«Речь о трудной судьбе московского графомана» Олег Зайончковский вернулся в литературу: Книги: Культура: Lenta.ru
Яркий дебют и не менее заметное продолжение — в искусстве явление редкое. Однако именно так в середине 2000-х вошел в литературу прозаик Олег Зайончковский. Его книги «Сергеев и городок», «Петрович», «Счастье возможно» получили номинации на главные литературные премии, а критики рассыпались в комплиментах. Потом наступил длительный перерыв — несколько лет об Олеге Зайончковском ничего не было слышно. И вот «Редакция Елены Шубиной» выпустила его новую книгу «Тимошина проза». На книжном фестиваля «Красная площадь», который проходит с 3 по 6 июня в центре Москвы, писатель и издатель рассказали о новинке публике.
Олег Зайончковский: Речь о трудной судьбе московского графомана. Можно сказать, что это очередная история об очередном лишнем человеке. Лишний он даже не потому, что выпадает из жизни, социума, а потому что такой тип человека всегда лишний. Он из тех людей, кто живет внутри своей головы. И книжка живет как будто внутри себя. И это первая моя вещь, в которой нет оптимистического финала. Можно сказать, печальная история.
Эта вещь, как и прочие мои вещи, рассчитана на читателя с литературным слухом. Она настроенческая. Для любителя метафор и прочих тропов. Можно попробовать получить удовольствие от чтения. Моя надежда на такого читателя, а он всегда в меньшинстве.
Лента.ру: Главным героем вашего романа середины 2000-х «Петрович» был ребенок. Собственно, этого мальчика и звали Петрович. И он был не по годам мудр. Герой же «Тимошиной прозы», кажется, противоположен Петровичу. Он — инфантильный взрослый.
Олег Зайончковский: Такое случается с людьми, которые в детском возрасте выглядят взрослыми. Они потом не вырастают, не дозревают что ли. Что касается этого моего последнего персонажа, он действительно не дозревший как личность человек. Эта особенность присуща многим творческим людям, мне кажется. Внутренне творческим — не важно, способны они к творчеству по гамбургскому счету или нет. Может быть, это и неплохая особенность, если бы он не был так сконцентрирован на себе. Не жил в своей голове.
В книге о нем речь идет как о графомане, а может быть, на самом деле он хорошо пишет. Может быть, ему просто попался неправильный редактор. Или это просто подруга не оценила его творчество — бывает же такое.
Елена Шубина: Предыдущая ваша вещь, после которой был большой перерыв, называлась «Счастье возможно». Ее герой — писатель. Тоже не очень удачливый. В вашей новой книге герой занят другим, но он тоже пишет и это важно для него. Так случается. Я знала одного доктора физических наук, звезду в своей области, для которого была трагедия, когда его рассказ не взяли в журнал «Юность» — для него это был предел мечтаний. Ради этого он готов был забыть все свои формулы. Хотя название книги «Тимошина проза» можно трактовать двояко. Это и текст, и проза жизни. И все-таки — в чем ваша внутренняя потребность во второй раз брать героя-писателя?
Олег Зайончковский: Мой главный интерес — литературный. Один старый мудрый литературный критик на одном мероприятии отвел меня в уголок и сказал: «Олег, я считаю вас мужественным человеком — вы упорно занимаетесь чистой литературой». Поэтому в моих книгах не надо искать внелитературных применений — все внутри.
Есть материал, залетевший откуда-то извне, из реальной действительности. Но когда это становится текстом, текст уже не имеет отношения к ней. Поэтому инстинктивно так получается, что мой персонаж тоже литератор. В душе или по роду занятий.
Елена Шубина: Когда вышли ваши книги «Петрович» и «Сергеев и городок», на вас обратили внимание все критики и литературные обозреватели. При этом они попытались — да и я сейчас немного попыталась — вас спрямить и уложить в какую-нибудь литературную традицию. Первое, что приходило на ум, — продолжение традиции маленького человека. И вы тогда уже этим попыткам сопротивлялись. В одном интервью вы сказали, что не знаете, к какой относитесь традиции. «Традиция начинается с меня», — сказали вы. Интересное высказывание. То, что на вас тогда пытались навесить ярлык, — вас это раздражало?
Олег Зайончковский: Мне казалось это неправильным. В моей ранней прозе углядели социальное применение, стали сравнивать чуть ли не с Шукшиным. А я настаивал, что это сугубая литература. Материал всегда какой-то присутствует — откуда-то же все это берется.
Елена Шубина: Возникла даже мысль, не пародия ли это на вечную тему маленького человека. Кстати в «Тимошиной прозе» я тоже вижу некоторые внутренние пародийные элементы.
Олег Зайончковский: Пародия должна иметь образец для передразнивания.
Елена Шубина: Тема маленького человека — это образец для передразнивания.
Олег Зайончковский: Литература растет из литературы. Какие-то архетипы могут всплывать. И аллюзии — без этого невозможно. Если в тексте в виде напоминаний возникают какие-то общие литературные места — кто-то может сказать: это пародия. Я не думаю, что это пародия. Во всяком случае, я такого намерения не имел. Я не отталкивался ни от какого образца, положительного или отрицательного. Может быть, поэтому я тогда так сказал, что моя литература с меня начинается.
Елена Шубина: Достойная фраза.
Олег Зайончковский: Броская, но неверная. Я не стремился экспериментировать, хотя мне кажется, что мои тексты своеобразны. Я пытаюсь улавливать и фиксировать в тексте смыслы. Потенциал нашего традиционного литературного языка не исчерпан, мне кажется.
Олег Зайончковский: Быть лузером-оптимистом в наши дни
«РГ» продолжает серию интервью с финалистами Национальной литературной премии «Большая книга». Сегодня мы беседуем с прозаиком Олегом Зайончковским, известным читателю как автор романов «Сергеев и городок» (шорт-лист премий «Русский Букер»-2004 и «Национальный бестселлер»-2005), «Петрович» (лонг-лист «Русского Букера»-2005), повестей «Люда», «Прогулки в парке». В финал «Большой книги» в этом году вышел роман в новеллах «Счастье возможно», главный герой которого — современный, не слишком удачливый писатель. У него нет ни славы, ни денег, ни семьи (жена ушла к крутому бизнесмену), зато есть спокойная уверенность, что «счастье возможно». И, как ни странно, так оно и получается…
Российская газета: Герой вашего романа рассказывает, как стал писателем: «В небе пел самолет, ранее неслышимый; привязанная у магазина, плакала безутешно собачка; дети щебетали воробьиными голосами… Огромный шум города… раскладывался на множество маленьких отчетливых музыкальных партий. И казалось мне, что еще немного, еще чуть-чуть, и, разбирая каждую из этих партий в отдельности, я постигну всю симфонию мироздания… Но собачка… все плакала, и никто не приходил, чтобы ее отвязать. Мухи жужжали, деревья шелестели листьями, город шумел и шумел… И однажды я наконец догадался, что ничего не изменится, симфония мироздания не сложится, если я останусь только в качестве слушателя. В ней, в симфонии, не хватало моего собственного голоса — вот о чем шептали мне листочки. Так я впервые по-настоящему осознал свое писательское предназначение.
Олег Зайончковский: В профессиональном смысле — никак. Для себя, про себя всякий, кто пишет хотя бы письмо бабушке, вступает в некие отношения с литературой и волен переживать их как угодно глубоко. Но профессиональный писатель — это культурная и в каком-то смысле производственная единица. Он понимает (и принимает) свои общественные, цеховые и разные прочие обязательства. Помимо знания Word и умения сочинять, он владеет еще кучей полезных навыков, необходимых в делании того, что мы расплывчато называем «писательской карьерой». Я же такими навыками не обладаю и никаких обязательств перед кем бы то ни было (кроме моей литературы) брать на себя не хочу. Несмотря на то что книжки мои пишутся и потихоньку печатаются, я продолжаю считать себя дилетантом.
РГ: «Счастье возможно» имеет подзаголовок «роман нашего времени». Значит, и главного персонажа — социального лузера и при этом оптимиста и даже романтика — можно назвать героем нашего времени. Но разве типичны сегодня люди, которые не борются за место под солнцем, а все у них получается само собой — эдакие «Емели на печке»?
Зайончковский: Подзаголовок роману давал не я, а издательство, но, по-моему, из него не следует, что и центральный персонаж тоже «нашего времени». Хотя, согласитесь, быть лузером-оптимистом в наши дни — в этом есть нечто героическое. Персонажи, подобные моему, никогда не соответствовали «современным образцам», но всегда были довольно живучи. Может быть, именно потому, что им хватало места под солнцем — своего собственного. «Господь знает, как все устроить», — думают они и часто оказываются правы.
РГ: Умение радоваться мелочам и вера в лучшее, видимо, присущи не только вашим героям, но и вам — автору. Такой взгляд на жизнь врожденный или благоприобретенный?
Зайончковский: Названные вами качества скорее свойственны моим литературным персонажам и тому персонажу, которого я пытаюсь играть в жизни. Но есть еще моя внутренняя жизнь, конечно, очень сложная и полная драматизма.
Я держу ее при себе, близких стараюсь не пугать и не делаю свои экзистенции темой художественного творчества. Таким образом, получается, что свою внешнюю «позитивную» личность я построил искусственно — отчасти с защитными целями, отчасти из нравственных побуждений.РГ: Не раз приходилось слышать применительно к вашей прозе слово «милая» — такое прилагательное вам не обидно? И вообще, насколько важно, что говорят о ваших книгах критики, коллеги-писатели?
Зайончковский: На такое прилагательное я не обижаюсь. Даже чувствую свою особенность — ведь в немилой прозе у нас, кажется, недостатка нет. Выше я сказал уже, что не имею обязательств перед обществом, а тем более перед каждым отдельно взятым рецензентом. В своей «милой» прозе я пытаюсь решать задание, до которого большинству читающего населения нет дела. Это задание я понимаю как сугубо литературное, и оно не состоит в том, чтобы обслужить чей-то социальный или даже умственный запрос. Впрочем, несмотря ни на что, среди обычных читателей и в рядах критиков мне попадались милые люди, находившие для моей прозы более уважительные определения.
РГ: Несколько лет назад поэт Игорь Шкляревский составил сборник «Держись!..», в который вошли стихотворения Лермонтова, Шефнера, Кушнера и др., призванные помочь читателю «в минуту жизни трудную». Книга получилось тоненькой: оказалось, в русской поэзии о радостном пишут редко. Составляй вы подобный сборник прозы — классической, современной ли, — что включили бы в него?
Зайончковский: Известный психиатр Бурно, который составлял подобные сборники для своих пациентов и даже включал в них собственные произведения. Я бы не стал этого делать. Качественная литература сама по себе есть радость великая — даже когда пишет не «о радостном». Вот от плохих текстов действительно становится грустно. Вообще же, повторюсь, литература служит не для поднятия настроения граждан. Всякое ее привлечение в лечебных и иных «непрофильных» целях кажется мне неправильным.
Олег Зайончковский. «Счастье возможно» — День за днём, книга за книгой — ЖЖ
Олег Викторович Зайончковский родился в 1959 году в Куйбышеве. После школы работал репрографистом и слесарем, ремонтировал бытовую технику и испытывал ракетные двигатели. В литературу Зайончковский вошел в 2000-е годы, и практически сразу к нему пришел стремительный успех. В 2004 году был опубликован его роман в новеллах – «Сергеев и городок», вошедший в списки премий «Русский букер» и «Национальный бестселлер». С тех пор автор написал множество интересных книг: «Тимошина проза», «Загул», «Прогулки в парке», «Петрович». Зайончковский – мастер рассказывать истории. Основная тема в творчестве писателя – жизнь простых людей, наших детей, коллег, соседей.Роман «Счастье возможно» стал финалистом «Большой книги». Он имеет интересный подзаголовок «Роман нашего времени». В центре его – история о пресловутом «любовном треугольнике». От безымянного писателя уходит жена – к более состоятельному и интересному мужчине. Писатель не пытается как-то повлиять на этот процесс, он просто наблюдает за изменениями, которые пришли в его жизнь. Казалось бы, произошла трагедия в семье, но стоит взглянуть на потерю иначе, и ситуация изменится к лучшему.
В книге повествование ведется от первого лица. Писатель рассказывает о своей личной жизни спокойно и с юмором. Что делать с женой Тамарой? Ничего. Просто подождать, как все сложится дальше. Ведь счастье возможно, оно обязательно придет, потому что в мире действует закон равновесия. Если от писателя ушла жена, то неизбежно вскоре придет творческое вдохновение.
«Мы прожили с ней в браке много долгих лет. Иногда я вспоминаю эти годы со светлой грустью, иногда же мне хочется вести как можно более здоровый образ жизни, чтобы долголетием компенсировать зря потраченное время. Факт, однако, заключается в том, что, когда я перестал быть мужем своей жены, у меня словно пелена спала с глаз. Словно из ушей выпали пробки, а из носу ватки… Меня, осиротевшего, взял под крыло целый мир. Звуки, забытые с детства, снова обступили меня. Деревце, тронутое ветром, пролетевшая муха или хоть эта самая вентиляционная отдушина – все заговаривало со мной, лепетало на тысячи голосов, несло какую-то многозначительную чепуху. Ошеломленный, переполненный звуками бытия, я подолгу курил на балконе. В небе пел самолет, раньше неслышимый; привязанная у магазина, плакала безутешно собачка; дети щебетали воробьиными голосами… Огромный шум города, прежде лишь отдававшийся в черепе неизбывным томительным гулом, теперь раскладывался на множество маленьких отчетливых музыкальных партий. И казалось мне, что еще немного, еще чуть-чуть, и, разбирая каждую из этих партий в отдельности, я постигну всю симфонию мироздания… И однажды я наконец догадался, что ничего не изменится, симфония мироздания не сложится, если я останусь только в качестве слушателя. В ней, в симфонии, не хватало моего собственного голоса – вот о чем шептали мне листочки. Так я впервые по-настоящему осознал свое писательское предназначение, а осознав его, стал меньше времени проводить на балконе и больше за работой. И весь этот переворот во мне случился, когда от меня ушла жена».
Тамара теперь живет с успешным бизнесменом Дмитрием Павловичем, но, как это ни удивительно, продолжает навещать бывшего мужа. Писатель задумывается: для чего бы это?
«Труднее понять, для чего ко мне ездит Тома. Если ее спросить, она, не задумываясь, ответит: «Как для чего? Надо же мне убедиться, что ты жив-здоров. Да и грядки твои кому-то надо полить». Однако надо иметь в виду, что, если женщина отвечает не задумываясь, это означает, что она говорит неправду. Грядок в Васькове она не поливала, даже когда мы были женаты. Полагаю, что и в теперешнем их новом имении не поливает, если таковые там имеются. Скорее всего – так мне кажется, – она приезжает сюда, чтобы убедиться лишний раз в том, что не полюбила меня обратно. А заодно сравнить меня, недотепу, со своим Димой: какой вот он умный и наблюдательный – вполне бы мог тоже сделаться литератором, если бы не занимался бизнесом и умел писать».
Когда Тамара и Дмитрий Павлович уезжают в путешествие, они приглашают писателя пожить у них дома и ухаживать за собакой. Писатель неожиданно соглашается – он живет в роскошной квартире, выгуливает пса во дворе, и заодно знакомится с новыми людьми, которые рассказывают ему свои жизненные истории.
«Две недели, пока Тамара с Дмитрием Павловичем наслаждались адриатической природой, я наслаждался благами цивилизации. До чего приятна жизнь в элитном квартале! Утром здесь не урчат, чихая и отплевываясь, дворовые «жигули». Они не тревожат ничьих ушей, потому что их тут нет, но если б и были, никто не услышал бы их за тройными стеклопакетами. На рассвете безмолвные, таинственные, словно эльфы, дворники сделали свое дело и растаяли в солнечных лучах. Проснулся, заискрился фонтан. И вот уже от подъездов в направлении паркинга шествуют по свежевыметенным, вспрыснутым влагой тротуарам господа в добротных костюмах. Они помахивают добротными кожаными кейсами и поверчивают на пальцах брелоки с ключами от своих добротных авто. Эти господа – московский хай-мидл, надежда и опора новой России. А «новая Россия», народившаяся здесь, в башне из монолит-кирпича, в это время еще посапывает в колыбелях или ест уже кашку. После того как главы семейств разъезжаются по своим офисам, в доме и во всем квартале остаются одни иждивенцы. Это те, для кого господа-труженики являются опорой в прямом смысле слова: их малые дети, красавицы жены и мамы, выписанные откуда-нибудь из Люберец. И хотя весь этот оставшийся народец не создает прибавочной стоимости, но именно для него здесь в обширном дворе разбита аллея и журчит фонтан, для него устроены по первому разряду детские и собачьи площадки и фитнес-центр, который с утра уже вывесил табличку OPEN».
Пока Тамара пытается создать семейное гнездышко с Дмитрием Павловичем, писатель размышляет о пережитом и приходит к выводу, что Тамара как женщина, в первую очередь, внутренне чувствовала, чего не хватает ей в семье с писателем – детей. Ведь за годы брака детей так и не появилось.
«Многие годы мы, что называется, дружили семьями. Хотя, положа руку на сердце, семья – настоящая семья – была только у Замойских, потому что настоящая семья та, в которой есть дети».
Однако после медицинского обследования выясняется, что у Дмитрия Павловича не может быть детей. А вскоре происходит чудо – Тамара говорит писателю, что она беременна от него. Почему это произошло только после того, как Тамара ушла от мужа? Непонятно. Но счастье стало возможным и пара снова воссоединяется в ожидании малыша.
Книга О. В. Зайончковского «Счастье возможно» звучит жизнеутверждающе на фоне многочисленных современных произведений, в которых мелкие неприятности зачастую герои воспринимают как трагедию. А вот попытаться в жизненной драме разглядеть счастье – это далеко не так просто, но сделать это непременно нужно. Ведь счастье возможно даже в самой непростой ситуации, его только необходимо увидеть.
Приятного чтения!
Резник Марина Васильевна
Олег Зайончковский ★ Петрович читать книгу онлайн бесплатно
prose_contemporary Олег Викторович Зайончковский ([email protected]) ПетровичГлавный герой нового романа Олега Зайончковского — ребенок. Взрослые называют его Петровичем снисходительно, мальчик же воспринимает свое прозвище всерьез. И прав, скорее, Петрович: проблемы у него совсем не детские.
2005 ru glassy FB Tools 2006-03-21 http://lit.lib.ru/o/oleg_z/ DB7606B0-E18B-4BE2-B478-F8128769DB55 1.1 Зайончковский О. Петрович: роман ОГИ 2005 5-94282-340-5, 985-13-4758-ХОлег ЗАЙОНЧКОВСКИЙ
ПЕТРОВИЧ
О, сколько врагов себе нажил старый глупый СССР этой ежеутренней трансляцией гимна. Сколько теплых голых тел, сплетенных в собственных нежнейших союзах, содрогались в постелях при первых его раскатах, возглашавших «союз нерушимый» и все остальное… Петрович, например, проснувшись среди ночи, чтобы перевернуться на другой бок, всегда прислушивался со страхом — не раздастся ли знакомая до боли прелюдия: отдаленный, но скребущий душу звук сливаемой где-то канализационной воды. Вообще композитор Александров и помыслить не мог, как много тем прибавит страна к его партитуре: топанье нетвердых спросонья ног, нечаянные громкие пуканья, шкворчанье бесчисленных утренних яичниц, взаимные раздраженные понукания… И все это на фоне литавр, бьющейся посудой сыпавшихся изо всех открытых окон, и петушьей переклички — ближних с дальними — хоров, с утра исполненных гражданственного счастья.
Первым в доме просыпался и вставал без будильника родоначальник Генрих. Щетина на его щеках отрастала так быстро, что к утру уже начинала драть подушку. Во сне еще патриарх начинал почесывать лицо и шею, затем несколько раз сильно тянул носом и, наконец, издавал громкий зевок, распугивая ночные тени. Минуту спустя кровать его принималась скрипеть и пошатываться — Генрих делал лежачую гимнастику. Так и эдак поводил он своими худыми членами, нещадно хрустевшими в суставах, и бурно дышал. Можно предположить, что шумы, производимые дедом при пробуждении, имели кое-какую тайную цель, а именно — вернуть от забвения Ирину, недвижно и неслышимо почивавшую на соседней кровати. Цель достигалась: голова, упакованная в сетку для волос, поворачивалась на подушке; глаз, обрамленный морщинками, моргнув несколько раз, фокусировался на генриховых пассах. «О-хо-хо…» — вздыхала Ирина, ложилась на спину и тоже принималась делать гимнастику. Упражнения (вычитанные лет тридцать назад в медицинском журнале) неукоснительно приводили в действие все системы организма. Генрих вставал, целовал жену в сетчатый лоб и как был — в просторных цветных трусах — шел в уборную. Минуты, проведенные дедом наедине с целым миром, помещенным во вчерашних «Известиях» — эти десятки минут и были последним, уже отравленным тревогой, затишьем перед бурей…
Но вот взрывался победным ревом унитаз. Генрих, презиравший старческое шарканье, топал по-солдатски на кухню, чтобы включить проклятый репродуктор, а затем, запершись в ванной, впадал в ежеутреннее безумство. Ни закрытая дверь, ни вся мощь государственной музыки не могли заглушить диких звуков, издаваемых Генрихом при умывании. Его яростные фырканья, рычания и вскрики наводили прямо-таки на мысль о драке, но с кем мог сражаться дед, запершись среди зубных щеток и сохнущей постирушки, было абсолютно непонятно. Петрович всякий раз удивлялся, находя его после ванной целым, ароматным и заметно повеселевшим. Как бы то ни было, но не проснуться от всего этого шума мог только мертвый (и то, если принять на веру Иринино выражение). Обнаруживая свою принадлежность к царству живых, на сцену утра выходили и привычно здоровались друг с другом Ирина, Катя, Петя… Все, кроме Петровича, ждавшего, затаясь — ждавшего до последней минуты какого-то чуда, которое сломает хотя бы на этот раз постылый ход вещей…
Но увы — он и сегодня услышал знакомые шаги, и мягко открывшуюся дверь… и тихий Катин голос, позвавший:
— Петрович…
— Что? — глухо в подушку отозвался он.
Читать дальше
Счастье возможно Начну с того, что этот автор несколько раз номинировался на премию «Национальный бестселлер» в 2005 и 2016 годах, поэтому я почему-то обратила на него внимание и решила записать один его роман в список для прочтения в рамках игры «Школьная вселенная». Да, на меня иногда накатывает выбирать абсолютно рандомную литературу, поддавшись порыву, а что делать, сама выбрала и мучилась тоже сама. Счастье возможно Тот случай, когда название и обложка вызывают отторжение, но ты все равно берешься за книгу — послушалась совета. В принципе, я не прогадала, однако хотела бы предупредить будущих читателей. НЕ ЧИТАЙТЕ! Это даже не совсем роман, это почти что сборник новелл, где ГГ рассуждает и рассказывает абсолютно обо всем. И с приятным юморком. Ксттаи, за это я готова простить его бесхребетность. Счастье возможно Все ли из Вас знают в лицо соседей в многоэтажке по вертикали? Скорее, узнаёте и здороваетесь Вы с соседями по горизонтали. Так и ГГ, не слишком удачливый писатель с окраины Москвы, слышит через вентиляционную решетку из квартиры сверху: «Я убью тебя, сволочь!», не представляя, кто это, и радуется, что соседи снизу спокойны. Так и живем, становясь бесстрастными свидетелями жизней по горизонтали и вертикали. Об этих жизнях и ведет речь Олег Зайончковский. Делает это он, не спеша, с тонкой иронией. Спокойно созерцает людскую суету, просто и не критично. Пишет о «маленьком человеке», и тема эта важна сейчас не менее чем во времена Чехова. Проза Зайончковского удивительно легкая, не афористичная. Он не соревнуется с читателем в эрудиции, не отсылает к мифам, не создает аллюзий. С ним не состязаешься, а слушаешь и говоришь. Он – рассказчик, и воспринимаешь его роман как истории о людях, которые просто хотят быть счастливыми. Зайончковский делится с нами скорее не раздумьями, а эмоциями, впечатлениями. А ты думаешь, соглашаешься или нет, что-то домысливаешь. Счастье возможно У меня в анамнезе есть разновидность типично женской болезни, когда шкаф ломится от нарядов, а одеть, как всегда, нечего. Переложенная на нездоровую страсть к книгам и чтению выглядит она примерно так: iPad пухнет от разного рода электронок на любой вкус и цвет, полки в коридорах и комнатах прогибаются под тяжестью строгой классики и современной литературы в ярких заманчивых обложках… а читать мне, как всегда, нечего. И вот в очередной раз бесцельно я тыкаюсь по папкам в iPad без особой надежды найти что-то увлекательное и поразительное, крамольная мысль, а не перечитать ли что-то из любимого по стопитсоттысячному разу уже готова посетить меня. В общем в книжку Зайончковского я ткнула наугад и без особых надежд. Странная, ничего не говорящая мне, фамилия. Невзрачная обложка… Так всегда и бывает, оно нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждешь. Уже с первых страниц я поверила и в Русский Букер, и премию Национальный Бестселлер и все остальное, что у нас приписывают молодым, начинающим и несомненно талантливым. Насчет молодого и начинающего, есть у меня некоторые сомнения ( все-таки 1959 года рождения дяденька, старше моей мамы, даже, а мама это сами понимаете одна из мер времени), но вот, что касается таланта — сомнений у меня не возникло, да и не могло. Это безусловно очень и очень. Иначе я не могу объяснить почему книга лишенная какого-то ни было связного и внятного сюжета так затягивает. У нас это сейчас очень модно стиль «чукчи»: чего вижу, то и пою. Но Зайончковский, в отличие от многих, поет очень складно. Это именно тот уровень владения словом, когда книга ни о чем, не превращается в очередной убогий плевок, в сторону читающей общественности, не в меру ретивого графомана. Эту книжку совершенно невозможно растасовать на цитаты, хоть и очень хочется. Потому, что слова там настолько плотно подогнаны к друг другу, так тесно связанны между собой, что невозможно вырвать, что-либо из контекста, оно тут же потеряет свой сакральный смысл, съежится и превратится в глиняный черепок, как то золото из под копыта антилопы. Вот и получается песня, неспешная, протяжная, хоть и не очень долгая. Хотя последнее это, конечно плюс. Еще страниц 20-30 и вышло бы затянуто, и получилось бы скучно, и гадость, а так в самый раз. Эту книгу стоит читать исключительно ради удовольствия покатать на языке верно и точно составленные фразы, полюбоваться красивыми и точными сравнениями, нетривиальными олицетворениями и метафорами, потому, что другой смысловой или еще какой нагрузки она не несет. Более того, местами от главного героя откровенно подташнивает. Если бы, я не знала, что за каждым писательским «Я» скрывается, как правило, еще больше вымысла, чем за прозой в третьем лице, я бы, пожалуй, его возненавидела. И не смогла поставить положительную оценку этому рохле, паршивому интеллигентишке, без амбиций, сил и мужской твердости. Но мне приятно думать, что все описанное в книге не более, чем художественный вымысел, очень красиво оформленный, а я падка на людей, которые вот так, могут обращаться со словом. Счастье возможно Кто-то из могучих сказал тут недавно, что серьёзная проза сюжета иметь не должна, что сюжет ограничивает, что сюжет — удел плохой беллетристики, а «Букеры» получает только хорошая литература. О да, о да. Интересно, почему это Манн, Гессе, Фолкнер и Толстой обременяли себя сюжетами, ай-ай-ай, низкие беллестристы. Зайончковский выше этого. Это просто хорошо (очень хорошо) написанная книга вообще ни о чём, неинтересная, равномерно наполненная банальными пережёвываниями стандартной жизни стандартного московского разгильдяя, который делает вид, что он что-то из себя представляет, а на самом деле — необязательная подлая тряпка, сопля, а не мужчина. В общем и целом, это модный ныне жанр — выдавать свои мысли за художественную прозу (см. Аствацатурова). Но честно говоря, осточертевает уже после десятой страницы. 3/10. Счастье возможно Обычная книга о обычных людях… От главного героя ушла жена. Но она и ушла и осталась. Их отношения все равно продолжаются: они проводят втроем выходные, герой присматривает за квартирой бывшей жены и ее нынешнего мужа, этот муж пытается пристроить героя на работу и так далее. В общем, идиллия. Но, кроме этих героев, есть и другие персонажи и не всегда понятно, существует ли они на самом деле или это работа воображения героя. Но всех персонажей объединяет одно: город Москва. Это не просто город, это одушевленное существо. Оно любит и ненавидит, подумает, кого пустить к себе, а кого нет, кого-то погубит, а кому-то наоборот, даст все. Все люди пытаются задержаться в Москве, получить прописку, жилье, работу, счастье. Но кто получит все, а кто ничего, решает только город. Счастье возможно Вообще-то книга Зайончковского не стоит того, чтобы писать на нее рецензию. Но хочется предупредить тех, кто так же, как я, захочет прочитать произведения, получившие «Русский Букер» и «Национальный бестселлер». Счастье возможно Короткие зарисовки из жизни москвичей и не только. Приятное впечатление от чтения. Счастье возможно Эта книга была моей зачётной работой по «Истории литературы 20 века», мне следовало просто прочитать эту книгу и написать рецензию. За мою работу мне поставили «отлично», что ж, порадуем и вас отличной рецензией. хехе. Счастье возможно Книга мне очень понравилась: приятный слог автора, неторопливость повествования оказали на меня поистине релаксирующее воздействие, сравнимое разве что с прослушиванием шума прибоя и созерцанием закатного солнца. Счастье возможно
Новым романом Зайончковский в моих глазах достойно подтвердил свою репутацию умного, тонкого и занимательного рассказчика. На обложке издателем дана наводка (куда ж нынче без этого)– «роман нашего времени», ну, и как водится , наградной листок из личного дела- «финалист того, сего и прочего». Счастье возможно
Книга состоит из пару десятков новел, рассказиков, объединенных одним наблюдателем — писателем, полуфилософом,полунеудачником, от которого ушла жена — ну,конечно, с успешному бизнесмену. Рассказики почти не связаны друг с другом. Написано очень ироничным, хорошим русским и литературным языком. Автор с первых строк задает хороший темп повествования — читать интересно, читается легко. Ироничные замечания автора, тонкий юмор, делают эту книжку очень симпатичной. Но автор подметил и еще одну важную тенденцию нашего общества второй половины «нулевых годов» — нормализация жизни, успокоение умов, возвращение к традиционным ценностям — в конце концов жена уходит от крутого мужа к своему недотепе-писателю. Очень добрые зарисовки представителей самых разных слоев нашего общества — и интеллигенции, и бизнеса, и работяг,и иммигрантов, и старых и молодых, и обеих полов. Не знаю, любители ли вы наблюдать за людьми где-нибудь в общественном месте — метро, расторане, во дворе, в аэропорту или на вокзале — если да, то вам понравится книга Зайончковского (кстати,это очень известная российская польская фамилия — среди Зайончковских было много военных, военных историков,прочто историков — я впервые услышал ее где-то в 1992 году от одного знакомого американца, который писал диссертацию по профессионализации Генерального штаба России в третьей четверти XIX века (1850-1875) в Джорджтаунском университете — он искал книгу некто Зайончковского по этой теме. На Озоне я ее обнаружил спустя много лет). Иными словами — если вам надоел бизнес (или вы им вообще не занимались никогда), если вы «стареете под музыку своих воспоминаний» — ваши жизненные ценности меняются, если вы любитель посидеть в кафе и за неспешной чашечкой кофе понаблюдать за публикой (и придумать им предистории — как у Станиславского) — вам понравится эта книга. Может и кому-что еще понравится (это я полемизирую с отзывом, где книга названа «книжкой-пустышкой»). Да, она, в принципе, ни о чем — в этом то ее и прелесть (вы не узнаете из нее, кто убил Джона Кеннеди, или как сделать так, чтобы наше общество стало таким-то, или почему коровы не дают столько то молока, она не обличает социальные язвы, не учит жить, не дает советов, не раскрывает тайны элиты или их пороки). Она лечит своей созерцательностью. Пять. Счастье возможно
Проза как всегда на высоте. Герой книги писатель, собственно сам автор. Кажется и сюжета нет. Ну и ладно, можно и так читать, как отдельные рассказы, всё-равно здорово. Но это только кажется. Прочитав до конца, понимаешь, в чём прелесть сюжета. Книга вся пронизана иронией автора по отношению ко всему, но в первую очередь по отношению к самому себе. А здоровая ирония и мягкий юмор в руках талантливого писателя, это подарок всем любителям литературы. Приобщайтесь. Счастье возможно
Очень ждал нового от автора, ибо все, что выходило до этого, читал с огромным удовольствием. И вот наконец книга в руках, читаю… Чем дальше читаю, тем навязчивее становиться ощущение, что написано через силу, натужно и трудно. Вроде все хорошо, прекрасный язык, очень живой и хорошо представляемый персонаж и вещь небольшая… Но ощущение той самой натужности оставалось до самого конца. Да еще и герой не сказать, что мне сильно симпатичным показался. Слабый человек с невнятными моральными принципами. Хоть и сочувствуешь герою зачастую и периодически он даже вызывает симпатию, но в целом остается не самое приятное впечатление. Надеюсь, что это все-таки выдуманый персонаж… Счастье возможно
История про занудливого, слабого мужчину, которого бросила жена (по-моему правильно сделала:-)) описана скучно.Купила из-за отзывов, но никакого «мягкого юмора» и «добродушной философии» не обнаружила. Счастье возможно От героя-писателя (который ненавязчиво идентифицируется с автором)ушла жена. Ушла к «новому русскому», который водит Гелендеваген и в кроссворде угадывает только слово «франшиза». Писатель остался в неустроенном своем доме, завел дворнягу… Сюжет незамысловатый, но главная прелесть книги в том, что густо населена людьми, преимущественно не очень счастливыми. Ученые-филологи, ИТР, дежурная в метро. У одних нет детей, у других — денег мало, третьим не хватает московской прописки. Они страдают, пьют, уходят из дома или просто терпеливо ждут. И что характерно — в большинстве своем дожидаются, заветная мечта сбывается. Ничего сказочного, все очень реалистично и, возможно, поэтому оптимистично. Довлатовская не интонация, но легкость. Не теряет литературных достоинств при перечитывании. Счастье возможно
Это всего лишь сборник рассказов (баек?), не составляющих из себя полноценное повествование, в которых Автор размышляет, жалуется на жизнь и отлично исполняет роль писателя, обиженного жизнью, который пишет о том, как он ничего не пишет. Книга написана от первого лица, и иногда Автор, вообразив себя всемогущим, начинает управлять персонажами «баек» напрямую (а я вот сейчас познакомлю этих двух персонажей, и припишу им вот такие действия… или не буду, я же Всемогущий Автор). Это показалось натянутым и малоинтересным, как будто Автору не о чем было писать. Нет интересного или богатого языка, который мог бы спасти это пустую по содержанию книгу. Есть, конечно же, некоторое количество интересных и запоминающихся фраз и моментов, но они не спасают произведение. Счастье возможно
Я с удовольствием перелистывала страницы и открывала новых героев глав — «героев» с налетом посредственной архаичности, которые могли сгинуть, не оставив никакого литературного следа. Автор их реабилитировал или реанимировал, как хотите, и стратегически расставил вокруг «своей» Москвы словно в поддержку «обывательского» мировозрения. Все они от дворников и пастухов до новых русских и умственно-отсталых описаны с нежным вниманием и юмором; описаны так, что даже утопая в меланхолии, знаешь точно, что счастье возможно. |
Сергеев и городок в Санкт-Петербурге 2021, афиша и билеты
ВНИМАНИЕ! Срок бронирования билетов на все спектакли театра им. Вахтангова составляет 30 минут!
Олег Зайончковский
Режиссёр-постановщик — Светлана Землякова
Художник-постановщик — Денис Сазонов
Роман писателя Олега Зайончковского населяют люди маленького городка, где почти все друг друга знают. Они разные – вздорные, смешные, грубые, ласковые, агрессивные и миролюбивые, есть среди них писатель – человек странный, ранимый, романтичный, но безвольный.
Роман состоит из новелл, и каждая из них – история жизни, любви, расставаний, смешных недоразумений, посиделок с песней под баян, которые часто кончаются потасовками. Разные люди, разные характеры – поток жизни, где каждая страница открывает ее новую грань, заставляющую то рассмеяться, то огорчиться, а то порадоваться остроумию неожиданно разрешенной ситуации.
Случаются с персонажами и трагические истории, но в описании их автор избегает сильных эмоций, они спокойно вписываются в течение жизни, оставляя легкую грусть без надрыва и отчаяния.
В описании этих людей, их характеров, поступков авторская интонация добрая, слегка ироничная, так пишут о людях, которых знают и любят, поэтому так снисходительно прощают их слабости и чудачества.
Светлана Землякова, режиссер:
«Олег Зайончковский писатель-прозаик родился в Самаре. Потомок старинного дворянского рода сегодня живет в Подмосковье в Хотьково. В 2004 году издательство ОГИ опубликовало его роман в новеллах «Сергеев и городок», вошедший в финальные списки премии «Букер – Открытая Россия» (2004) и «Национальный бестселлер» (2005).
Время остановилось в маленьком городке, в котором живет Сергеев. Времена перемешались и перепутались и наступило «всегда».
Люди, ненужные истории, живущие далеко от Великих дел и блуждающие в пространстве, где все равно жив ты, или уже мертв. Смысл их бытия видимо в том, чтобы стать удобрением для земли, из которой произрастает новая растительная жизнь».
Действующие лица и исполнители:
Часть I. «ГОРОДОК»
Сергеев — Максим Севриновский
«В добрый путь»
Писатель Подгузов — Денис Самойлов
Женщина в очереди — Ольга Боровская
Продавщица Валька — Юрий Цокуров
Браток — Владимир Шульев
Уборщица — Ольга Боровская
Бомж — Юрий Цокуров
Беженка — Мария Бердинских
«Тяжелый день»
Фёдор Степанов — Владимир Шульев
Маша,его жена — Ольга Боровская
Харжа — Владимир Логвинов
Любка,его сожительница — Полина Чернышова
Человек, играющий на баяне — Юрий Цокуров
Участница самодеятельности — Полина Чернышова
«Не поле перейти»
Ваня Шишкин — Юрий Поляк
Пелагея,мать его — Мария Бердинских
Бубнов,начальник цеха — Денис Самойлов
Зинка,крановщица — Ксения Кубасова
Милка,нормировщица — Полина Чернышова
Фрезеровщица — Ольга Боровская
Кашлев — Юрий Цокуров
Корзинин — Владимир Логвинов
«Пиджак»
Серёга Бабакин — Юрий Цокуров
Андрюха Бабакин — Юрий Поляк
Батянька — Владимир Логвинов
Мамка — Ольга Боровская
Ленка Грибова — Ксения Кубасова
«Яблина»
Любовь Петровна — Мария Бердинских
Сергеев — Максим Севриновский
Часть II. «СЕРГЕЕВ» (зимняя история)
Сергеев — Максим Севриновский
Наташа,его жена — Полина Чернышова
Колька Безукладов — Юрий Поляк
Пышнотелая тётка — Ольга Боровская
Генка Бок — Денис Самойлов
Тома,его жена — Ксения Кубасова
Карл,пёс — Юрий Цокуров
Гарик Моргулис — Владимир Логвинов
Отец Михаил — Владимир Шульев
Матушка Надежда — Мария Бердинских
Прихожанка — Ольга Боровская
Пьяный сосед Сергеева — Юрий Цокуров
Животов Павел Петрович,доктор — Денис Самойлов
Больные — Владимир Логвинов, Юрий Поляк, Юрий Цокуров
Медсёстры — Ольга Боровская, Ксения Кубасова
Лежачая старуха — Мария Бердинских
Продолжительность: 3 часа, с антрактом
Автор: Зайончковский Олег Викторович — 11 книг.Главная страница.
Олег Викторович Зайончковский – прозаик. Родился в 1959 году в Куйбышеве (ныне — Самара). Потомок старинного дворянского рода. Живет в Подмосковье, в городе Хотьково. Работал на заводе, был слесарем-испытателем ракетных двигателей. В 2004 году издательство ОГИ опубликовало его роман в новеллах «Сергеев и городок», вошедший в финальные списки премий «Буккер — Открытая Россия-2004» и «Национальный бестселлер-2005». В 2005 году вышел новый роман Олега Зайончковского — «Петрович», сразу попавший в «длинный» список Букеровской премии. В сетевом литературно-философском журнале «Топос» опубликована драма Зайончковского «Где любовь, тут и Бог».Подробнее: Новая литературная карта России
Олег Зайончковский – автор романов «Сергеев и городок» (шорт-лист премий «Русский Букер» и «Национальный бестселлер»), «Петрович», «Счастье возможно» (шорт-лист премий «Русский Букер» и «Большая Книга»). Персонажи Зайончковского – простаки и плуты… … Полная аннотация
Сборник прозы Олега Зайончковского «Кто погасил свет?» опровергает устоявшееся мнение, что это прозаик одной темы, одной традиции, певец «простых людей и теплоты обычной жизни». Здесь собраны тексты не просто разные, но принципиально отличные друг… … Полная аннотация
Главный герой нового романа Олега Зайончковского — ребенок. Взрослые называют его Петровичем снисходительно, мальчик же воспринимает свое прозвище всерьез. И прав, скорее, Петрович: проблемы у него совсем не детские. … Полная аннотация
Автор: Олег Игоревич Дивов , Захар Прилепин , Юрий Михайлович Поляков , Александр Зорич , Олег Викторович Зайончковский , Дмитрий Михайлович Володихин , Сергей Александрович Шаргунов , Валерий Игоревич Былинский , Роман Валерьевич Сенчин , Денис Николаевич Яцутко , Алексей Серов , Ирина Косых , Сергей Круско , Михаил Клинкин , Алексей Рамас , Роман Ромов , Анастасия Емельянова , Максим Леонидович Яковлев Жанр: Современная проза, Сборники, альманахи, антологии Серия: Антология фантастики #2013 Год издания: 2013 Язык книги: русский Страниц: 284 Доступен ознакомительный фрагмент книги! |
Лучшие отечественные писатели — фантасты и реалисты отвечают на главный вопрос: «Кто мы? Откуда мы? Куда мы идем?» Интересно, у кого лучше получится… … Полная аннотация
Олег Зайончковский, потомок старинного польского дворянского рода, в недавнем прошлом слесарь-испытатель ракетных двигателей, живет в подмосковном городе с древней историей. «Сергеев и городок» — роман в новеллах, объединенных главным героем,… … Полная аннотация
Олег Зайончковский, потомок старинного польского дворянского рода, в недавнем прошлом слесарь-испытатель ракетных двигателей, живет в подмосковном городе с древней историей. «Сергеев и городок» — роман в новеллах, объединенных главным героем,… … Полная аннотация
Проза Олега Зайончковского получила признание легко и сразу – первая его книга «Сергеев и городок» вошла в шорт-листы премий «Русский букер» и «Национальный бестселлер». Его имя твердо прописано на сегодняшней литературной карте. Похоже, и… … Полная аннотация
Олега Зайончковского называют одним из самых оригинальных современных русских прозаиков. Его романы «Петрович», «Сергеев и городок», «Счастье возможно», «Загул» вошли в шорт-листы престижных литературных премий: «Русский Букер», «Большая книга» и… … Полная аннотация
Счастье возможно Олег Зайончковский
Не часто, дорогой Читатель, я сажусь перед экраном компьютера, чтобы написать рецензию на книгу, не говоря уже о той, которую я написал и в которой я главный герой . Впрочем, я не часто сажусь и вообще что-нибудь пишу. Моя публика может думать иначе, но быть автором — тяжелая работа. Спросите Олега Зайончковского! Говоря за себя, я предпочитаю бездельничать в своей московской квартире, у моих ног всегда верный Фил, особенно дружелюбный образец лучшего друга человека.Фил также любит сопровождать меня в моих прогулках по городу. Глобальное потепление может быть плохой новостью для белых медведей, прыгающих на Северном полюсе, но меня и Фил это устраивает, если нам легче выйти в московский воздух. Даже тогда я работаю, наблюдаю за своими товарищами-горожанами, собираю сырье, из которого я могу создавать свои книги, которые, к сожалению, не так быстро продаются.Но я отвлекся. В чем сильные стороны этого романа? И наоборот, в чем его слабые стороны? Ааа, я слышал, вы говорите, но это не роман! Это, скорее, набор виньеток, набор слабо связанных рассказов.Возможно, вы правы, но разве сама Жизнь не такая? «Мы не помним дни, мы помним моменты», — сказал однажды другой автор. Я бы не стал так говорить (на мой взгляд, слащавая проза), но действительно некоторые моменты и образы остаются в памяти. Эти истории похожи на снимки, альбом, в котором повторяющиеся субъекты — Фил, я и моя бывшая жена Тамара. Эх, милый мой Тома! Сейчас она, может быть, замужем за успешным бизнесменом, но по-прежнему почтила меня тем, что время от времени посещает мою квартиру и (правда, реже) мою кровать.Фоном моих виньеток всегда является Москва, великий и красивый город, который сформировал меня и Тамару, а также одиноких персонажей, ищущих любви и счастья на страницах моих книг.
Прошу прощения, если мой юмор иногда не соответствует действительности. Конечно, это не вина переводчика Эндрю Бромфилда, который проделал большую работу — нелегко выразить русский образ жизни на иностранном языке. Издателям (необычно дружелюбная компания, носящая интригующее название «и другие рассказы») также удалось убедить довольно известного британского автора сделать введение в книгу.Мне сказали, что этот «А.Д.Миллер» сам написал роман о Москве, получивший престижную премию. Или почти сделал. В его романе есть убийство, финансовые преступления и сексуальная русская красавица. Хммм, а почему я не удивлен?
Звонок в дверь и Фил лает головой … Интересно, это моя Тома и с ней ли ее муж?
Читать счастье возможно в Интернете, Олег Зайончковский
Впервые опубликовано на английском языке в 2012 году издателем
And Other Stories, 91 Tadros Court, High Wycombe, Bucks, HP13 7GF
www.andotherstories.org
Первоначально опубликовано как «Счастье Возможно»
© Олег Зайончковский, 2010
Соглашение от www.nibbe-wiedling.com
Перевод на английский язык © Эндрю Бромфилд, 2012
Права Олега Зайончковского и Олега Зайончковского быть идентифицированными соответственно как Автор и Переводчик этой работы, были заявлены ими в соответствии с Законом об авторских правах, промышленных образцах и патентах 1988 года.
Все права защищены.Никакая часть этой публикации не может быть воспроизведена, сохранена в поисковой системе или транспортирована в любой форме любыми средствами (электронными, механическими, фотокопировальными, записывающими или иными) без предварительного письменного разрешения издателя этой книги.
Электронная книга ISBN 978-1-
6-12-4Каталожную запись этой книги можно получить в Британской библиотеке.
Эта книга — художественное произведение. Имена, персонажи, предприятия, организации, места и события либо являются продуктом воображения автора, либо используются вымышленно.Любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, событиями или местами действия полностью случайно.
При поддержке Национальной лотереи Совета по делам искусств Англии.
Издание выполнено при поддержке Программы поддержки переводов русской литературы TRANSCRIPT Фонда Михаила Прохорова.
СОДЕРЖАНИЕ
Титульная страница
Авторские права
Введение
Я УБЬЮ ВАС
THE WALK3 ОНИ ПРИЕЗЖАЮТ НА ДАЧУ
ВАСКОВО-МОСКВА
ВОЗМОЖНО СЧАСТЬЕ
НАСТЕНКА
REAL ESTIDS
REAL ESTIDS
ПРОДУВНАЯ ПРОКЛАДКА
МОЛОТОЧНАЯ ДРЕЛЬ
В ПОМЕЩЕНИИ С АГЕНТОМ НЕДВИЖИМОСТИ
КОНТРОЛЬНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ КЛАССА03
9002
МИГРАЦИОННАЯ ПТИЦА
МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ
УЧИТЕЛЬ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
CAUCINE
CAUCINE ПЛОЩАДЬ
Прощай, Замойский
GELÄNDEWAGEN TRAP
ЧЕЛОВЕК С УЛИЦЫ
ТАНЦЫ, ЛЕЛИК!
КОНЕЦ
Уважаемый читатель
Подписчики
Текущие и будущие книги
5 Кредиты 9002 Москва монстр.Настоящая Москва, а не чеховский идеал или обратная романтика шпионажа на Красной площади, — это место жестоких дорог, устрашающей архитектуры и ледяных ступенек, по которым зимой «старушки кувыркаются, как кегли». Иногда кажется, что Москва была спроектирована без учета потребностей или удобства реальных людей; за ним следят коррумпированные, капризные бюрократы и угрожающие милиционеры, которые парят на полях романа Олега Зайончковского. Часто жестокой, всегда равнодушной Москва найдет замену.. . через минуту или две », когда один из бесчисленных анонимных мелких функционеров падает замертво. Простые москвичи «одновременно и наглы, и робки», и «ко всему относятся подозрительно». И все же немногие города вызывают такую преданность — пусть едкую и ироничную — как часто чувствует любовь к Москве, которая пронизывает Счастье возможно . Но это все равно любовь. Москва для своих жителей и потенциальных жителей по-прежнему остается имперской столицей, которая все еще притягивает деньги, амбициозных людей и их идеи со всех концов несуществующей империи: в наши дни это почти сверхстимулирующая, бесконечная империя сама по себе. Настолько яростна преданность, так желанные московскими удовольствиями и привилегиями, что борьба за право и место для жизни там идет яростно. Получение вида на жительство в Москве и квартиры или хотя бы комнаты в коммуналке на протяжении десятилетий было одной из определяющих миссий в жизни многих россиян как до, так и после распада Советского Союза. (Преемственность между советскими временами и последующим периодом — одна из второстепенных тем этой книги. В наши дни «нехватка деликатесов для гурманов и отсутствие достоверной информации о том, что происходило в мире», как рассказчик Зайончковского резюмирует старые лишения: менее суровы; в Москве теперь больше блеска, больше неона и больше внедорожников.Но хотя они могут быть менее зловещими, преемственность может быть столь же поразительной, как в этом романе, так и в реальном городе, который он воспевает.) Теперь, как и прежде, и как в Счастье возможно , желание найти и сохранить место для жизни в Москве диктует, где и как люди решают работать. И та же потребность может определить, с кем они живут и как долго — как, кажется, в случае враждующих матери и дочери, с которыми открывается роман, и для череды его персонажей, которые жертвуют частью своего счастья ради их позволения. .Жилищный вопрос также регулирует ухаживания, брак и развод рассказчика с его возлюбленной Тамарой. Это напряжение — между романтикой и городом, между любовью к людям и любовью к Москве — является одним из треугольников отношений, которые составляют основу этого романа. Или, вместо отношений, лучше поговорить о борьбе между городом и романтикой. Это соревнование, в котором город — «вершитель наших судеб и властелин нашей воли» — похоже, выиграет.«Никогда не спорь с городом», — заключает рассказчик. Хотя это только половина его рассказа. Тихим, но сильным образом дети, а точнее бездетность, также находятся в тонком центре этой книги. Тематика любви и города соперничает с темой города и повествования. Обширная и изменчивая Москва — естественная фабрика басен и баснописцев, таких как рассказчик Зайончковского, фланер, который записывает, перефразирует или воображает истории своих родственников, соседей, случайных знакомых или незнакомцев.О писателях написано много романов, может быть, даже слишком много. Но мало кто из писателей так оригинально использует свои аватарки. По мере того как экстраполяция рассказчика превращается в чистое изобретение, Зайончковский воплощает в жизнь миниатюрные драмы, часто трагедии, которые населяют город. (В месте, чьи повседневные препятствия, будь то климатические или бюрократические, часто могут казаться непреодолимыми, «драма» — необычно подходящий термин для повседневной жизни.) Более того, Зайончковский показывает, насколько одинокими и изолированными могут быть города.В конце концов, настоящие версии жизней, которые он описывает, живут рядом с рассказчиком и рядом с нами. Их воображение — напоминание о том, что за пределами романа мы, как правило, мало знаем и мало заботимся о своих метро и дворниках. Третья и последняя сторона треугольника — это связь между рассказыванием историй и любовью. И то, и другое, по рассказу рассказчика, связано со страстью и увиливанием, долгими периодами робости и внезапными прыжками отваги. И то, и другое здесь связано с мечтами и идеализацией, а также с созданием чего-то, чего не существовало до тех пор, пока оно не появилось, что может мгновенно исчезнуть.Тем не менее, и любовь, и вымысел также до некоторой степени шаблонны и написаны по сценарию, сформированы правилами и ожиданиями, которые, тем не менее, сдерживают утешение. Одна из заманчивых тонкостей книги — это то, как ее овидиановые повороты и связи продолжают вести — от собак, похорон или какого-то заурядного советского унижения — через какую-то грязную московскую улицу обратно к Тамаре. Относительно мало постсоветских русских романов было переведено на английский язык; из тех, что были, многие были фантазиями, сказками или историческими детективами.Если вы подойдете к «Счастье возможно » из обширного реализма русской литературы XIX века, интимная шкала клаустрофобии может вас удивить. Это почти вся Москва, с несколькими посещениями дачи за городом (уединение, которое тоже в некотором роде часть города: дача — это полная противоположность Москве, такое же место в воображении. как реальный, имеющий смысл только по отношению к мегаполису). Также есть очень забавная рыбалка, во время которой дорогая машина застревает в грязи, как это часто кажется в России. Но когда вы закончите Счастье возможно и поймете, насколько оно умнее, чем кажется на первый взгляд, по крайней мере, некоторые из ожиданий, завещанных русским каноном, оправдаются. У Зайончковского явно русское мрачное чувство юмора. Его сочинение рискованно, а его неторопливая структура — тем более. И я ожидаю, что, как и меня, его роман продолжит заставлять вас думать после того, как вы его закончите: о любви, повествовании и Москве. Одно последнее замечание.Читатели могут счесть несколько упоминаний рассказчика об этнических меньшинствах сомнительными. Стоит отметить, что эпитеты и социальные установки, которые сейчас считаются неприемлемыми в Лондоне или Нью-Йорке, действительно все еще распространены в Москве, при всей ее изощренности. AD Миллер Лондон, январь 2012 г. «Я убью тебя, корова!» Это как голос в телефонной трубке, только громче. Вентиляционное отверстие на кухне в моей квартире работает как одна из тех старых проводных советских радиоколонок, которые нельзя выключить: он начинает говорить и замолкает, когда хочется.К сожалению, круглый год здесь транслируется один и тот же старый спектакль. Тем не менее, я до сих пор не знаю персонажей по именам, потому что они обращаются друг к другу исключительно как «корова», «шлюха», «сука», «шлюха». . . Слишком много эпитетов, чтобы перечислить их все, гораздо больше, чем dramatis personae , и я сначала запутался в том, кто есть кто. У меня в целом проблема: когда я читаю чужие романы или смотрю «тяжелые» фильмы, они почти заканчиваются к тому времени, когда я начинаю понимать, кто что звонил.Это может сильно разочаровывать — я только что освоился и познакомился с персонажами, а это уже конец фильма. Но шоу о системе вентиляции другое, у него нет финала, поэтому, нравится вам это или нет, в конце концов вы начинаете узнавать персонажей по их голосам и их подбору эпитетов. Телевидение сейчас ассимилировало этот жанр, особенно для таких болванов, как я. Но я думаю, что цензор им все портит: если они решили что-то показать, зачем гасить самые выразительные части диалога этим лицемерным писком? У меня на кухне нет цензора.Я, конечно, мог бы попытаться закрыть рот сочному вентиляционному отверстию, но тогда мне не хватило бы воздуха для дыхания. Я не знаю их имен, не знаю, как они выглядят, но я много о них думаю. Когда мой собственный текст — тот, который является моим призванием, тот, за который мне платят деньги — когда этот текст выдает меня, тогда мои усталые мысли смешиваются с моим сигаретным дымом и струятся через вентиляционное отверстие. Так кто они, эти таинственные знакомые незнакомцы, живущие в моей вентиляционной системе? Это две женщины, по всей видимости, мать и дочь.Молодую чаще называют «стервой» и «шлюхой», а более старшую — «коровой» и «вонючей шлюхой», хотя иногда они меняются эпитетами и, возможно, даже ролями. Иногда голоса тех или иных мужчин доходят до меня через решетку, но эти мужские персонажи явно преходящи, и всем подходит один эпитет: «мудак». Проживание в системе вентиляции — это, конечно, шутка. На самом деле они живут в квартире над моей, что легко подтверждается сопоставлением наиболее ярких отрывков их диалога с ударами по моему потолку.«Я убью тебя, корова!» — и тут же громкий грохот над головой заставляет мигать все фонари в моей квартире. Пыль от побелки осыпается на компьютер, и моя робкая мысль улетает, беспорядочно трепыхаясь, но наверху они кажутся правильными, как дождь. Все еще живы, несмотря на все угрозы, продолжая свой бесконечный бой с еще большим энтузиазмом. Я не знаю, какое оружие они используют, возможно, они даже обливают друг друга водой, потому что иногда после одной из их королевских битв левый верхний угол моей кухни становится влажным.Между прочим, это хороший повод подняться наверх и поближе познакомиться с этими милыми дамами. Я должен это сделать, но каждый раз, когда влажное пятно высыхает, я не успеваю набраться храбрости. Я слышу радиопередачи снизу, когда открываю шкафчик под раковиной, где храню ведро для мусора. Они поднимаются через дыру в полу, в которую уходят сливная и водопроводная трубы. К счастью, люди, живущие там, довольно кроткие, никто никогда никого не убивает, и их споры достигают пика из-за того, что суп недостаточно соленый.Я с радостью поменялся бы этажами с этой добродушной семьей ниже меня, но, к сожалению, это идея из страны фантазий. Обмен квартир — это вообще больной вопрос для меня, но мы вернемся к этому позже. Люди, живущие подо мной, и беспокойная пара наверху не знают о существовании друг друга. Я единственное связующее звено между ними. Так устроена наша многоэтажка: мы живем слоями и играем с соседями только в горизонтальной плоскости. И единственное, что нас обязывает к добрососедству, — это наша общая зона ответственности и защиты: безопасный общий коридор между лестницей и квартирами.Мы называем друг друга по имени здесь, когда спорим о валенках, оставленных за чужой дверью, и чья очередь подмести наш небольшой кусок коммунальной территории. Я не имею в виду, что жители, живущие на разных этажах, вообще не узнают друг друга. В конце концов, у всех нас есть одна общая линия защиты: наша железная входная дверь. Мы можем замечать посторонних — совершенно незнакомых людей — и смотрим на них строго, если не сказать подозрительно. Но, тем не менее, друг для друга мы, люди разного уровня, остаемся закрытой книгой за семью печатями.И я сам, когда снова сталкиваюсь с этой молодой женщиной с усталым лицом в лифте, думаю: не могла ли она быть той сучкой, которая орошает угол моей кухни? Или этот респектабельный мужчина в очках: может ли он быть придирчивым любителем супа, говорящим из-под моей кухонной раковины? Иногда мое положение даже мне кажется странным. Вот они, ничего не зная друг о друге и, вероятно, даже не желающие знать, но я знаю или, вернее, я так много придумал о них. Я застрял посередине, я — простите за сравнение — как гигиеническая прокладка, впитывающая интимные отношения других людей.Зачем мне это нужно? Может быть, это рефлекторная реакция моей авторской железы, которая компульсивно секретирует, даже когда меня одолевает сон разума? Ах, если бы только эта железа всегда работала правильно. . . А между тем у меня нет абсолютно никакого ответа, чтобы предложить своим соседям, нечего им развлекать, пока они в паузе. Я нем: моя собственная мыльная опера была немой с тех пор, как меня ушла жена. Только одно выдает тот факт, что я все еще жив: нечастый запах холостяцкой домашней кухни просачивается из-под моей двери в коридор. «Я убью тебя, корова!» Нет, мы с Тамарой никогда не опускались до такого уровня выражений. Даже в самые трудные периоды наших отношений ни один из нас не хотел, чтобы другой каркнул или что-то в этом роде. И дело здесь не в том, что даже в крайнем эмоциональном состоянии культурные люди всегда помнят о легкости, с которой домашние звуки распространяются в здании. Просто мы еще не ожидали избавления друг от друга. «Я так устала от тебя!» — так кричала Тамара, а затем, бросив быстрый взгляд на вентиляционное отверстие, добавляла нецензурную часть фразы вполголоса.Как и положено образованной московской девушке, она могла быть довольно крепкой на язык, но, уверяю вас, она никогда не угрожала моей персоне. Мы прожили как супружеская пара долгие годы. Иногда я вспоминаю те годы с лучезарной грустью, иногда я хочу вести как можно более здоровый образ жизни, чтобы мое долголетие компенсировало потерянное время. Однако факт в том, что, когда я перестал быть мужем своей жены, чешуя как будто спала с моих глаз. Пробки, казалось, выпали из ушей, а вата — из носа.. . Только что осиротевшая, меня усыновил весь мир, взяв под свое крыло. Звуки, забытые с детства, снова наполнились вокруг меня. Маленькое деревце, шевелящееся ветром, муха, проносящаяся мимо, даже эта кухонная вентиляционная решетка: все они начали говорить со мной, болтая тысячами голосов, издавая какой-то собственный значительный лепет. И я начал гадать, о чем жужжала муха и что сделала «корова» на следующем этаже, чтобы заслужить свой смертный приговор. Раньше я подолгу курил на балконе, ошеломленный и сбитый с толку, погруженный в звуки существования.В небе пел прежде неслышный самолет; маленькая собачка, привязанная возле магазина, безутешно плакала; дети щебетали воробьиными голосами. . . Огромный шум города, который раньше эхом отражался в моем черепе только как настойчивый, утомительный гул, теперь превратился во множество маленьких, отчетливых музыкальных частей. И мне казалось, что если я исследую каждую из этих частей по отдельности всего за очень короткое время, я пойму полную симфонию Вселенной. . . Но сигарета перегорела, а песик продолжал плакать.Собачка заплакала, и никто не подошел, чтобы ее развязать. Жужжали мухи, деревья шуршали листьями, город гудел и гудел, а «корова» на следующем этаже все еще убивалась. И вот однажды я понял, что ничего не изменится, симфония вселенной не сложится, если я останусь простым слушателем. Чего не хватало симфонии, так это моего собственного голоса: это то, что бормотали мне листья. Так я впервые полностью осознал цель своего писательского призвания и, однажды осознав это, стал проводить меньше времени на балконе и больше времени за работой.И вся эта революция произошла, когда от меня ушла жена. Стоять на балконе, кстати, полезно для нервов. Глядя на в целом мирную, многолюдную суету человечества внизу, вы наполняетесь доброжелательным, эпическим спокойствием. Так удобно любить человечество с высоты девятого этажа. «Грязная шлюха! Паршивый скунс! » Рев битвы здесь слышен еще отчетливее; окно надо мной должно быть открыто. Что, если кто-то — мать или дочь — внезапно выпадет из нее? Что, если одна из двух скунсов вылетит и пролетит мимо моего балкона, махая ногами? А потом, через пару секунд, падает на асфальт, навсегда замолкая.Но нет, пока я буду на балконе, этого не произойдет, как бы я ни мечтал об этом. Да и на асфальт ей будет тяжело. Огромное количество машин, припаркованных у нас во дворе, не оставляет места для падения яблока, не говоря уже о человеке. Скорее всего, она приземлится на одну из их полированных крыш, что доставит мне дополнительное удовольствие. Должен признаться, что в течение некоторого времени я относился к автомобилям с глубокой враждебностью. Когда жена ушла от меня, машины стали моим главным источником раздражения (не считая той неспокойной пары, о которой говорилось выше).Автомобили — корень всех зол в Москве. Нагло носится по городу, дышит нашим воздухом и загрязняет окружающую среду. Пробираясь в каждую щель, в которую они могут втиснуться своим жирным телом. Но хуже всего то, что по ночам машины толпятся во дворы домов и устраивают жуткие концерты с кошачьим криком. Автомобили приобрели свой голосовой аппарат как средство защиты от грабителей. Было время, когда у автомобилей без жалоб похищали дворники, зеркала, колеса и даже лобовые стекла, потому что они не могли обратиться за помощью.Я не думаю, что сейчас кто-то ворует у них партии, но сигнал тревоги превратился в самостоятельную форму музыкального искусства. Но я не фанат этой музыки. Лежа в постели по ночам, слушая демонические вопли, трели и свистки, я вспоминаю другие времена, давно минувшие. Тогда совсем рядом с нами гнездился соловей; она плела свои ночные мелодии, пока Тамара мирно фыркала во сне рядом со мной. И хотя автомобильные угонщики тем временем устраивали свои уловки, ничто из того, что они делали, никогда не нарушало покой ночи. Теперь сигарета закончилась. Что мне делать? Бросить прикладом вниз по траектории полета соседа, который не прошел мимо? Ни за что. Не могу припомнить ни одного случая, когда бы я что-нибудь бросал с балкона. У меня нет желания походить на людей, которые это делают — а таких людей, кстати, довольно много в нашем блоке. На плоской крыше магазина, который находится под нами, россыпь разного мусора. Порывы ветра, особенно перед грозой, поднимают легкие предметы и уносят их, но пустые пивные банки, которые не могут улететь, катятся вперед и назад по крыше, добавляя свой оловянный гром к общей ауре. тревога в такие моменты.Однако сегодня банки лежат на месте, потому что в тропосфере царит безмятежный штиль. Я не знаю, как обстоят дела с геомагнитным фоном — я никогда не был к нему чувствителен, — но небо над городом безоблачное и безмятежное. Это тот же цвет, что и женские глаза, которые вы описываете как синие, когда пытаетесь завоевать ее расположение. Сегодня прозрачная пелена привычных московских выдохов настолько тонка, что луна действительно проглядывает сквозь нее. Вот как он развлекается: шпионит за нами днем, пока мы занимаемся своими делами. Бизнес. . . Я упоминаю это слово без какой-либо конкретной ссылки на себя. Лично для меня все дела дня закончились благодаря двум скунсам наверху. Теперь у меня есть право расслабиться, что означает, что я могу надеть сандалии и отправиться на прогулку. Под луной или в тандеме с ней: я тоже пойду шпионить за людьми. В городе есть на что посмотреть. Да, думаю, я так и сделаю. Ходьба полезнее для нервов, чем просмотр телевизора.Конечно, Филипп. . . я еще не упомянул его? Филип — мой нынешний сосед по квартире. Конечно, Филип захочет пойти со мной, но я попрошу его остаться дома. Поскольку это всего лишь способ сказать, что он идет со мной, на самом деле все оказывается наоборот. Это должно быть одно или другое: прогулка с Филиппом или прогулка с луной. . . «Я убью тебя, корова!» Черт! Куда делись мои сандалии? Мне бы хотелось сменить тему, только вот проблема.Я до сих пор не могу найти свои сандалии. Вернее, один из них. Филипп редко крадет всю пару; даже у него достаточно мозгов, чтобы понять, что мне не сбежать от него всего за один раз. Искал и в холле, и на кухне, и под диваном в комнате — но все тщетно. Сандалии нет ни в одном из тех мест, где они должны быть. Даже сам похититель смущен. Он был бы только рад помочь мне сейчас: интуиция Фила подсказывает ему, что я уже отказался от идеи выйти в одиночку, и я готов взять его с собой.Мы пойдем на прогулку вместе, мы будем неразлучны, как всегда, если только появится вторая половина моей пары сандалий. Но где это? Фил не может вспомнить. И кажется, всего мгновение назад это было у него в зубах. . . На этот раз он действительно превзошел самого себя: закопал все в нашей постели! Конечно, та же самая сандалия сразу надевается на его зад. Но тогда может возникнуть вопрос, почему, сандалия или без сандала, кровать все еще не заправлена. Только вот поднимать некому: у уединенной жизни есть свои горькие привилегии.Загвоздка в том, что я не совсем одинок. Если я хочу уединиться, Филип навязывает мне свою компанию, а когда у меня возникает желание пообщаться с ним, оказывается, что он на самом деле не человек. Что ж, все может продолжаться Я УБЬЮ ТЕБЯ
ПРОГУЛКА
9781
‘Олег Зайончковский рисует картину своего приемного города Москва, временами напоминающую созданную в «Мастере и Маргарите».’Анна Асланян, независимый ——— «Искренняя дань уважения повседневным романам и будничным трагедиям, составляющим городскую жизнь». TLS ——— «У Зайончковского явно русское, темное чувство юмора. Его письмо очень рискованно. Его роман продолжит заставлять задуматься и после того, как вы его закончите: о любви, сказках и Москве ». А.Д.Миллер ——— «В увлекательном романе Олега Зайончковского о современной российской жизни в центре внимания находится столица империи Москва». Люси Попеску, Скрижаль ——— «Бесхитростность — определяющий аспект дикции Зайончковского: абсолютная гармония стиля и драматического развития кажется вполне естественной» «Тайм-аут ———» Олега Зайончковского Роман «Счастье возможно» — вызывающий воспоминания и забавный панегирик Москве.’Фиби Тэплин, Россия за пределами заголовков ———‘ Зайончковский — один из тех писателей с природным обаянием, которые настолько непринужденны и самодостаточны, что им не нужны лишние драматические произведения — он просто умеет достаточно таланта, чтобы что-то создать ». Лев Данилкин ——— «Олег Зайончковский делает Москву маленькой и уютной, а ее жителей дружелюбными, соседями по городку — это хорошая фантастика, чистая и простая. И любому, кому это не нравится, уже ничто не поможет ». — Майя Кучерская,
. Об авторе :Олег Зайончковский родился в 1959 году в Самаре, на восточном берегу реки Волги.Его первая книга «Сергеев и город» вошла в шорт-листы как Букеровской премии России, так и Национальной премии бестселлеров. В 2010 году «Счастье возможно» вошло в шорт-лист премии «Русский Букер» и «Большая книга России». Всю свою сознательную жизнь, вплоть до недавнего переезда в Москву, в городок Хотьково, он работал инженером-испытателем на заводе по производству ракетных двигателей. ——— Эндрю Бромфилд был штатным переводчиком с русского в течение 20 лет. Он был соучредителем и оригинальным редактором Glas, журнала современной русской литературы в английском переводе.Его многочисленные переводы включают большинство книг Виктора Пелевина и Бориса Акунина, «Воспоминания мертвеца» (театральный роман) и «Собачье сердце» (Ужасная история) Михаила Булгакова, «Война и мир» Льва Толстого — оригинальный вариант и даже двухтомник. Российская энциклопедия криминального тату.
«Об этом заголовке» может принадлежать другой редакции этого заголовка.
Список чтения Тони: все ли счастливы?
Кажется, сейчас я просто не могу уйти от переводной художественной литературы. Не довольствуясь полным списком приза Independent Foreign Fiction Prize , я также посмотрел на некоторые новинки, появившиеся на рынке, и сегодняшнее предложение — это новая история от старого друга. Я уже просмотрел несколько книг из замечательной конюшни And Other Stories , и сегодня они везут нас в Россию, чтобы вкратце взглянуть на жизнь в современной Москве.Надеюсь, вам нравится водка … *****
Олег Зайончковский Счастье возможно * (перевод Эндрю Бромфилда) — это сборник коротких размышлений о современной российской жизни, рассказанных, по-видимому, неназванным писателем. альтер-эго самого Зайончковского. Наш друг живет в маленькой квартире в российской столице, размышляя о характере своего приемного родного города, по большей части не умея писать и постоянно обсуждая со своей собакой Филом частоту и направление прогулок.Писатель постепенно рассказывает нам больше о своей жизни, в том числе о своей посредственной карьере, о своих поездках в родной город (недалеко от Москвы) и о своих сложных отношениях с бывшей женой Тамарой (или Томой). Чем больше мы узнаем о человеке и его собаке, тем больше мы способны размышлять над утверждением, которое автор дает нам для размышления: возможно ли счастье?
В то время как основная идея, пронизывающая книгу, — это личная жизнь писателя, она противопоставляется другому важному понятию — самому городу Москве.Фактически, Счастье возможно — это не только личный журнал, но и портрет современной жизни российского мегаполиса. Как говорит писатель:
«Если мы признать, что город — это живой организм, мы должны признать его место в творчестве. И при этом мы будем вынуждены уступить приоритетом и признаем, что не мы, люди, являемся венцом творение, но город ».
Именно этого взгляда он придерживается, помещая Москву в центр романа и описывая усилия муравьеподобных людей, живущих там, чтобы приспособиться к жизни в большом городе и справиться с ней.Его творения (а они часто являются творениями как Зайончковского, так и его рассказчика) изо всех сил пытаются закрепиться в столице, имея в наличии как разрешения на проживание, так и любовь.
Стиль Зайончковского непринужденный и неформальный, проза пропитана сухим юмором, к которому нужно время, чтобы привыкнуть, но который соответствует извилистому стилю книги. В некотором смысле это напомнило мне классический викторианский роман Трое мужчин в лодке , как из-за собаки, так и из-за непринужденного праздного образа жизни, который описывает писатель.Когда наш друг проводит день на своей даче (небольшой загородный дом), он пишет:
«День проходит так, как должен быть летний день на даче : в славном безделье. Чтобы он запомнился только этим сонным, восхитительным заносом».
Вы можете почти представить себе нежную рябь Темзы и безмятежно проплывающих мимо уток на заднем плане …
Однако Счастье возможно больше похоже на другое из Джерома К.Работы Джерома, Праздные мысли праздного товарища, , по своей структуре представляют собой короткие, слабо связанные размышления о жизни. Зайончковский часто начинает свои рассказы с события из жизни своего персонажа, но затем отклоняется от темы, чтобы исследовать природу различных сторон московской жизни. Благодаря косвенным рассказам писателя о людях, как реальных, так и воображаемых (здесь происходит много мета-вымышленных побочных игр!), Мы узнаем об иерархии супермаркетов и о том, кто может себе их позволить; трудности для карьерных женщин в поиске подходящего партнера; взрыв возможностей для тех, кто хочет разбогатеть на недвижимости; и, конечно же, изменения, вызванные переходом от коммунистической системы к капиталистической.
Понятно, однако, что наш писатель часто обращает свой сардонический взгляд на литературную сцену, противопоставляя российское обожание своим культурным иконам относительным отсутствием интереса к их современным аналогам. Главный герой, по-видимому, довольно неудачен, несмотря на то, что он относительно хорошо известен (когда пара десятков человек приходит на одно из его чтений, удивленные организаторы объясняют это отменой в другом месте известным иностранным писателем!) И его борьбой с наскребом. вместе достаточно денег на приличную еду, что по иронии судьбы разыгрывается на фоне музеев второстепенных классиков…Отчасти проблема заключается в том, что Москва теперь является современным городом (по крайней мере, отчасти), движущимся в темпе индустриального мира, и писатель еще не совсем приспособился к этим изменениям. В мире профессиональных издателей и блестящих залов заседаний он явно неуместен, о чем свидетельствует встреча, которую он посещает после того, как его уговорили написать книгу для компании:
«В то время как сахар все еще растворялся в моей чашке, мне удалось сделать знакомство девушки-дизайнера и леди-маркетолога (обе стриженные до соответствуют стрижке своего босса), молодой культуролог, старый гастролог и представитель PR-агентства в дружеских отношениях с Гриддл (мужчина средних лет с ухоженными ногтями).Заметив, что они все пришли на встречу с папками, я чувствовал себя виноватым, потому что не принес что-нибудь, кроме таблеток от расстройства желудка «.
Неудивительно, что он не может принять идею литературы как продукта …
Хотя писатель много говорит об окружающем его городе, в коллекции есть одна личная подоплека. В самом первом рассказе мы слышим о Тамаре, и постепенно становится ясно, что, несмотря на очевидную дружбу писателя со своим преемником Дмитрием Павловичем и безразличие, с которым москвичи считают свой неудачный брак, потеря Тамары повлияла на него. глубже, чем он открыто признает.Именно это чувство обиды, болезненное место, которое иногда выходит из-под сухого юмора, который писатель использует, чтобы скрыть его, придает книге глубину, которой в противном случае ему могло бы не хватать.Счастье возможно — не идеальное чтение. Сборник рассказов, не связанных между собой, через какое-то время может приедаться, и иногда я находил его немного повторяющимся. Я, вероятно, прочитал ее немного быстро, и я думаю, что эту книгу следует читать медленно, читатель время от времени погружается на пару глав, а не бегает по ней за пару дней.Маленькие кусочки созданы для того, чтобы их можно было читать и размышлять, поскольку там, вероятно, намного больше, чем кажется на первый взгляд. В некотором смысле книга больше похожа на сборник рассказов — я бы, конечно, не решился назвать ее романом …
Возвращаясь к смелому заявлению, сделанному в названии, можно сказать, что маленькие кусочки московской жизни Зайончковского, похоже, подтверждают идею о том, что, несмотря на проблемы, которые приносит жизнь в современном обществе, счастье действительно возможно. Но если это в целом верно, верно ли это для нашего бедного любовника-писателя? Боюсь, чтобы узнать это, вам просто нужно прочитать книгу;)
*****
* Получил электронную обзорную копию Счастье возможно от издателя.
МИРОВОЙ ХУДОЖНИК | Daily Mail Online
WORLD FICTION
Стефани Кросс для MailOnline
Опубликовано: | Обновлено:
ОЛЕГ ЗАЙОНЧКОВСКИЙ ВОЗМОЖНО СЧАСТЬЕ (И другие истории £ 10)
Как отмечает во введении автор, номинированный Букером, А.Д. Миллер, это обманчиво просто, но на самом деле довольно умно. Роман о любви, повествовании и Москве.Но если вы хотите лучше понять, на что это похоже, попробуйте вообразить одну из сказок гарнизона Кейлора об озере Вобегоне, перенесенную в столицу России, с филологами, похожими на Пушкина, вместо горожан из Миннесоты Кейлора и (само собой разумеется) значительно большим количеством водки.
Наш неназванный рассказчик — писатель, чья подвижная жена развелась с ним. Наедине со своей собакой Филом у него есть достаточно возможностей поразмышлять о закате своего брака и участи писателя, а также о водопроводе, асфальте и высочайшем безразличии города.
Это роман виньеток и анекдотов, в котором судьба, случайность и сама Москва играют главные роли, но его название менее иронично, чем вы могли ожидать, и даже в этом самом отчужденном мегаполисе оказывается, что счастье можно найти . Победа.
БЕЗ ДЫХАНИЯ ЭНН СВАРД (Maclehose Press, 12,99 фунтов стерлингов)
В этой сказке о взрослении есть все обычные составляющие — секс, смерть, потерянное детство, — но ее импрессионистическое повествование по кругу подчеркивает ее.Рассказчик Ло родилась в доме, полном взрослых: ее большая семья мигрировала на 2000 миль на юг, в южную Швецию и в неприметную деревню.
Но даже в этом месте кукурузных полей и неба мать Ло видит опасности: змей, летучих мышей, недоваренных цыплят. Любовь. Особенно люблю. Но когда Ло встречает Лукаса, которому 13 лет, он на шесть лет старше Ло, она не боится. И с годами их отношения углубляются, несмотря на угрозы и предупреждения семьи Ло.
Временная схема этого неуловимого романа сложна, она переключается между детством Ло и ее беспокойной, беспорядочной, беспорядочной взрослой жизнью, прямым следствием ее прошлого.Но терпение читателя окупается, и хотя мне, не говорящему на шведском языке, невозможно судить, этот перевод кажется особенно гибким и ясным.
СЕМЬ ЛЕТ ПИТЕРА ШТАММА (Granta £ 14,99)
Роман Питера Штамма шведского происхождения вошел в число лучших книг 2011 года по версии New York Times. Это, конечно, трудно отразить, хотя, как ни тревожно, вы можете временами хотелось бы, чтобы вы могли.
В зимнем туманном Мюнхене архитектор Алекс размышляет о своей свадьбе.Восемнадцатью годами ранее они с Соней были студентами. Она — яркая, красивая и амбициозная — тогда казалась Алексу звездой с его орбиты. Напротив, тупая, безрассудная Ивона, нелегальная иммигрантка из Польши, немедленно и полностью отдалась Алексу, и ее преданность внушала ему равные меры похоти и отвращения.
Плетение взад и вперед во времени, рассказ Стамма об одержимости — это история, в которой любви мало места. Алекс вряд ли симпатичен и временами отталкивает, но убедительная мутность его психики убедительна.И хотя в простом, но сильном сюжете Штамма есть отчетливая триллерная дрожь, его ум явно, впечатляюще очевиден во всем.
Поделитесь или прокомментируйте эту статью:
Библиография
Библиография русской революции
Консультированные источники.
Эмис, Мартин. Коба Ужас: смех и двадцать миллионов . Нью-Йорк: Talk Miramax Books, 2002.
Андрей, Кристофер М. и Олег Гордиевский. КГБ: внутренняя история его зарубежных операций от Ленина до Горбачева. New York, NY: HarperCollins Publishers, 1990.
Андрей, Кристофер М. и Василий Митрохин. Меч и щит: Архив Митрохина и тайная история КГБ. Нью-Йорк: Основные книги, 1999.
Эпплбаум, Энн. ГУЛАГ: история . Нью-Йорк: Doubleday, 2003.
.Чемберлен, Уильям Генри. Русская революция 1917-1921 гг. Нью-Йорк: Grosset & Dunlap, 1965.
Завоевание, Роберт. Большой террор: переоценка . Нью-Йорк: Oxford University Press, 1990.
.Завоевание, Роберт. Жатва скорби: советская коллективизация и террор-голод . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, 1986.
Куртуа, Стефан. Черная книга коммунизма: преступления, террор, репрессии. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1999.
Дэниэлс, Роберт Винсент. Русская революция . Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси, Прентис-Холл, 1972 г.
Достоевский, Федор. «Бесы», роман в трех частях. Нью-Йорк: Macmillan Co., 1913.
Фигес, Орландо. Народная трагедия: история русской революции .Нью-Йорк: Викинг, 1997.
Фишер, Луис. Жизнь Ленина. Нью-Йорк, Harper & Row, 1964.
Фицпатрик, Шейла. Русская революция . Нью-Йорк: Oxford University Press, 1982.
Григорий, Серж В. «Бесы и антинигилистический роман Достоевского». Славянское обозрение 38, вып. 3 (сентябрь 1979 г.): 444-455.
Кеннан, Джордж Ф. Россия и Запад при Ленине и Сталине. Бостон: Литтл, Браун, 1961.
Линкольн, В. Брюс. Николай I, император и самодержец всея Руси . Блумингтон: Издательство Индианского университета, 1978.
Линкольн, В. Брюс. Прохождение Армагеддона: Русские в войне и революции, 1914-1918 гг. . Нью-Йорк: Саймон и Шустер, 1986.
Линкольн, В. Брюс. Красная Победа: История Гражданской войны в России . Нью-Йорк: Саймон и Шустер, 1989.
.Линкольн, В. Брюс. Романовы: Самодержцы всея Руси .Нью-Йорк: Dial Press, 1981.
Малия, Мартин Э. Советская трагедия: история социализма в России, 1917–1991 . Нью-Йорк: Free Press, 1994.
Пейн, Роберт. Жизнь и смерть Ленина . Нью-Йорк: Саймон и Шустер, 1964.
Пайпс, Ричард. Русская революция . Нью-Йорк: Кнопф, 1990.
.Победонцев Константин Петрович. Размышления российского государственного деятеля. Лондон: G.Ричардс, 1898.
Ремник, Дэвид. Могила Ленина: Последние дни Советской Империи . Нью-Йорк: Random House, 1993.
.Шапиро, Леонард Бертрам. Русские революции 1917 года: истоки современного коммунизма . Нью-Йорк: Basic Books, 1984.
Сервис, Роберт. Ленин — биография . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 2000.
Сетон-Уотсон, Хью. От Ленина до Хрущева, история мирового коммунизма. Нью-Йорк: Praeger, 1960.
Солженицын Александр Исаевич. Архипелаг ГУЛАГ, 1918–1956 годы; Эксперимент в литературном исследовании . Нью-Йорк: Harper & Row, 1974.
.Улам, Адам Бруно. Большевики: интеллектуальная и политическая история победы коммунизма в России . Нью-Йорк: Macmillan, 1965.
Волкогонов Дмитрий Антонович. Ленин: новая биография. Нью-Йорк: Свободная пресса, 1994.
Вулф, Бертрам Дэвид. Трое, совершившие революцию, биографическая история. Нью-Йорк: Dial Press, 1948.
Общие источники.
(Источник: Библиотека Конгресса США, http://countrystudies.us/russia/90.htm )
Оти, Роберт и Дмитрий Оболенские, ред. Введение в российскую историю, 1: Сопровождение русских исследований . Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1976.
Аврич, Пол. Русские повстанцы, 1600-1800 . Нью-Йорк: Шокен, 1972 г.
Барон, Сэмюэл Хаскелл. Плеханов: отец русского марксизма . Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета, 1963.
Биллингтон, Джеймс Х. Икона и топор: интерпретирующая история русской культуры . Нью-Йорк: Кнопф, 1966.
.Блэквелл, Уильям Л. Начало индустриализации России, 1800-1860 гг. . Принстон: Издательство Принстонского университета, 1968.
Блюм, Джером. Хозяин и крестьянин в России IX — XIX веков . Princeton: Princeton University Press, 1961.
.Чернявский Михаил. Царь и народ: этюды русских мифов . Нью-Йорк: Random House, 1969.
Чу, Аллен Ф. Атлас истории России: одиннадцать веков изменения границ . Нью-Хейвен: издательство Йельского университета, 1970.
Крамми, Роберт О. Образование Московии, 1304-1613 гг. . Лондон: Longman, 1987.
.Кертисс, Джон Шелтон. Российская армия при Николае I, 1825-1855 гг. . Дарем: издательство Duke University Press, 1965.
Де Мадариага, Изабель. Россия в эпоху Екатерины Великой . Нью-Хейвен: Издательство Йельского университета, 1981.
Дмитришин Василий. История России . Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси: Прентис-Холл, 1977 г.
Эммонс, Терранс. Русское дворянство и крестьянское освобождение 1861 года . Лондон: Издательство Кембриджского университета, 1968.
Федотов Георгий Петрович. Русское религиозное сознание . 2 тт. Кембридж: Издательство Гарвардского университета, 1946-66.
Феннелл, Джон Листер Иллингсворт. Иван Великий Московский . Лондон: Macmillan, 1961.
.Флоринский Михаил Т. Россия: история и интерпретация . 2 тт. Нью-Йорк: Макмиллан, 1953.
Гершенкрон, Александр. Европа в российском зеркале: четыре лекции по экономической истории . Лондон: Издательство Кембриджского университета, 1970.
Гейер, Дитрих. Русский империализм: взаимодействие внутренней и внешней политики, 1860-1914 гг. . Пер., Брюс Литтл. Нью-Хейвен: издательство Йельского университета, 1987.
Греков Борис Дмитреевич. Киевская Русь . Пер., Ю. Сдобников. Москва: Иностранные языки, 1959.
Гурко Владимир Иосифович. Черты и деятели прошлого: правительство и мнение в царствование Николая II . Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета, 1939.
Хиттл, Дж. М. Город обслуживания: государство и жители России, 1600-1800 . Кембридж: Издательство Гарвардского университета, 1979.
Хоскинг, Джеффри А. Российский конституционный эксперимент: правительство и Дума, 1907-1914 гг. . Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1973.
Грушевский, Михаил. История Украины . Пер. и в сжатом виде, О.Дж. Фредериксен. Нью-Хейвен: издательство Йельского университета, 1941.
Елавич, Варвара. Век внешней политики России 1814-1914 гг. . Филадельфия: Липпинкотт, 1964.
Кипр, Джон Л.Х. Расцвет социал-демократии в России . Оксфорд: Кларендон, 1963.
Ключевский, Василий. Курс истории России, 3: XVII век . Пер., Н.Даддингтон. Чикаго: University of Chicago Press, 1968.
Ключевский, Василий. Курс истории России, 4: Петр Великий . Пер., Лилиана Арчибальд. Нью-Йорк: Кнопф, 1959.
.Ключевский, Василий. Курс истории России . 5 томов. Пер., С.Дж. Хогарт. Нью-Йорк: Даттон, 1911–31.
Кохут, Зенон Э. Русский централизм и украинская автономия: имперское поглощение Гетманщины, 1760-1830-е годы .Кембридж: Гарвардский украинский исследовательский институт и издательство Гарвардского университета, 1988.
Ланг, Дэвид Маршалл. Современная история Советской Грузии . Нью-Йорк: Grove Press, 1962.
Лоуренс, Джон. История России . Лондон: Джордж Аллен и Анвин, 1969.
Лященко П.И. История народного хозяйства России до революции 1917 года . Пер., Л.М. Герман. Нью-Йорк: Макмиллан, 1949. Переиздание.Нью-Йорк: Octagon, 1970.
.Линкольн, Брюс Д. Николай I: Император и Самодержец всех русских . Блумингтон: Издательство Индианского университета, 1978.
Маккензи, Дэвид и Майкл У. Карран. История России и Советского Союза . Чикаго: Dorsey Press, 1987.
Малия, Мартин Эдвард. Александр Герцен и рождение русского социализма, 1812-1855 гг. . Кембридж: Издательство Гарвардского университета, 1961.
Малоземов Андрей. Дальневосточная политика России, 1881-1904 гг. . Беркли: Калифорнийский университет Press, 1958. Переиздание. Нью-Йорк: Октагон, 1977.
Масарик, Томас Гарриг. Дух России: Исследования в области истории, литературы и философии . 3 тт. Пер., Эдем и Кедр Павел. Нью-Йорк: Макмиллан, 1961-67.
Милюков Павел Николаевич. Очерки русской культуры . Ред., Михаил Карпович; пер., Элеонора Дэвис и Валентин Угерт. Филадельфия: Пенсильванский университет Press, 1942.
Николс, Роберт Л. и Теофанис Джордж Ставрус, ред. Русское Православие при старом режиме . Миннеаполис: Университет Миннесоты, 1978.
Norretranders, Бьярне. Формирование Царства при Иване Грозном . Копенгаген: 1964. Переиздание. Лондон: Variorum, 1971.
Оберлендер, изд. Эдвина, Россия вступает в двадцатый век . Нью-Йорк: Шокен, 1971.
Орловский Даниил Т. Пределы реформ: Министерство внутренних дел в Императорской России, 1807-1881 . Кембридж: Издательство Гарвардского университета, 1981.
Парес, Бернар. Падение русской монархии: исследование доказательств . Нью-Йорк: Кнопф, 1939.
Пеленский, Ярослав. Россия и Казань: завоевание и имперская идеология, 1438-1560-е годы . Гаага: Мутон, 1974.
Пирс, Ричард А. Российская Центральная Азия, 1867-1917: исследование колониального правления .Беркли: Калифорнийский университет Press, 1960.
Пинтнер, Уолтер Маккензи и Дон Карл Роуни, ред. Русский чиновничество: бюрократизация русского общества с семнадцатого по двадцатый век . Чапел-Хилл: University of North Carolina Press, 1980.
Пайпс, Ричард. Россия при старом режиме . Нью-Йорк: Scribner’s, 1974.
.Платонов Сергей Федорович. Смутное время: историческое исследование внутреннего кризиса и социальной борьбы в Московии шестнадцатого и семнадцатого веков .Пер., J.T. Александр. Лоуренс: Университетское издательство Канзаса, 1970.
Рафф, Марк. «История России / Союз Советских Социалистических Республик». Страница 358 в Академической американской энциклопедии , 16. Данбери, Коннектикут: Grolier, 1986.
Рафф, Марк. Михаил Сперанский: государственный деятель Императорской России, 1772-1839 гг. . Гаага: Мартинус Нийхофф, 1969.
Рафф, Марк. Российская интеллектуальная история: антология .Нью-Йорк: Humanities Press, 1978.
Рязановский Николай. История России . 4-е изд. Нью-Йорк: Oxford University Press, 1984.
.Рибер, Альфред Дж. Торговцы и предприниматели в Императорской России . Чапел-Хилл: University of North Carolina Press, 1982.
Рибер, Альфред Дж. Николай I и официальное гражданство в России, 1825-1855 гг. . Беркли: Калифорнийский университет Press, 1959.
Робинсон, Героид Танквари. Сельская Россия при старом режиме . Беркли: Калифорнийский университет Press, 1967.
Роггер, Ганс. Национальное сознание в России XVIII века . Кембридж: Издательство Гарвардского университета, 1960.
Роггер, Ганс. Россия в эпоху модернизации и реформ, 1881-1917 гг. . Лондон: Longman, 1987.
. Рурад, К.А. Боевые слова: Императорская цензура и русская пресса, 1804-1906 гг. . Торонто: Университет Торонто Пресс, 1982.
Шварц, Соломон Х. Русская революция 1905 года: рабочее движение и формирование большевизма и меньшевизма . Чикаго: University Press, 1967.
Сетон-Уотсон, Хью. Российская Империя, 1801-1917 гг. . Оксфорд: Кларендон, 1967.
Смит, Кларенс Дж. Борьба России за мировую державу, 1914-1917: исследование внешней политики России во время Первой мировой войны . Нью-Йорк: Философское общество, 1946.
Стайтс, Ричард. Женское освободительное движение в России: феминизм, нигилизм и большевизм, 1890-1930 гг. . Принстон: Издательство Принстонского университета, 1978.
Субтельный, Орест. Украина: история . Торонто: University of Toronto Press, 1988.
.Самнер, Бенедикт Хамфри. Россия и Балканы, 1870-1880 гг. . Оксфорд: Кларендон, 1947.
Таден, Эдвард К. Консервативный национализм в России девятнадцатого века .Сиэтл: Вашингтонский университет Press, 1964.
Таден, Эдвард К., изд. Русификация Прибалтики и Финляндии, 1855-1914 гг. . Princeton: Princeton University Press, 1981.
Тредголд, Дональд В. Запад в России и Китае: религиозная и светская мысль в наше время . 2 тт. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1973.
Вентури, Франко. Корни революции: история народнических и социалистических движений в России девятнадцатого века .Пер., Фрэнсис Хэскилл. Нью-Йорк: Кнопф, 1960.
.Вернадский Георгий. Монголы и Русь . Нью-Хейвен: издательство Йельского университета, 1954.
Фон Лауэ, Теодор. Сергей Витте и индустриализация России . Нью-Йорк: Columbia University Press, 1963.
Валицки, Анджей. История русской мысли от Просвещения до марксизма . Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета, 1979.
Вортман, Ричард. Развитие правового сознания россиян . Чикаго: Издательство Чикагского университета, 1976.
Зайончковский Петр Андреевич. Русское Самодержавие при Александре III . Пер., Дэвид Р. Джонс. Галф Бриз, Флорида: Academic International Press, 1976.
Зенковский Серж А. Пантюркизм и ислам в России . Кембридж: Издательство Гарвардского университета, 1960.
Вернуться к ресурсам
Вернуться к русской революции на главную
Вернуться на главную страницу Новатора
PDF счастье возможно зайончковский олег
Скачать счастье возможно зайончковский олег в форматах PDF, Epub, Mobi и Kindle — Получить книжное счастье возможно зайончковский олег.Прочитать все версии своего устройства
СКАЧАТЬ PDFПодробная информация о счастье возможно заончковский олег
Название | счастье возможно заиончковский олег |
Размер | МБ
Вам следует признать счастье возможно заончковский олег , если вы хотите получить просветление. счастье возможно заончковский олег — одна из самых продаваемых книг, писатель написал мощный рассказ.Финансовый кредит и предложения легко понять, и читатели легко получают ценные вещи. Давайте рассмотрим детали ниже, чтобы получить больше единения счастья возможно zaionchkovsky oleg.
PDF счастье возможно заончковский олег Content
счастье возможно заончковский олег финансовый кредит привлекает и достаточно течет. Читатели могут очень сильно захотеть получить кредит после прочтения первой страницы. Кажется, они не могут дождаться перехода на следующую страницу и сразу же закончить все страницы.Писатель сильно построил персонажей. Каждый из персонажей удивителен не менее чем уникальными характеристиками. Главный тон — один из самых увлекательных, возможно заончковский олег. По привычке писатель управляет схемой делает возможным счастье заончковский олег стоит прочитать. Читатели могут догадаться, что будет дальше, и их ждет сюрприз.
СКАЧАТЬ PDFPDF счастье возможно заончковский олег обложка
Счастье возможно, заончковский олег крышечка завораживает так же, как изображения, отображающие содержание.Очаровательная крышка может быть задумкой о том, чтобы взять счастье можно заончковский олег в книжном магазине. Цвета сбалансированы, приемлемо, так же как и хороший выбор шрифта для заголовка. Для читателей, которые обожают заглядывать в крышку для первого впечатления, счастье возможно рекомендуется заончковский олег.
Самое главное счастье возможно заончковский олег Моби
Одним из важнейших моментов является привычка, по которой основной тон меняет свои характеры от введения финансового кредита в произведения до самого конца.Некоторых читателей может вдохновить главный герой. С новой стороны, некоторые читатели могут не захотеть быть основным тоном из-за привычки что-то решать. Этот тип тона является ярким и запоминающимся персонажем. Есть несколько отличных цитат. Читатели извлекают ценные уроки из цитат. Как следствие — непредсказуемая схема — возможно необычное привлечение снижения счастья заончковский олег.
СКАЧАТЬ PDFРазжечь счастье возможно заончковский олег Сравнение с другими книгами
В некоторых частях это похоже на новые книги, но привычка автора управлять схемой делает финансовый кредит меняющимся и уникальным.Непредсказуемая схема дает нечто свежее, чем новые книги, точно так же, как и аналогичный жанр. Некоторые персонажи похожи на новые книги, и схема дает что-то живое по сходству. Если вы хотите получить признание, которое предлагает более мощные характеристики и уникальную схему, чем новые книги, вы можете получить и признание счастье возможно zaionchkovsky oleg.
Вывод счастья возможен заончковский олег эпуб
Судя по оценке выше, думаю, что счастье возможно, заончковский олег стоит его приобрести и прочитать.Вы можете полюбить крышку так же, как эту кассету смотрите в первый раз в книжном магазине. После прочтения резюме на обложке помощи вы станете более привлекательными и будете стремиться к получению финансовой выгоды. Резюме не очень много говорит о финансовой заслуге, но писатель выбирает правильную фразу или сцену для резюме. В результате это привлекает читателей к мысли, что почти финансовый кредит счастья возможен заончковский олег. Привлекательность в некоторых частях есть недостаток счастья, возможно заончковский олег, но писатель решает это, создавая могучих персонажей и схему, и это хорошо работает.