование показало, что носители греческого языка, долгое время жившие в Великобритании, считают, что ghalazio и ble более похожи, чем носители греческого языка, живущие в Греции. Создавая категории, разделяя мир, язык поддерживает и улучшает познание.

В отличие от современного греческого, в древнегреческом, как и во многих древних языках, нет специального слова для обозначения синего цвета, поэтому Гомер говорит о «винно-темном море». Но у древних греков было несколько слов для обозначения любви, в том числе philia , eros , storge и agape , каждое из которых относилось к разному типу или концепции любви, соответственно, дружбе, сексуальной любви и т. Д. семейная любовь и всеобщая или благотворительная любовь. Это означает, что древние греки могли более точно говорить о любви, но означает ли это также, что они могли более точно думать о любви и, как следствие, вести более наполненную любовную жизнь? Или, возможно, у них было больше слов для обозначения любви, потому что они в первую очередь вели более наполненную любовную жизнь, или, более прозаично, потому что их культура и общество уделяли больше внимания различным связям, которые могут существовать между людьми, а также различным обязанностям и ожиданиям. которые следят за этими связями или заботятся о них.

Философы и ученые иногда придумывают слова, чтобы помочь им поговорить и подумать о проблеме. В книге « Федр » Платон придумал слово « психагогия », искусство управления душами, обсуждая риторику, которая, как оказалось, является еще одним изобретенным им словом. Каждая область человеческой деятельности неизменно развивает свой собственный специализированный жаргон. Кажется, существует важная взаимосвязь между языком и мыслью: я часто говорю — или пишу, как я делаю прямо сейчас, — чтобы определить или уточнить свое мышление по определенной теме, а язык — это опора, с помощью которой я прихожу к более тонким или синкретические мысли.

Пока мы говорим о мертвых языках, может показаться удивительным, что на латыни нет прямых переводов «да» и «нет». Вместо этого человек либо повторяет глагол в вопросе (утвердительно или отрицательно), либо выражает свои чувства по поводу истинности предложения с помощью наречий, таких как certe , fortasse , nimirum , plane , vero , etiam , sane , minime … Возможно, это привело к более тонкому мышлению, а также к большему межличностному взаимодействию, хотя для подростков это, должно быть, было кошмаром — если в те дни у них были подростки.

Как я утверждаю в своей новой книге « Hypersanity: Thinking Beyond Thinking », большая часть особенностей языка является внелексической, встроена в синтаксис и грамматику языка и практически невидима для носителей языка. Английский, например, ограничивает использование настоящего совершенного времени (‘был’, ‘прочитал’) субъектами, которые еще живы, отмечая резкое грамматическое разделение между живыми и мертвыми и, в более широком смысле, между жизнью. и смерть. Но, конечно, вы, как англоговорящий, это уже знали, или, по крайней мере, подсознательно.Язык полон встроенных предположений и предрассудков такого рода. Вот еще один, более существенный пример. При описании случайных событий англоговорящие люди склонны уделять больше внимания агенту («Я выстрелил из пистолета»), чем, скажем, носители испанского или японского языков, которые предпочитают не упоминать агента («выстрелил»). Одно исследование показало, что в результате англоговорящие люди с большей вероятностью будут помнить виновников случайных событий и, как я полагаю, винить их.

Некоторые языки кажутся более эгоцентрическими, чем другие.Многие языки отказываются от явного использования личного местоимения, которое вместо этого встроено в глагол. Например, «Я хочу» по-испански — это просто quiero . Напротив, английский язык требует явного использования личного местоимения во всех случаях, как и французский язык. Более того, франкоговорящие люди часто удваивают личное местоимение от первого лица, например, Moi, je pense que… [Я, я думаю, что] с ударением на moi . Иногда они также удваиваются на других личных местоимениях, Et toi, qu’en penses-tu? [А ты, что ты об этом думаешь?].Но гораздо чаще встречается удвоение личного местоимения от первого лица: Bon Aller, moi j’en ai marre [Как бы то ни было, мне надоело]. Это удвоение, этот плеоназм больше характерен для устной речи, чем для письменного слова, и, в зависимости от контекста, может служить для подчеркивания или просто признания разногласий. Эквивалентные формы в английском языке более натянутые и запутанные, и используются реже, например, «Ну, что касается меня, я думаю, что…» Удвоение во французском языке личного местоимения от первого лица, кажется, вносит драматизм в разговор. , как если бы говорящий разыграл свою роль или разыграл свое различие и обособленность.

В английском языке глаголы выражают время, то есть время относительно момента разговора. На турецком языке они также выражают источник информации (доказательность), то есть, была ли информация получена непосредственно через чувственное восприятие или только косвенно путем свидетельских показаний или умозаключений. В русском языке глаголы включают в себя информацию о завершении, с (чтобы немного упростить) аспект совершенства, используемый для завершенных действий, и аспект несовершенного вида, используемый для текущих или привычных действий.В испанском же, напротив, подчеркиваются формы существования с двумя глаголами для «быть»: ser для обозначения постоянных или устойчивых атрибутов и estar для обозначения временных состояний и местоположений. Как и во многих языках, в испанском есть более одного режима адресации от второго лица: для близких и социальных низших слоев населения и usted для незнакомцев и социальных начальников, что эквивалентно tu и vous на французском языке и tu. и лей, на итальянском языке.Раньше было подобное различие в английском языке, где «ты» использовалось для обозначения близости, близости или откровенной грубости, но поскольку оно архаично, многие люди теперь думают о нем как о более формальном, чем «ты»: Должен ли я сравнить тебя в летний день? Ты милее и умереннее… Само собой разумеется, что, по сравнению с носителями английского языка, носители турецкого языка должны уделять больше внимания доказательности, носители русского языка — полноте, а носители испанского — способам существования и социальным отношениям.По словам лингвиста Романа Якобсона (ум. 1982 г.), «языки существенно различаются тем, что они должны передавать, а не тем, что они могут передать».

Во многих языках существительные делятся на мужской и женский род. В немецком языке существует третий, нейтральный класс существительных. В дирибале, языке аборигенов, существует четыре класса существительных, в том числе один для женщин, воды, огня, насилия и исключительных животных или, как выразился Джордж Лакофф, «женщины, огонь и опасные предметы». Исследователи попросили говорящих по-немецки и говорящих по-испански описывать предметы с противоположным гендерным назначением на немецком и испанском языках и обнаружили, что их описания соответствуют гендерным стереотипам, даже если тестирование проводилось на английском языке.Например, теутофоны, как правило, описывали мосты (женский род по-немецки, die Brücke ) как красивые, элегантные, хрупкие, мирные, красивые и стройные, тогда как испанофоны описывали мосты (мужской род по-испански, el puente ) как большие. , опасный, длинный, сильный, крепкий и высокий.

Другое исследование, посвященное олицетворению в искусстве абстрактных понятий, таких как любовь, справедливость и время, показало, что в 78% случаев пол понятия на языке художника предопределяет пол персонификации, и что этот образец выдерживает даже для необычных аллегорий, таких как геометрия, необходимость и тишина.По сравнению с французским или испанским художником, немецкий художник с гораздо большей вероятностью рисует смерть [ der Tod , la mort , la muerte ] или победу [ der Sieg , la victoire , la victoria ] как человека, хотя все художники или, по крайней мере, все европейские художники склонны изображать смерть в форме скелета. Таким образом, кажется, что грамматика может напрямую и радикально влиять на мысли, восприятие и действия.

Часто говорят, что, принижая их значение, язык закрепляет предубеждения в отношении женщин.Например, многие английские писатели продолжают использовать «человечество», говоря о человечестве, и «он» для «он или она». Точно так же во многих языках используются местоимения во множественном числе мужского рода для обозначения групп людей, в которых есть хотя бы один мужчина. Если 100 женщин приходят с младенцем в коляске, и у этого ребенка есть пенис, французская грамматика диктует использование мужского множественного числа ils: ils sont arrivés , «они приехали».

Язык меняется по мере изменения отношения, и иногда политики, группы давления и другие пытаются изменить язык, чтобы изменить отношение, но в целом язык или, по крайней мере, грамматика служит для сохранения статус-кво, кристаллизации и увековечения порядок и культура, которые его породили.

Язык также состоит из всевозможных метафор. В английском и шведском языках люди склонны говорить о времени с точки зрения расстояния: «Я не задержусь»; «Давайте посмотрим на погоду на неделю вперед»; «Его пьянство наконец настигло его». Но на испанском или греческом языке люди склонны говорить о времени в терминах размера или объема — например, на испанском это hacemos una pequeña pausa [давайте сделаем небольшой перерыв], а не corta pausa [короткий перерыв]. В более общем смысле, mucho tiempo [много времени] предпочтительнее largo tiempo [долгое время] и, по-гречески, poli ora до makry kroniko diastima .И угадайте, что … Согласно исследованию двуязычных испанско-шведских говорящих, язык, используемый для оценки продолжительности событий, изменяет восприятие говорящим относительного течения времени.

Но в целом, за некоторыми исключениями, европейские языки или даже индоевропейские языки не сильно отличаются друг от друга. В отличие от этого, говоря о пространстве, носители куук-таайорре, языка аборигенов, используют 16 слов для обозначения абсолютных сторон света вместо относительных ссылок, таких как «прямо перед вами», «справа» и «там».В результате даже их дети всегда знают, в каком именно направлении они смотрят. Когда их просят расположить последовательность карточек с картинками во временном порядке, англоговорящие люди размещают карточки слева направо, тогда как носители иврита или арабского языка, как правило, размещают их справа налево. Но говорящие на Kuuk Thaayorre последовательно размещают их с востока на запад, слева направо, если они смотрят на юг, и справа налево, если они обращены на север. По-другому думают о пространстве, они, кажется, иначе думают и о времени.

Язык может не определять мышление, но он фокусирует восприятие и внимание на определенных аспектах реальности, структурах и, таким образом, усиливает когнитивные процессы и даже в некоторой степени регулирует социальные отношения. Наш язык отражает и в то же время формирует наши мысли и, в конечном итоге, нашу культуру, которая, в свою очередь, формирует наши мысли и язык. В английском языке нет эквивалента португальскому слову saudade , которое относится к любви и тоске по кому-то или чему-то, что было потеряно и, возможно, никогда не будет восстановлено.Подъем saudade совпал с упадком Португалии и иены в период ее имперского расцвета, иены настолько сильной и горькой, что она вписалась в национальный гимн: Levantai hoje de novo o esplendor de Portugal [Let us еще раз вознеси великолепие Португалии]. Три нити языка, мышления и культуры настолько тесно переплетены, что их невозможно разделить.

Говорят, что когда умирает старик, библиотека сгорает дотла.Но когда умирает язык, весь мир рушится в море.

См. Мою статью по теме «Помимо слов: преимущества двуязычия».

Язык

Язык — это система общения с использованием жестов, звуков или письменных символов, которые имеют значение для тех, кто использует язык и следует его правилам. В речи фонемы являются наименьшими звуковыми единицами языка, и хотя они по отдельности не имеют значения, они приобретают его при объединении.Например, сами по себе фонемы k и r не передают никакого значения (кроме того, что они являются буквами), но вместе они звучат как car , что является значимым звуком на английском языке.

Семантика. Термин семантика относится к изучению значения в языке. Наименьшая единица значения в разговорной речи называется морфемой , которая во многих случаях сама по себе является словом. Слово overcoat состоит из двух морфем: over и coat. Языковые правила управляют комбинацией морфем для создания смысла; Покрытие , например, означает нечто иное, чем покрытие .

предложений. Языковые правила также определяют синтаксис , то, как морфемы объединяются в предложения , группы слов, которые образуют значимые утверждения. Pragmatics — это изучение языка, используемого в определенных ситуациях, который может повлиять на его значение. Рассмотрим высказывание: «Какой чудесный день!» и его различные значения, если светит солнце, если льет дождь и если выступающий только что получил штраф за нарушение правил дорожного движения.

Приобретение языка. Б. Ф. Скиннер считал, что овладение языком, важное развитие в детстве, происходит из-за подкрепления, то есть потому, что родители детей или другие опекуны награждают их, когда их первоначально случайные звуки больше всего напоминают речь. Лингвист Ноам Хомский оспорил подход Скиннера и предложил хорошо известную, но противоречивую теорию о том, что у детей есть врожденный нейронный механизм, называемый устройством овладения языком (LAD) (еще не обнаруженным), который позволяет им овладевать языком.

Психологи развития впоследствии задокументировали общий процесс овладения языком, который, как обычно считается, проходит через стадии, показанные в таблице 1.

От 20 до 21 века — Ассоциация психологических наук — APS

В течение 2015 года Observer отмечает серебряную годовщину флагманского журнала APS. В дополнение к отчетам об исследованиях, первый выпуск Psychological Science , выпущенный в январе 1990 года, включал четыре общие статьи, посвященные конкретным направлениям исследований.Среди этих статей была «Место языка в научной психологии», написанная покойным профессором психологии Принстонского университета Джорджем Миллером , который внес большой вклад в зарождение психолингвистики и когнитивной психологии в целом. В этой статье Миллер утверждал, что никакая общая теория психологии не может быть адекватной, если она не принимает во внимание язык.

В следующем эссе Габриэлла Виглиокко , профессор психологии Лондонского университетского колледжа, Соединенное Королевство, изучающая связь языка со знанием мира, рассматривает статью Миллера и дает представление о том, в каком направлении будет развиваться языковая психология. следующие 25 лет.

В статье «Место языка в научной психологии» Джордж Миллер утверждает, что «никакая общая теория психологии не будет адекватной, если она не принимает во внимание язык» (стр. 7). Я полностью согласен. Это утверждение, как он объясняет, противоречит преобладающей позиции отцов-основателей когнитивной психологии, которые признавали важность языка, но затем просто игнорировали его при исследовании «реального материала» познания: например, концепций и категорий памяти. .Тем не менее, он отмечает, что в период с 1951 по 1990 год эта область продвинулась вперед, предоставив ясное место психолингвистике как части исследования когнитивных способностей.

Миллер описывает два desiderata для психолингвистики — desiderata , которые могут применяться к когнитивной психологии в целом: необходимость использовать более биологический подход к изучению языка и необходимость использовать более вычислительный подход. За последние 25 лет в этой области были разработаны оба подхода, хотя нейробиология языка привлекла гораздо больше внимания ученых-психологов, чем компьютерная психолингвистика.Хотя компьютерное моделирование было успешно введено как строгий способ проверки теорий (особенно в отношении обработки текстов), использование этого метода было несколько ограничено. Вычислительные исследования языка независимо развиваются в инженерных и компьютерных науках в областях компьютерной лингвистики и обработки естественного языка . Лишь недавно эти дисциплины в какой-то мере — и я бы сказал, что пока лишь незначительно — присоединились к психологическим исследованиям.

Изменили ли пожертвования этих лагерей игровое поле? Да. Важным примером является модульность языка (представление о том, что язык — это модуль, который функционирует инкапсулированным образом независимо от остального познания) и, особенно, модульность синтаксической обработки (синтаксис как рефлекс), которая была доминирующей парадигмой в психолингвистике. в 1990-е гг. Открытие того факта, что практически любая лингвистическая задача включает в себя большое количество разнообразных корковых сетей и что область лобной доли Брока выполняет больше, чем просто синтаксис — а на самом деле иногда даже не участвует в синтаксической обработке, — помогло выйти за рамки предположения. модульности.Важные достижения в области распределительного и вероятностного моделирования, начиная с компьютерного моделирования, также внесли свой вклад в это изменение, продемонстрировав, как статистические закономерности в окружающей среде могут иметь большое значение в объяснении многих ключевых языковых моделей поведения и предубеждений. Вероятностные подходы оказались особенно полезными в предоставлении новых перспектив языкового развития.

Наше понимание того, как мы обрабатываем произнесенные слова, как мы читаем слова и как мы их производим, также значительно улучшилось благодаря знаниям, полученным с помощью когнитивной нейробиологии и компьютерного моделирования.

В моем собственном чтении недавней истории этой области я обнаружил, что выход за рамки вопросов модульности и связанной с ней проблемы врожденности позволил исследователям более внимательно изучить, как язык связан с познанием, с растущим интересом к тому, как язык обоснован. в более основных когнитивных системах (таких как сенсорно-моторные системы), как различия между языками (что наиболее ярко проявляется в сравнении разговорных и жестовых языков) могут повлиять на то, как мы воспринимаем мир и рассуждаем о нем, и как когнитивные системы людей, говорящих на нескольких языках, могут отличаться от когнитивных систем людей, говорящих на нескольких языках.

В каждой из этих областей за последние 20 лет или около того произошел значительный рост. Выводы о том, что понимание слов и предложений непосредственно соприкасается с сенсорной, эмоциональной и моторной информацией; что специфические свойства языков влияют на нашу память о событиях; и то, что двуязычные носители могут быть защищены от слабоумия, сильно подкрепляют вывод Миллера о том, что язык просто нельзя игнорировать при изучении любого аспекта познания.

В основе проекта Миллера desiderata лежат технологические разработки: прогресс, которого мы достигли за последние 25 лет, был бы невозможен, если бы не были разработаны такие технологии, как ПЭТ, фМРТ, МЭГ и ТМС, а также аналитические инструменты для разобраться в данных мозга.Точно так же достижения в области информатики и машинного обучения позволили разработать мощные вычислительные инструменты для ученых-когнитивистов. Технологическое развитие в этих областях все еще идет по крутой восходящей траектории и может поддержать следующие важные изменения в областях психологии и нейробиологии языка.

Язык эволюционировал, изучается и чаще всего используется в контексте общения лицом к лицу: динамическая многогранная среда, включающая физическую среду, партнеров по общению и более широкую социальную среду.Чтобы сделать экспериментальное изучение языка доступным, мы уменьшили эту присущую ему сложность (например, изучив отдельные слова, представленные на экране компьютера). Мы также ограничили наше внимание преимущественно одним каналом коммуникации (речью или текстом), игнорируя сопутствующую визуальную информацию, предоставляемую лицом, руками и телом говорящего, и игнорируя социальную природу коммуникации. Однако для того, чтобы наше исследование действительно объяснило присущее языку богатство и повлияло на благосостояние людей, для нас критически важно вывести изучение языка из лаборатории в богатые экологические условия, в которых такое поведение обычно работать.

Такой экологический подход теперь возможен благодаря технологическому прогрессу. Например, теперь мы можем записывать мозговые и поведенческие реакции по беспроводной сети с помощью таких методов, как мобильное слежение за глазами и беспроводная электроэнцефалография, и мы можем контролировать окружающую среду (например, с помощью систем виртуальной реальности с дисплеями на голове или с помощью изображений мозга двух человек. общаются друг с другом). Благодаря этим технологическим достижениям мы можем перенести лабораторию в реальный мир или перенести реальный мир в лабораторию, что было невозможно раньше.Эти новые технологии, наряду с впечатляющими достижениями в области генетики, могут создать новую психологическую науку о языке в течение следующих 25 лет. œ

Психология языка и мышления, Ноам Хомский, интервью с Робертом У. Рибером

Ноам Хомский в интервью Роберту У. Риберу

В Роберте В. Рибере (ред.),

Диалоги о психологии языка и мышления , Пленум, 1983

ВОПРОС: Какую роль познание играет в усвоении и развитии языка? Влияют ли лингвистические факторы на общее когнитивное развитие?

CHOMSKY: Я хотел бы перефразировать первый вопрос и спросить, какую роль играют другие аспекты познания в овладении языком, поскольку, как говорится, это не тот вопрос, на который я могу ответить.Я хотел бы рассматривать язык как один из аспектов познания, а его развитие как один из аспектов развития познания. Мне кажется, что в целом мы можем сказать следующее:

Есть ряд когнитивных систем, которые, кажется, обладают совершенно разными и специфическими свойствами. Эти системы обеспечивают основу для определенных когнитивных способностей — для простоты изложения я проигнорирую это различие и немного ошибочно буду говорить о когнитивных способностях. Языковые способности — одна из таких когнитивных систем.Есть и другие. Например, наша способность организовывать визуальное пространство или иметь дело с абстрактными свойствами системы счисления, или понимать и ценить определенные виды музыкального творчества, или наша способность понимать социальные структуры, в которых мы играем роль, что несомненно, отражает концептуальные структуры, которые развились в уме, и любое количество других умственных способностей. Насколько я понимаю, насколько мы понимаем что-либо об этих способностях, кажется, что они обладают весьма специфическими и уникальными свойствами.То есть я не вижу какой-либо очевидной связи между, например, основными свойствами структуры языка, представленного в уме, с одной стороны, и свойствами нашей способности, скажем, распознавать лица или понимать какую-либо ситуацию в которые мы играем роль или ценим музыку и так далее. Они кажутся совершенно разными и уникальными по своим характеристикам. Более того, каждая из этих умственных способностей, по-видимому, четко сформулирована, а также специфически структурирована. Теперь вполне разумно спросить, как развитие одной из этих различных систем соотносится с развитием других.Точно так же при изучении, скажем, физического роста тела имеет смысл спросить, как развитие одной системы соотносится с развитием других. Скажем, как развитие кровеносной системы связано с развитием зрительной системы.

Но при изучении физического тела никто не станет поднимать вопрос, аналогичный тому, который вы поставили в такой форме. То есть мы не должны спрашивать, какую роль физические органы и их функции играют в развитии зрительной системы.Несомненно, существуют отношения, скажем, между зрительной и кровеносной системами, но мы подходим к проблеме роста и развития физического тела по-другому. То есть, кто-то спрашивает — совершенно правильно — каковы специфические свойства и характеристики различных возникающих систем — как эти различные органы или системы взаимодействуют друг с другом, какова биологическая основа — генетическое кодирование, в конечном счете, — которое определяет специфический паттерн роста, функции и взаимодействия этих высокоразвитых систем: например, системы кровообращения, зрительной системы, печени и так далее.И это кажется разумной аналогией, по крайней мере в качестве отправной точки, для изучения когнитивного развития и когнитивной структуры, включая рост языковых способностей как особый случай.

ВОПРОС: Было бы полезно, если бы вы могли определить, как вы используете термин «познание» в отличие от термина «язык».

ЧОМСКИ: Я бы не стал использовать термин «познание» вместо термина «язык». Скорее, познание — это общий термин, который включает в себя каждую систему убеждений, знаний, понимания, интерпретации, восприятия и так далее.Язык — лишь одна из многих систем, которые взаимодействуют, образуя весь комплекс когнитивных структур. Таким образом, речь идет не о языке по сравнению с познанием, как нельзя больше, чем можно было бы изучить, скажем, наши знания о структуре зрительного пространства по сравнению с познанием. Более того, я не верю, что можно рассматривать «познание» как единое явление.

ВОПРОС: Познание — это способ познания, а язык — средство, посредством которого мы знаем?

CHOMSKY: Не поскольку я использую эти термины, термин «познание», насколько я понимаю, просто относится к любому аспекту нашей веры, знания или понимания.Среди различных когнитивных систем и когнитивных структур одной из них оказывается система языка. Мы знаем язык более или менее, поскольку у нас есть система убеждений и понимания, скажем, природы визуального мира.

ВОПРОС: То есть это отдельная система, не так ли?

ЧОМСКИ: Это одна из многих систем, входящих в набор взаимосвязанных когнитивных структур. Возможно, аналогия с физическими органами — лучший способ объяснить то, как я это вижу. Спросим, ​​а как изучать строение тела? По сути, мы начинаем с процесса идеализации.Мы говорим — мы предполагаем, что существуют — различные системы, которые взаимодействуют, образуя наше физическое тело. Например, зрительная система, кровеносная система и так далее. Это, конечно, идеализация; системы физически не разделимы. Система кровообращения физически взаимодействует со зрительной системой.

ВОПРОС: Но ЦНС и ВНС разделимы….

ЧОМСКИ: Только при определенной идеализации, которая считается подходящей. Что ж, вы можете изучить структуру каждой из этих систем и способ их взаимодействия.Все полагают, что это правильный способ изучения чего-либо столь сложного, как человеческое тело: путем выделения для исследования определенных систем, которые имеют свою собственную специфическую структуру и особый способ развития, признавая, конечно, что они не изолированы друг от друга — способ их взаимодействия так же генетически детерминирован, как и их специфические характеристики. Таким образом, используя термин орган в несколько расширенном смысле, чтобы включить что-то вроде, скажем, системы кровообращения — не в обычном смысле — мы могли бы рассматривать тело как систему физических органов, каждый со своими специфическими свойствами и особенностями и с способ взаимодействия, все в общих чертах детерминированное генетически, но изменяемое различными способами в процессе роста.

Итак, я думаю, что есть все основания полагать, что такой же «модульный» подход подходит для изучения психики, что, как я понимаю, является изучением на соответствующем уровне абстракции свойств мозга. — и, в частности, для общей системы когнитивных структур, которая не исчерпывает разум, но является той частью, о которой мы говорим. Другими словами, я хотел бы думать о системе когнитивных структур как о системе «ментальных органов», каждый из которых весьма специфичен, четко сформулирован, развивается особым образом, который внутренне определен — если биологи правы, генетически закодированы — конечно, со сложными взаимодействиями, которые также во многом предопределены.Мне кажется, что, поскольку мы понимаем что-либо в познании — о некоторых аспектах познания, — мы обнаруживаем очень специфические психические структуры, развивающиеся в процессе роста и созревания совершенно по-своему. И язык — просто одна из этих структур.

Я уверен, что, если бы мы изучили, взяли еще одну отчетливо человеческую характеристику, нашу способность иметь дело со свойствами системы счисления — она ​​уникальна для людей, насколько нам известно, конкретная способность человеческого разума — можно было бы Например, попробуйте изучить свойства этой системы у зрелого человека.Затем мы могли бы спросить, как эта система развивается в детстве, какая стимуляция из окружающей среды необходима для ее развития до зрелого состояния и так далее. Поступая таким образом, мы изучили бы рост определенного психического органа до его зрелого состояния, и если бы мы могли успешно продолжить это дело, мы могли бы, по крайней мере на абстрактном уровне, охарактеризовать принципы, которые определяют структуру этого психического органа, принципы, которые сами должны быть каким-то образом генетически закодированы.(Языковая система может изучаться и, по сути, изучается по существу таким образом. Точно так же мы могли бы изучать другие психические органы, о которых я упоминал ранее, или другие.) Таким образом мы могли бы разработать то, что мне кажется разумной версией «факультетская психология».

ВОПРОС: Когда вы говорите об этой системе языковой структуры, имеете ли вы в виду весь язык, невербальный язык и язык как процесс развития?

ЧОМСКИЙ: Здесь нужно быть немного осторожнее. Термин «язык» используется совершенно по-разному, и только путаница может возникнуть из-за того, что их невозможно различить.В первую очередь, этот термин используется для обозначения человеческих языков, то есть конкретной биологической характеристики человека. Есть факультет человеческого языка, который позволяет нам развивать знания, которыми мы с вами поделились, что дает нам возможность вести этот разговор. И эта способность — просто часть биологической одаренности вида. Оставляя в стороне возможные индивидуальные вариации, мы можем рассматривать эту способность как обычную и, насколько нам известно, уникальную человеческую одержимость.В терминологии, которая сейчас является довольно стандартной, мы можем назвать характеристику центральных свойств этой способности «универсальной грамматикой» — системой, которую мы можем рассматривать как аналог основных свойств зрительной системы человека. Это одно из употреблений термина «язык». Каждый человеческий язык — это одна из различных специфических систем, которые могут возникнуть в рамках этого набора начальных ограничений.

Термин «язык» часто используется совершенно по-другому, относясь не к какой-то конкретной биологически детерминированной системе, а скорее к любому способу общения или способу выражения в некотором очень общем смысле.Так, например, когда кто-то говорит о языке жестов, или языке пчел, или языке криков обезьян, или когда кто-то спрашивает, является ли музыка языком или математика языком и т. Д., В любом из этих вопросов и обсуждения, предполагается некоторое понятие «язык», которое сильно отличается от прежнего смысла.

ВОПРОС: Я действительно думал о другом. Я думал о понятии, в которое верят некоторые люди, а именно о том, что устная речь, вербальный язык у ребенка — это развитие чего-то, что происходит до появления разговорной речи — невербальных действий, таких как указание и т. Д.познавательная деятельность — как бы доязыковые обряды.

Как на овладение и развитие языка влияет межличностное и внутриличностное вербальное и невербальное поведение?

ЧОМСКИ: Это зависит от того, о каком аспекте языка идет речь.

ВОПРОС: Скажите, например, первое слово.

ЧОМСКИЙ: Давайте возьмем первое слово и предположим, что это имя. Предположим, первое слово ребенка — какое-нибудь имя его матери или что-то в этом роде. Очевидно, что в процессе референции в игру вступают и другие когнитивные способности.То есть, прежде чем ребенок сможет ссылаться на какой-либо объект во внешней среде, он должен изолировать и идентифицировать объекты в своей среде. Он должен признать, что есть люди, что есть вещи и что у них есть определенные свойства — постоянство, настойчивость и так далее. Если вся эта организация уже не состоялась, не на что ссылаться. Следовательно, акт ссылки не может иметь места. Я не думаю, что есть какие-то особые причины полагать, что какая-либо из этих компетенций приобретена.Я предполагаю, что способности, которые позволяют нам изолировать и идентифицировать физические объекты во внешнем мире и понимать их свойства — способности, которые мы могли бы также рассматривать как формирующие некий психический орган — в такой же степени генетически детерминированы в их конкретных характеристиках, как и язык. факультет. Но нет сомнений в том, что, например, при использовании слова для обозначения объекта такая организация предполагается, как бы она ни развивалась. Это почти тавтологично. Так что в этом отношении, конечно, другие познавательные способности играют решающую роль в любом использовании языка, включая самое раннее использование.Однако это мало что нам говорит. Проведя физическую аналогию, мы могли бы также сказать, что если система кровообращения не функционирует, зрительная система не работает. Это совершенно верно, но ничего не говорит нам о структуре зрительной системы.

Вопрос, который следует поднять в связи с развитием языка, — это как раз тот вопрос, который мы поднимаем в связи с развитием какой-то другой системы, скажем, зрительной системы. Какие структурные и функциональные свойства проявляются по мере роста и созревания этой системы? Какие принципы управляют этим ростом и реализуются в развивающихся системах? Насколько эти принципы инвариантны и биологически детерминированы? В какой степени свойства развивающейся системы просто отражают случайные обстоятельства опыта? В какой степени они отражают другие независимо развивающиеся способности и т. Д.Я думаю, что, насколько нам известно, рост и появление языкового факультета очень специфичен. К тому времени, когда ребенок приобретает самые элементарные знания языка, скажем, к трем годам, нормальный ребенок — и фактически любой ребенок, за исключением действительно серьезной патологии — использует принципы, которые, насколько нам известно, не имеют близких аналогов в других умственные способности. В конце концов, каковы основные свойства языка, самые рудиментарные и элементарные свойства языка, которые проявляются довольно рано — конечно, четырехлетний ребенок уже развил их очень широко.

Я полагаю, что наиболее элементарное свойство языка, которое можно придумать, состоит в том, что он включает дискретную бесконечность; то есть существует бесконечный диапазон возможных конструкций — нет самого длинного предложения. Это не непрерывная система, то есть она не предполагает вариаций по некоторому непрерывному измерению, как говорят, в принципе, пчелиный язык; скорее существует дискретная бесконечность возможных выражений, каждое со своей формой и своим значением. Это свойство языка проявляется очень рано.До этого момента можно было бы сказать, что не существует языка в смысле «человеческого языка». До этого момента было бы разумно сказать, что у нас есть что-то аналогичное зарождающимся движениям взмахивания крыльев птицы, возможно, еще до того, как ее способность летать стала зрелой. Но в тот момент, когда проявляется система дискретной бесконечности высказываний, а это очень рано, мы можем сказать, что у нас появляются по крайней мере зачатки человеческого языка. Что касается принципов, которые организуют и характеризуют эту дискретную бесконечность высказываний с их формами и смыслом, очевидно, что эта система должна быть представлена ​​в конечном разуме — в конечном счете, нейронно представлена ​​в конечном мозге — что означает, что должна существовать некая конечная система правил которые действуют определенным образом, чтобы охарактеризовать неограниченный диапазон возможных выражений, каждое из которых имеет фиксированную форму и значение.А знание языка означает не что иное, как внутреннее представление, в конечном счете, нейронное представление этой системы.

Возможно, следующее наиболее элементарное свойство языка состоит в том, что эти правила в основном работают с фразами; то есть они работают не со строкой слов, последовательностью слов, а со словами, организованными в более крупные единицы. Затем, по мере того, как мы переходим к дальнейшим свойствам языка, мы обнаруживаем способы, которыми правила работают с фразами и иерархическими структурами фраз, чтобы формировать более сложные выражения с помощью рекурсивного встраивания и других принципов.Насколько я понимаю, это самые элементарные свойства человеческого языка. Но даже эти элементарные свойства, насколько нам известно, не имеют существенных аналогов в других системах.

Есть, конечно, разные взгляды на этот вопрос. Пиаже и его коллеги, если я их понимаю, занимают позицию, согласно которой возникающие структуры языка обязательно отражают сенсомоторные конструкции. Я никогда не понимал, что именно они подразумевают под этим заявлением. Если они говорят, например, что ребенок не может использовать слова для ссылки, не имея на что ссылаться, то есть без предварительной организации мира в объекты возможной ссылки, тогда, очевидно, нельзя возразить.Но они, кажется, претендуют на нечто большее, возможно, что принципы, управляющие структурой и функционированием языковых способностей, на самом деле являются принципами, возникающими в ходе развития сенсомоторных конструкций ребенка. Если это утверждение, то оно кажется мне очень любопытным, и его нельзя поддерживать на основании каких-либо текущих знаний о природе этих систем. Возможно, в этом утверждении можно найти какой-то смысл, но я не знаю ни одной его формулировки, которая хоть сколько-нибудь заслуживала бы доверия, и я постоянно удивляюсь, почему оно выдвигается с такой догматической уверенностью.Похоже, что это имеет небольшую априорную правдоподобность и, насколько мне известно, не имеет эмпирической поддержки.

ВОПРОС: Ваша метафора птиц просто напомнила мне, что Леонардо да Винчи хотел изучить структуру птицы, чтобы открыть функциональную динамику полета. При изучении строения птицы было решено, что такое полет, и кажется, что такого подхода достаточно; тот же в общих чертах принцип, что и подход Леонардо, то есть из изучения структуры приходит знание функции.

ЧОМСКИ: Это очень естественно. Я не могу представить другого подхода. Как еще можно было поступить?

ВОПРОС: Что ж, некоторые люди считают, что лучше учиться наоборот. Изучить функцию, чтобы узнать, что такое структура. И, конечно же, именно это вы атаковали, когда намеревались разрушить дом, построенный Скиннером.

ЧОМСКИЙ: Ну, не совсем. Моя критика Скиннера заключалась не в том, что он пытался изучать структуру на основе функции, а в том, что в системе Скиннера просто нет принципов.Его «теория языка» была почти бессмысленной. Я не хочу сказать, что его принципы частичного подкрепления, например, бессмысленны; они не. Насколько они интересны, можно поспорить, но, по крайней мере, в них есть содержание. Однако в работе, которую он проделал над так называемыми высшими ментальными процессами — например, языком — просто нет никаких заметных принципов. Когда вы исследуете предложения, которые он выдвигает, они растворяются в метафоре и пустоте. Очень легко понять, почему это должно быть так: это потому, что Скиннер радикально отходит от рамок естественных наук по нескольким важным направлениям; в частности, принимая как априорный принцип, что вам не разрешается разрабатывать абстрактные теории.По его словам, вам не разрешено разрабатывать теории внутренней репрезентации или ментальной структуры, постулировать ментальные структуры, что в этой области просто означает, что вам не разрешено иметь теории нетривиального характера. Естественно, всякий, кто настаивает на этой доктрине — просто форме мистицизма — никогда никуда не денется. И, исследуя систему по мере ее развития, вы не неожиданно обнаружите, что в ней просто нет принципов, которые можно было бы проверить. Моя критика не имеет ничего общего с соотношением структуры и функции.Насколько я могу судить, Скиннер не представил ни одного объяснения ни того, ни другого, а просто разработал терминологию, которую он предпочитает традиционной «менталистской» терминологии, по-видимому, из-за крайне вводящих в заблуждение коннотаций, которые смутно предполагают экспериментальные процедуры.

ВОПРОС: До сих пор мы говорили о системе словесных сигналов. Перейдем к невербальной системе. Насколько невербальная система помогает вербальной системе развиваться на начальных этапах, и как они взаимно влияют друг на друга после того, как она сформулирована? То есть взаимосвязаны ли вербальные и невербальные сигнальные системы?

ХОМСКИ: Позвольте мне еще раз подчеркнуть, что у меня нет никакой доктрины по этому поводу; факты таковы, какими они оказались.Второй момент, который я должен подчеркнуть, заключается в том, что я не думаю, что на этот счет есть какие-либо серьезные доказательства; все, что мы можем сделать на данный момент, — это строить догадки, за исключением некоторых довольно очевидных замечаний. Между речевой и жестовой системами есть определенные очевидные взаимосвязи. На самом деле достаточно наблюдать, как кто-то разговаривает, чтобы заметить, что — пока я говорю — я жестикулирую повсюду — любой, кто наблюдает за этими жестами, заметил бы, что они во всех отношениях связаны с формой и содержанием моих высказывание.Например, я что-то подчеркиваю жестом, но даже фразировка — интонационная структура высказывания — вполне очевидным образом соответствует тому, что происходит в системе жестов. Они находятся в тандеме, и очевидно, что ими обоими управляет какой-то общий источник; они слишком хорошо коррелированы, чтобы могло быть что-то еще.

Тем не менее, система жестов очень отличается по своим основополагающим принципам от системы языка. На самом деле система жестов, по-видимому, во многом обладает свойствами того, что можно было бы назвать «вербальными жестами», например, ударения или высоты тона.Если вы рассмотрите систему интонации в языке — в основном ударение и высоту тона — вы сразу можете разделить два разных компонента. С одной стороны, это непрерывный компонент; то есть громкость, пики высоты тона в моих высказываниях могут в принципе изменяться в непрерывном диапазоне, в каком бы смысле ни говорили о непрерывных измерениях в физическом мире. Чем больше я взволнован, чем больше я хочу многозначительно подчеркнуть что-то, тем больше будет напряжение и тем выше будет тон в конце, опять же в непрерывном диапазоне.Таким образом, существует непрерывная система, которая выглядит так, как будто она имеет очень много свойств невербального жеста. Если бы кто-то внимательно наблюдал за мной, он мог бы заметить, что мои руки двигаются больше, когда интонационные пики в моих высказываниях выше. Может быть такая корреляция. С другой стороны, в системе напряжения и шага есть еще один элемент, который радикально отличается по своему характеру. Есть важные аспекты, в которых весь интонационный контур высказывания — образцы ударения и образцы высоты тона — тесно связан с дискретной иерархической структурой фразы и внутренней структурой слова, если на то пошло, что отражает правила английской грамматики.В реальном исполнении языка эти две системы взаимодействуют. Так, например, абстрактная фразовая структура высказывания, которое я сейчас создаю, определяет один из дискретного набора возможных абстрактных шаблонов высоты тона и ударения. Но затем какая-то другая система взаимодействует и распространяет это на непрерывный диапазон.

Я сейчас говорю только о вербальной стороне, и даже здесь мы находим, я думаю, совершенно разные системы; Одна система, которая на самом деле является такой же частью дискретной грамматики английского языка, как, скажем, сегментарная фонология, слова, структура или синтаксическая структура фразы.Точно так же есть система жестов, которая проявляется и в речи. Например, он выражается в диапазоне интонаций или контуров ударения, которые каким-то образом построены на каркасе, вытекающем из правил грамматики.

ВОПРОС: Вы верите, что существует грамматика жестов?

ЧОМСКИЙ: Это совсем другой вопрос. Я говорил не о языке жестов, а о системе жестов, связанной с разговорной речью. Язык жестов, несомненно, имеет грамматику, как и разговорный язык, и при фактическом использовании языка жестов мы обязательно обнаружим тот же тип взаимодействия дискретной грамматической системы и жестовой системы, который мы находим в разговорной речи.

Предположительно существует система, набор принципов, определяющих природу жестовой системы и способ ее взаимодействия с языковой системой, но следует ли эти принципы называть грамматикой — это другой вопрос. Я думаю, что это сомнительная метафора, потому что она заставляет ожидать общности структуры, а это очень открытый вопрос. На самом деле, мне кажется, что общей структуры не так уж много. Даже на самом элементарном уровне системы радикально расходятся.Система принципов, определяющая природу некоторой непрерывной системы, будет сильно отличаться от системы принципов, определяющей природу некоторой дискретной системы. И по мере продвижения, я думаю, мы будем обнаруживать все больше и больше расхождений. По крайней мере, до некоторой степени система жестов похожа на спидометр; возможно, степень моей приверженности тому, что я говорю, отражается в том, насколько моя рука двигается, когда я говорю это. Это почти как записывающее устройство. Несомненно, непрерывный жест — это гораздо больше, но по крайней мере он есть.Это свойство, которое вообще не проявляется в дискретной системе рекурсивных правил, определяющих формальную структуру языка и определяющих то, что я назвал базовыми каркасами, на которых строятся ударение и интонационные контуры. Кстати, этот язык жестов может использовать такие свойства.

ВОПРОС: Говоря о стрессе и ритме, чувствуете ли вы, что изучение контуров стресса и т. Д. Может приблизить нас к биологической основе структуры языка?

ЧОМСКИ: Я думаю, что изучение любого аспекта языка может привести нас к биологической структуре.

ВОПРОС: Некоторые могут предлагать лучшие ставки, чем другие.

ХОМСКИ: Я думаю, они просто приведут нас к различным аспектам биологической структуры. Например, изучение абстрактного синтаксиса или абстрактной фонологии приводит к определенным аспектам биологической структуры языка, то есть к важнейшим и внутренним элементам познания. Изучение ударения и интонационных контуров — как я уже упоминал, мы должны разделить их компоненты, один из которых очень похож на абстрактный синтаксис и фонологию, а другой — непрерывная система, обладающая по крайней мере некоторыми свойствами записывающее устройство, которое может рассказать нам кое-что о других аспектах биологической основы человеческого языка, например, о ритме, симметрии и свойствах последовательного поведения, о чем-то вроде того, о чем говорил Лэшли много лет назад, обо всех, несомненно, других аспектах нашего биологическая природа.

Но я все же хотел бы противостоять очень распространенному предположению, и я думаю, что совершенно неверному, а именно, что изучение абстрактной структуры языка ничего не может сказать нам о том, что иногда называют «психологической реальностью» или биологическая природа. Напротив, он как раз говорит нам о психологической реальности в единственном значимом смысле этого слова, а также о нашей биологической природе, а именно — в конечном итоге — о наборе генетически детерминированных принципов, которые обеспечивают основу для роста и развития этих конкретных мощности.

ВОПРОС: Как вы думаете, почему была допущена эта ошибка?

ХОМСКИ: Я думаю, что у ошибки любопытная история, и, возможно, самый простой способ объяснить это — поговорить немного об истории. Возможно, впервые фраза «психологическая реальность» была использована в статье Эдварда Сепира, я думаю, 1933 года о психологической реальности фонемы, которая стала своего рода locus classicus для этой дискуссии. (Сапир, 1933). В этой статье Сапир попытался показать, что реакция его информантов на языках американских индейцев свидетельствует о том, что фонематический анализ, который он предлагал для этих языков, был психологически реальным.

ВОПРОС: Что это значит?

ХОМСКИЙ: Что он имел в виду? Это интересный вопрос. Давайте реконструируем то, что делал Сапир — или намекнул на то, что он делал. Он исследовал данные языка — фонетические данные языка — и предложил довольно абстрактную фонологическую структуру, которая, как он утверждал, лежит в основе диапазона фонетических явлений, которые он изучает. Эмпирическое обоснование постулируемой абстрактной фонологической структуры было просто тем, что, если вы предполагали ее, то вы могли бы объяснить многие фонетические факты, вы могли бы показать, что фонетические факты были не просто случайным набором беспорядка, но что фактически они отражали некоторые простые принципы; были интересные абстрактные принципы, из которых следует целый ряд явлений.Обратите внимание, что Сапир не считал это аргументом в пользу психологической реальности. То есть он не делал вывод из того факта, что ему удалось построить абстрактную теорию, скажем, фонологии южных пайютов, на основе которой можно было бы элегантно объяснить множество фактов — он не воспринял это как демонстрацию психологической реальность для лежащей в основе фонологической теории. Скорее он явно чувствовал, что для демонстрации психологической реальности ему нужны доказательства другого рода; например, свидетельство того, что при некоторых условиях его информатор из числа американских индейцев, казалось, слышал что-то, чего не было физически, и другое поведение в этом роде.Подход Сепира подразумевает предположение, что в этой области есть два вида доказательств. Свидетельства такого рода представляют сами фонетические данные — они свидетельствуют о правильности фонологического анализа. Есть и другой вид свидетельств, а именно поведенческие свидетельства какого-то иного рода, свидетельствующие о психологической реальности этого фонологического анализа.

Поскольку обсуждение психологической реальности продолжается с того времени, это предположение остается неизменным.Я не хочу перебирать всю историю; но вплоть до настоящего времени то же самое различие встречается довольно часто. Если вы посмотрите последний выпуск журнала со статьей о психологической реальности, вы почти всегда обнаружите, что возникает вопрос: каковы доказательства психологической реальности какой-либо лингвистической конструкции? Лингвист предлагает некий принцип или структуру для английского языка, скажем, такую-то фонологическую систему или условие синтаксических правил, или что-то еще.Затем кто-то подходит и говорит: «Хорошо, это очень интересно; но каковы доказательства психологической реальности систем и принципов, которые вы постулировали? » Доказательства должны исходить из эксперимента, в котором испытуемый нажимает кнопки или что-то в этом роде. Теперь снова предполагается, что доступные нам данные делятся на две категории. Есть данные, полученные в результате экспериментов и имеющие отношение к психологической реальности; и есть данные, предоставляемые, скажем, суждениями информаторов или использованием самого языка, которые имеют отношение не к психологической реальности, а к чему-то еще.Но это различие бессмысленно.

ВОПРОС: Я думаю, что некоторые люди подняли вопрос о «психологической реальности» на том основании, что в литературе иногда упоминается что-то как имеющее психологическую реальность, созданную умом автора статьи.

ХОМСКИЙ: Верно.

ВОПРОС: И только в уме автора статьи.

ХОМСКИ: Верно, но такая критика совершенно не зависит от бессмысленного различия, которое я обсуждал.

Можно плохо построить теории на основе доказательств, полученных в результате нажатия кнопки, суждения информатора, электродов в мозгу или чего-то еще. Я хотел бы предложить следующее, возвращаясь к Сапиру. Он изучал фонетические данные определенного языка американских индейцев и смог показать, что, если он предположил некоторую абстрактную фонологическую структуру с различными правилами, он мог бы объяснить свойства этих данных. Он мог объяснить некоторые особенности языка.Это исследование само по себе было исследованием психологической реальности в единственном значимом смысле этого слова. Иными словами, он показал, что если мы примем его фонологическую теорию за теорию психики — то есть, если мы адаптируем стандартные «реалистические» допущения естественных наук, — то мы заключаем, что, предлагая эту фонологическую теорию, он говорил: кое-что о ментальной организации носителей языка, а именно то, что их знание и использование своего языка связано с определенными типами ментальных представлений, а не с другими — в конечном счете, с определенными физическими структурами и процессами, а не с другими, характеризуемыми по-разному.То есть он делал заявление о психологической реальности, и у него были доказательства этого. Доказано, что его гипотеза объясняет некоторые факты. И это единственный смысл, в котором когда-либо существуют доказательства, подтверждающие утверждение истины о реальности — физической или психологической. Фактически, так называемое «психологическое свидетельство», поведенческое свидетельство, которое привел Сепир, было возможно более слабым, чем так называемое «лингвистическое свидетельство» в отношении правильности постулируемой абстрактной теории.Но он не стал бы писать статью наоборот, то есть сначала отмечая реакции своего информанта («психологическое свидетельство»), затем постулируя фонологическую теорию для объяснения этих реакций, а затем апеллируя к объяснительной силе этой фонологической теория как свидетельство ее «психологической реальности», то есть ее истинности.

То же самое верно, если мы переместимся в настоящее. Предположим, что лингвист сегодня предлагает какой-то абстрактный принцип грамматики или какое-то ограничение на действие правил, и предположим, что он аргументирует этот принцип на основе демонстрации, которая позволяет нам принять это за очень убедительную демонстрацию, так что мы не t столкнемся с вопросом точности — мы просто посмотрим на логику ситуации; Предположим, он может очень убедительно продемонстрировать, что, допуская этот абстрактный принцип, скажем, управляющий способом применения и природой правил, он может объяснить некоторые очень странные явления, касающиеся нашего явного и явного знания.Таким образом, лингвист предоставил доказательства психологической реальности этого абстрактного принципа в том единственном смысле, в котором можно представить доказательства «реальности» теоретической конструкции, то есть ее истинности. На возражение, которое вы цитируете, а именно, откуда вы знаете, что это не просто изобретение теоретика, можно ответить только одним способом; рассматривая, насколько хорошо теория объясняет доказательства и насколько они значительны. Упорствовать с этим возражением перед лицом убедительного объяснения интересных фактов, то есть просить какое-то другое оправдание, было бы просто извращением.Чтобы убедиться в этом, мы можем перенести все обсуждение на физические науки. Предположим, например, что кто-то….

ВОПРОС: Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду, но мне бы хотелось, чтобы вы отреагировали на это, потому что я думаю, что вы просто используете это слово по-другому. Люди так говорят. Я бы истолковал их использование слова «психологическая реальность» как означающее, что это реально только в том случае, если в нее вовлечено достаточное количество людей, и участие в ней одного человека может быть просто идиосинкразическим и, следовательно, может быть психологически реальным для этого человека, но не поддается обобщению, как психологически реальный принцип.

CHOMSKY: Я не верю, что проблема воспринимается таким образом, но давайте взглянем на этот вопрос: разница между тем, что является идиосинкразическим, и тем, что является общим для некоторой группы. Отлично. Как мы это расследуем. Что ж, давайте останемся в рамках того, что называется, как мне кажется, вводящей в заблуждение терминологией, «лингвистическим свидетельством». Итак, предположим, что я исследую речь какого-то говорящего — скажем, себя — и обнаруживаю, что существует странный набор приемлемых и неприемлемых высказываний.Предположим, я рассматриваю вопросительные выражения. Я считаю, что некоторые из них имеют правильный формат (например, «кто, по вашему мнению, выиграл игру»), а другие — нет (например, «кто вы спрашивали, в какой игре выиграли», что означает: «кто такой человек x такой, что вы спросили, в какой игре выиграл x »). Предположим, теперь я обнаружил, что могу объяснить множество возможных и невозможных вопросов, допуская некоторые абстрактные принципы, которые ограничивают грамматику. Затем кто-то подходит и спрашивает, откуда вы знаете, что это не особенность. Мы знаем, как это выяснить: я смотрю на следующего человека и вижу, есть ли у него сопоставимый набор возможных и неприемлемых вопросительных выражений и сопоставимая система.Предположим, я обнаружил, что могу объяснить множество приемлемых и недопустимых высказываний этого человека по тому же принципу и так далее. Предположим, я иду и обнаруживаю, что тот же принцип также используется в объяснениях других явлений на этом языке или других языках. Все это называется «лингвистическим свидетельством». Давайте теперь предположим, как вы предлагаете. Затем первое исследование одного говорящего предоставляет доказательства психологической реальности этого абстрактного принципа для этого говорящего — то есть доказательства, подтверждающие теорию, включающую этот принцип, или, другими словами, доказательства, подтверждающие гипотезу о том, что теория и принцип верны, для этого динамика.Вы задаете вопрос, является ли результат обобщающим; заметьте, что это не вопрос о психологической реальности, а скорее вопрос об общности определенного вывода о психологической реальности.

ВОПРОС: Большинство людей, которые возражали против использования этого термина, возражали против этого значения.

ЧОМСКИЙ: Нет, это не так. Я уверен, что это не так. Аргумент не в том, что результаты не обобщают. Люди, которые задавали вопросы о «психологической реальности языковых конструкций», сказали бы, что доказательства, предоставленные первому говорящему, не подтверждают утверждение о психологической реальности этого говорящего, и не будут иметь значения, насколько обширны и убедительны эти доказательства. является; это как-то «неправильные доказательства».Так называемые «лингвистические свидетельства» могут, в принципе, только установить, что рассматриваемый принцип достаточен для объяснения, но каким-то образом не имеет отношения к этому загадочному качеству «психологической реальности». Демонстрация психологической реальности требует доказательства времени реакции или чего-то в этом роде. То есть для этого требуются так называемые «психологические доказательства».

ВОПРОС: Но, безусловно, психологическим доказательством будет наблюдение поведения, которое является общим для достаточного количества людей, чтобы стать психологическим доказательством.

ЧОМСКИЙ: Я этого не вижу. У нас вполне может быть так называемое «психологическое свидетельство» о конкретном человеке. Здесь есть две совершенно разные проблемы. Во-первых, есть ли у нас правильная теория для рассматриваемого человека; второй — является ли правильная теория для рассматриваемого индивида схожей в интересных отношениях с верной теорией для некоторого другого индивида. Это разные вопросы.

ВОПРОС: Индивидуальные различия в противоположность обобщенным различиям.

ЧОМСКИЙ: Хорошо. Но все обсуждение психологической реальности происходит в другом измерении. Это не имеет ничего общего с индивидуальными различиями и общими групповыми свойствами. Позвольте мне конкретизировать. Предположим, что принцип подчинения объясняет суждения определенного информанта о том, что является, а что нет, правильно сформулированным вопросом, как в примерах, которые я только что упомянул. Не вдаваясь в подробности, этот принцип утверждает, что мысленные вычисления должны быть «локальными» в четко определенном смысле, и на самом деле он обеспечивает объяснение явлений.Я ничего не показал о «психологической реальности» этого человека; Я только упомянул [это], как и многое другое, в рамках определенной теории грамматики. Стандартный ответ — это то, что объясняет, что он делает. Чтобы показать «психологическую реальность», нужно провести эксперимент, включающий время реакции и т. Д. Предположим, что затем я покажу, что для следующего человека, которого я изучаю, тот же принцип подчинения объясняет то, что этот человек делает, и для следующего человека. человек. Предположим, результат распространяется на другие явления и другие языки.Ответ все равно будет: вы еще не представили никаких доказательств «психологической реальности»; вы только показали, что у вас есть простая и элегантная теория, учитывающая множество фактов — а кто сказал, что природа проста? Напротив, считается, что даже самые слабые доказательства относительно времени реакции и т. Д. Имеют отношение к «психологической реальности». Свидетельства делятся на две разные логические категории: некоторые свидетельства помечены как «для объяснительных теорий»; другие свидетельства помечены как «психологическая реальность».Это негласное предположение, которое широко распространено в литературе вплоть до Сапира.

Опять же, я думаю, что можно увидеть, что не так во всей дискуссии, если перенести ее на физические науки и попытаться представить себе сопоставимую ситуацию. Представьте себе, что некоторые астрофизики разработали теорию о том, что происходит внутри Солнца, на основе наблюдений за светом, излучаемым с периферии Солнца. Предположим, они анализируют излучаемый свет и разрабатывают какую-то сложную теорию термоядерного синтеза и т. Д., А затем предположим, что кто-то приходит и говорит: «Ну, это очень интересно, но откуда вы знаете, что вы установили« физический синтез »? реальность? » Каковы ваши доказательства того, что постулируемые вами структуры, сущности, процессы и принципы обладают свойством физической реальности? » Что могли ответить ученые? Они могли только сказать: «Мы уже предоставили вам доказательства, которые оправдывают наше утверждение относительно физической реальности, а именно то, что если мы предполагаем наличие этих сущностей и т. Д., мы можем объяснить свойства света, излучаемого с периферии Солнца ». А затем предположим, что собеседник говорит: «Ну, это все очень интересно. Я согласен с тем, что у вас простая объяснительная теория, но как узнать, что то, что вы предполагали, реально? Возможно, световое излучение является результатом злонамеренных действий картезианского демона. Физики могли только ответить: «Мы сказали вам, что мы считаем реальным и почему. Мы будем рады найти больше доказательств, но поскольку ваше возражение не основывается на неадекватности доказательств, это не поможет.Кроме того, вы не представили на рассмотрение альтернативную объяснительную теорию ». У нас тупик.

На самом деле таких дискуссий в физических науках не бывает. Причина в том, что предполагаются определенные каноны рациональности, один из которых состоит в том, что заявление о демонстрации «физической реальности» является не чем иным, как заявлением о разработке внятной, мощной объяснительной теории, имеющей дело с некоторым диапазоном значимых явлений. Объясняемые явления — это то, что обеспечивает доказательства правильности, истинности, «физической реальности», если хотите, построений теории.Если бы мы приняли эти каноны рациональности в гуманитарных науках, мы бы сразу увидели, что вся дискуссия о «психологической реальности» просто неуместна. В той мере, в какой Сепир или кто-либо другой имеет убедительные «лингвистические доказательства» теории, постулирующей некую абстрактную структуру или процесс, именно в той степени он предоставил доказательства истинности этой теории, то есть «психологической реальности» ее строит в единственном значимом смысле этого слова.

ВОПРОС: Итак, вы говорите, если я правильно вас понимаю, что аргументы о психологической реальности сводятся к тому, что один человек просто говорит, что ваша правда — не моя правда.

ХОМСКИ: Я думаю, что все сводится к тому, что в гуманитарных науках часто преобладает совершенно иррациональное отношение. Например, предположение, о котором я уже упоминал, о том, что доказательства относятся к одной из двух категорий. Некоторые имеют ярлык «Я несу психологическую реальность», а именно исследования времени реакции и т. Д. Другие доказательства имеют ярлык «Я полагаюсь только на правильность теорий» — например, свидетельства о распределении фонем , о правильности предложений и т. д.Это не вопрос «моя правда против вашей правды»; скорее рациональности против иррациональности. Напомним, что проблема не в качестве свидетельств или их релевантности для выбора среди теорий, или в глубине или объяснительной силе теорий. Предполагается, что самый незначительный результат, касающийся времени реакции, влияет на «психологическую реальность», чего в принципе не могут сделать даже самые сильные и самые разнообразные «лингвистические свидетельства». Это как если бы кто-то пришел к физику и сказал: «Ваши свидетельства о Солнце имеют отношение только к свету, исходящему от солнечной периферии, и я не называю это свидетельством о« реальности ».«Для меня свидетельства о« реальности »ограничиваются экспериментами в лаборатории, расположенной внутри Солнца, где вы действительно наблюдаете, как водород превращается в гелий и так далее». Это явно абсурд.

Что я считаю замечательным в наших дисциплинах вплоть до настоящего времени, так это то, что основной подход естественных наук так часто отвергается. Откровенно говоря, я считаю, что это одна из причин, почему так много психологии никогда ничего не добьется: она отказывается принимать каноны рациональности, которые были стандартом в естествознании на протяжении веков.Одним из таких примеров является априорное возражение против теоретических построений, выходящих за пределы произвольного уровня сложности и абстрактности. Всю любопытную историю бихевиоризма можно было бы прочитать как серию вариаций на эту тему. И спор о психологической реальности — еще один тому пример. Если бы кто-то утверждал, скажем, что у него есть доказательства психологической реальности принципа подчинения, что он может использовать их для объяснения таких-то фактов о форме и интерпретации языковых выражений, ответа не было бы: «Ваши доказательства недостаточно веские.«Это было бы рациональным ответом. Кто-то может сказать, что это интересно, но я не думаю, что доказательства очень убедительны, а теория кажется довольно поверхностной. Это рациональный ответ, возможно, даже правильный. Но вы слышите не такой ответ. Ответ….

ВОПРОС: Когда они говорят, что он недостаточно сильный, имеют ли они в виду, что они в принципе согласны с вашим основным методом?

ХОМСКИЙ: Нет, это неправда.

ВОПРОС: Возможно, они не согласились с тем, как вы туда попали.

ХОМСКИ: Нет, я тоже не думаю, что это все. Я думаю, что происходит следующее: например, эксперименты, связанные с памятью или временем реакции, рассматриваются как свидетельство «психологической реальности», в то время как свидетельства так называемого «лингвистического» типа в принципе рассматриваются как не дающие никаких доказательств. свидетельства вообще о психологической реальности. Так что дело не в том, что лингвистические доказательства не слишком убедительны. Скорее дело в том, что это свидетельство неправильного типа, и поэтому независимо от того, сколько еще таких свидетельств вы накопите, будет дана такая же критика.Это просто иррационально, как только начинаешь анализировать, вся долгая дискуссия с самого начала теряет смысл.

ВОПРОС: Хотел бы узнать вашу реакцию. к чему-то конкретному. Люди обвиняли вас в пренебрежении важностью окружающей среды в ваших представлениях о структуре языка и теории языка, и, насколько я помню, вы неоднократно отрицали это.

ХОМСКИЙ: Позвольте мне начать с того, что, надеюсь, не вызывает споров. А именно, есть что-то характерное для человеческого вида — есть какое-то видоспецифическое свойство, некоторая часть биологических способностей человека, которая способствует развитию языка в уме.То есть язык не растет в камне или птице при сопоставимых условиях стимуляции. Надеюсь, это очевидно. Таким образом, в человеческом разуме есть что-то, что играет роль в определении того, что знание языка развивается в этом разуме. Второй момент, который столь же очевиден, заключается в том, что на то, как язык растет в уме, будет влиять природа внешней среды; то есть, если мы вырастем в Соединенных Штатах, мы научимся говорить по-английски, а если мы вырастем в некоторых частях Восточной Африки, мы научимся говорить на суахили.Это снова очевидно. Итак, ясно, что существует некоторая биологическая способность, которая отличает нас от камней, птиц, обезьян и так далее; Ясно, что это не просто сенсорная способность, потому что мы можем легко перевести язык в другую сенсорную модальность, доступную птицам или обезьянам, и то же самое наблюдение справедливо. Итак, есть некоторая ментальная характеристика, если хотите, что-то в нашей природе, которая отражается в структуре и росте определенного ментального органа и составляет внутренний, врожденный вклад в развитие языка.И есть также факторы окружающей среды, которые имеют как запускающий, так и формирующий эффект на рост этого внутренне детерминированного «ментального органа».

Кстати, важно различать срабатывание и формирующий эффект. Для функционирования и развития данной системы могут потребоваться определенные условия, даже если они не влияют на ее развитие; другие условия могут определять, как система функционирует и развивается. Рассмотрим, например, развитие зрительной системы млекопитающих.Сообщалось, что контакт матери с новорожденным является предпосылкой для развития нормального восприятия глубины, например, у овец. Предположим, что это так. Тогда мы могли бы сделать вывод, что какое-то социальное взаимодействие оказывает пусковое воздействие на рост и функционирование биологически детерминированной системы, но не (по крайней мере, не обязательно), что оно формирует этот рост и функцию. Напротив, распределение горизонтальных и вертикальных линий в поле зрения, по-видимому, формирует рост зрительной системы млекопитающих.Разделить пряди может быть непросто, но концептуальное различие важно. Ясно, что ни контакт матери с новорожденным с его предполагаемым запускающим эффектом, ни распределение линий в поле зрения с его очевидным формирующим эффектом не будет определять, что зрительная система будет системой зрения кошки, а не кролика или пчелы. Но для того, чтобы система могла развиваться или функционировать определенным образом, должны быть выполнены условия запуска, и условия формирования будут играть роль в определении и артикулировании этого роста и функции.Точно так же в случае с языком некоторые типы социального взаимодействия могут играть пусковую роль, и нет сомнений в том, что факторы окружающей среды играют формирующую роль.

Итак, в развитии языка есть внутренний, генетически детерминированный фактор; Термин «универсальная грамматика», как я уже упоминал, часто используется для теории, которая пытается охарактеризовать один фундаментальный компонент этого аспекта генотипа. И есть несколько факторов окружающей среды, которые запускают и формируют рост языка, поскольку биологически заданная способность растет и созревает в первые годы жизни.Таким образом, проблема состоит в том, чтобы выделить эти отдельные вклады. То, что они оба существуют, не подлежит сомнению, по крайней мере, среди рациональных людей. Проблема состоит в том, чтобы разделить и идентифицировать их (и, более того, выделить триггерные и формирующие факторы среди факторов окружающей среды).

Теперь, переходя к вашему вопросу, вполне возможно, что в моих собственных усилиях по разделению этих факторов я имел тенденцию пренебрегать факторами окружающей среды, и, на мой взгляд, даже более вероятно, что я был склонен недооценивать врожденные факторы. одаренность из-за неадекватного и поверхностного понимания универсальной грамматики.Но это вопрос факта — интересный и очень важный вопрос факта. Чтобы показать, что я не уделял достаточно внимания окружающей среде, нужно было бы продемонстрировать, что в конкретных предложениях, которые я сделал, где я пытался рассматривать определенные явления с точки зрения принципов универсальной грамматики, на самом деле эти явления следует объяснять, скажем так, как отражение некоторого фактора окружающей среды.

Чтобы быть конкретным, рассмотрим еще раз пример, который мы уже вкратце обсуждали, а именно правило формирования вопросов в английском языке.Выбирая стандартные примеры, мы знаем, что вопросительные выражения «кто, по вашему мнению, выиграет игру» или «во что вы верите, что Джон сказал Мэри, что Билл видел» правильно сформированы таким образом, чтобы выиграть игру »или« кто вы спрашивали, какая игра выиграет? »или« кому вы верите в утверждении, которое видел Джон ». Я пытался объяснить такие факты на основе принципов универсальной грамматики, скажем, принципа подчинения, о котором я уже упоминал. Теперь кто-то другой может прийти и сказать: «Нет, это просто идиосинкразические свойства, отражающие факторы окружающей среды».Вы пытались сказать «плохие» предложения, и ваша мать хлопнула вас по запястью. Или что-то типа того. Вот как вы пришли к различию. Что ж, здесь, очевидно, есть фактический вопрос.

ВОПРОС: Может, вы их просто никогда не слышали.

ЧОМСКИ: Что ж, тот факт, что вы никогда не слышали предложения, которые, как вы знаете, были неправильно сформированы, не помогает, потому что также очень маловероятно, что вы слышали те, которые, как вы знаете, были правильно сформированы, или что-то похожее на них. Вы все время говорите много того, чего никогда не слышали.Например, вряд ли мы с вами слышали, чтобы кто-нибудь сказал: «Кто Мэри сказала Сэму, что Том, скорее всего, увидит». Мы никогда не слышали этого раньше и, вполне возможно, никогда раньше не слышали экземпляров этой последовательности категорий, но мы знаем, что это правильно построенное предложение. Таким образом, тот факт, что я не слышал неправильное предложение, ничего не объясняет, потому что среди вещей, которые я никогда не слышал, некоторые из них я распознаю как правильно сформированные предложения и даю интерпретацию, а другие я признаю как неправильно сформированные предложения. хотя часто я прекрасно знаю, какое значение они имели бы, если бы были правильно составлены.

Все это возвращает нас к самому элементарному свойству языка, его дискретной бесконечности, из которой мы сразу видим, что когда-либо была услышана только тривиальная часть, и эта часть, которую мы никак не можем вспомнить. То есть никто не может вспомнить, слышал ли он конкретное предложение или тип предложения, за тривиальными исключениями. Чтобы показать, что эти явления что-то отражают в окружающей среде, нужно показать что-то о конкретном обучении или что-то в этом роде.Потребуются доказательства, чтобы показать, что эти явления являются отражением окружающей среды. Если бы такое объяснение могло быть представлено, если, например, можно было бы дать какое-то объяснение явлений, касающихся правила формирования вопросов, на основе факторов окружающей среды, я бы определенно хотел взглянуть на это. Однако мы обнаруживаем нечто совершенно иное. А именно, люди утверждают, что факторы окружающей среды имеют решающее значение, но не предлагают никакого объяснения рассматриваемых фактов с точки зрения таких предполагаемых факторов.И до тех пор, пока они не дают какой-либо умеренно правдоподобной версии с точки зрения предполагаемых факторов окружающей среды, все, что я могу сказать, это то, что они не привлекают мое внимание. Не очень интересно, если кто-то заявляет, что что-то является результатом окружающей среды или стихийного бедствия, или электрических штормов поблизости, или чего-то еще, если они не предоставляют какую-то объяснительную схему, которую можно хотя бы исследовать.

ВОПРОС: Я хотел бы знать, что конкретно вы использовали бы, чтобы показать, как среда играет роль в усвоении языка.

ЧОМСКИЙ: Достаточно легко найти конкретный пример. Тот факт, что я называю эту штуку столом, а не сулханом, что я бы сказал, если бы выучил иврит, явно отражает тот факт, что я вырос в Соединенных Штатах, а не в Израиле.

ВОПРОС: Да, но как насчет самого конкретного языка?

ХОМСКИ: Ну, есть вещи, которые, безусловно, являются отражением окружающей среды. Например, пример, который я только что упомянул, или тот факт, что подробная фонетика моей речи очень похожа, я уверен, на небольшую группу людей, которые были вокруг меня в детстве.В основном мои сверстники, а не родители. Этот факт, несомненно, связан с факторами окружающей среды в развитии языка.

ВОПРОС: Вы можете время от времени говорить с небольшим филадельфийским акцентом, как это делаю я.

ЧОМСКИ: Все, что мне нужно сделать, это послушать себя на магнитофоне, чтобы убедиться, что это не так уж и мало — хотя я не жил там больше двадцати пяти лет. Но похоже, что у ребенка разовьются подробные фонетические характеристики своих сверстников, и что они, как правило, в значительной степени сохраняются после подросткового возраста.Так, например, ребенок родителей-иммигрантов будет говорить, как его одноклассники, и будет делать это с фантастической точностью воспроизведения, намного превосходящей все, что требуется для коммуникативной эффективности и тому подобного. Например, если бы я говорил с немного другой фонетикой, никто бы этого даже не заметил, но дело в том, что в нас есть что-то, что заставляет нас в невероятной степени имитировать свойства фонетической среды, в которой мы живем в раннем возрасте. этап детства.Это яркий пример влияния окружающей среды на развитие речи в рамках определенного языка. Конечно, есть много других на каждом уровне языковой структуры и использования языка.

ВОПРОС: Вы знаете примеры, которые антропологи использовали в течение многих лет о различиях между навахо и английским языком, о том, что навахо и хопи имеют другое структурное качество, которое, кажется, в большей степени сосредоточено вокруг глагола, а не существительного. Считаете ли вы это функцией окружающей среды?

ЧОМСКИЙ: Сначала я хотел бы установить факты.Только в последние несколько лет были проведены исследования навахо и хопи, в частности, достаточного уровня глубины, чтобы такие вопросы могли быть серьезно подняты. Фактически, качественный прогресс в лингвистических исследованиях навахо и хопи, в частности этих двух случаев, произошел, потому что впервые коренные американцы, для которых эти языки являются родными, получили адекватную лингвистическую подготовку, в основном моим коллегой Кеном Хейла из Массачусетского технологического института, чтобы они могли начать изучать свои языки так же, как мы изучаем английский.Я считаю, что это привело к значительному прогрессу в уровне проводимых исследований, так что теперь, возможно, можно впервые начать поднимать вопросы, на которые люди давали всевозможные сомнительные ответы в прошлом. . Я не уверен, что что-либо из того, что вы предлагаете, пока может быть подтверждено. Правда, эти языки отличаются, скажем, от английского во многих отношениях, а это, несомненно….

ВОПРОС: Давайте просто предположим, что если вы возьмете говорящего на навахо и говорящего по-американски, и вы переведете навахо на английский, но вы сделаете это, американский говорящий скажет: «Я умираю», а говорящий на навахо скажет: «Смерть — это происходит со мной.«Навахо, кажется, произносят вещи, которые иллюстрируют их взгляд на себя в мире, где действие находится в центре вещей, а не существительные.

ЧОМСКИЙ: Я не понимаю, что это значит. Английский конечно….

ВОПРОС: Если я говорю «смерть происходит со мной» вместо «я умираю», в чем разница между этими двумя утверждениями?

ХОМСКИ: Ну, если я говорю: «Я умираю», смерть в любом случае не является действием. Думаю, никто, ни навахо, ни мы, не умирает от действий.И, конечно же, английская грамматика в решающей степени основана на структуре глаголов и отношениях именных и других категорий с глаголами, а также на том, что было названо «тематическими отношениями» между именными фразами и глаголами и так далее. Возможно, окажется, что в этом отношении между навахо и английским есть какое-то различие, но я хотел бы увидеть доказательства раньше … Я хотел бы увидеть связный вопрос.

ВОПРОС: Ну, а разница между этими двумя высказываниями: в первую очередь, они связаны с биологией или окружающей средой?

ХОМСКИ: Какие различия могут быть, очевидно, экологические.То есть я не говорю предложение на навахо, а навахо не произносит предложение на английском языке, но я предполагаю, что нет значимого различия в генотипе. Мы подчиняемся тем же принципам универсальной грамматики.

ВОПРОС: Итак, в окружающей среде есть что-то, что привело к появлению этой другой структуры.

ЧОМСКИЙ: Если есть. Но это верно даже на уровне звуков, которые мы производим. Мы производим разные звуки, разные слова, иная их организация и так далее.Вы поднимаете вопрос, отличаются ли концептуальные структуры, связанные с этими высказываниями, и я просто думаю, что мы не знаем.

ВОПРОС: Там было два вопроса. Было первое, о котором вы упомянули впервые, и было другое, а именно: производит ли что-то в окружающей среде различие, которое мы замечаем как различие. Вы хотите сказать, что, может быть, на самом деле нет никакой разницы?

ЧОМСКИЙ: На уровне концептуальной структуры? Сначала мы должны увидеть, есть ли разница на уровне концептуальной структуры.Если есть, то это будет из-за окружающей среды. Что еще это может быть? Я не думаю, что мы с вами генетически отличаемся от говорящего на навахо в каком-либо значимом отношении. Фактически, везде, где мы можем найти различие в фонетической, синтаксической или концептуальной структуре, мы, естественно, будем предполагать, что это каким-то образом связано с факторами окружающей среды.

ВОПРОС: Возможно ли, чтобы чистый навахо, рожденный только из племени навахо, унаследовал какие-то структурные различия своего языка?

ЧОМСКИ: Это, конечно, логическая возможность, но я не думаю, что кто-то воспринимает это всерьез.Конечно, это никогда не изучали систематически, но имеющиеся у нас свидетельства определенно свидетельствуют о том, что, скажем, если бы я усыновил ребенка навахо, этот ребенок вырастет и будет говорить по-английски, как если бы он был моим собственным ребенком. То есть нет никаких известных мне свидетельств дифференциации человеческого вида на языковые типы. Есть люди, которые утверждают это: Дарлингтон, например, если я правильно помню. Но я сомневаюсь, что кто-то отнесется к этому серьезно.

ВОПРОС: Это не та точка зрения, которую вы бы приняли, или нет?

ЧОМСКИЙ: Это возможно.Насколько я понимаю, это меня не сильно удивило бы и не было бы особенно интересно. Есть и другие аспекты, в которых люди отличаются друг от друга генетически — рост, вес, цвет кожи, длина волос и многое другое — и вполне возможно, что они также отличаются в некотором маргинальном отношении в отношении ментального органа языка. Но если такая разница вообще есть, я бы предположил, что она находится на такой удаленной периферии, что исследовать ее в настоящее время было бы совершенно бессмысленно.

ВОПРОС: Некоторых людей беспокоит использование вами слова «орган языка». Что касается структуры, они считают, что было бы довольно упрощенно сказать, что язык — это такой орган, как сердце или печень, и что это искажение очень динамичной и сложной системы.

ЧОМСКИЙ: Любопытный аргумент. Предположим, на самом деле, что язык — это, как полагают такие критики, чрезвычайно сложная система — давайте предположим для обсуждения, что языковая система намного сложнее, чем, скажем, сердце или зрительная система.Затем мы замечаем кое-что еще: эта очень сложная система, которая, как мы предполагаем, намного превосходит другие физические системы по сложности, тем не менее, развивается по существу одинаковым образом у разных людей. Мы с вами прекрасно можем поговорить о какой-то теме, которую никогда раньше не обсуждали, что, по-видимому, означает, что эта изумительно сложная система в вашем мозгу развивалась более или менее так же, как она развивалась в моем мозгу. Итак, сейчас мы рассматриваем следующее предположение или смесь предположения и факта: (1) развивающаяся система языка очень сложна и выходит далеко за рамки физических органов; (2) то, что является очевидным фактом, а именно то, что он по существу одинаков в значительном диапазоне среди людей.Теперь вывод, который следует из этих предположений, состоит в том, что основные свойства всей системы генетически детерминированы. Структурные свойства и функции этой системы и ее взаимодействия с другими когнитивными структурами должны в значительной степени определяться внутренне, если на самом деле системы выдающейся сложности и замысловатости развиваются по существу единообразным образом в среде, которая явно не артикулируется и не дифференцируется в чем-то вроде достаточного. деталь, чтобы исправить эти специфические свойства.Это может показаться неизбежным следствием, если мы действительно предположим, вместе с упомянутыми вами критиками, что полученная система является системой очень высокого уровня сложности и специфической структуры. Но это просто означает, что мы пришли к выводу, что вполне уместно рассматривать «языковую способность» как, по сути, «умственный орган» в том смысле, который я предложил; то есть предположить, что он генетически детерминирован со значительными и конкретными деталями как один из компонентов разума, нервно представленный каким-то еще неизвестным образом.Нет другого способа учесть высокую степень сложной, специфической структуры и равномерности роста системы.

Я думаю, что для таких областей, как психология и лингвистика, может оказаться полезным переносить те вопросы, которые они поднимают, в область физических наук, потому что очень часто, когда вы это делаете, вы видите, что вопросы сформулированы плохо. Я думаю, что это как раз тот случай. Предположим, кто-то придет и скажет: «Послушайте, я не верю, что развитие сердца, системы кровообращения или зрительной системы» — я не верю, что что-то из этого предопределено генетически.Я думаю, что их усваивает эмбрион; то есть эмбрион пробует самые разные вещи и обнаруживает, что система кровообращения, кажется, работает лучше всего, или, возможно, есть какой-то фактор окружающей среды, о котором мы еще не знаем, который подкрепляет случайные эксперименты развивающегося эмбриона, определяемые подкрепление того, что оно развивает сердце, а не какую-то другую систему; так в организме развивается сердце. Вот почему у человеческого эмбриона вырастают руки-крылья. Это отражение эмбриологической среды.Эмбрион пробует множество возможностей, и руки, кажется, работают лучше, чем крылья или что-то в этом роде. Если бы такое предложение было сделано, люди даже не потрудились бы высмеять его.

Возьмем пример из постнатального развития; возьмем, скажем, начало полового созревания. Предположим, кто-то приходит и говорит: «Я думаю, люди узнали, что если они не пытаются или не пытаются достичь половой зрелости, то их друзья смеются над ними, а родители наказывают их; и если они попытаются, они будут вознаграждены.Просто нужно копировать других людей, переживших половое созревание. Опять же, подобные предложения не стали бы даже объектом насмешек. Все, даже не обсуждая это, предполагают, что все, что я только что описал, генетически детерминировано.

Но давайте спросим, ​​почему эти предложения такие нелепые. Это интересный вопрос. Это не потому, что мы знаем ответ на вопрос, как происходит внутриутробный рост. Об этом мало кто знает. Никто не может сказать вам, что в генах определяет рост органов или, скажем, наступление половой зрелости.Тем не менее, считается само собой разумеющимся, что во всех этих случаях это генетически детерминированный процесс созревания. Почему? Ну, только из-за высокой степени специфичности и единообразия процесса или результата процесса — существует такой качественный разрыв между такой степенью специфичности и единообразия, с одной стороны, и стимулированием окружающей среды, с другой, что немыслимо, чтобы эти события отражают некоторые свойства окружающей среды.

Давайте вернемся и посмотрим на языковой случай.Заметьте, что, исходя из вашего собственного предположения, тот же вывод имеет значение fortiori, потому что на самом деле критики, которых вы цитируете, предполагают, что языковая система даже более сложна, чем любые физические органы, которые, как считается, определяются генетическими особенностями. И, конечно же, развитие этой чрезвычайно сложной системы у людей происходит довольно равномерно. Таким образом, происходит единообразное развитие еще более сложной системы, без очевидной возможности, насколько нам известно, связать ее с факторами окружающей среды.

ВОПРОС: Я думаю, что когда вы говорите о печени и сердце, это не кажется побочным продуктом взаимодействия, скажем, между психической и соматической жизнью. Вы получаете такие вещи, как язык, вы получаете структуру и процесс, которые являются побочным продуктом взаимодействия между умственной и физической жизнью.

ХОМСКИ: Но это возвращается к моей исходной точке. Почему мы должны отказываться от обычных канонов рациональности, когда мы обращаемся к изучению ума? Конечно, верно, что изучение разума имеет отношение к другим системам, нежели обычное изучение тела.Но вопрос, который я задаю, заключается в том, почему мы должны отказываться от подхода, который мы считаем само собой разумеющимся при изучении тела, когда мы обращаемся к изучению ума. Вы говорите, что это связано с умом, поэтому он работает по-другому. Но это не ответ на вопрос.

ВОПРОС: Нет, я сказал, что это связано с отношениями между телом и разумом.

ХОМСКИ: Итак, почему мы должны отказываться от нормальных канонов рациональности, когда мы говорим о взаимоотношениях тела и разума, учитывая, опять же, что изучение разума — это исследование очень плохо изученной физической системы, проводимое в соответствующий уровень абстракции.

ВОПРОС: Не думаю, что вам стоит.

ЧОМСКИЙ: Ну, если не будем; тогда те же самые соображения, которые заставляют нас считать само собой разумеющимся, что существует генетически детерминированный процесс созревания в ходе роста физического органа, заставят нас предположить a fortiori, что то же самое верно и в отношении роста психических органов. Такой подход оказывается не только разумным, но и удачным — насколько мне известно, единственно успешным.

ВОПРОС: Но я хочу сказать, и мне бы хотелось, чтобы вы отреагировали на это, что, очевидно, разум может влиять на тело, а тело может влиять на разум.Никто в здравом уме не подумает, что разум может в своем структурном развитии влиять на структуру сердца или структуру печени.

ЧОМСКИЙ: Это абсолютно неверно. Возьмите изучение психосоматической медицины.

ВОПРОС: Вы просто меняете структуру. Вы рождены со структурой сердца.

ЧОМСКИЙ: Вы рождены со структурой языка. Я не знаю никаких оснований полагать, что существует какое-либо фундаментальное различие в том, в каких отношениях человеческий эмбрион на самой ранней стадии имеет потенциальную структуру сердца, с одной стороны, и потенциальную структуру языка, с другой.

ВОПРОС: Но это не проявляется в языке до первого года жизни. Вы можете посмотреть на сердце, когда оно выйдет. Вы можете увидеть его структуру.

ЧОМСКИЙ: Вот почему я привел пример полового созревания. Очевидно, постнатального физического развития достаточно; на самом деле, у людей происходит интенсивное нервное созревание, которое происходит после рождения, особенно у людей. Кто-нибудь сомневается в том, что рост дендритов в возрасте от двух до четырех лет определяется генетически? Они думают, что это отражение окружающей среды? Фактически, возьмите исследование созревания, которое происходит в зрительной системе после рождения.Или возьмем даже драматические случаи генетически детерминированного созревания, например, половое созревание; или, если уж на то пошло, смерть, которая наступает спустя много времени после рождения, но генетически детерминирована. Мы полны решимости стать организмом, который умрет через столько лет. Очевидно, что физический рост происходит после рождения; никто не думает, что этому научились. Никто не думает, что детей заставляют расти до семнадцати лет или около того, а потом их больше не подкрепляют, поэтому они перестают расти. Это абсурд.Нет определенного момента, скажем, рождения, в который обязательно начинают происходить качественно разные вещи. Многие аспекты нашего физического развития протекают генетически детерминированным образом уже после рождения, конечно же, вызванные и сформированные определенным образом факторами окружающей среды — как это также верно и в отношении эмбриологического развития. Например, начало полового созревания зависит от уровня питания в значительных пределах и, следовательно, зависит от факторов окружающей среды. Но разве кто-нибудь запутается в этом и думает, что мы учимся достигать половой зрелости? Конечно нет.Насколько я могу судить, насколько у нас есть доказательства, по крайней мере….

ВОПРОС: Вы научитесь с этим справляться.

ХОМСКИЙ: Но я хочу вернуться к следующему. Исходя из самого предположения, которое вы предложили, а именно, что языковая система намного сложнее, чем очевидные физические системы тела, что может быть, а может и не быть правдой, но если это правда, то a fortiori вы пришли к предположению, что это случай строго детерминированного созревания и специфического развития в генетически специфическом направлении.

ВОПРОС: Какое значение имеют текущие исследования в области сравнительной психолингвистики (недавние попытки дрессировать шимпанзе и / или обезьян с помощью языка жестов или любого другого метода)?

ЧОМСКИ: Исследования, которые были проведены до сих пор, я думаю, интригуют. Некоторые из них — например, Премака — кажутся весьма интересными. Они рассказывают нам кое-что об интеллекте шимпанзе. Что касается языка, то, я думаю, эта работа показала то, что кто-то предсказал заранее.А именно, насколько нам известно, даже самые элементарные характеристики человеческого языка полностью недоступны для обезьян, которые в остальном разделяют многие когнитивные способности человека. По крайней мере, это результат той работы, о которой сообщалось на данный момент. Например, возьмите свойства, которые я упоминал ранее, когда начинал перечислять наиболее элементарные свойства языка, например тот факт, что язык включает дискретную бесконечность высказываний, основанных на рекурсивных правилах, включающих фразы, построение более сложных фраз путем рекурсивного встраивания различных конструкций и так далее.Как я уже упоминал, это самые поверхностные и рудиментарные свойства человеческого языка, и, похоже, нет ничего даже отдаленно аналогичного в системах, которые кропотливо навязываются обезьянам. Думаю, именно этого и следовало ожидать. Почему мы должны этого ожидать? Потому что, если бы это оказалось вопреки тому, что было показано до сих пор, если бы оказалось, что обезьяны действительно обладают чем-то вроде способности к человеческому языку, мы бы столкнулись с своего рода биологическим парадоксом. Мы столкнемся с чем-то аналогичным, скажем, открытию на ранее неизведанном острове, что существует вид птиц со всеми механизмами для полета, который никогда не думал о полете, пока кто-нибудь не придет и не обучит его и не скажет: смотри, ты можешь летать.Это не невозможно, но настолько маловероятно, что никто не воспримет такую ​​возможность всерьез.

Конечно, есть возможности, которые никогда не реализуются; например, возьмем номерной емкости. Это, без сомнения, генетически обусловленная способность, но она никогда не проявлялась в человеческой жизни, пока человеческая эволюция не была по существу завершена. Так что это неудивительно. Однако было бы весьма удивительно следующее: предположим, что организм обладает определенной способностью, и предположим, что в нормальной жизни существуют обстоятельства, позволяющие использовать эту способность.И предположим, кроме того, что проявление этой способности дало бы огромные селекционные преимущества. И предположим, наконец, что емкость никогда не будет использована. Это было бы очень странным явлением. Я был бы удивлен, если бы были примеры этого в естественной истории или в биологической эволюции. Я думаю, что любой биолог был бы удивлен, обнаружив что-нибудь в этом роде. Но это то, во что люди, так или иначе работающие с обезьянами — многие из них, но не все, — похоже, верят в правду. И хотя вы не можете исключить априори, это кажется мне довольно далеким, очень экзотическим верованием и, безусловно, тем, в пользу которого не поступало никаких доказательств.Так что я склонен отклонить это как — мне кажется… Том Себеок однажды описал это как пример «жалкого заблуждения», давней тенденции наделить природу человеческими качествами. Полагаю, это еще один случай того.

Мне кажется, что такого рода исследования могут иметь вполне разумный смысл в качестве метода изучения интеллектуальных способностей обезьян, хотя, возможно, вызывает сомнение то, является ли это лучшим способом решения этого вопроса. Можно найти гораздо более существенные проявления интеллекта обезьян, изучая то, что они делают естественным образом, вместо того, чтобы обучать их задачам, отдаленно аналогичным ранним проявлениям определенных человеческих способностей.Точно так же было бы сомнительной исследовательской стратегией при изучении человеческого интеллекта пытаться заставить человеческих детей вести себя как обезьяны. Можно чему-то научиться, но не кажется очевидным, что это наиболее разумный способ подойти к проблеме исследования способностей определенного вида. Собственно, именно по этой причине мне кажется, что работа Премака представляет значительный интерес. Он не просто пытается заставить обезьян вести себя, как если бы они выглядели забавно, но, скорее, прямо исследовал их интеллектуальные способности.В этом нет ничего плохого, это очень важное направление исследований. И мне кажется, повторюсь, что в отношении языка то, что до сих пор было обнаружено и что, как я ожидаю, будет найдено, является примерно тем, чего вы ожидаете, что обезьянам не хватает зачатков чего-либо, сопоставимого с человеческим языком, по крайней мере в любой области, в которой что-либо известно о человеческом языке и, очевидно, значение аналогий, в лучшем случае сомнительных, по существу ноль вне таких областей. Точно так же вы можете заставить людей прыгать все дальше и дальше, но они никогда не будут летать.

ВОПРОС: Каковы наиболее важные и перспективные приложения исследований в области психологии языка и познания? Например, в терапии, в обучении и т. Д.

ХОМСКИ: Я считаю, что именно практикующие, терапевты, учителя и так далее должны будут исследовать эти вопросы. С моей стороны было бы ужасно самонадеянно даже что-то предлагать. Поскольку у меня нет опыта, у меня нет особых знаний по этим вопросам; Для меня было бы особенно неуместно высказывать неожиданные комментарии или предложения, потому что вопросы не академические, а имеют важные человеческие последствия.У меня, конечно, есть мнения, и иногда я их высказываю, но они не основаны на каких-либо специальных знаниях, которыми я могу обладать.

ВОПРОС: Считаете ли вы, что область языка и познания, как некоторые полагают, находится в состоянии перехода в поисках новой теории или парадигмы? Если да, то какая теория, по вашему мнению, появится или появляется в настоящее время?

ЧОМСКИ: Я тоже ищу новую теорию, и всегда искал. На самом деле, я не понимаю, как кто-то может делать что-то по-другому.Вы упоминаете парадигмы. Я думаю, когда Том Кун обсуждал парадигмы, он имел в виду крупные научные революции. Вы знаете, галилеевская революция или Эйнштейн или что-то в этом роде. Но мне кажется, что это удешевляет, унижает всю концепцию, применяя ее к….

ВОПРОС: Вы хотите сказать, что не думаете, что не участвовали в крупной научной революции в психологии?

ХОМСКИЙ: Что ж, сравнивать это с революциями в естественных науках совершенно некорректно.Работа, с которой я был связан, имеет более ранние предшественники и очень определенно и явно строится на них. Есть различия во взглядах, но, честно говоря, я не думаю, что предлагал что-либо в гуманитарных науках, кроме того, что я подчеркивал здесь снова и снова, а именно, давайте применим каноны рациональности, которые считается само собой разумеющимся в естественных науках. И когда мы это сделаем, некоторые вещи станут довольно очевидными. Помимо этого, я пытался раскрыть свойства определенной когнитивной системы.

ВОПРОС: Если вы на самом деле не революционизировали идеи, возможно, вы революционизировали интересы.

ХОМСКИ: Мне кажется, что все, что я делал в изучении языка или в других областях, едва ли больше, чем применение нормальных стандартов рациональности, которые веками считались само собой разумеющимися в естественных науках, к явлениям в мире. эти поля. Когда вы это делаете, некоторые вещи сразу становятся очевидными. Например, сразу очевидно, что язык включает дискретное бесконечное количество конструкций, что грамматика включает итерационные правила нескольких типов.Вот где начинается серьезная работа, и я действительно думаю, что за последние 30 лет или около того было разработано и исследовано много довольно интересных идей, исследуя эти вопросы, то есть в работе над генеративной грамматикой. Но кажется почти очевидным, что общий подход является естественным, хотя было бы трудно реализовать его без стимулов развития теории формальных систем в прошлом веке.

Я чувствую то же самое относительно нашего обсуждения когнитивных структур как «ментальных органов», то есть о модульной, а не единой теории разума, а также о большом значении врожденных детерминант умственного роста.Опять же, все это кажется прозрачным, как только вы отвечаете на вопросы беспристрастно. Или возьмем вопросы, которые мы обсуждали относительно «психологической реальности». Опять же, то, что кажется фундаментальной ошибкой, подрывающей всю дискуссию по этому вопросу, становится достаточно ясным, как только мы отбрасываем определенные предрассудки. На самом деле, в общем, поскольку мы можем отделить определенные слои традиционного догматизма, мне кажется почти очевидным, каким должен быть общий способ действий. Я бы не стал рассматривать это как «смену парадигмы».«Я также не думаю, что многие из модных сейчас разговоров о повторяющихся сменах парадигм имеют смысл. Это поразительно в социальных науках … Я читал статьи лингвистов и психологов, в которых говорится о сдвигах парадигм, которые происходят каждые два года или около того. В физике они бывают раз в два столетия. Это полная чушь. Конечно, мы должны постоянно искать новые теории. Существующие теории в этих областях безнадежно неадекватны, и поэтому мы пытаемся улучшить их или построить на новой основе.Если бы я принял сейчас то, что сам предлагал двадцать лет назад, я бы ушел с поля. Этого было бы достаточно, чтобы показать, что заниматься этим не стоит.

ВОПРОС: Двадцать лет назад вы предложили нечто, оказавшее фундаментальное влияние на развитие как лингвистики, так и психологии. Вы начали движение, которое, возможно, могло бы произойти без вас, я не знаю, но трудно поверить, что бихевиоризм исчезнет так быстро, как это произошло без того воздействия, которое вы на него оказали.Я знаю, что трудно смотреть на себя с исторической точки зрения, но мне кажется, что вы действительно оказали довольно серьезное влияние на переход от очень сильно ориентированной на бихевиоризм профессии к профессии, которая в настоящее время сильно отличается.

ЧОМСКИ: Я думаю, что бихевиоризм в любом из его вариантов, по сути, исчерпал себя. Его достижения должны быть поглощены психологией будущего, но необходимо было сломать мертвую хватку мысли, которую она наложила, и двадцать лет назад — если воспользоваться моментом времени, о котором вы упомянули, — это происходило с нескольких точек зрения.Говоря более фундаментально, я считаю, что необходимо отделить психологию от ее предшественников в эмпирической теории обучения и заново подойти к ее проблемам. Если вы спросите, чем должна заниматься психология, какую новую теорию она должна искать, я чувствую — повторяю еще раз, — что ей следует делать, это пытаться изучать человеческий разум, его рост и его проявления так же, как мы изучаем любые сложная проблема в естествознании. Мы должны попытаться изолировать определенные подсистемы, которые вступают в очень сложное взаимодействие во всеобъемлющей абстрактной системе, которую мы называем разумом, а также найти физическую основу для этих конкретных систем, если сможем.Нам следует искать принципы, которые управляют структурой и функционированием этих систем, а также их взаимодействием, а также мы должны попытаться выявить и выявить врожденные свойства, которые определяют их рост. Думаю, именно здесь и возникнут важные теории. Возможно, кто-то предложит радикально новый способ мышления по этим вопросам, но не очевидно, что он требуется, по крайней мере, в отношении вопросов, которые мы сегодня обсуждали.

Есть много вопросов, которые мы вообще не обсуждали — например, вопросы о причинно-следственных связях поведения, проявлении воли, выборе и так далее. По этим вопросам мне нечего сказать и я не знаю ничего существенного, что можно было бы повторить из того, что предлагали другие. Я попытался провести различие в другом месте между «проблемами» и «загадками» — первые связаны с вопросами, которые приводят к понятным и, возможно, многообещающим исследовательским программам, а вторые лежат за пределами нашего познавательного понимания, возможно, по случайным историческим причинам или, возможно, по более глубоким причинам. Причины: в конце концов, мы являемся биологически заданными организмами с нашими особыми интеллектуальными возможностями и пределами, а не «универсальными существами», способными что-либо понять.Тот факт, что мы можем строить понятные научные теории в некоторых областях, по-видимому, является результатом внутренних способностей, которые, в принципе, вполне могут ограничивать объем нашего понимания. Помимо таких предположений, мы обсуждали здесь то, что я хотел бы назвать «проблемами» в этом смысле, но есть и другие вопросы, которые все еще и, возможно, для нас навсегда, попадают в область загадок, вопросов причинной связи и выбора. действий среди них.

Но если вернуться к вопросам, относящимся к структуре когнитивных систем и детерминантам их роста, я думаю, что существует довольно много открытых вопросов и несколько разумных программ исследований, разработанных для их изучения в довольно многих областях.Конкретная область, в которую я вкладываю большую часть своей энергии, структура языка, кажется мне очень захватывающей только в последние семь или восемь лет. Я не претендую на то, чтобы выступать за какой-либо консенсус в этой области, на самом деле, я нахожусь в очень небольшом меньшинстве в этой области в этом отношении, но я считаю, что в последние несколько лет было возможно разработать теорию языков. со степенью дедуктивной структуры, которая обеспечивает своего рода объединяющую и объяснительную силу, выходящую далеко за рамки всего, что можно было вообразить даже десять лет назад.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *