Зачем современному человеку нужна философия: «Нужна ли философия современному человеку?» | Калининград

что она может дать современному человеку — Офтоп на vc.ru

10 030 просмотров

Каким скилам может научить философия? Как пандемия повлияла на ее востребованность? И как отличить философию от нефилософии? В поисках ответов на эти вопросы мы обратились к современным философам. Собрали в материале самое интересное из бесед Александры Московской, кандидата философских наук и куратора курса «Понять философию: точки входа» в Skillbox, с Владимиром Нишуковым, Александрой Володиной, Сержем Степанищевым, Светланой Поляковой и Петром Резвых.

Запрос на философию вне академических стен

В течение жизни многие люди невольно сталкиваются с философией. Её преподают в некоторых школах, это обязательный предмет на любом вузовском факультете. Как правило, люди забывают о парах философии как о страшном сне: «ничего не понятно», «ничего не помню», «очень сложно».

Но со временем жизнь преподносит различные вызовы и сложности, и немало людей начинает обращаться к философии.

Кто-то сходил на выставку современного искусства и захотел понять, почему оно существует именно в такой форме. А кто-то узнал про проблему эвтаназии и понял, что это сложная этическая дилемма. Некоторые задумались о процессах познания, о природе мышления, в конце концов, о том, что такое бытие. Что действительно есть, а что — иллюзия? В свою очередь, философия уже давно дала свои ответы на эти и другие вопросы.

Сегодня запрос на философию особенно велик. Об этом свидетельствует появление новых просветительских площадок, курсов, сообществ, которые обращаются к фундаментальным проблемам философии. Их аудитория — люди, не имеющие отношения к академическому классу.

Почему философия может казаться сложной?

Современные люди относятся к философии двояко. С одной стороны, действительно наблюдается органический запрос на ее методологию; с другой — философия как дисциплина все еще сложна и закрыта для большинства. Можно выделить три основные причины того, почему человеку бывает трудно подступиться к философии:

• Травматичный опыт столкновения с философией в вузах. Философия обладает специфическим языком и понятиями, с которыми очень сложно работать. Зачастую они кажутся несоотносимыми с жизнью. Курсы длятся один-два семестра, в которые пытаются втиснуть всю историю философии. Это не дает возможности студентам погрузиться в дисциплину, вникнуть в тексты, в результате — зубрежка перед экзаменом, высокомерие преподавателя и самокритика. Такой опыт может навсегда отвернуть человека от философии.

• Замещение философии историей предмета. Большинство образовательных программ и преподавателей вузов склонны строить обучение по хронологическому принципу. У самых мотивированных студентов это может выработать определенную эрудицию, в остальных случаях в головах по результатам обучения останутся лишь самые яркие образы. Такое образование не только не учит работе с концепциями, но и накладывает на дисциплину узкие рамки, не соответствующие всей широте развиваемых ею навыков.

• Закрытость философского сообщества. Запрос общества на философский инструментарий сталкивается с закрытостью философского комьюнити. Всё еще актуально деление на «кабинетных философов» и неформальных философов. Первые занимаются университетской философией, а вторые — более андеграундными направлениями. Вторые, конечно, ближе к обществу, но все равно есть нехватка профессиональных посредников между обществом и философией.

Философия — это способ проснуться

Леность и трусость — вот причины того, что столь большая часть людеи, которых природа уже давно освободила от чужого руководства, все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами. Ведь так удобно быть несовершеннолетним!

Иммануил Кант

Люди, как социальные существа, от рождения помещаются в уже установившийся порядок вещей. Нас учат, что врать плохо, а вести себя нужно хорошо. Учат соблюдать законы, уважать старших, учиться на отлично, помогать родителям и так далее. Затем мы вырастаем, начинаем работать, заводим семьи. Во всех этих жизненных системах существуют свои правила, которые мы принимаем на уровне здравого смысла. То же самое и с более широкими контекстами: мы просто знаем, что Земля круглая, что есть сила притяжения, что пространство и время связаны друг с другом. Но некоторые люди задают себе вопрос: «А почему всё это именно так и никак иначе?».

Философское пробуждение как раз и происходит в тот момент, когда люди начинают интересоваться происхождением своих убеждений. Они дистанцируются от самих себя и рассматривают свое мышление в виде объекта: как оно работает, почему оно содержит какие-то идеи, что в нем принято на веру, а что получено благодаря исследованию. Это именно то, чем занимается философия испокон веков — римский политик Цицерон даже называл ее матерью всех наук. Не только потому, что это одна из самых древних наук, но и потому, что философия дает инструменты для того, чтобы каждая наука могла осмыслить себя. Поэтому существует философия математики, философия физики, философия химии, философия биологии. Если физик оперирует формулой, то философ физики интересуется тем, что за этой формулой стоит: какое восприятие мира, какое отношение ко времени, какое представление о человеке. Не зря многие физики приходят со временем к философии: физика не отвечает на вопросы о глубоком смысле того, что происходит в природе, она просто описывает эти процессы.

Философия — это способ пробудиться. Сделай небольшое усилие, может быть, тебя затянет. Скорее всего, тебя затянет, если ты отнесешься к этому всерьез. Например, в известном фрагменте из „Государства“ Платон пишет о том, что если человек не владеет диалектикой, как он отдаст себе и другим отчет хоть в чем-нибудь? Как он сможет идти к поставленной цели, идти стойко как воин? Как он может действовать, не имея понятия о благе? То есть этот человек — некий платоновский приговор — еще спит. И философия дает возможность проснуться

Светлана Полякова, Доцент философского факультета МГУ, кандидат философских наук

В экзистенциальном смысле философ — это любой порядочный, чистоплотный во взаимоотношениях с истиной (и научной, и этической) человек, старающийся не путать мнение и знание, а удовлетворительное решение — с оптимальным, всегда решающий с точки зрения неразрешимости.

Серж Степанищев, кандидат философских наук, автор курса «Философия: современный футуризм» в Skillbox

Философия — это инструмент обретения языка

Философия — это искусство формировать, изобретать, изготавливать концепты.

Жиль Делез, Феликс Гваттари

Когда человек в своей повседневной практике начинает задаваться вопросами о смысле различных событий — например о насилии, о статусе человеческой жизни, о власти, о прекрасном и безобразном, — то ему трудно говорить на эти темы, выражать мысли и эмоции. И каково удивление людей, когда они, обратившись к философии, понимают, что она предоставляет язык говорения о таких сложных вещах. В философии, как и в любой науке, есть устоявшийся понятийный аппарат — экзистенция, бытие, конатус, абсолют, трансцендентное и трансцендентальное, субстанция и прочее. У всех этих понятий есть своя история развития и значения, и они описывают вещи, которые нельзя нащупать.

Но они все же существуют. И интересуют людей, которые к философскому сообществу не принадлежат.

У языка философии есть уникальное свойство: с одной стороны, он обладает научной формой и структурностью, аргументация на нем выстроена исходя из строгих требований; с другой стороны, он описывает те измерения реальности, которые науке или обыденному сознанию напрямую недоступны. Обретение такого языка дает возможность легитимировать эти мысли о, казалось бы, абстрактном — материализовать их в конкретной форме, чтобы затем общаться с другими людьми на эти темы.

Когда люди только соприкасаются с философией, обычно их волнуют вопросы практической философии, этики, вопросы о значимости того, что человек конечен, об обоснованиях наших предпочтений. Когда человек с этими вещами сталкивается, он обнаруживает, что, оказывается,

были какие-то люди, которые тоже об этом думали, пытались выразить то, как они думают, на своем странном языке, в котором он вдруг узнает структуру той сложности, с которой он имеет дело. И вдруг перестает быть безъязыким. У него появляется язык, на котором он про эти вещи может, во-первых, сам с собой выяснять какие-то отношения. А, во-вторых, у него появляется почва для того, чтобы разговаривать об этом с другим человеком. Мы живем в мире, в котором невероятно умножились разнообразные трудносоизмеримые друг с другом языки. Философия может предложить какой-то универсальный язык, в который все остальные как в ячейки уложатся.

Который гибок и позволяет увидеть, где, в какой точке два языка не сходятся и почему. И таким образом, может быть, через прояснение исходного неполного понимания или непонимания, прийти к какому-то возможному разговору между изолированными, далеко уже ушедшими друг от друга способами осмысления мира. И потребность в таком понимании усугубляется осознанием того, что, несмотря на огромное влияние науки и технологии в современном мире, особенно в свете событий, связанных с пандемией, мы чем дальше, тем больше понимаем, насколько явно и наука, и техника наталкиваются на жесткие границы

Петр Резвых, доцент Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ, кандидат философских наук, спикер курса «Понять философию: точки входа

Философия сегодня — это один из немногих способов приблизиться к тому, чтобы подумать мысль, которую до тебя никто не думал.

Людей, которым это удается, очень-очень немного

Владимир Нишуков, преподаватель философского факультета МГУ

Философия — это способ навигации в мире

И, наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах.

Платон

Специфика языка философии — в том, что он может охватить мир не в локальном, а в более глобальном масштабе. Он предполагает описание мира одновременно с нескольких углов. Например, если мы понимаем, какие метафизические представления были у античного человека, то можем сразу же определить, к каким этическим и политическим идеям он приходил. Например, Платон делил мир на вещи и идеи — последние он наделял реальным, подлинным бытием, в то время как у вещей оно ниже по статусу, т. к. они постигаются чувственным познанием. А оно обманчиво. Этика Платона также выводилась из этого принципа: т. к. человек постигает идеи душой, значит, основой его добродетели и будут качества души.

Мы живем в своих информационных пузырях. Даже интернет разделен на эти пузыри, и мы все сидим не в каком-то одном интернете, а в разных. Это особенно видно на материале споров проваксеров и антиваксеров: люди существуют в абсолютно разных информационных пузырях, поэтому даже не задумываются об основаниях своего мышления. Философ в данном случае способен понять, что корни антиваксерства лежат в консервативном образе мысли, в котором биология мыслится как что-то устойчивое, во что нельзя вмешиваться. Также здесь играет большую роль конспирологическое мышление, которое используется различными дискурсами власти для удержания контроля. Философия помогает воспарить над этими пузырями, походить по ним, посмотреть, что происходит внутри, сопоставить, сравнить и проанализировать.

То есть философские инструменты помогают осознать, каковы основания как текущих событий или положений дел, так и прошлых. Например, понять, почему в истории искусства мы видим реализацию мифа о «великом художнике»: то есть почему творчество каких-то людей всячески исключалось из истории (женщин, неевропейцев, наивных художников и т. д.), а других, наоборот, поощрялось. Из этого складывался канон искусства и наши представления о красоте, о мастерстве, об эстетическом — это фигуративное изображение атлетичных тел, природы только в её лучших формах, симметрии и т. д. Философия поддерживала этот канон, но затем настала пора критической философии — и она сама, обнаруживая свои основания, их поставила под вопрос. Очень важное умение, которому философия может научить — определять, почему ты мыслишь именно так, что за этим стоит и к чему это ведет.

Философия — это один из важных инструментов того, что Ф. Джеймисон называл когнитивным картированием. Это как способ навигации в мире, в себе, который помогает понимать, что происходит, помогает планировать, переосмыслять собственную историю, собственные нарративы. Это ценный инструмент для жизни, технология для жизни, без которой мне было бы сложно справляться <…> Мне, наверное, хотелось бы, чтобы какие-то сообщества тоже разделяли эту идею, когда философия могла бы их поддерживать в навигации по современному миру, который нам очень сложно представить. Сегодня мы сталкиваемся с огромным массивом процессов и событий. Сложно ориентироваться, легко потеряться. Философия дает какой-то способ навигации. Это одна из ее важнейших функций сегодня.

Александра Володина, Кандидат философских наук, культуролог, преподаватель программы «Современное искусство» в НИУ ВШЭ

Философия — это инструмент принятия решений

Я ответствен, таким образом, за себя самого и за всех и создаю определенный образ человека, который выбираю, выбирая себя, я выбираю человека вообще

Жан-Поль Сартр

Как могло показаться, философия помогает людям исключительно на уровне мышления: анализировать, сравнивать, делать выводы и т. д. Но это не совсем так. Философский анализ всегда имеет результат в виде конкретных действий: если человек действительно ориентируется в массиве событий и информации, то его поведение будет более выверенным. Он будет учитывать, какую может вызвать реакцию, как это скажется на различных социальных группах, на окружающей среде, на политике. Порой люди оказываются в ситуациях, которые можно назвать чрезвычайными — в них надо делать осмысленный, судьбоносный выбор. Кто-то сделает его исходя из шаблона, а кто-то попытается осмыслить ситуацию так, что выбор окажется более дерзким, сложным, но это будет действительно личный выбор.

Для того чтобы выйти навстречу вот этой ситуации, где нужен поиск смысла или оснований, это требует усилий. Но это усилие не то, которое специально кто-то директивно сверху спустил, как начальник сказал — ты должен быть философом. А это усилие отвечает всегда на какой-то вызов, который из человеческой биографии просто приходит <…> Каждый человек рано или поздно оказывается в ситуации, когда, например, он должен решить, подписывать или не подписывать бумажку, которую ему предлагают подписать. Решить, нажимать или не нажимать на спусковой крючок, когда ему дали в руки автомат. И понятно, что люди очень часто оказываются в ситуации, когда они действуют по некоему шаблону. То есть я делал как член системы все максимально честно. Я хороший гражданин и семьянин. Я делал все, думая о том, чтобы это понравилось фюреру. Почти категорический императив, но в урезанном виде. Я делал все очень добросовестно, но случилось страшное зло

Петр Резвых

Сегодня мы поставлены в ситуацию, когда нужно взять на себя ответственность за почти каждый выбор в своей жизни: как вести себя в условиях климатических изменений; как зарабатывать деньги, чтобы это не вредило обществу; как следует строить свой образовательный путь; какие ценности стоит вкладывать в свои проекты, чтобы это вело к устойчивости, а не к хаосу. Мы сейчас находимся в ситуации глобальной неопределенности, и философские инструменты могут подсказать, какие решения будут более релевантны ей.

Как говорят китайцы: „Несчастен тот, кто родился в эпоху перемен“. Высокая востребованность философии объясняется тем, что мы живем именно в такую эпоху. Для нее характерна неопределенность и турбулентность, столкновение экономических, политических, интеллектуальных и религиозных систем. А в последние два года свою лепту вносит пандемия. В совокупности эти факторы сделали мир предельно неопределенным, теряющим свои привычные очертания, опоры и основания. Современный человек нуждается в смыслах и принципах, по которым он сможет жить и действовать

Светлана Полякова, Доцент философского факультета МГУ, кандидат философских наук

Философия — полезный инструмент для человека в современном мире

Как бы ни казалось, что философия занимается абстрактными размышлениями и имеет мало общего с реальным миром, это не так. Любая философская концепция возникает в результате осмысления действительности: общества, природы, искусства, политики, культуры. Специфика лишь в том, что она оперирует общими категориями, и это создает впечатление, что она отдалена от обычного человека и предназначена только для тех самых кабинетных философов. Но это не совсем так: инструменты философии дают нам важный навык — умение предсказывать тенденции и события в мире. Способность видеть мир в его огромном масштабе, связывать различные аспекты реальности, препарировать её, а также придавать событиям смысл, ориентироваться как в истории, так и в современности.

Философия дает ряд очень важных навыков, без которых трудно обойтись современному человеку:

• хорошую эрудицию;
• критическое мышление;
• умение работать с текстами и источникам;
• умение находить неочевидные связи между явлениями;
• умение ориентироваться в мире, его событиях и их восприятии;
• умение создавать контексты и работать с ними.

Глоссарий

Экзистенция — у понятия «экзистенция» долгая история, в разные времена оно использовалось в разных значениях, но расцвет свой получило в философии экзистенциализма. Экзистенция (лат. существование) — способ бытия человеческой личности (в философии экзистенциализма).

Бытие — «бытие» тоже претерпело изменения в своем определении. Можно выделить ряд свойств, которые ему приписывают: бытие — это то, что есть; бытие истинно; бытие и сущность очень тесно связаны; бытие — это благо; бытие — это начало всего, неделимая субстанция, божественное.

Конатус — склонность чего-либо к продолжению своего существования.

Абсолют — это самодостаточная, вечная, актуально бесконечная духовная реальность.

Трансцендентное — это то, что выходит за пределы возможного опыта, устраняет границы возможного опыта и указывает на возможность переступить их.

Трансцендентальное — слово трансцендентальное означает не то, что выходит за пределы всякого опыта, а то, что опыту (а priori) хотя и предшествует, но предназначается лишь для того, чтобы сделать возможным опытное познание. Когда эти понятия выходят за пределы опыта, тогда их применение называется трансцендентным и отличается от имманентного применения, т. е. ограничивающегося опытом».

Субстанция — то, что существует самостоятельно, само по себе, она устойчива и постоянна, в отличие от изменчивого и преходящего.

Информационный пузырь — это ситуация, когда алгоритмы создают ленты, ориентируясь на данные о пользователе. Что человеку нравится — попадает в ленту, а что не нравится — исчезает. Это помещает его в ограниченное поле информации.

Нужна ли философия современному человеку

Похожие презентации:

Религия. Искусство. Мораль

Даосизм — китайское традиционное учение

Где логика

Аль-Фараби

Философские взгляды А. Шопенгауэра

Философская антропология

Познавательная и коммуникативная деятельность

Структурно-логические схемы по философии

Философия Эпохи Возрождения и Нового времени

Потребности человека. (Обществознание, 6 класс)

1. Нужна ли философия современному человеку?

Презентацию выполнила Рызванова А. Р.
РГУ нефти и газа им. Губкина
ТС-17-05

2. Что есть философия? Кратко и понятно:

Философия есть учение об истине, учение об универсальных
ценностях человеческого существования, сущности и смысла
человеческой жизни. Философия не равносильна сумме случайных,
произвольных мыслей. Философия изучает фундаментальные принципы
отношения и бытия, она является вполне определенным способом
мышления о вполне определенном предмете.

4. Нужна ли философия в принципе?

Эта наука помогает осмыслить все, что совершается человеком, потому что
тем или иным образом мы задумываемся и пытаемся прийти к определенному
пониманию происходящего. Понимание того, зачем нужна философия, дает
нам возможность понять прошедшие эпохи. Поскольку исторические события,
имеющие место в то или иное время, были во многом охарактеризованы именно
с философских позиций. Что очень облегчает нам сегодня их понимание.
Философский путь мышления является объединяющим моментом
целесообразности и непредвзятости сегодняшнего мира. Причем философия
помогает классифицировать происходящее в полной мере.
Философия возникает не по причине полезности, философия
выражает истинную необходимость каждого существа быть самим собой,
как для рыбы плавать, так и для человека философствовать.
Человеческое стремление обращаться к миру в его единстве, так как
жизнь человека, как и его восприятие, создается из картин, которые
ежедневно мелькают перед его глазами. Но все окружающее человека
лишь фрагменты. Поэтому философствовать = искать целостность мира,
создавая из частей целое.

6. Все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше философии нет ни одной

“
Все другие науки более необходимы, нежели она, но
лучше философии нет ни одной
Аристотель
”

8. Нужна ли современному человеку философия?

Философию определяют как науку, изучающую первопричины и начала
всего сущего. В этом смысле она является одной из самых важных для человека
наук, так как пытается найти ответ и на вопрос о причине человеческого бытия.
Зачем живет человек, для чего ему дана эта жизнь?
Будучи поистине всеобъемлющей наукой, философия включает в себя самые
разные дисциплины и пытается найти ответы на важные для человеческого
бытия вопросы – есть ли Бог, что есть добро и зло, вопросы старости и смерти,
возможности объективного познания реальности и т.д. и т.п. Можно сказать, что
естественные науки дают ответ на вопрос «как?», в то время как философия
пытается отыскать ответ на вопрос «почему?»
.

9. В чем необходимость философии?

Время идет, эпохи сменяют друг друга, однако человеческая сущность не
терпит особых изменений. Люди все так же нуждаются в целостном
разъяснении вещей. Наука продвинулась вперед, объяснения мифологией
больше не котируется, но большая часть вечных философских вопросов все так
же на поверхности, и каждый человек в наши дни хотя бы раз задавался одним
из оных, пытаясь найти ответ, а значит, философствуя. В современном мире, в
его многообразии информации и, к сожалению, дезинформации, философия
необходима как тренажер критического мышления. Изучая эту науку, человек
учится смотреть на вещи не с одной стороны, а с двух, трех и более. Давая
предмету или ситуации многогранное, подробное описание
Не смотря на общность человеческого строения и
физиологии, двух людей идентичных ментально не
существует. Один и тот же факт или событие разными
индивидами воспринимается и интерпретируется по-разному.
В силу разного мировосприятия, миропонимания — того, что в
конечном итоге составляет мировоззрение — целостную
устойчивую систему взглядов о мире и закономерностях его
существования, о явлениях и процессах природы и общества.
Другими словами, это одна их ключевых функций философии
— быть основой мировоззрения — мифологического,
религиозно-мистического или собственно философского.

11. Почему философия все еще нужна?

Философия задает правила игры для научного поиска, выполняя роль
методологического арбитра в теоретическом и экспериментальноприкладном [научном] поиске. При каких условиях вывод можно считать
верным, а результаты эксперимента валидными? Философ неопозитивист
ответит: при условии непротиворечивости фактов, повторяемости
эксперимента и сводимости экспериментальных данных. Вроде бы
очевидно, но очевидным это стало последние 100 — 150 лет, благодаря как
раз таки философии, а именно гносеологической (познавательной) и
методологической функции, которую она реализует.

12. Философия и современный человек

Это может показаться странным, но с философией мы сталкиваемся чаще,
чем с кофе-машиной. Повсеместно оперируем философскими понятиями и
нуждаемся в ней буквально каждую секунду своей сознательной жизни. Просто
не привыкли называть столь высокопарно. Кроме того, живя здесь и сейчас, мы
как само собой разумеющееся воспринимаем вещи, являющиеся плодом
тысячелетних обобщений (а обобщение — категория философии), как бы видим
вершину айсберга, большая часть которого скрыта в толщей времён. Строение
вещества — знание очевидное для школьника, в то же время, является
относительно свежим, хотя понятие «атом» возникло до нашей эры. Еще одна
очевидность — ценность человеческой жизни. А для рязанского крепостного
крестьянина было так же? А для японского самурая?

13.

А следовательно:Философия однозначно та наука, с которой человек будет шагать
«рука об руку» по своей истории, помогая друг другу в развитии,
фиксации и установке чего-то конкретного, к чему так стремятся все
люди, стараясь избегать шаблонов и фрагментов, ища целую картину
мира. Философия и человек, не важно, какого именно времени, помогают
друг другу существовать процветая.

15. Спасибо за внимание!

English     Русский Правила

Что экзистенциализм предлагает современному человеку: философия фундаментальных человеческих реальностей

С момента своего появления в качестве «движения» в послевоенные годы экзистенциализм осуждался как тарабарщина или слишком бойко воспринимался; Простое и проницательное объяснение Уильяма Барретта фундаментального значения этого относительно нового направления в философии будет приветствоваться. Экзистенциализм, утверждает г-н Барретт, — это больше, чем прихоть: это оригинальная попытка противостоять человеческому положению этого времени и места в глубоком и серьезном духе, который отличал философию в ее великие классические периоды. Большая часть содержания эссе г-на Барретта была прочитана в виде лекции в Институте религиозных и социальных исследований в рамках серии «Кризис современной цивилизации».

_____________

 

Среди всей этой шумихи вокруг экзистенциалистского движения во Франции, возникшей несколько лет назад, кажется, что никто, даже сами экзистенциалисты, не удосужился выделить один принципиальный момент, который многое бы прояснил. непонимания. А между тем пункт этот очень простой, настолько простой, что удивительно, как он затерялся в потасовке. Это не что иное, как тот факт, что экзистенциализм вовсе не является философией — по крайней мере, не той философией, которая должна была бы вызвать профессиональные разногласия между различными философскими школами, распространенными ныне в Америке. Это не означает, что экзистенциализм — просто разновидность страстной риторики, которой он мог быть у некоторых из его приверженцев, или просто новый литературный жанр — возможно, что хуже всего, всего лишь неуклюжая поэтическая попытка. Напротив, она имеет очень хорошее право на название «философия», почти, можно сказать, право первородства. Его цель, по сути, состоит не меньше, чем в том, чтобы восстановить этому имени его древнее и примитивное значение, значение, которое охватывает большую часть территории, которую мы, современные люди, отводим религии, и значение, которое было затемнено столетиями специального обучения. Пока мы не поймем этого момента, мы не поймем, что находится в центре экзистенциализма, и, следовательно, не увидим, как он связан с нашим временем и что он может сделать для нас.

Ницше однажды заметил в одном из мимолетных многозначительных отступлений, составляющих истинное богатство его творчества, что достижение философии было совершенно другим делом для современного европейца (времени Ницше), чем для древнего человека или даже для современного Востока. Когда мы говорим о человеке как о обладающем «философией», мы сразу склонны думать об этом как о чем-то, что он должен нам сказать, передать устно, а не как об истине, которая была прожита. Философия, таким образом, понимается как система предложений, которые считаются истинными на чисто интеллектуальных или рациональных основаниях. Но для древних и для жителей Востока задача создания философии заключалась в том, чтобы задействовать всего человека, все его существо, а не просто как одну из специализированных областей знаний среди других. В духе замечания Ницше Кьеркегор нападал на гегелевских профессоров своего времени как на философов, не имеющих реального философского существования: у них была система утверждений, которым они учили, но сама система была средством забвения конкретных реалий человеческой жизни.

Итак, поскольку философия вообще существует в Америке, ее существование носит академический характер. Этот факт следует понимать на самом простом и буквальном уровне: философия существует как специфический отдел знаний в университете, организованном в виде различных специализированных факультетов, и в результате сам философ становится лишь одним «профессиональным» ученым среди многих других. Такая социальная организация знания неизбежно похоронит древний смысл философии как конкретного образа жизни, ибо требования преподавания требуют доктрины, которую можно было бы легко преподать ученикам. Достаточно беглого взгляда на некоторые из ключевых концепций экзистенциализма, чтобы увидеть, что здесь речь идет о чем-то другом: о фундаментальных реалиях человеческой жизни, которые обсуждает экзистенциализм: смерть, тревога, анонимность, скука, выбор, свобода, любовь, вина, и т. д. и т. д. — не являются преобладающими понятиями в американской академической философии сегодня. Наши философы предпочитают обсуждать понятия, относящиеся к науке и логике, знанию и эксперименту. Считается, что концепции экзистенциализма имеют просто литературное существование.

Это неприятие свидетельствует о том, что одна конкретная традиция среди интеллектуальной элиты нашего общества имеет тенденцию ставить знание выше жизни. Наша технологическая цивилизация склонна все больше и больше почитать эксперта, и по мере того, как философ ассимилируется со своей цивилизацией, он все больше и больше стремится оправдать свое профессиональное существование высокой технической компетентностью в специальных проблемах логики и философского анализа. Все это было необходимо, и тем не менее его прискорбный результат состоит в том, что большая часть современной философии имеет тенденцию отрываться от жизни. И в то же время вполне естественно, что экзистенциализм, который борется с этой тенденцией, косится очень многих американских философов.

_____________

 

Большинство американцев связывают экзистенциализм с нынешним французским движением и особенно с именем его самого блестящего публициста Жана-Поля Сартра. У Сартра живой и энергичный ум, но его учение представляет собой, как мне кажется, разбавление экзистенциальной философии и ни в коем случае не возвращает нас к ее первоистокам. Они относятся к XIX веку, а великими новаторами являются Кьеркегор и Ницше, хотя последний, в отличие от Кьеркегора, не вполне осознавал свою экзистенциалистскую отправную точку. Экзистенциальные темы трактуются в художественной литературе Толстого и Достоевского. В этом столетии двумя наиболее важными философами-экзистенциалистами были немецкие профессора Мартин Хайдеггер и Карл Ясперс, к именам которых можно добавить имя испанского философа Хосе Ортеги-и-Гассета, назвавшего свою философию философией «жизненного разума». Есть также значительное число мыслителей, таких как Мартин Бубер и Габриэль Марсель, которые использовали экзистенциалистские концепции в явно теологических целях.

Эти названия указывают на то, что экзистенциализм — это не сиюминутное интеллектуальное увлечение французов, а гораздо более широкое и глубокое течение в западной мысли, корни которого уходят в прошлое. Чтобы увидеть, каковы эти корни, возможно, будет удобнее обратиться не к заумному тексту по философии, а к литературному произведению, которое более просто и прямо охватывает затрагиваемые вопросы. Великий рассказ Толстого «Смерть Ивана Ильича» к этому времени стал чем-то вроде основного писания для экзистенциалистской мысли.

Небольшой сюжет. Иван Ильич — любезный и ничем не примечательный буржуа, который всю жизнь старался быть таким, как все в его сословии: успешным и счастливым человеком, для которого счастье означает лишь отсутствие страданий. Но однажды Иван Ильич чувствует боль в боку, которая не поддается никакому лечению со стороны врачей, и по мере прогрессирования болезни он вдруг понимает, что умирает. Впервые в жизни смерть становится для него реальностью. Перед лицом этого ужасного присутствия все его маски спадают: впервые в жизни он сталкивается со смертью, он также впервые сталкивается с самим собой. До сих пор в своей жизни он скрывался от самого себя среди рутинных механизмов всех своих социальных, служебных и семейных функций. Теперь, когда он вот-вот умрет, он задает себе вопросы: кто я? В чем был смысл моей жизни? В конце концов Иван Ильич довольствуется смертью, потому что он обнаружил, что жизнь, которую он прожил, была пустой, тщетной и бессмысленной.

В сущности, Толстой говорит здесь о том, что современная жизнь отдалила человека от самого себя. Материалистический и рационалистический XIX век, с его упором на все буржуазные будни, настолько экстериоризировал индивидуума, так эффективно привязал себя к его внешней деятельности, что он утратил чувство и страсть к собственному личному существованию; для того, чтобы вернуть современному человеку это ощущение жизни, потребуется не что иное, как присутствие смерти. Кьеркегор сформулировал это красноречиво и лаконично:

Пусть другие жалуются, что времена плохи; Я жалуюсь, что они мелочны, потому что им не хватает страсти. Мысли человеческие непрочны, как тонкий лед, а сами люди ничтожны, как тонкий снег, покрывающий его. Их мысли слишком мелочны, чтобы быть греховными. Греховными могут считать такие мысли червь, но не человек, созданный по образу Божию. Их удовольствия осмотрительны и скучны; их страсти, сон; эти материалистичные души выполняют свои обязанности, но получают за это ростовщичество; они верят, что, хотя наш Господь держит свои счета в порядке, они могут вручить Ему подделки. Вон с ними! Вот почему моя душа всегда прислушивается к Шекспиру и Ветхому Завету. Там чувствуется, что говорящие — мужчины; там ненавидят; там любят; там убивают врага, проклинают его потомков на поколения вперед, там грешат.

Этот пассаж мог бы почти быть написан Ницше, который исходит из диаметрально противоположного антихристианского полюса. Современный человек, говорит Ницше, лишен цели, и поэтому его существование бесцельно и нигилистично. Подобные темы появляются и у таких разных писателей, как Стендаль и Буркхардт, швейцарский историк.

У ХХ века нет причин забывать эти жалобы. Наша технологическая цивилизация еще больше увлеклась сложными аппаратами для поимки и удушения индивидуума. Мы вышли за пределы 19века в развитии фантастической массовой культуры — на радио, в кино и на телевидении, — которая стирает все индивидуальные различия. Современное общество становится все более и более массовым обществом. Города становятся больше, толпы становятся все более мощными факторами, а анонимность в массе угрожает отдельному человеку больше, чем когда-либо. Образ современного человека заключен в строке Т. С. Элиота в «Сожженном Нортоне»: «Люди и клочки бумаги, кружащиеся на холодном ветру». Среди этой всеобщей бесцельности жизни, этого массового дрейфа мы ставим перед собой задачу вновь уловить смысл и смысл жизни.

_____________

 

Ясно, что когда Толстой говорит о потере смысла жизни, он не имеет в виду утрату какого-то рационального объяснения . И значение, которое должно быть восстановлено, не является чисто интеллектуальным, каким-то новым фактом или открытием разума. Напротив, беспорядок в современном человеке, который имеет в виду Толстой, есть беспорядок в более примитивных и иррациональных, или неразумных, частях человеческого существа. Экзистенциализм как философия стремится иметь дело с этими иррациональными частями нашего существования так, как никогда раньше философия не делала, и тем самым дает самому разуму новое место в человеческой иерархии.

Вот почему экзистенциальную философию часто — и, я думаю, несправедливо — критиковали как антирациональную. Человек не против разума, если настаивает на том, что иррациональное является неотъемлемой частью жизни и что именно с иррациональными частями нашего бытия современная цивилизация не справляется должным образом. Эта так называемая «антирациональная» тенденция в современной философии теперь имеет долгую историю, от Руссо в 18-м веке до Бергсона, Уайтхеда и Хайдеггера в нашем столетии, и она охватывает слишком много великих имен, чтобы их можно было сразу отбросить. Любой достойный рационализм будущего должен будет многое ассимилировать у этих «антирациональных» мыслителей, и мы сами были бы менее чем рациональными, если бы не приложили серьезных усилий, чтобы понять в деталях, как иррациональное входит в человеческую жизнь.

Как смерть представляется Ивану Ильичу, так она представляется чем-то совершенно неразумным и непонятным. Погруженный в удобную структуру своей жизни, он видит, как этот странный и темный злоумышленник подкрадывается, чтобы все разрушить. Да, смерть — банальный факт, и мы знаем, что все люди должны умереть; Иван Ильич головой знает, а сердце не может понять того непонятного факта, что он, Иван Ильич, должен умереть. Это замешательство может показаться нам детским, но это средство Толстого показать нам, как иррациональное, как и смерть, может обрушиться на нас самым непредсказуемым образом.

_____________

 

Кьеркегор изложил присутствие иррационального в другой области человеческой жизни — в акте выбора или решения. Мы не сомневаемся, что некоторые решения более рациональны, чем другие, и мы можем даже говорить о решении как о единственно рациональном выборе в данных обстоятельствах. Но является ли рациональный выбор тем, из которого иррациональное всегда полностью исключено? Разве любой выбор, каким бы рациональным он ни был, свободен от риска и приключений? Конечно, есть определенные тривиальные решения, которые мы делаем каждый день, и которые мы можем изменить на следующий день, если докажем, что ошиблись. Но это выбор, который не обязывает нас глубоко, оставляя нас относительно независимыми от последствий. Однако как только выбор врезается глубоко; как только оно направляет всю нашу жизнь в определенное русло; так скоро, таким образом, появляются огромные трудности, баланс вероятностей становится более жестким, и каждая альтернатива, как бы мы ни рассматривали ее возможности, предстает как прыжок в неизвестное.

Выбором, который лично касался Кьеркегора, оказался вопрос, жениться или нет. Обрученный с молодой женщиной в Копенгагене, он страстно желал женитьбы, но чувствовал в себе и некую религиозную миссию, которая мешала бы ему достаточно отдаться другому человеку. Затрагиваемые здесь конкретные психологические факты важны для понимания биографии Кьеркегора, но они не должны затемнять того факта, что проблема выбора, с которой столкнулся Кьеркегор, универсальна по своей сути. Короче говоря, в жизни есть выбор, который необратим. Кьеркегор не мог сделать экспериментальный выбор женитьбы, в расчете на то, что, если он «не сработает», он сможет вернуться к своему религиозному призванию и его задачам, ибо призвание могло быть утрачено из-за женитьбы. С другой стороны, если он откажется от женитьбы в порядке эксперимента, он не может надеяться вернуться к молодой леди, если другая альтернатива не сработает. Возможно, ее там не будет — как на самом деле ее и не было, — когда он вернется.

Все это указывает на то, что ситуация человеческого выбора вовсе не является ситуацией научного эксперимента. Экспериментальной в науке является ситуация, когда установлены определенные научные средства контроля, так что с помощью этих средств управления мы можем повторять эксперимент в любое время и в любом месте по своему выбору, и действительно повторять его бесконечно. Чем более научным становится эксперимент, тем более утончаются в нем черты случайной особенности и тем легче становится повторить его во всех подробностях. Но наш фундаментальный жизненный выбор не дает нам такой степени контроля, потому что он не позволяет нам такой степени отстраненности. Нам приходится выбирать здесь и сейчас, и на всю оставшуюся жизнь, и альтернатива, от которой мы отказываемся, теряется навсегда. Мы могли бы полностью экспериментировать с собственной жизнью только в том случае, если бы были бессмертны, и поэтому могли бесконечно повторять любую ситуацию по выбору. .

Поскольку смерть реальна, а наша жизнь конечна, каждый выбор есть также отречение, и поэтому Кьеркегор говорит о пафосе человеческого выбора. Именно этот жертвенный и патетический аспект выбора привел Кьеркегора к его великой полемике против чрезмерно рациональной философии Гегеля. Старая пословица говорит об этом достаточно просто и адекватно: «Вы не можете съесть свой пирог и получить его одновременно»; но Гегель изобрел сложную диалектику, с помощью которой можно было объединить две конфликтующие альтернативы, тезис и антитезис, в высший синтез, так что спекулятивный философ, восторжествовавший над жизнью, мог и получить свой пирог, и съесть его. Такое примирение противоположностей действительно возможно в знании, где более всеобъемлющая теория может охватывать две конфликтующие альтернативы; но это невозможно в жизни, где страдание отречения не может быть полностью устранено разумом. Это противостояние между знанием и жизнью было одной из главных тем экзистенциализма, а также значительной части современной философии и литературы.

_____________

 

Эти две краткие иллюстрации иррационального — смерти и человеческого выбора — которые нельзя полностью исключить из нашего существования, также показывают, что наука и научный эксперимент не могут овладеть всей жизнью. Страх, что наука может сделать это, был очень сильным мотивом мышления на Западе, начиная с Уильяма Блейка. Действительно, со времен Просвещения в 18 веке и до наших дней господствовали два глубоко противоположных отношения к науке: наряду с великой надеждой на науку и ее возможности человеческого освобождения развился великий страх, что наука каким-то образом механизирует и обедняют человеческую жизнь. Этот страх нельзя отбросить просто как грубое народное суеверие, ибо он охватывает слишком много великих имен нашей культуры: Блейка, Вордсворта, Кьеркегора, Ницше, Достоевского, Толстого, Бергсона. Нашей задачей, скорее, должно быть устранение философских прозрений, характеризующих этот страх перед наукой на самом глубоком уровне.

Одно из лучших выражений страха — в первой части романа Достоевского «Записки из подполья ». Герой боится научного общества будущего, в котором человеческая жизнь будет рационально контролироваться и упорядочена до мелочей. Когда человеческая жизнь станет такой научно точной и предсказуемой, никто не захочет ею жить. Герой Достоевского предпочел бы, как он выражается, из чистой злобы разбить эту машину, стремящуюся его удержать, предпочел бы показать, что его человеческая воля в своей свободе выходит за пределы математически предсказуемого, даже если ему придется показать это в деструктивным способом. Таким образом, мы возвращаемся к нашему основному пункту: то, что Достоевский говорит через своего измученного и угнетенного маленького героя, это то, что человеческая жизнь должна быть больше, чем чистый разум, и пытаться свести ее к последнему значит разрушить ее, даже если мы сделать это сокращение во имя всеобщего просветления.

Было бы ошибкой считать Человека из подполья просто больным и невротичным человеком, порожденным стрессами современного общества. Он таков, конечно, но он также и общечеловеческий характер. Мы все подпольные люди, в какой-то степени. Он — та темная сторона нашего существа, с которой мы должны стараться жить в мире, и если мы легкомысленно относимся к его гневным заявлениям против человеческого режима, полностью контролируемого наукой и разумом, мы делаем это на свой страх и риск.

_____________

 

Поскольку он универсален, Подземный Человек снова появляется. Возможно, я смогу подтвердить свою точку зрения, обратившись к довольно необычному замечанию, сделанному в 1920-х годах И. А. Ричардсом, британским критиком и психологом. Это замечание, как мне кажется, выражает крайнюю надежду на то, что наука овладеет жизнью. (Отдавая должное Ричардсу, однако, мы должны отметить, что в то время он был гораздо более очарован возможностями психологии, чем сегодня.) Он заметил: «Мы можем предвидеть время, когда психологическая наука продвинется до точки где мы можем иметь, если захотим, любые умы, какие пожелаем».

Короче говоря, в совершенно научной Утопии вы можете заказать свою личность в психологической лаборатории, как вы заказываете рецепт в аптеке. Выберите свою этикетку, внимательно следуйте рецепту, и у вас будет личность или ум, которые вы хотите. Наука, которая совершила столько чудес в преобразовании материи и нашла синтетические заменители почти всему, нашла бы здесь, наконец, заменитель самой жизни. В этой психологической утопии человек мог бы иметь определенный характер, не переживая рисков, тревог и неуверенной борьбы, которые его создают. Нам не нужно было бы жить, чтобы стать; определенный вид существа; наука предоставит его в готовом виде.

Мы замечаем, что возможность, которая когда-то внушала Ричардсу столь оптимистичные надежды, и есть та самая возможность, против которой восстает Подпольщик Достоевского. Каким бы больным и обиженным он ни был, человек из подполья, по крайней мере, настаивает на том, чтобы у него была собственная человеческая жизнь, а не какой-то механический заменитель. Психологическая наука продолжала развиваться со времени замечания Ричардса, но теперь она далека от утверждения каких-либо утопических утверждений, которые когда-то очаровывали его. В некоторых кругах Америки психоанализ может считаться своего рода магией, но не самими аналитиками. Некоторые люди склонны думать о психоанализе как о процессе, в котором аналитик, в чем-то вроде механика, переделывает пациента и дает ему новый двигатель или набор работ. Но серьезный аналитик, надеясь трансформировать фундаментальные жизненные установки невротического пациента, настаивает на том, что пациент может решить свои проблемы только в реальной жизни, а не на психоаналитическом сеансе. Жизнь нужно прожить, ничто не заменит жизнь — даже психоанализ.

Экзистенциалистская философия, настаивая на том, что категории жизни не могут быть сведены к науке, идет дальше в этом вопросе. Утверждение, что ничто не может заменить жизнь, может показаться довольно тривиальной банальностью, но это высказывание не может показаться нам таким банальным, когда мы размышляем о безмерной механизированной пассивности, которую наша цивилизация навязывает многим своим представителям. В таких обстоятельствах живое переоткрытие некоторых банальностей может представлять собой огромную задачу и огромный триумф. Некоторые из величайших глав в истории философии — это открытия того, что было очевидным, но незамеченным, перед глазами каждого человека. Можно вспомнить великое изречение Гераклита, произнесенное на заре философии в VI веке до н. э.: «Человек отчужден от того, что ему наиболее знакомо, и он должен постоянно стремиться открыть это заново». Это изречение могло бы послужить очень хорошим девизом для экзистенциализма. Среди прочего, это может прояснить, почему современный экзистенциалист Хайдеггер находит этих ранних досократических греков своими настоящими предками в стремлении противостоять человеческой жизни и всей жизни природы с примитивной прямотой. Таким образом, предки экзистенциалистской философии оказываются очень древними. Философия здесь не простое соединение некоторых абстрактных положений в систему; это скорее конкретное усилие живого индивидуума, чтобы соотнести себя со своей собственной жизнью и жизнью окружающих его людей. В буквальном смысле философия — это задача, которую каждый человек должен выполнить сам для себя. .

_____________

 

В этом поиске первобытного экзистенциализм соответствует самым значительным течениям в искусстве и литературе этого столетия. Слово «примитивный» обязательно вызовет недоразумения, если оно связано с жизнью дикарей, варваров или охотников на крупную дичь. Кому-то примитивизм предлагает бой тамтамов, Таити, девушек в саронгах, Гогена — словом, бегство от современной цивилизации в иллюзорную простоту какого-нибудь острова Южных морей. Таких форм примитивизма было много, но они всегда заканчивались тупиком, потому что стремление к бегству само по себе очень не примитивно. Я использую слово «примитивный» в гораздо более простом — я почти написал «примитивный» — смысле: примитивное — это первичное; и действительный поиск примитивного есть поиск источников нашего бытия, которые слишком рутинизированная цивилизация склонна затемнять. В этом смысле почти все искусство и литература последних пятидесяти лет были примитивными.

Современная живопись и скульптура, например, действительно преуспели в создании нового вида видения. В этих работах мы стоим в новом и более прямом отношении к цветам, формам и формам. Это видение вещей одновременно и проще, и сложнее, чем западное искусство прошлого. Своими извращающими упрощениями, дерзкими произвольными формами оно часто напоминает первобытное искусство, из которого оно действительно сознательно черпало вдохновение в известных случаях, хотя оно и не могло бы существовать без всей традиции западного искусства. Более того, сам художник как бы вступает в новое и непосредственное отношение к самим материалам своего искусства: он наивно стремится утверждать присутствие своей краски, камня или металла, и его искусство уже не является средством скрыть или превзойти его. это присутствие.

В литературе, у таких писателей, как Д. Г. Лоуренс, Джеймс Джойс и Томас Манн, мы находим сходные и различные попытки справиться с примитивным. В своих рассказах об Иосифе Манн стремится вернуть литературе примитивное мифологическое сознание. Джеймс Джойс в своей последней работе использует самую изощренную литературную технику, опираясь на ресурсы всего прошлого западной литературы, чтобы передать самые бессознательные, невнятные и примитивные части человеческого опыта. Из этих писателей, возможно, Лоуренс наиболее явно программен в своем поиске примитивной простоты, которую, по его мнению, современная жизнь утеряла. Органическое единство бытия, которое Лоуренс ищет в сексуальном опыте, — это то, что экзистенциальные философы искали в других направлениях. Как напоминает нам Т. С. Элиот, Лоуренс был человеком с сильным духовным призванием, и его интерес к сексу вовсе не был посланием секса ради секса. Тем не менее предложенное им решение болезни современной цивилизации кажется нам сегодня довольно однобоким.

_____________

 

Болезнь и лечение, кризис и возрождение — такие рассуждения подводят нас к сути духовной драмы нашего времени. Одна из наиболее распространенных жалоб на экзистенциализм заключалась в том, что он слишком много внимания уделял болезням того времени, что он был философией отчаяния, негативной и нигилистической и, следовательно, пренебрегал обычными человеческими ценностями. Мне кажется, что такая критика отчасти справедлива по отношению к такому писателю, как Сартр, чье творчество часто демонстрирует узкую и чрезмерно интеллектуальную концентрацию на болезненных аспектах жизни, но вряд ли она отдает должное тому настоящему ферменту, который работает в центре экзистенциалистской мысли. мысль. Даже если бы такая мысль только ясно смотрела в бездну, она была бы в наше пустое и жестокое время необходимой предпосылкой возрождения. Но у некоторых философов-экзистенциалистов можно различить нечто большее, гораздо большее, чем это; и приведенного выше краткого указания на параллельные тенденции в современном искусстве и литературе должно быть достаточно, чтобы показать нам, что эта философия — не эксцентричное движение или систематизация странных невротических установок, а усилие, лежащее в самом русле современной культуры. И именно потому, что теперь, когда первый прилив чудачества и поверхностной популярности прошел, мы можем смотреть на экзистенциалистскую философию как на нечто, имеющее для нас непреходящую ценность.

_____________

 

Определение «современного человека» и «цивилизации»

Существует много дискуссий о том, применим ли термин «цивилизация» к тому уровню, которого достигло сегодня современное человечество. Чтобы иметь возможность провести такую ​​классификацию, необходимо правильно определить цивилизацию и современность. Например, каковы основные характеристики, которые делают цивилизацию цивилизацией? Как оценивается цивилизация в классическом и традиционном смысле? Эти и подобные вопросы нужно задать в первую очередь, прежде чем мы получим правильный ответ. В противном случае мы бы так же ошибались, как и основные средства массовой информации, которые обычно называют Соединенные Штаты и Россию «цивилизациями».

В классическом понимании существуют определенные условия, необходимые для возникновения цивилизации. Прежде всего, справедливость должна быть основой управления. Власть, которой обладает правитель, не должна рассматриваться как абсолютная; так как, напротив, единственный абсолют есть справедливость. Убеждение, что власть имущие существуют только для того, чтобы служить людям, должно быть широко распространено. Правитель также должен иметь группу мудрых и опытных консультантов, к которым можно обращаться, работать вместе и никогда не прекращать диалог с ними ради общества. В любой сфере искусство должно стоять на первом месте. Правитель должен преуспеть в том, чтобы собрать различные слои своего общества под одной крышей и установить гармонию, в которой не будут потеряны различные личности и личности. Со всеми этими составляющими можно говорить только о цивилизации.

Когда дело доходит до определения «модернизма», нам действительно нужно определить, когда родился «современный человек». Некоторые романтические историки религии ссылаются на историю Авеля и Каина, делая это определение. Однако, не заходя так далеко в прошлое, если мы примем более реалистичный подход, традиционные мыслители на Западе особенно ссылались на эпоху Просвещения в Европе, где, как говорят, зародилась современность. Наиболее характерная черта этого периода связана с перспективой «Прометея», бога-титана огня, используемого в качестве философского символа отношений между богом и человечеством и концепции прогресса. Согласно этому пониманию, метафизика есть ничто, поскольку это единственное сведение всего в рамки физики. Все должно быть видно и должно быть записано. Если что-то может быть воспринято человеческими органами чувств, то преобладает представление о том, что оно «существует». Это проявление своего рода абсолютного рационализма. Другими словами, это рационализм, ничего не принимающий за собой. Это начало эпохи позитивизма.

Рождение современного человека

С появлением промышленной революции и более ориентированной на прибыль и производство философии в производственных соотношениях наблюдается появление современного капитализма. Во-первых, возникает жизненная потребность в накоплении капитала. В досовременную эпоху такое понимание считалось не очень приемлемым, поскольку тип человека, упомянутый здесь, является индивидуалистом, рассматривающим все с точки зрения своих собственных интересов и ставящим себя на первое место, что совершенно противоположно тому, как люди были в дореволюционные времена. -современное время. С идеей, сосредоточенной на «интересах», родилось то, что мы называем «современным человеком». Этот новый тип человека неизбежно приобретает соревновательный характер вместо того, чтобы быть совместимым с обществом. В этике современного человека есть чрезвычайные различия. Человек, который раньше был более альтруистичным, трансформируется. Теряя доверие и становясь все более жадным, начинается эволюция в корыстного человека. Эта эволюция приводит к современной эпохе.

В этот век науки также имеют свою долю среди нового понимания. Например, экономика определяется как искусство регулирования неограниченных человеческих потребностей перед лицом ограниченных природных возможностей. Когда вы с самого начала даете такое определение, очевидно, что вы разрушаете эти естественные возможности. Не обуздывая человеческие потребности, вы отбрасываете их перед природой. И этот животный тип человека эксплуатирует природу, насколько это возможно, для собственной выгоды. Следовательно, они больше не являются частью природы.

Однако люди Средневековья понимали единство бытия. То есть человек находится в гармонии с природой, рассматривая ее как часть себя. Например, в средние века лесорубы заворачивали лезвие и рукоятку своего топора в ткань, когда шли по лесу, чтобы срубить дерево, время которого пришло. Это понимание указывает на точку зрения «панбиоизма» — веру в то, что все в природе едино и едино. Это видение мира отражено во многих классических и современных стихотворениях, таких как стихотворение английского поэта метафизической школы XVII века Джона Незнайки:

«Ни один человек не является островом,

Весь сам по себе;

Каждый человек — это часть континента,

Часть большого».

Говорят, что в мире животных нет накопления. Например, лев ест столько, сколько охотится, и никогда не накапливает больше, чем ему нужно. Можно сказать, что акт накопления действительно начинает происходить у современных людей. Чтобы добавить еще одно измерение к примеру лесоруба, дровосек вырубает ровно столько, сколько ему нужно. Причем рубят не всякое дерево, предпочтение отдается старому и гнилому дереву. Или, если лесорубу нужно обеспечить пропитание, они срубают достаточно деревьев для продажи. Таким образом, природе позволено восстанавливаться, поскольку было известно, что лес может вырасти снова, если вы срубите некоторые деревья, но не все из них. Другой пример можно привести с рыбалкой. Количество рыбы в мире начало сокращаться. Такими темпами мы, возможно, не сможем найти рыбу для еды через 15-20 лет. В рыболовстве используются деструктивные методы, которые разрушают гнезда рыб и тем самым разрушают экосистемы на дне моря. Этот тип охоты является результатом чистого спонтанного мышления. Это результат размышлений только о продукте, который нужно получить, и о деньгах, которые нужно заработать.

Макс Вебер прав?

В свете всех этих событий, при сравнении современного человека и его предшествующих итераций, очевидна трансформация менталитета. По словам Макса Вебера, немецкого мыслителя, чьи идеи оказали глубокое влияние на накопленное в мире общеизвестное наследие, эта трансформация связана с «протестантской этикой». Вебер говорит, что изменчивость потребления возникла в результате протестантской веры, которая делает упор на меньшее потребление. Когда вы потребляете меньше, вы начинаете сберегать, возникает накопление капитала, а затем происходит переход к капиталистическому производству.

Точно так же решимость Вебера видна в работах покойного видного турецкого экономиста Сабри Ульгенера, который сосредоточился на отношениях между суфизмом и производством. Ульгенер говорит, что в результате сокращения потребления мистического мировоззрения, экономическое развитие Турции изменилось. По его словам, понимание мистицизма в период основания Турецкой республики и в последующие годы мешало капиталистическому накоплению и экономическому развитию.

Этот вывод, основанный на причинно-следственной связи, был принят историками-марксистами в последующие годы. Конечно, различие между инфраструктурой и надстройкой в ​​марксистском понимании экономики здесь перевернуто. Потому что в марксистском понимании ваши производственные отношения определяют то, во что вы верите. Согласно Веберу и др., ситуация обратная. В зависимости от того, во что вы верите, со временем появятся родственные отношения.