Читать онлайн «Язык в действии (ЛП)» — Хаякава Самюэл — RuLit
Самюэл Хаякава
Язык в действии: Руководство к ясному мышлению, чтению и письму
Language in Action: A Guide to Accurate Thinking
by Samuel Ichiyé Hayakawa, 1947
Перевод подготовил М. Коротков
Предисловие
Данная книга была написана в надежде предоставить систему общего применения, которая бы помогла избавиться от препятствий в мышлении. Это попытка применить некоторые научные и языковые принципы, или, как мы их можем назвать, семантические принципы, к мышлению, разговорам, слушанию, чтению и письму, которыми мы занимаемся в повседневной жизни.
Всем известно, как двигатель, даже в отличном состоянии, может перегреться, утратить эффективность и остановиться из-за внутренних препятствий; порой даже из-за очень малых препятствий.
Проблемы, которые человек испытывает в научении чему-либо на опыте, в обсуждениях, из исторических событий, из книг или от учителей, как правило, не возникают из-за сложности самих уроков. Скорее, они возникают из-за того, что перед тем как мы можем понять какие-либо новые идеи, нам приходиться отучаться от многих старых и дорогих нам унаследованных догм, чувственных привязанностей, предрассудков, излюбленных интеллектуальных клише, которые отрицают, искажают и заставляют нас недооценивать и не признавать уроки, которые мы получаем. Как сказал один американский комик: «Проблема большинства людей не в том, что они невежественны, а в том, сколько они знают того, что противоречит действительности».
Пожалуй, наилучшее время для систематического обучения семантическим принципам – начало курса обучения в колледже. Студент начального курса поступает в учебное заведение после школы открытый новым идеям и новым техникам, и желает усовершенствовать и подготовить свои интеллектуальные механизмы к требовательным задачам, которые ждут впереди.
Эти семантические принципы взяты, в основном, из «Общей Семантики» (или «не-аристотелевой системы») Альфреда Коржибски. Я также взял многое из работ в более специализированных областях семантики таких авторов как Айвор А. Ричардс, Чарльз К. Огден, Бронислав Малиновский, Леонард Блумфилд, Эрик Темпл Белл, Тёрман Арнольд, Жан Пиаже, Люсьен Леви-Брюль, Карл Бритон и Рудольф Карнап.
Из-за необходимости совмещения часто конфликтующих терминов, а иногда и конфликтующих взглядов этих и других авторитетных источников, получившийся результат, вероятно, не устроит в полной мере никого из них. Я приношу им свои извинения за те вольности, которые я себе позволил в обращении с их трудами: опущения, искажения, смены акцентов, которые в некоторых случаях настолько значительны, что авторам, возможно, будет сложно признать их своими.
Если я представил их взгляды в не совсем верном свете, или если опущением кавычек при использовании по-разному интерпретируемых слов (таких как «разум», «интеллект», «эмоция») я усложнил обсуждаемую тему, я признаюсь, что виноват. В большинстве случаев использование таких ненаучных терминов было обусловлено требованиями идиоматических выражений, нежели своенравной небрежностью. Я старался (возможно, не всегда успешно) организовать контекст таким образом, чтобы он не искажал смысла доступной терминологии.
В своей попытке доступно изложить всё в одной книге, я посчитал целесообразным не указывать все источники своих заимствований, так как это могло сделать страницы чрезмерно трудночитаемыми. Поэтому, вместо сносок, я сразу приведу список источников, которым я особенно признателен.
Thurman W. Arnold, The Symbols of Government, Yale University Press, 1935.
The Folklore of Capitalism, Yale University Press, 1937.
A.J. Ayer, Language, Truth and Logic, Oxford University Press, 1936.
Eric Temple Bell, The Search for Truth, Reynal and Hitchcock, 1934.
Men of Mathematics, Simon and Schuster, 1937.
Leonard Bloomfield, Language, Henry Holt and Company, 1933.
Boris E. Bogoslovsky, The Technique of Controversy, Harcourt, Brace and Company, 1928.
P. W. Bridgman, The Logic of Modern Physics, The Macmillan Company, 1927.
Karl Britton, Communication: A Philosophical Study of Language, Harcourt, Brace and Company, 1939.
Rudolf Carnap, Philosophy and Logical Syntax, Psyche Miniatures (London), 1935.
Stuart Chase, The Tyranny of Words, Harcourt, Brace and Company, 1938.
Felix S. Cohen, «Transcendental Nonsense and the Functional Approach,» Columbia Law Review, Vol. 35, pp. 809–849 (June, 1935).
Committee on the Function of English in General Education, Language in General Education (Report for the Commission on Secondary School Curriculum), D. Appleton-Century Company, 1940.
John Dewey, How We Think, D. C. Heath and Company, 1933.
William Empson, Seven Types of Ambiguity
Ernest Fenellosa, The Chinese Written Character (ed. Ezra Pound), Stanley Nott (London), 1936.
Jerome Frank, Law and the Modern Mind, Brentano’s, 1930 (also Tudor Publishing Company, 1936).
Lancelot Hogben, Mathematics for the Million, W. W. Norton and Company, 1937.
T. E. Hulme, Speculations, Harcourt, Brace and Company, 1924.
H. R. Huse, The Illiteracy of the Literate, D. Appleton-Century Company, 1933.
Wendell Johnson, Language and Speech Hygiene: An Application of General Semantics, Institute of General Semantics (Chicago), 1939.
Alfred Korzybski, The Manhood of Humanity, E. P. Dutton and Company, 1921.
Science and Sanity: An Introduction to Non-Aristotelian Systems and General Semantics, Science Press Printing Company (Lancaster, Pa.
), 1933. Second edition, 1941.
Q. D. Leavis, Fiction and the Reading Public, Chatto and Windus (London), 1932.
Irving J. Lee, «General Semantics and Public Speaking,» Quarterly journal of Speech, December, 1940.
Vernon Lee, The Handling of Words, Dodd, Mead and Company, 1923.
Lucien Levy-Bruhl, How Natives Think, Alfred A. Knopf, 1926.
Kurt Lewin, Principles of Topological Psychology, McGraw-Hill Book Company, 1936.
B. Malinowski, «The Problem of Meaning in Primitive Languages,» Supplement I in Ogden and Richards’ The Meaning of Meaning.
C. K. Ogden, Opposition: A Linguistic and Psychological Analysis, Psyche Miniatures (London), 1932.
C. K. Ogden and I. A. Richards, The Meaning of Meaning, Harcourt. Brace and Company, third edition, revised, 1930.
Jean Piaget, The Language and Thought of the Child, Harcourt, Brace and Company, 1926.
The Child’s Conception of the World, Harcourt, Brace and Company, 1929.
Oliver L. Reiser, The Promise of Scientific Humanism, Oskar Piest (Nevi’ York), 1940.
I. A. Richards, Science and Poetry, W. W, Norton and Company, 1926.
Practical Criticism, Harcourt, Brace and Company, 1929.
The Philosophy of Rhetoric, Oxford University Press, 1936.
Interpretation in Teaching, Harcourt, Brace and Company, 1938.
James Harvey Robinson, The Mind in the Making, Harper and Brothers, 1921.
Edward Sapir, Language, Harcourt, Brace and Company, 1921.
Vilhjalmur Stefansson, The Standardization of Error, W. W. Norton and Company, 1927.
Allen Upward, The New Word: An Open Letter Addressed to the Swedish Academy in Stockholm on the Meaning of the Word IDEALIST, Mitchell Kennerley (New York), 1910.
Thorstein Veblen, The Theory of the Leisure Class, The Modern Library.
A. P. Weiss, The Theoretical Basis of Human Behavior, R. G. Adams and Company (Columbus, Ohio), 1925.
V. Welby, What Is Meaning? Macmillan and Company, 1903.
Я глубоко благодарен многим друзьям и коллегам из США за их идеи и критику в письмах и разговорах в ходе работы над этой книгой. Я благодарю профессора К. Райта Томаса из университета Висконсина и профессора Уолтера Хендрикса из Технологического Института штата Иллинойс, которые внесли вклад в эту книгу тем, что поддерживали мои исследования в этом направлении и предоставляли возможность представлять эти материалы на занятиях. Однако больше всего я благодарен Альфреду Коржибски. Без его системы Общей Семантики, мне было бы сложно и даже невозможно представить много новой информации из областей науки, философии и литературы. Его принципы тем или иным образом повлияли почти на каждую страницу этой книги, а его дружественные замечания и терпеливые отзывы помогали на каждом этапе написания.
Как язык влияет на сознание
Свободное владение иностранным языком помогает увидеть мир в новом свете.
Нет нужды повторять, сколь разительно отличаются друг от друга разные языки: вам могут рассказать про 25 падежей венгерского языка, или привести в пример более полутора сотен слов, относящихся к снегу и льду в саамских языках, ну а про знаменитые времена английского языка знает каждый, кому приходилось в школе их учить. С другой стороны, мы знаем, что мировосприятие у разных народов тоже довольно сильно отличается, оттого-то у нас на Земле великое множество культур. Но обычно мы считаем, что язык лишь отражает особенности нашего видения, наших мыслей и чувств. Однако не может ли язык сам по себе влиять на то, как человек думает и чувствует?
Изучая иностранный язык, мы учимся иначе смотреть на мир. (Фото JLP / Jose Luis Pelaez / Corbis.)
Открыть в полном размере
‹
›
Специалисты по когнитивной психологии этот вопрос обсуждают довольно давно, но в последнее время интерес к нему многократно возрос в связи с появлением серии работ, утверждавших, что – да, язык воздействует на сознание.
Так, в 1991 году в журнале Cognition была опубликована статья, в которой говорилось, что корейцы, по сравнению с англичанами, больше обращают внимания на то, как объекты соединяются друг с другом, насколько хорошо они друг к другу подходят. В 1997 году в том же Cognition появилась похожая работа, но уже про японцев – они, как оказалось, предпочитают группировать предметы в соответствии с материалом, из которого они сделаны, тогда как английский выводит на первое место форму. Наконец, в 2007 году в Proceedings of the National Academy of Sciences была опубликована статья, в которой говорилось, что русскоязычные люди быстрее различают оттенки синего цвета, нежели англоязычные. Однако подобные работы неизменно наталкивались на возражения того рода, что здесь мы имеем дело либо с лабораторными артефактами, либо с общекультурными различиями.
Но, если сознание действительно зависит от языковой структуры, то у двуязычных людей мировосприятие должно быть смешанным, и у многих читателей, наверно, уже возник вопрос, не проводили ли подобные исследования с теми, кто говорит сразу на нескольких языках.
Именно это и проделали Панос Атанасопулос (Panos Athanasopoulos) из Ланкастерского университета и его коллеги, опубликовавшие свои результаты в Psychological Science. В их эксперименте участвовали люди, говорящие на английском и немецком языках, либо на каком-то одном, либо на обоих. Немецкий и английский по-разному делает акценты на происходящем. Если в английском можно очень хорошо объяснить, в каком времени случилось событие и как разные его эпизоды соотносятся друг с другом на временной шкале, то в немецком больше внимания уделяется обстоятельствам действия: где, как и зачем оно происходило.
Если язык действительно влияет на сознание, то немецкоязычные и англоязычные индивидуумы должны по-разному видеть происходящее. И тем, и другим показывали серию видеороликов с людьми, которые гуляли, бежали, ныряли или катались на велосипедах, но смысл их действий был не вполне очевиден. Например, видео с гуляющей женщиной было снято так, что можно было решить, что у неё есть цель и она идёт к конкретному зданию – или же что она бесцельно гуляет по улице.
И вот на таких сценках участников эксперимента просили всё же определиться с тем, есть ли цель у человека на видео или нет.
Оказалось, что говорящие на немецком в 40% случаев искали конкретную цель у происходящего на экране, тогда как говорящие на английском – лишь в 25%. (Подчеркнём, что речь здесь не идёт о правильном или неправильном ответе, обе интерпретации, и целеполагающая, и бесцельная имели право на существование.) Можно сказать, что немцы были ориентированы на возможные последствия действий, тогда как англичан больше занимало действие само по себе.
Ну, а что же двуязычные люди? Они занимали промежуточное положение, отчасти подчиняясь тому языку, который выучили. Если немец, свободно говорящий по-английски, находился во время эксперимента в своей родной стране и при этом с ним говорили по-немецки, то он по-прежнему был ориентирован на цель действия. Если же опыт ставили в Великобритании и на английском, то двуязычные немцы переключались на само действие.
Конечно, и здесь можно говорить о влиянии общего культурного окружения. Однако следующий вариант эксперимента показал, что дело всё-таки в языке. Людей просили во время просмотра видео произносить вслух набор чисел, по-немецки или по-английски – так, по мысли авторов работы, можно было на время активировать один язык и «усыпить» другой. Оказалось, что восприятие видео менялось в зависимости от того, какой язык был активен: если человек считал вслух по-немецки, то он искал цель происходящего («женщина идёт, чтобы прийти»), если счёт шёл по-английски, то акцент был уже на самом действии («женщина просто гуляет»). Если язык счёта менялся по ходу эксперимента, то следом менялось и восприятие увиденного.
Можно сказать, что другой язык в буквальном смысле расширяет наше сознание и заставляет иначе взглянуть на мир. И здесь, конечно, возникает масса вопросов. Например, все ли языки в одинаковой степени влияют на восприятие, играет ли роль родство между ними, от каких ещё условий зависит их влияние и распространяется ли оно на абстрактные умозаключения тоже.
Пока что психологи смогли увидеть «след языка» в тот момент, когда язык был активен, но, может быть, он как-то действует на сознание и в тот момент, когда мы на нём не говорим? Впрочем, не стоит все особенности мировосприятия относить на счёт родной – или неродной – речи. В конце концов, культурных факторов действительно есть великое множество, и в реальной жизни они могут либо способствовать языковому влияние на сознание, либо, напротив, сводить такое влияние на нет.
Онтологические основания языка в учении А. А. Потебни
Библиографическое описание:Салимгареева, Г. Р. Онтологические основания языка в учении А. А. Потебни / Г. Р. Салимгареева. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2014. — № 5 (64). — С. 229-231. — URL: https://moluch.ru/archive/64/10366/ (дата обращения: 11.10.2022).
Выдающийся русско-украинский языковед Александр Афанасьевич Потебня (1835–1891) творчески воспринял идеи немецкого филолога В.
фон Гумбольдта (1767–1835) и представил их своеобразную интерпретацию. Основной тезис исследований В. Гумбольдта следующий: «Язык — это объединенная духовная энергия народа, чудесным образом запечатленная в определенных звуках…» [2, с. 349]. Язык для немецкого филолога подобен иероглифам, в которых «человек заключает мир и свое воображение». Именно поэтому, изучая язык свой или иностранный, человек способен познать все многообразие мира, он постигает различные способы мышления и восприятия, обогащая тем самым как свой духовный мир, так и все человечество.
В. Гумбольдт в своем учении выделяет понятие «внутренняя форма языка», раскрывающая взаимосвязь всех языковых элементов. Выявить отличия в грамматике, стиле, особенностях характера «народного духа» помогает именно «внутренняя форма». Но столь нестрогое понятие «внутренняя форма языка» не позволяет однозначно говорить о природе языка, о соотношении языка и мышления. А. Потебня стремится раскрыть взаимосвязь мысли и языка, исследует роль языка в познании, дает более узкое и конкретное понятие «внутренняя форма слова».
Суть понятия «внутренняя форма слова» менялась с развитием теории языка А. Потебни. В ранней работе «Мысль и язык» внутренняя форма представляет собой отношение сознания человека к содержанию мысли, т. е. рефлексия человека над собственными мыслями. В более поздней работе «Записках о русской грамматике» внутренняя форма слова позволяет разграничивать значения слова (денотата) и его смысл. [1,с.123]
Человек выделяет различные признаки в одних и тех же явлениях и процессах. Для того, чтобы передать знания другим субъектам коммуникации, говорящий субъект выделяет значимый с его точки зрения признак того или иного явления. Данный признак является объективным по-своему содержанию и образует внутреннюю форму слов. Внутреннее содержание слова есть его этимологическое содержание.
Внутренняя форма слова — объективное представление действительности, которое позволяет понимать мысль другому человеку, также переводить ее на другие языки. Форма слова приобретает онтологический статус, т.
к. является основой понимания между говорящими субъектами, не требует доказательств и принимается всеми участниками коммуникации.
А. А. Потебня в своих исследованиях стремился выявить соотношение языка и мышления. Предшественники исследователя отождествляли язык и мышление. Украинский лингвист все же считал, что между языком и мышлением имеется тесная связь, но к тождеству она не сводится. Сознательная умственная деятельность основана на языке и без него не возможна. Если же сознание рассматривать со всеми присущими ему элементами, то язык все же вторичен. Язык есть условие и средство выражения мышления, передачи и хранения мысли, переход от бессознательного к сознательному. Язык не воспроизводит уже готовые мысли, а он их порождает и под воздействием мысли изменяется с течением времени, создавая интеллектуальные, творческие формы.
Взаимосвязь языка и мышления А. Потебня раскрывает также через субъект-объектные отношения. Предметы объективной действительности и взаимоотношения между ними есть объекты мышления, которые непосредственно воздействуют на органы чувств и порождают образы в сознании человека.
Субъектами мышления предстают конкретные люди, участвующие в социальных процессах. Первоначально объект и субъект мышления были слиты воедино. В определенный момент исторического развития человек начинает выделять себя среди объектов природы, объективируя окружающий мир посредством мышления.
Язык помогает человеку осваивать мир. Мыслительные процессы выступают объективной проекцией окружающего мира. Чувственный образ субъективен и объективен по своей сущности: индивидуальное восприятие одного человека и все же оно является объективным представлением об окружающем мире. Единство субъективного и объективного воплощается в языке, который дает возможность понимать друг друга всем участникам коммуникации. Посредством языка мысль одного человека становится достоянием других людей. Ученый отмечает, что «объективность (согласие мысли с ее предметом) остается постоянною целью усилий человека» [3, с. 43].
Важная функция языка — объективация мысли путем построения абстракций об окружающем мире.
Такой способ познания мира применяется и в системе образования. Все знания человечества, пространственно- временные отношения, причинно-следственные связи сконцентрированы в абстракциях, которые задаются языком. Пространство и время не являются элементами a priori. Вещи и объекты, причинно-следственные связи между ними являются конструктами языка. Категории не даны человеку в восприятии, а являются результатом исторического развития мышления.
В последующей работе «Из записок по русской грамматике» исследователь доказывает, что именно грамматика, проявленная в речи, раскрывает основы мироздания. Каждая составная часть предложения несет определенную смысловую нагрузку. Существительное раскрывает суть вещи и явлений, глагол — ощущения, возникающие при восприятии окружающего мира, преобразует их в действие, наделяет значением. Предложение есть микромир, выраженный грамматически. Таким образом, в речи возможно выделить все законы мироздания.
Глубина познания мира во многом зависит от мыслительных способностей человека: умение выявлять особенности, синтезировать, обобщать, вербализировать свои мысли и т.
д. Чем более развиты мыслительные способности, тем более цельна и глубока мысль человека. Язык есть инструмент осознания бытия. А. Потебня наделял язык самостоятельным бытием. Внутренняя форма слова активно влияет на познание мира, т. к. эта форма основана на творческом аспекте мыслительной деятельности. В разных сферах человеческой деятельности внутренняя форма слова проявляется по-разному: в искусстве преобладает эмоциональная, чувственная, субъективная сторона, в науке — конкретность, строгость выводов, последовательность, объективность.
Внутренняя форма слова отражает все же наиболее существенные объективные признаки изучаемого предмета — это содержание объекта. Для сознания человека все же первостепенную роль играет не содержание мысли, а его форма. Поэтический образ явлений более привлекателен для большинства людей, чем научные положения.
Язык, по мнению А. Потебни, есть живой организм, который тесно связан с содержанием мысли. Он непрерывно изменяется, создавая иные формы для выражения нового содержания.
Внутренняя форма слова есть основа познания мира, наделения его смыслом, способом развития мысли, возможность придания слову неограниченного количества значений. В повседневной жизни человек редко уделяет внимание языковой форме или внутренней форме слова. Но сознательно или бессознательно языковые формы, устойчивые выражения, слова-знаки вызывают определенные ассоциации, тем самым направляя мысль. Именно благодаря внутренней форме слова, выражения приобретают знаковый характер, одинаково воздействуют на членов общества и вызывают предсказуемый образ мышления и тип поведения. Реклама, PR — технологии основаны на ярко выраженной знаковой функции слова, активно используют внутреннюю форму слова, тем самым направляя мысли потребителя.
А. Потебня предложил свою оригинальную концепцию происхождения языка. В формировании языка и его дальнейшей эволюции важную роль играет чувственный образ, который возникает из-за многообразия чередующихся восприятий. Накопленные восприятия способствуют «пробуждению души», которая классифицирует их путем апперцепции, т.
е. вновь полученные восприятия объясняются прежними представлениями. Накопленные восприятия побуждают человека выражать свои чувства при помощи звуков. Членораздельные звуки постепенно становятся инструментом выражения мысли.
А. Потебня считал, что в исследовании языка применение логического и лингвистического метода не достаточно, необходимо также учитывать и психологическую сторону языка. Еще Гумбольдт придерживался данного подхода, стремясь объяснить природу языка как народный дух, его деятельность, как орган мысли. Потебня не отрицал другие подходы в изучении языка, считал, что только учитывая знания логики, лингвистики, метафизики и психологии возможно получить полное понимание языка.
Особая роль в познании мира, считал А. Потебня, принадлежит поэзии. Она предшествует научному познанию мира, человека и общества. Она шире, красочнее и богаче научного познания, т. к. наука исследует только одну сторону, поэзия же охватывает весь мир. Переход от поэтического познания к научному достаточно сложен.
Поэзия подготавливает образ мышления, раскрывает чувственность, восприимчивость, образность человеческого мышления. Наука стремится к систематизации разнообразных чувственных данных, поэзия же стремится к раскрытию новых чувственных переживаний. Поэзия служит источником, вдохновением науки, которая, в свою очередь, поднимает поэзию на новый уровень. Научное восприятие идеализировано, конкретно, абстрактное понятие вместо чувственного образа, присуще обобщение и углубление, в результате которого слово наделяется большим содержанием, но при этом утрачивается внутренняя форма.
Научное познание основано на логических законах, она раздробляет мир на части, отдельные объекты, чтобы потом вновь воссоединить их, но внутренняя форма теряет свою значимость. Гармонии и целостности в познании возможно достичь, объединив научное и поэтическое познание, что поднимет на новый уровень как поэзию, так и науку. Результаты научного поиска и чувственные образы поэтического мировосприятия выражаются посредством языка.
Слово в учении А. А. Потебни есть инструмент познания и понимания окружающего мира, самого человека, художественных образов и символов было продолжено в философско-лингвистических и эстетических концепциях, в исследованиях, посвященных психологии творчества и философии языка, в трудах его учеников. Вклад украинского лингвиста в том, что он открыл новое направление в философии языка, обосновав вывод о психологической основе взаимодействия языка и мышления.
Литература:
1. Безлепкин Н. И. «Философия языка в России: к истории русской лингвофилософии». 2-е издание, дополненное, Санкт-Петербург: «Искусство—СПБ», 2002, –С.123.
2. Гумбольдт В. Об изучении языков, или план систематической энциклопедии всех языков./Язык и философия культуры. М., «Прогресс», 1985.С.-349.
3. Потебня А. А. Мысль и язык. Собрание трудов. — М.: Лабиринт, 1999. — С.43.
Основные термины (генерируются автоматически): внутренняя форма слова, язык, окружающий мир, внутренняя форма, мысль, мышление, содержание мысли, чувственный образ, научное познание, немецкий филолог.
Язык в мыслях и действиях, С.И. Хаякава — Эрик Нерлих, нераскаявшийся универсал
Опубликовано Эрик
Ссылка на Amazon
(первоначально размещена 17.08.03, ссылка исправлена 17.11.03) Я нашел эту книгу окольными путями. В книге «Возражения по соображениям совести» Нил Постман сделал рецензию на книгу Альфреда Коржибски «Наука и здравомыслие», назвав ее одной из самых важных книг прошлого века. Коржибский разработал область общей семантики, систему мышления о языке и мышлении. Я собирался ее приобрести, но меня немного напугали отзывы на Amazon, многие из которых рекомендовали книгу Хаякавы как более легкое для чтения введение в эту область. Вместо этого я получил эту книгу.
Это потрясающе. Он кодифицирует большую часть моей личной философии и взглядов более последовательным образом. В частности, акцентируется внимание на нескольких сводящих меня с ума когнитивных ошибках, включая смешение карты с территорией (или обобщения с конкретным, или слова с предметом), опасностей двузначной ориентации (которая доминирует news и других площадок из-за привлекательности аргументов в рейтингах — более подробное исследование см.
в «Breaking the News» Джеймса Фаллоуза), а также из-за неспособности некоторых людей двигаться вверх и вниз по лестнице абстракции.
В этой книге было так много замечательных идей, что я бы хотел, чтобы все прочитали и жили по заповедям, изложенным в этой книге. Мне определенно интересно узнать больше об общей семантике, и на днях я, возможно, займусь наукой и здравомыслием. Посмотрим.
Конкретные вещи, которые я отметил в книге, включают:
- Хаякава выражает мнение, что человеческая культура заключается в том, чтобы получать что-то даром. Мы можем опираться на достижения наших предков посредством письма, образования и грамотности. И язык делает все это возможным. Поэтому изучение языка жизненно важно для понимания человеческого рода.
- Он также утверждает, что, поскольку язык и культура — это то, что дает человечеству наше конкурентное преимущество — мы можем учиться в течение нашей жизни, а не в рамках эволюционной шкалы времени. На самом деле, он говорит: «Культурное и интеллектуальное сотрудничество является или должно быть великим принципом человеческой жизни… Основным предположением этой книги будет то, что широко распространенное внутривидовое сотрудничество посредством использования языка является фундаментальным механизмом человеческого выживания.
Параллельное предположение будет заключаться в том, что когда использование языка приводит, как это часто бывает, к возникновению или обострению разногласий и конфликтов, с говорящим, слушающим или с обоими что-то не так». Это особенно интересно для меня в свете другой книги, которую я читаю, по истории анархизма, политической философии, в основе которой лежит предположение о том, что сотрудничество является естественным состоянием человеческого рода. - Хаякава говорит об использовании символов и их силе для построения абстрактных пирамид мысли. Однако он напоминает нам, что в какой-то момент язык должен говорить о чем-то в реальном мире. Мы можем сколько угодно говорить об обычной корове, но в какой-то момент нам нужно указать на Бесси в качестве примера. На самом деле, если мы не можем этого сделать, то мы буквально говорим чепуху, потому что она не может быть проверена органами чувств. Я не уверен, что полностью согласен с ним в этом вопросе, но это интересный взгляд. Это имеет больше смысла применительно к аргументам — если спор касается чего-то, что не может быть измерено, это бессмысленные аргументы, поскольку они никогда не могут быть разрешены. Они основаны исключительно на наших внутренних языковых структурах, предположениях и классификациях, ни одна из которых не является «истинной», поскольку ее нельзя проверить.
- Интересно, что Хаякава предполагает, что именно поэтому наука добилась такого огромного прогресса — потому что ученых не интересуют системы, которые невозможно проверить. Системы полезны, если они отражают результаты, которые можно постоянно получать с помощью экспериментов. Непригодные системы быстро утилизируются. Хаякава считает, что если бы социальные системы оценивались по полезности в получении результатов, а не по шкалам, которые невозможно определить, например, добро или зло, то общество двигалось бы вперед быстрее.
- Хаякава исследует несколько способов использования языка, включая сообщение фактов, сообщение эмоций и другие. Но использование, которое я нашел интересным, потому что я не думал об этом, было социальной сплоченностью: «Предотвращение молчания само по себе является важной функцией речи». Это его объяснение светской беседы. Это общение без семантического содержания с единственной целью дать возможность незнакомым людям почувствовать себя более комфортно друг с другом, найти темы, по которым они согласны, поэтому «мы тщательно выбираем темы, по которым сразу возможно согласие» (например, о погоде). или спорт). «С каждым новым соглашением, каким бы обыденным или очевидным оно ни было, страх и подозрительность незнакомца стираются, а возможность дружбы увеличивается». Его последний пример говорит: «Предположим, что мы на обочине боремся со спущенной шиной. Подходит дружелюбный юноша и спрашивает: «Спустило колесо?» Если мы будем настаивать на буквальном истолковании его слов, мы посчитаем это крайне глупым вопросом и ответим: «Разве ты не видишь, что я понял, ты, бессловесный бык?» Однако если мы не будем обращать внимания на то, что говорят слова, и поймем его значение, мы ответим на его жест дружеского интереса, проявив такое же дружелюбие, и вскоре он, возможно, поможет нам заменить шину. Точно так же многие ситуации в жизни, а также в литературе требуют, чтобы мы не обращали внимания на то, что говорят слова, поскольку смысл часто может быть гораздо более разумным и понятным, чем поверхность 9.0028 смысла самих слов».
- Хаякава посвятил главу классификации, которая была мне интересна, так как я ранее читал книгу Боукера и Стара «Разбирая вещи», в которой более подробно рассматриваются некоторые вопросы, затронутые Хаякавой. Самое главное, классификации не являются особенностью природы — их можно оценивать только с точки зрения их полезности для конкретной цели. Смешение характеристик конкретного объекта, на который мы смотрим, с чертами общего класса, к которому мы их относим, приводит к некоторым из наиболее вопиющих примеров ненормальности, таких как расизм.
- Что касается опасностей двузначной ориентации, очень легко попасть в ловушку ситуации, когда все воспринимается как черное или белое, добро или зло и т. д. Хаякава приводит цитату из Оливера Уэнделла Холмса: «Вы знаете что, если бы у вас была изогнутая трубка, одно плечо которой было бы размером с трубочный стержень, а другое — достаточно большим, чтобы вместить океан, вода стояла бы на той же высоте в одном, что и в другом. Противоречие одинаково уравнивает дураков и мудрецов – и дураки это знают ». Вот почему часто неприятно спорить с людьми, которые придерживаются двузначной философии («республиканцы хорошие, демократы плохие», «аборт — это убийство», «коммунисты — зло»), потому что для таких людей нет оттенков серого. И вы хотите спорить с их философией, но втягиваетесь в защиту их противоположности (демократии, сторонников выбора или чего-то еще), просто чтобы доказать свою точку зрения. Я до сих пор не уверен, как справиться с ситуацией — это действительно зависит от их готовности слушать и принимать информацию, а многие из них не запрограммированы на это. В некотором роде это связано со страхом Постмана перед нашим возвращением к дописьменной культуре, когда мы не можем отличить образ от реальности.
Параллельное предположение будет заключаться в том, что когда использование языка приводит, как это часто бывает, к возникновению или обострению разногласий и конфликтов, с говорящим, слушающим или с обоими что-то не так». Это особенно интересно для меня в свете другой книги, которую я читаю, по истории анархизма, политической философии, в основе которой лежит предположение о том, что сотрудничество является естественным состоянием человеческого рода.
Они основаны исключительно на наших внутренних языковых структурах, предположениях и классификациях, ни одна из которых не является «истинной», поскольку ее нельзя проверить.
Это его объяснение светской беседы. Это общение без семантического содержания с единственной целью дать возможность незнакомым людям почувствовать себя более комфортно друг с другом, найти темы, по которым они согласны, поэтому «мы тщательно выбираем темы, по которым сразу возможно согласие» (например, о погоде). или спорт). «С каждым новым соглашением, каким бы обыденным или очевидным оно ни было, страх и подозрительность незнакомца стираются, а возможность дружбы увеличивается». Его последний пример говорит: «Предположим, что мы на обочине боремся со спущенной шиной. Подходит дружелюбный юноша и спрашивает: «Спустило колесо?» Если мы будем настаивать на буквальном истолковании его слов, мы посчитаем это крайне глупым вопросом и ответим: «Разве ты не видишь, что я понял, ты, бессловесный бык?» Однако если мы не будем обращать внимания на то, что говорят слова, и поймем его значение, мы ответим на его жест дружеского интереса, проявив такое же дружелюбие, и вскоре он, возможно, поможет нам заменить шину.
Точно так же многие ситуации в жизни, а также в литературе требуют, чтобы мы не обращали внимания на то, что говорят слова, поскольку смысл часто может быть гораздо более разумным и понятным, чем поверхность 9.0028 смысла самих слов».
Противоречие одинаково уравнивает дураков и мудрецов – и дураки это знают ». Вот почему часто неприятно спорить с людьми, которые придерживаются двузначной философии («республиканцы хорошие, демократы плохие», «аборт — это убийство», «коммунисты — зло»), потому что для таких людей нет оттенков серого. И вы хотите спорить с их философией, но втягиваетесь в защиту их противоположности (демократии, сторонников выбора или чего-то еще), просто чтобы доказать свою точку зрения. Я до сих пор не уверен, как справиться с ситуацией — это действительно зависит от их готовности слушать и принимать информацию, а многие из них не запрограммированы на это. В некотором роде это связано со страхом Постмана перед нашим возвращением к дописьменной культуре, когда мы не можем отличить образ от реальности. В последней главе пятого издания «Крысы и люди» Хаякава описывает эксперимент профессора Майера из Мичиганского университета, в ходе которого у крыс вызывали невроз. Крыс учат прыгать к одной из двух дверей, где левая открывается, чтобы показать еду за ней, а правая остается закрытой и врезается в сетку.
Как только они научились последовательно прыгать к левой двери, ученый начал случайным образом переключать двери. В конце концов, крыса «сдается и вообще отказывается прыгать. На этом этапе, по словам доктора Майера, «многие крысы предпочитают голодать, а не делать выбор». Затем крыс заставляют сделать выбор, заставляя их прыгать с помощью электрического тока или чего-то подобного. Крысы «приспосабливаются к определенной реакции… которую они продолжают выполнять независимо от последствий». Например, крысы будут продолжать прыгать влево, даже если правая дверь остается открытой, а еда хорошо видна. Они утратили способность учиться, перегружены неспособностью справляться.
Хаякава считает, что многие наши институты, как социальные, так и политические, побудили нас к этому типу поведения. Очевидным примером является гонка вооружений: в предыдущие века больше оружия означало большую защиту и большую безопасность. Однако с ядерным оружием это уравнение быстро теряет смысл из-за введения бесконечностей.
Тем не менее, наши правительства по-прежнему держались прежней метафоры гонки вооружений. Наше преимущество перед мышами в том, что мы в конце концов справимся. Хаякава напоминает нам об этой способности и просит нас использовать ее для исправления коллективного безумного поведения наших институтов.
О себе: Я нераскаявшийся универсал, ищущий свой путь в мире специалистов. Я начал этот блог, чтобы делать обзоры книг, но позже я расширился, чтобы писать обо всем, что меня интересовало, по целому ряду тем.
Я также являюсь бизнес-тренером, помогая лидерам стать более эффективными, создавая ясность и действуя целенаправленно. Вы можете узнать больше о моем коучинге на сайте Too Many Trees или ознакомиться с тем, что я делюсь на LinkedIn о лидерстве и личном развитии.
Если вам нравится то, что вы видите, вы можете подписаться на мой список подстеков, чтобы раз в две недели получать электронные письма с моими последними сообщениями в блоге и контентом:
напишите мне, если у вас есть какие-либо вопросы или комментарии.
RSS-канал
LinkedIn
Эрик Нерлих 2 дня назад
Повторное подключение к Too Many Trees Информационный бюллетень toomanytrees.substack.com/p/reconnecting…
#лакетахо #киптахоблю #тахо
Подпишитесь на Instagram- Вместе, Вивек Мурти
- Новая психология лидерства, Хаслам, Райхер и Платоу
- Что делать сейчас?
- Ведущие системы, Барри Ошри
- Хорошая стратегия, плохая стратегия Ричарда Румельта
(1) февраль 2021 г. (2) январь 2021 г. (4) ноябрь 2020 г. (1) октябрь 2020 г. (1) июль 2020 г. (4) июнь 2020 г. (3) апрель 2020 г. (2) март 2020 г. (2) февраль 2020 г. ( 2) январь 2020 г. (4) ноябрь 2019 г. (2) октябрь 2019 г.(3) сентябрь 2019 г. (1) август 2019 г. (3) январь 2019 г. (1) ноябрь 2018 г. (1) октябрь 2018 г. (1) июль 2018 г. (2) июнь 2018 г. (4) май 2018 г. (1) апрель 2018 г. (6) январь 2018 г. (1) декабрь 2017 г. (3) октябрь 2017 г. (5) сентябрь 2017 г. (1) август 2017 г. (1) июнь 2017 г. (1) май 2017 г. (5) апрель 2017 г. (3) март 2017 г. (2) январь 2017 г. (3) декабрь 2016 г. (1) Октябрь 2016 г. (3) Сентябрь 2016 г. (1) Июль 2016 г. (2) Июнь 2016 г. (4) Февраль 2016 г. (2) Январь 2016 г. (1) Декабрь 2015 г. (1) Ноябрь 2015 г. (5) Октябрь 2015 г. (1) Сентябрь 2015 г. (1) август 2015 г. (1) июль 2015 г. (1) апрель 2015 г. (2) март 2015 г. (1) февраль 2015 г. (5) январь 2015 г. (1) декабрь 2014 г. (5) октябрь 2014 г. (3) июль 2014 г. (1) май 2014 г. (2) апрель 2014 г. (2) март 2014 г.
(3) январь 2014 г. (1) ноябрь 2013 г. (1) октябрь 2013 г. (1) сентябрь 2013 г. (1) август 2013 г. (1) январь 2013 г. (1) ноябрь 2012 г. (1) октябрь 2012 г. (2) сентябрь 2012 г. (3) ноябрь 2011 г. (2) октябрь 2011 г. (1) июнь 2011 г. (3) март 2011 г. (2) февраль 2011 г. (3) июнь 2010 г. (1) апрель 2010 г. (4) февраль 2010 г. (3) январь 2010 г. (9) Ноябрь 2009 г. (2) Октябрь 2009 г. (1) Сентябрь 2009 г. (1) Май 2009 г. (3) Февраль 2009 г. (3) Январь 2009 г. (2) Декабрь 2008 г. (5) Ноябрь 2008 г. (5) Октябрь 2008 г. (6) Сентябрь 2008 г. (4) ) август 2008 г. (8) июль 2008 г. (7) июнь 2008 г. (10) май 2008 г. (7) апрель 2008 г. (4) март 2008 г. (7) февраль 2008 г. (6) январь 2008 г. (7) декабрь 2007 г. (3) ноябрь 2007 г. (2) ) октябрь 2007 г. (5) сентябрь 2007 г. (5) август 2007 г. (7) июль 2007 г. (11) июнь 2007 г. (9) май 2007 г. (10) апрель 2007 г. (6) март 2007 г. (8) февраль 2007 г. (8) январь 2007 г. (5) ) декабрь 2006 г. (13) ноябрь 2006 г. (12) октябрь 2006 г. (4) сентябрь 2006 г. (8) август 2006 г.
(11) июль 2006 г. (12) июнь 2006 г. (12) май 2006 г. (11) апрель 2006 г. (9)) март 2006 г. (14) февраль 2006 г. (8) январь 2006 г. (5) декабрь 2005 г. (6) ноябрь 2005 г. (8) октябрь 2005 г. (14) сентябрь 2005 г. (15) август 2005 г. (10) июль 2005 г. (16) июнь 2005 г. (11) ) май 2005 г. (17) апрель 2005 г. (14) март 2005 г. (34) февраль 2005 г. (22) январь 2005 г. (18) декабрь 2004 г. (20) ноябрь 2004 г. (19) октябрь 2004 г. (11) сентябрь 2004 г. (20) август 2004 г. (18) ) июль 2004 г. (16) июнь 2004 г. (8) май 2004 г. (15) апрель 2004 г. (7) март 2004 г. (3) февраль 2004 г. (9) январь 2004 г. (11) декабрь 2003 г. (14) ноябрь 2003 г. (20) октябрь 2003 г. (1) ) сентябрь 2003 г. (4) август 2003 г. (2) июль 2003 г. (3) июнь 2003 г. (8) май 2003 г. (11) апрель 2003 г. (1) март 2003 г. (9))CategoriesSelect Categoryalignmentpractices (9) alignment (5)journal (244) events (92) nyc (50) ohio (6) talks (25) окончательный (9) обзор года (10)links (57)разное Nextny (4) Отзывы (236) Книги (218) Художественная литература (55) Загадки (11) Scifi (29) Неспособность (158) Fun_nonfiction (20) Joelbooks (9) Фильмы (5) ТВ (11) Мысли (556) Карьера (Карьера ( 4) коучинг (63) познание (64) сообщество (54) беседа (26) дизайн (17) игры (3) универсальный (24) лидерство (18) менеджмент (156) маркетинг (10) музыка (4) медиа (1) организации (13) родительские (2) люди (189) философия (30) политика (61) раса (7) религия (8) самодизайн (53) социальное программное обеспечение (47) спорт (17) истории (21) технологии (17)Без категорий (2)Слияние мысли и действия – Взаимодействие
Откуда мы знаем, что у нас есть разум?
Мы чувствуем боль.
Мы чувствуем счастье, страдание и скуку. У нас есть желания. Мы верим многим вещам. Мы планируем свои действия. Мы принимаем решения. Думаем и говорим. Мы используем языки. Мы реагируем на причины, когда планируем и решаем. Мы чувствуем потребность реагировать на причины. Мы понимаем и понимаем. У нас есть знания. Мы осознаем, сознательны и внимательны. Все это признаки наличия разума.
Рене Декарт, французский математик и философ, считал использование языка центральным элементом доказательства существования разума. Далее, он думал, что признаки наличия разума несовместимы с существованием как материальным объектом. Более того, он даже думал, что ни одна из когда-либо созданных машин не могла сделать того, что мог бы сделать самый неграмотный человек: разумно ответить на вопрос. По-видимому, ничто из материи не может этого сделать. Другой великий математик и философ, Г. В. Лейбниц, считал, что ни один физический объект не может воспринимать. На это у него был интересный аргумент.
Он сказал, что если мы увеличим размер мозга до размера мельницы и заставим человека пройти через это пространство, единственное, что можно будет увидеть, это механически движущиеся части его внутренних структур. Никакого восприятия не будет видно.
Взгляд Декарта называется дуализмом. Он утверждает, что нечто совершенно отличное от материи отвечает за то, что делает разум. Но эта точка зрения столкнулась с проблемой, отмеченной ученицей Декарта, принцессой Богемии Елизаветой. Наши тела физические; ум нефизичен. Как они могут взаимодействовать друг с другом? Конечно, мы хотим съесть мороженое, а потом съесть его. Разум должен заставить тело действовать, чтобы получить мороженое. Но как это сделать, если разум находится вне физического порядка?
Интересный ответ на это исходит от лингвиста и философа Ноама Хомского, который утверждает, что важный урок, который можно извлечь из ньютоновской революции в физике, заключается в том, что у нас на самом деле нет никакого представления о теле.
В конце концов, гравитация — это довольно тихое и призрачное присутствие во Вселенной. Следовательно, новая физика изгнала не призрака в машине, а машину. Новая физика прочно поставила призрака на место водителя. Этот исторический момент не дает ответа на вопрос о том, как разум может воздействовать на тело, но пытается предположить, что этот вопрос не имеет смысла, пока мы не узнаем, что такое тело.
Если оставить в стороне вопросы языка или восприятия, то, безусловно, нелегко понять, как любая физическая вещь может быть сознательна, не говоря уже о том, чтобы говорить, совещаться, рассуждать, планировать, ставить цели и добиваться того, что ценно и хорошо, или наоборот . Даже если мы уверены и уверены — как большинство когнитивистов и философов — в том, что сознание можно объяснить в физических терминах, есть еще многое, что необходимо объяснить. Некоторые философы не уверены даже в этом. В своей книге Mind and Cosmos (2012) Tom Nagel предположил, что перспектива создания сознания из сложных кусочков материи не выглядит великолепной.
Ведь для него это вообще не имеет смысла. Он считает, что мы должны совершенно по-другому думать о том, как работает причинность в мире, чтобы понять феномен сознания.
Люди думают — и их мысли — это не просто мысли сознательного агента, это мысли о вещах в мире. Люди активно используют символы. Эти символы обозначают определенные вещи в мире. Это свойство мыслей называется преднамеренность . Имена и описания, которые мы используем, относятся к вещам в мире. Предложения, которые мы используем, иногда верны. Ссылка и истинность — это семантических свойств. Сам факт, что мы можем строить предложения, удивителен. То, что эти предложения имеют некоторое репрезентативное содержание и могут передавать информацию, в равной степени верно.
Было сказано достаточно, чтобы предположить, что теория разума — или человеческого разума, если хотите конкретики, — станет серьезной проблемой. Даже если нам удастся получить успешный отчет о сознании, мы все равно многое упустим.
Разум представляет два лица: первое, в нем есть что-то отдельное от его отношения к миру; а затем нужно объяснить его отношение к миру.
Откуда мы знаем, что в нем что-то есть, помимо его связи с миром? Некоторые философы и ученые-когнитивисты считают, что разум — это не чистый лист, tabula rasa . Люди рождаются с определенными когнитивными способностями. Не всему учатся. Было замечено, что скорость, с которой ребенок усваивает понятия, и легкость, с которой ребенок начинает понимать свой родной язык, не могут быть объяснены никакими «методами обучения». Нужна какая-то врожденная движущая сила.
Хороший аргумент в пользу этого приводит Хомский. Можно подумать, что мы изучаем язык по аналогии. Итак, мы слышим предложение «Анил съел банан», а когда мы слышим другое предложение, например «Анил съел», мы заключаем, что Анил съел что-то или другое, понимая, что Анил должен был что-то съесть, чтобы «съел». Но это не всегда работает. Рассмотрим предложение «Анил слишком упрям, чтобы разговаривать с Сунилом».
Это означает, что Анил настолько упрям, что не хочет разговаривать с Сунилом. Это Анил отказывается разговаривать с Сунилом. Теперь рассмотрим похожее предложение: «Анил слишком упрям, чтобы с ним разговаривать». По аналогии с предыдущим предложением это предложение должно означать, что Анил слишком упрям, чтобы разговаривать с кем-то или другим. Но это не то, что означает фраза. Вместо этого это означает, что кто-то или другой находит Анила слишком упрямым, чтобы с ним разговаривать. Здесь происходит полный «переворот» значения. Это замечательный факт. Пока у нас нет никакого эмпирического, «статистического» объяснения этого, мы должны признать, что овладение языком происходит врожденно. Подобный аргумент называется аргументом от скудости стимулов. Подобные аргументы, как утверждал философ и когнитивист Джерри Фодор , показывают, что почти все концепции являются врожденными. Такие аргументы — большая проблема для любого не-нативистского объяснения разума.
Если у разума есть какая-то врожденная структура, нам нужно начать думать о том, насколько точно или приблизительно.
А также о том, обслуживаются ли разные вещи, которые делает разум, одной и той же врожденной структурой или разными. В когнитивной науке часто оспаривается точка зрения, согласно которой разум имеет модульную структуру. Ум подобен телу в одном смысле: он состоит из частей точно так же, как тело состоит из частей. Все эти части выполняют определенную работу самостоятельно. Языковой факультет — одна из таких частей; распознавание лиц — это другое. Определенные части разума, отличные от этих, имеют дело с входными данными, поступающими от систем восприятия, которыми мы обладаем. Каждая часть представляет собой факультет или модуль. Каждая часть делает то, что она делает, независимо от других частей. Каждая часть обеспечивает выходные данные, которые могут использоваться другими частями.
Получается, что теория разума — это, по крайней мере, теория того, как функционирует каждая часть разума. Конечно, наличие теории языковой способности мало что говорит нам о сознании, так же как теория сознания очень мало говорит нам о том, как усваивается язык.
Но нам нужны обе теории для хорошего объяснения того, что называется «умом». И мы далеки от представления о том, как желания и убеждения, имеющие семантические признаки, взаимодействуют с «телом». Философы, называемые элиминативистами, предполагают, что убеждений и желаний не существует. Они похожи на старый флогистон. Когда мы избавимся от убеждений и желаний, у нас будет лучшее представление об уме. Убеждения и желания относятся к тому, что называется Народная психология.
Чего мы действительно хотим, так это полезных идеализаций, которые служат цели информативных теорий о различных явлениях, составляющих разум. Возможны ли такие полезные идеализации — вот в чем вопрос. Что, если ни одна теория не сдвинется с мертвой точки? Что это говорит нам об уме? Это вопрос, над которым стоит задуматься.
Знание — сила, и мы намерены дать вам эту силу. Мы инициировали движение мысли, которое направлено на укрепление демократии, донося до вас прямые голоса важных первопроходцев и первопроходцев, а также призывая к глубоким и терпеливым размышлениям как к важному зародышу для актуальных и устойчивых действий! Помогите нам продвигать это движение вперед.
Поддержите Inter-Actions сегодня всего за рупий. 100. Пожертвовать
Пожертвование в пользу LILA имеет право на освобождение от налогов в соответствии с 80 G (5) (VI) Закона о подоходном налоге 1961 г., см. приказ №. NQ CIT (E) 6139 DEL-LE25902-16032015 от 16.03.2015
Язык, философия — Routledge Encyclopedia of Philosophy
Обзор
- По
- Кримминс, Марк
ДОИ
10.4324/9780415249126-U017-1
DOI: 10.4324/9780415249126-U017-1
Версия: v1, Опубликовано в Интернете: 1998
Получено 11 октября 2022 г. с https://www.rep.routledge.com/articles/overview/language -философия/v-1
Философия нацелена на интеллектуально ответственное описание самых основных и общих аспектов реальности. Частью того, что значит дать интеллектуально ответственное объяснение, ясно, является то, что мы должны осмыслить наше собственное место в реальности — как, среди прочего, существ, которые постигают и формулируют описания и объяснения этого.
Обсуждая вопросы о нашей роли как описывающих и объясняющих, философы обычно рисуют треугольник, в котором линии соединяют «Язык», «Разум» и «Мир». Три линии представляют отношения, которые являются ключом к пониманию нашего места в реальности. Эти отношения так или иначе составляют осмысленность языка.
Разум ↔ Мир. Между Разумом и Миром существует ряд важнейших отношений, изучаемых философами разума. Среди них восприятие, действие, телесная конституция ума и интенциональность (способность ума мыслить 9).0028 о том, что есть в мире) (см. Разум, философия).
Разум → Язык. Использование и понимание языка — это сложная умственная деятельность. Далее, в этой деятельности, по-видимому, и состоит реальное существование осмысленного языка. Короче говоря, разум вкладывает в язык значений .
Теоретики языка сосредотачиваются на связи Разум/Язык, когда они считают понимание краеугольным камнем концепции, считая, например, что объяснение значения для данного языка — это просто объяснение того, что составляет способность понимать его (см.
Значение и понимание). Философия встречала множество трактовок того, из чего состоит понимание. Многих привлекает точка зрения, что понимание — это вопрос ассоциации правильных идей или понятий со словами (см., например, Локк, Дж.; Фреге, Г.; Язык мысли). Другие приравнивают понимание к знанию требований к точному или уместному использованию слов и предложений (см., например, Дэвидсон, Д.; Даммет, М.А.Е.). Третьи находят ключ к пониманию в своей способности различать коммуникативные цели говорящих и пишущих (см., например, Грайс, Х. П.) или, более непосредственно, в своей способности «проходить» лингвистически, без порицания (см., например, Витгенштейн, Л.). Безусловно, эти подходы не исключают друг друга.
Некоторые философы сосредотачиваются больше на производстве, чем на потреблении — со стороны говорящего — анализируя языковое значение с точки зрения целей и практики говорящих, а также с точки зрения отношений между сообществами говорящих (см. Грайс, Х.П.; Коммуникация и намерение; Язык, условность; Язык, социальная природа).
Многие философы, рассматривающие понимание и использование как ключи к лингвистическому значению, считали, что осмысленность языка в некотором смысле проистекает из ментального содержания, возможно, включая содержание верований, мыслей и понятий. Это повышает интерес когнитивная семантика , которая является процветающей областью изучения (см. Семантика; Семантика, концептуальная роль; Семантика, информационная; Семантика, телеологическая; Концепты).
Несомненно, что разум действительно может придавать значение языку, и на самом деле скептицизм по этому поводу довольно заметно фигурировал в философских дискуссиях о языке. Витгенштейн был прочитан как по меньшей мере заигрывающий со скептицизмом в отношении того, что наш разум может сделать что-то такое, что означало бы одно, а не другое (см. Wittgenstein, L. §§10–12; Значение и следование правилам; Частные состояния и язык). В.В. Куайн, исходя из мысли, что смысл — это то, что улавливает хороший перевод, и аргументов, что хороший перевод не диктуется прямо какими-либо реальными фактами, заключает, что значение в высшей степени неопределенно.
Куайн не одинок во мнении, что лингвистическое и ментальное значение лучше всего рассматривать не как нечто «вовне», подлежащее открытию, а скорее как частично составленное или сконструированное нашими практиками интерпретации и перевода (см. Куайн, В.В.; Дэвидсон, Д.; Деннет, Д.К., Льюис, Д.К., Радикальный перевод и радикальная интерпретация).
Язык → Разум. Если разум придает смысл языку, то и язык включает и каналы разума. Приобретение языка и незаконная торговля им приносят понятия, мысли и привычки мышления со всевозможными последствиями (см. Гипотеза Сепира-Уорфа; Лингвистическая дискриминация; Язык и пол). В самом деле, наличие языка настолько важно для нашей способности формировать сложные мысли, которые кажутся необходимыми для использования и понимания языка, что многие сомневаются в том, что разум «предшествует» языку в каком-либо интересном смысле (см. ).
Язык ↔ Мир. Поскольку язык является средством наших описаний и объяснений реальности, философы обеспокоены тем, что, если вообще что-нибудь, делает для истинной или подходящей характеристики реальности.
Философы озабочены этим по соображениям философской методологии (к которым мы вскоре вернемся), но также из-за естественности и правдоподобия определенной картины смысла.
Согласно этой картинке, ключом к смыслу является понятие условие истинности . Смысл утверждения определяет условие, которое должно быть соблюдено, чтобы оно было истинным. Например, мое утверждение «Ирландия больше, чем Манхэттен», учитывая его значение, верно только в том случае, если имеет место определенное положение дел (а именно, определенный остров больше определенного другого острова). Согласно условной истинности картине значения, ядром того, что означает утверждение , является его условие истинности, которое помогает определить, как реальность считается в нем – и сутью того, что означает слово, является вклад, который оно вносит в это (возможно, в случае определенных видов слов, это было бы то, к чему слово отсылает ) (см. Семантика; Значение и истина; Ссылка).
В то время как в семантике преобладала условная истинность картина значения, серьезный вызов был поставлен философами, в том числе Майклом Дамметом, которые настаивали на том, что ключом к значению является понятие правильного использования .
Согласно этой альтернативной картине ядром значения предложения является правило его уместного произнесения. Конечно, две картины сходятся, если предложения используются правильно именно тогда, когда они истинны. Интерес к различению проявляется только тогда, когда («реалистическая» концепция) истина вытесняется из этой роли, будь то из-за скептицизма по отношению к самой истине или из-за того, что истина рассматривается как слишком далекая от горнила социальной практики, чтобы быть смыслом. соответствующий критерий для правильного использования (см. Реализм и антиреализм; Интуитивистская логика и антиреализм; Значение и проверка; Даммет М.А.Э.; Истина, прагматическая теория; Истина, дефляционные теории; Истина, теория когерентности; Истина, теория соответствия). Задача иллюстрирует тот смысл, в котором связи Разума/Языка и Языка/Мира могут создавать напряжение в понятии смысла (значение — это то, что мы познаем 9).0028 понять , но значение языка как раз и есть его отношение к миру).