Зигмунд фрейд о женщинах: Зигмунд Фрейд: цитаты и афоризмы

Содержание

Зигмунд Фрейд: цитаты и афоризмы

Фото: UGC

Зигмунд Фрейд, цитаты которого с беспощадностью врача и ироничностью философа характеризуют мир и человека в нем, пользуются особой популярностью в современном социуме. Ознакомьтесь с точными, проникновенными афоризмами великого психиатра. Возможно, откроются новые грани жизненных ситуаций и понимание поведения окружающих.

Зигмунд Фрейд: цитаты о женщинах, любви и отношениях

Венский психиатр, всколыхнувший в XIX веке мир наблюдениями за проявлением несознательного в поведении человека, заложивший основы современного психоанализа, Зигмунд Фрейд, отличался своеобразным отношением к женщине.

Она не была для него Великой Матерью, Богиней. Он был далек от того, чтобы обожествлять, почитать, воспевать ее, как это было модно делать в литературе, живописи того времени. Долгое время он изучал истерию женщин и пришел к выводу, что они и есть воплощение подсознательного. Ими движут исключительно инстинкты и комплексы.

Читайте также

Оговорка по Фрейду: на что намекает бессознательное, когда ты путаешь слова

Но при этом Фрейд был безумно влюблен в Марту Бёрнейс — ортодоксальную иудейку. Она хоть и стала его женой, но до конца он так и не был в этом уверен. Более того, Зигмунд Фрейд не мог найти объяснения некоторым сторонам женской натуры. Этому он посвящал свои исследования.

Отец психоанализа пытался объяснить механизм, природу любви и разгадать тайну женщины: любит ли она действительно, что ею движет в любви, чего хотят женщины.

Его озабоченность тем, как угодить даме сердца, тонкость любовных взаимоотношений женщин и мужчин, понимание их природы трансформировались в крылатые высказывания, которые звучат одновременно как диагноз и как рекомендация действовать:

«Великим вопросом, на который я все еще не могу ответить, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской души, является: «Чего хочет женщина?»»

Читайте также

Зигмунд Фрейд: книги известного психоаналитика

«Любящий многих знает женщин, любящий одну — познает любовь».
«Муж почти всегда является лишь заменителем любимого мужчины, а не самим этим мужчиной».
«Любовь в основе своей и теперь настолько же животна, какой она была испокон веков».
«Если один не мог бы найти в другом, что следовало бы исправить, то вдвоем им было бы ужасно скучно».
«Мы выбираем друг друга не случайно — мы встречаем лишь тех, кто уже существует в нашем подсознании».
«Человек любит то, чего не хватает его ‘Я’ для достижения идеала».
Фото: artinheart-pro.livejournal.com: UGC
«Ужасно, когда два любящих сердца не могут найти ни достойной формы, ни времени для нежных слов. Они как бы берегут нежность на случай неожиданной беды, когда сама ситуация вынудит их к этому. Не надо скупиться на нежность».

Читайте также

Нарциссизм: что это, признаки проявления

«Женщина должна смягчать, а не ослаблять мужчину».
«Мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим, и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь».
«В любовных отношениях нельзя щадить друг друга, так как это может привести лишь к отчуждению. Если есть трудности, их надо преодолевать».
«Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца».
«Сама по себе любовь — как страдание, лишение — снижает чувство собственной значимости, но взаимная любовь, обладание любимым объектом снова его повышает».

Сентенции Зигмунда Фрейда о взаимоотношениях женщины и мужчины раскрывают суть его метода: освобождение природы от культа разума и воли. Любовь — прекрасное чувство, которое требует нежного и трепетного отношения как со стороны женщин, так и представителей сильной половины человечества, мудрости и взаимопонимания.

Читайте также

Что любят мужчины в сексе: советы и секреты

Австрийский психиатр был уверен, что представители двух полов должны органично дополнять друг друга, чтобы быть счастливыми. В этом смысл любви.

Читайте также: Конфуций: цитаты о жизни

Зигмунд Фрейд: цитаты и афоризмы о жизни

Фрейд не просто психиатр, а и дитя эпохи модернизма, времени доминирования идей Ницше, который славился скептицизмом и циничным отношением к вечным человеческим ценностям.

Суть иронии в оценке важных житейских явлений, которая свойственна Зигмунду Фрейду, не в том, чтобы высмеять человеческие заблуждения, а в горьком осознании трагедии бытия человека.

Фото: 2ndskiesforex.com: UGC

Его афоризмы — это рецепты сурового, но правильного понимания жизни, что освобождают человека от иллюзий, позволяют ему принять свою природу и стать счастливым.

Читайте также

Джек Лондон: биография, личная жизнь и творчество писателя

Оцените точность высказываний Фрейда:

«Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира».
«Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие».
«Ничего не бывает случайного, все имеет первопричину».
«Только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье».
«Невроз — это неспособность переносить неопределенность».
«Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя, — это вы в прошлом. И единственный человек, лучше которого вы должны быть, — это вы сейчас».
«Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти».
Фото: diggita.it: UGC
«Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может».
«Мы живем в очень странное время и с удивлением отмечаем, что прогресс идет в ногу с варварством».

Читайте также

Сонник: темнота, к чему снится, толкования

«Терпимое отношение к жизни остается первейшим долгом всех живых существ».
«Цель всякой жизни есть смерть».
«Человек никогда ни от чего не отказывается, он просто одно удовольствие заменяет другим».
«Зависть разрушительна».

Вчитайтесь в высказывания Зигмунда Фрейда. Возможно, в них таится ключ к самопознанию или разрешению сложной жизненной ситуации. Эти афоризмы позволят лучше узнать самого себя и окружающих людей, понять мотивы поступков, их и свои стремления, желания.

Читайте также:

Цитаты великих людей о счастье

Оригинал статьи: https://www.nur.kz/leisure/books/1715448-zigmund-frejd-citaty-i-aforizmy/

Фрейд о женщине и либидо

Систематизация и связи

Ссылка на философа, ученого, которому посвящена запись: 

Это весьма туманное представление о либидо: «либидо, которое мы находим привязанным к объектам, которое является выражением стремления получить удовлетворение от этих объектов», и откуда Фрейд взял что либидо привязано к объектам и получает удовлетворение от них, это происходит только с объектом сопротивления, и который не половой объект вовсе, например любовница.

«Движущей силой сексуальной жизни мы называем либидо» — тоже не так, половая любовь — движущая сила. Либидо относится к бесполому Тела, и именно поэтому женский биопол представляет его по подобию своему, иначе бы и не ревновал мужа к любовницам, потому что ему кажется что либидо обходится привязанностью, а некоторые в неосведомлённости этого даже разводятся по причине «измены» мужа, хотя здесь измены нет. Похоже Фрейд слишком физиологичен в понимании половой любви, и отсюда такая выдуманная она у него. «Чем отличаются понятия нарциссизм и эгоизм?» отличный текст Фрейда, по нему хорошо просматривается разница между биополами в части подхода к либидо, но тогда следует сделать дополнение, под нарциссом разуметь мужское входящие (либидо), а под эгоизмом женское принимающее, потому что только либидо делает индивида
нарциссом
, а отсутствие его эгоистом, и значит только один биопол и может быть эгоистом как не имеющий чего-то при себе, но упрекающий в этом другого по подобию полового Тела. «Только отношение к сыну приносит матери неограниченное удовлетворение» — и здесь эффект подобия, где бесполое биополов возгоняет объект сопротивления в совместной нереализованности либидо, которое реализуется через входящее мужское только, и которого бесполое биопола избегает естественно.

Проследить дальнейшее развитие женственности через половое созревание вплоть до периода зрелости не входит в мои намерения. Да и наши знания недостаточны для этого. Некоторые черты я суммирую ниже. Ссылаясь на предысторию, я только хочу подчеркнуть, что развитие женственности по прежнему подвергается нарушениям со стороны остаточных явлений предварительного периода мужественности. Регрессии к фиксациям тех доэдиповых фаз имеют место очень часто; в некоторых историях жизни дело доходит до неоднократного повторения периодов, в которых преобладает то мужественность, то женственность.

Частично то, что мы, мужчины, называем «загадкой женщины», возможно, ведет начало от этого проявления бисексуальности в жизни женщины. Но во время этих исследований, по видимому, назрел другой вопрос. Движущей силой сексуальной жизни мы называем либидо. Сексуальная жизнь подчинена полярности мужского – женского; таким образом, кажется необходимым внимательно рассмотреть отношение либидо к этой полярности. Не было бы неожиданностью, если бы оказалось, что каждой сексуальности подчиняется свое особое либидо, так что один вид либидо преследует цели мужской, а другой – цели женской сексуальной жизни. Но ничего подобного не существует. Есть только одно либидо, которое служит как мужской, так и женской сексуальной функции. Мы не можем сами приписать ему пол; если мы, согласившись на отождествление активности и мужественности, пожелаем назвать его мужским, нам не следует забывать, что оно [либидо] представляет также стремления к пассивным целям. Словосочетание «женское либидо» все же лишено всякого оправдания.
Оно вызывает у нас впечатление, что либидо стесняют, когда принуждают к служению женской функции, и что природа, если говорить телеологически, менее серьезно считается с ее притязаниями, чем в случае мужественности. А это, мыслимое опять таки телеологически, может иметь свое основание в том, что проведение в жизнь биологической цели вверяется агрессии мужчины и некоторым образом независимо от согласия женщины. Сексуальная фригидность женщины, частота которой, кажется, подтверждает это пренебрежение, является всего лишь недостаточно понятым феноменом. Иногда она носит психогенный характер и тогда подвластна воздействию, в других случаях она позволяет предполагать конституциональную обусловленность и даже вклад анатомического фактора. Я обещал рассказать вам еще о некоторых психических особенностях зрелой женственности, как они проявляются при аналитическом наблюдении. Мы не претендуем этими утверждениями на окончательную истину; кроме того, не всегда легко отделить то, что можно приписать влиянию сексуальной функции, а что – социальному воспитанию.
Итак, мы приписываем женственности более высокую степень нарциссизма, которая и влияет на ее выбор объекта, так что быть любимой для женщины – более сильная потребность, чем любить.

Только отношение к сыну приносит матери неограниченное удовлетворение

; оно вообще является из всех человеческих отношений самым совершенным и наиболее свободным от амбивалентности. На сына мать может перенести свое честолюбие, которое она должна была подавить в себе, от него она ждет удовлетворения всего того, что осталось у нее от комплекса мужественности. Даже брак нельзя считать устойчивым, пока женщине не удастся сделать и мужа своим ребенком и разыгрывать перед ним мать.

Мы говорим о женщинах также, что их социальные интересы слабее, а способность к сублимации влечений меньше, чем у мужчин. Первое, правда, проистекает из асоциального характера, который, несомненно, присущ всем сексуальным отношениям. Любящие находят удовлетворение друг в друге, и даже семья еще противится принятию в более широкие сообщества. Способность к сублимации подвержена самым значительным индивидуальным колебаниям. Я не могу не упомянуть впечатления, которое все время получаешь при аналитической деятельности. Мужчина около тридцати лет представляется молодым, скорее незрелым индивидуумом, от которого мы ждем, что он в полной мере использует возможности развития, которые ему открывает анализ. Но женщина того же возраста часто пугает нас своей психической закостенелостью и неизменяемостью. Ее либидо заняло окончательные позиции и кажется не способным оставить их ради других. Путей для дальнейшего развития нет; дело обстоит так, как будто весь процесс уже закончен, не может подвергнуться отныне никакому воздействию и даже как будто трудное развитие на пути к женственности исчерпало возможности личности. Мы как терапевты жалуемся на это положение вещей, даже если вам удается устранить недуг путем разрешения невротического конфликта.

Это все, что я хотел вам сказать о женственности. Разумеется, все это неполно и фрагментарно, да и не всегда приятно звучит.

Не забывайте, что мы описали женщину лишь в той мере, в какой ее сущность определяется ее сексуальной функцией. Это влияние заходит, правда, очень далеко, но мы имеем в виду, что отдельная женщина все равно может быть человеческим существом. Если вы хотите знать о женственности больше, то спросите об этом собственный жизненный опыт, или обратитесь к поэтам, или подождите, пока наука не даст вам более глубокие и лучше согласующиеся друг с другом сведения.
Имеется в виду 31 я лекция (которая является третьей в «Приложении лекций»).
http://www.textfighter.org/…/jenschine_pripisyvaem_kompleks… Лекции по введению в психоанализ

Энергию, направляемую Я на объекты сексуальных стремлений, мы называли «либидо», все другие виды энергии, исходящие из инстинктов самосохранения, – «интересом», и мы могли получить первое представление о механизме душевных сил благодаря наблюдению за привязанностями либидо, их превращениями и окончательной судьбой. Неврозы перенесения предоставили нам для этого самый подходящий материал. Но Я, его состав из различных структур, их организация и способ функционирования оставались скрытыми от нас, и мы могли предполагать, что только анализ других невротических нарушений помог бы нам это понять. Мы давно начали распространять психоаналитические взгляды на понимание этих других заболеваний. Уже в 1908 г. после обмена мнениями со мной К. Абрахам высказал положение, что главной чертой Dementia praecox [причисляемой к психозам] является то, что при ней отсутствует привязанность либидо (Libidobesetzung) к объектам («Психосексуальные различия истерии и Dementia praecox»). Но тогда возник вопрос, что же происходит с либидо слабоумных, которое отвернулось от объектов? Абрахам не замедлил дать ответ: оно обращается на Я, и это отраженное обращение является источником бреда величия при Dementia praecox. Бред величия, безусловно, можно сравнить с известной в (нормальной) любовной жизни сексуальной переоценкой объекта любви. Так нам впервые удалось понять какую то черту психотического заболевания по связи с нормальной любовной жизнью.
Скажу сразу, что эти первые взгляды Абрахама сохранились в психоанализе и были положены в основу нашей позиции по отношению к психозам. Со временем укрепилось представление, что либидо, которое мы находим привязанным к объектам, которое является выражением стремления получить удовлетворение от этих объектов, может оставить эти объекты и поставить на их место собственное Я; постепенно это представление развивалось со все большей последовательностью.

Чем отличаются понятия нарциссизм и эгоизм? Я полагаю, что нарциссизм является либидозным дополнением эгоизма. Когда говорят об эгоизме, имеют в виду только пользу для индивида: говоря о нарциссизме, принимают во внимание и его либидозное удовлетворение. В качестве практических мотивов их можно проследить порознь на целом ряде явлений. Можно быть абсолютно эгоистичным и все таки иметь сильные либидозные привязанности к объектам, поскольку либидозное удовлетворение от объекта относится к потребностям Я. Эгоизм будет следить тогда за тем, чтобы стремление к объекту не причинило вреда Я. Можно быть эгоистичным и при этом также очень нарцисстичным, т. е. иметь очень незначительную потребность в объекте, и это опять таки или в прямом сексуальном удовлетворении, или также в тех высоких, исходящих из сексуальной потребности стремлениях, которые мы как «любовь» иногда имеем обыкновение противопоставлять «чувственности». Во всех этих отношениях эгоизм является само собой разумеющимся, постоянным, нарциссизм же – меняющимся элементом. Противоположность эгоизма – альтруизм – как понятие не совпадает с либидозной привязанностью к объектам, он отличается от нее отсутствием стремлений к сексуальному удовлетворению. Но при сильной влюбленности альтруизм совпадает с либидозной привязанностью к объектам. Обыкновенно сексуальный объект привлекает к себе часть нарциссизма Я, что становится заметным по так называемой «сексуальной переоценке» объекта. Если к этому прибавляется еще альтруистическое перенесение от эгоизма на сексуальный объект, то сексуальный объект становится могущественным; он как бы поглотил Я.
http://www.textfighter.org/…/napravlyaemuyu_ya_na_obyekty_s… Лекции по введению в психоанализ

Женщина, неизведанная страна. Фрейд

Женщина, неизведанная страна

В годы, когда внутренний раскол по проблеме обучения и квалификации кандидатов в аналитики угрожал разрушить хрупкое единство фрейдистского движения, психоаналитики также были вовлечены в спор о психологии женщин. В целом дискуссия велась вежливо, даже добродушно, но затрагивала самую суть теории основателя движения, и эта проблема продолжала мучить психоаналитиков. В середине 20-х годов ХХ столетия Фрейд предсказывал, что оппоненты будут критиковать его взгляды на женственность как враждебные устремлениям женщин и предвзятые в пользу мужчин. Его предсказание сбылось, причем критика оказалась гораздо яростнее, чем мэтр мог вообразить.

Большинство последующих комментариев упрощало взгляды Фрейда, которые представляли собой сложный сплав общеизвестных банальностей, осторожных предположений и необычных догадок. Он сказал много такого, что глубоко обидело женщин, но не все его теоретические положения и частные мнения были антагонистическими или покровительственными. И не все они были доктринерскими! В отношении женской психологии Зигмунд Фрейд временами был почти агностиком. В конце 1924 года, пытаясь решить некоторые вопросы клиторальной и вагинальной чувствительности, которые поставил Абрахам, основатель психоанализа признался, что, несмотря на общий интерес к этой теме, он «совсем ничего о ней не знает». В целом, согласился мэтр, возможно с излишней готовностью, женский аспект проблемы для него «необыкновенно туманен». Уже в конце 1928 года он писал Эрнесту Джонсу: «…все, что нам известно о раннем развитии женщины, кажется мне неудовлетворительным и неопределенным». Он, признавался Фрейд, искренне пытался понять «сексуальную жизнь взрослой женщины», но женщина продолжала интриговать и озадачивать его. Она была для него чем-то вроде «черного континента».

К тому времени Фрейд установил для себя две вещи: «первое представление о половом сношении является оральным – сосание пениса, как раньше материнской груди; отказ от клиторального онанизма из-за неполноценности этого органа, болезненно осознаваемой». Это казалось очень существенным, но «обо всем остальном я должен воздержаться от суждения». Примерно в то же время, когда мэтр признался в своей растерянности Джонсу, он говорил Мари Бонапарт, что на протяжении 30 лет занимается исследованием «женской души», особо не афишируя это. Он спрашивает: «Was will das Weib?» – «Чего хочет женщина?» Эта известная ремарка, а также описание женщины как неизведанной страны – «черного континента» представляют собой древнее клише в современной упаковке: мужчины на протяжении столетий защищались от смутного страха перед тайной женской силой, называя весь слабый пол непонятным и необъяснимым. Но это также жест беспомощности, показатель неудовлетворенности основателя психоанализа пробелами в его теории. Сказанное им в отношении женственности, писал Фрейд, неполно и фрагментарно. Если хотите узнать больше, советовал он читателям, «обратитесь к собственному жизненному опыту, или к поэтам, или подождите, пока наука не сможет дать вам более глубокие и лучше согласующиеся между собой сведения». Эти публичные оговорки были не просто риторикой. Как нам известно, личная переписка Фрейда изобилует подобными заявлениями о невежестве. Когда мэтр был в чем-то уверен, он так и говорил, но в отношении женщин такой уверенности не было.

Статьи по женской психологии, опубликованные Фрейдом в период с 1924 по 1933 год, стали основой дебатов, начало которым положили его отрывочные комментарии в начале 20-х. Кроме Карла Абрахама главными противниками его идей были Эрнест Джонс, стремившийся доказать свою независимость, молодой немецкий психоаналитик Карен Хорни, достаточно смелая и независимая, чтобы публично бросить вызов мэтру на его территории, а также такие его верные сторонники, как Жанна Лампль де Гроот и Хелен Дойч, в конечном счете принявшие окончательную позицию Фрейда, почти без критики и лишь с небольшими дополнениями. В отличие от спорной идеи влечения к смерти, взгляды основателя движения на женственность по большей части стали главенствующими среди психоаналитиков. С начала 30-х годов прошлого столетия они считались более или менее каноническими в их профессии. И все-таки время от времени появлялись несогласные, и предложения пересмотреть послевоенные взгляды Фрейда на женщин никогда не заканчивались. Ревизионисты из числа психоаналитиков не гневались на мэтра, как впоследствии феминистки, но его заявления были им неприятны.

Работы Фрейда, посвященные женщинам, могут служить очередным примером того, до какой степени были предопределены его идеи. В мозгу основателя психоанализа причудливо переплелись бессознательные фантазии, культурные предпочтения и психоаналитические теории. С раннего детства Зигмунд Фрейд был окружен женщинами. Он не осознавал, какое сильное влияние оказала на него красивая, молодая и властная мать. Свой вклад в эмоциональную жизнь ребенка – загадочный, внезапно прервавшийся, но неоспоримый – внесла и няня-католичка. Племянница Фрейда Паулина, примерно одного возраста с ним, была первым объектом его детской эротической агрессии. Пять младших сестер появились в семье буквально друг за другом (младшая, тоже Паулина, родилась, когда Фрейду еще не исполнилось восемь лет), лишили его исключительного внимания родителей как единственного ребенка и стали как нежелательными соперницами, так и восхищенной аудиторией. Великая любовь его взрослой жизни, страсть к Марте Бернайс, со всей силой обрушилась на Фрейда в 25-летнем возрасте, принеся с собой яростное собственническое чувство и приступы иррациональной ревности. Его свояченица Минна Бернайс, поселившаяся в семье Фрейда в конце 1895 года, высоко ценилась им как компаньон для бесед, прогулок и путешествий. Основатель психоанализа говорил Флиссу, что отношения с женщинами никогда не могли заменить ему мужскую дружбу, однако он был явно неравнодушен к ним.

В профессиональной жизни мэтра также преобладали женщины, и все они стали главными фигурами в истории развития психоанализа. Первой была открывшая новую эпоху Анна О., которую Фрейд, если можно так выразиться, позаимствовал у ее лечащего врача. За ней, в начале 90-х годов XIX столетия, последовали пациентки с истерией, научившие его искусству слушать. Еще одной учительницей Фрейда стала Дора, история болезни которой оказалась первой из пяти самых известных случаев, опубликованных в его работах, и которой он обязан такими уроками, как неудача, перенос и контрперенос. А зимой 1901 года получить профессорское звание Фрейду помогли два влиятельных покровителя, вернее две влиятельные покровительницы…

Более того, намного позже, уже будучи самым известным в мире психоаналитиком, он был предметом восхищения женщин и дружил с такими красивыми, интересными и образованными ученицами, как Лу Андреас-Саломе, и такими пациентками, как Хильда Дулитл. Многие женщины, которых он высоко ценил, – Хелен Дойч, Джоан Ривьер, Жанна Лампль де Гроот, Рут Мак Брунсвик, Мари Бонапарт и, конечно, его дочь Анна – внесли немалый вклад в развитие психоанализа. В 1910 году, когда члены Венского психоаналитического общества пересматривали свой устав, Исидор Задгер заявил о том, что он против приема женщин, но Фрейд с ним не согласился. Он «считал серьезной непоследовательностью исключать женщин в принципе»[247]. Впоследствии мэтр даже предположил, что аналитики-женщины, скажем Жанна Лампль де Гроот и Хелен Дойч, могут глубже аналитиков-мужчин проникать в ранние период развития девочки, который кажется «таким древним, расплывчатым». В процессе переноса они служат более подходящей заменой матери, чем любой мужчина. Таким образом, Фрейд признавал, что в важных аспектах психоаналитической практики женщина может быть компетентнее мужчины. Это был серьезный комплимент, хотя и не без определенной горечи: примечательное признание человека с репутацией несгибаемого антифеминиста, а также легкий намек на эти самые предубеждения. Аналитик-женщина, считал Фрейд, лучше всего справляется с работой, для которой она предназначена биологически, – работой матери.

Это убеждение имело огромные последствия для его биографии. Среди женщин, которые сыграли в жизни Зигмунда Фрейда главную роль, вероятно, самой убедительной, хотя и не самой заметной фигурой была мать. Ее влияние на внутреннюю жизнь Фрейда было таким же сильным, как жены, свояченицы и даже дочери Анны, а возможно, в конечном счете определяющим. Именно Амалия Фрейд поразила своего четырехлетнего первенца, когда во время поездки он увидел ее nudam. Женщина, любви которой он жаждал и которую боялся потерять… В детстве, когда ему еще не исполнилось десяти, Фрейд видел знаменитый тревожный сон о матери, который подробно описал и частично объяснил в своем труде «Толкование сновидений»: «Он был очень живым; мне снилась любимая мать с необычно спокойным, как у спящего человека, выражением лица; ее внесли в комнату и положили на кровать два (или три) человека с птичьими клювами». Он тогда проснулся от собственного крика. Вспоминая этот давний сон, Фрейд без труда определил источник фигур, которые несли его мать: птичьи клювы были визуальными аналогами немецкого вульгаризма для обозначения полового сношения (v?geln), который является производным от слова Vogel – птица. Другим источником детского визуального каламбура Фрейда была иллюстрация с изображением египетских богов с ястребиными головами в семейной Библии, которую он читал в детстве. Таким образом, анализ этого сна открыл, помимо всего прочего, тайную детскую страсть к матери, вожделение, являющееся самым строгим из всех религиозных табу.

Мать Фрейда не могла не стать желанной для сына – не только как подтверждение его теоретических построений, но и вследствие своей прекрасной и вездесущей реальности. По общему мнению, она была необыкновенной личностью. Сын Фрейда Мартин, который хорошо помнил бабушку, описывал ее как типичную польскую еврейку со всеми ее характерными недостатками. Она явно не относилась к числу леди, имела живой характер, была нетерпелива, упряма, остроумна и очень умна[248]. Племянница Фрейда Юдит Бернайс-Хеллер, в детстве часто гостившая у бабушки со стороны матери, отзывается о ней точно так же, как кузен: Амалия Фрейд, писала Юдит, была темпераментной, энергичной и волевой, умела настоять на своем в мелких и серьезных делах, следила за собственной внешностью почти до самой смерти в возрасте 95 лет, оставалась умелой, компетентной и эгоистичной. «Она была очаровательной и улыбалась в присутствии чужих, но я, по крайней мере, всегда чувствовала, что со своими она тиран и эгоистка». В то же время – и это лишь усиливало ее власть – Амалия никогда не жаловалась и с достойным восхищения мужеством переносила тяготы жизни в Австрии в период Первой мировой войны и после нее, а также ограниченную подвижность в старости. «Она обладала чувством юмора, была способна смеяться над собой, а иногда даже высмеивать себя». Более того, Амалия Фрейд явно, не скрывая этого, обожала своего первенца, называя его, как обоснованно утверждает легенда, золотым сыном. Присутствие такой матери было трудно игнорировать, даже после самого тщательного самоанализа.

Фактически у нас нет ни одного свидетельства, что систематический самоанализ Фрейда затрагивал его самую сильную привязанность или что он когда-либо исследовал – не говоря уж о том, чтобы избавиться от нее, – власть, которой обладала над ним мать[249]. Всю свою профессиональную жизнь как аналитика он признавал решающую роль матери в развитии ребенка. Иначе и быть не могло. «Также и тот, кто счастливо избежал инцестозной фиксации своего либидо, не избавлен полностью от ее влияния, – писал мэтр в 1905 году. – Прежде всего мужчина ищет объект под влиянием сохранившегося в памяти образа матери, во власти которого он находится с самого раннего детства». Тем не менее Фрейд, почти намеренно избегая этого открытия, вытеснил матерей на обочину историй болезни, приведенных в его работах. Мать Доры, поглощенная тем, что основатель психоанализа назвал психозом домохозяйки, – безмолвная актриса второго плана в семейной мелодраме. Мать маленького Ганса, несмотря на то что, по мнению мужа, именно ее неприличное поведение стало причиной невроза сына, была в подчинении у супруга, который как помощник аналитика транслировал интерпретации Фрейда. Биологическая мать «человека-волка» приобретает лишь ограниченную значимость как партнер в откровенной сцене, которую он наблюдал – или придумал – в раннем детстве, хотя заменители матери явно внесли вклад в его невроз. Мать «человека с крысами» лишь изредка появляется в его рассказе, по большей части как человек, с которым пациент советуется перед началом анализа. А матери Шребера как будто вовсе не существует.

Это общее принижение роли матери в развитии невроза пациентов отчасти обусловлено раздражающей скудостью информации. Фрейд постоянно жалуется на то, что высокоценимые в те времена так называемые приличия вынуждают пациенток к скрытности и таким образом делают их менее откровенными перед аналитиком по сравнению с мужчинами. Следовательно, как он отмечал в начале 20-х годов прошлого столетия, психоанализ гораздо больше знает о сексуальном развитии мальчиков, чем девочек. Но заявления мэтра о своем невежестве выглядят почти намеренными, словно что-то о женщинах он просто не желал знать. Показательно, что единственная эмоциональная связь, которую Фрейд когда-либо идеализировал, – это любовь матери к сыну. Каждые длительные близкие отношения, писал он в 1921 году, будь то любовь, дружба или семья, содержат осадок враждебных чувств – «возможно, за единственным исключением отношения матери к сыну, которое, будучи основанным на нарциссизме, не нарушается более поздним соперничеством». Фрейд характеризует эту материнскую любовь к сыну как «самые совершенные из всех человеческих отношений, наиболее свободные от амбивалентности». Это больше похоже на желание, чем на серьезный вывод из клинического материала.

Стремясь найти объяснения отважной, независимой и непревзойденной любознательности основателя психоанализа, Эрнест Джонс выделял его «неустрашимую храбрость», которая являлась «высшим качеством Фрейда и его самым драгоценным даром. А откуда еще могла возникнуть у него эта смелость, как не из полнейшей уверенности в любви к нему его матери?». Похоже, этот диагноз подтверждается знаменитым замечанием Фрейда (он повторил его дважды), что люди, которые в детстве были несомненными любимцами матери, проявляют в жизни особую веру в себя и ту силу, которая обеспечивает успех во взрослой жизни[250]. Однако это тоже скорее желание, чем рациональное убеждение или непредвзятая самооценка. Чувства матери к сыну могут быть в меньшей степени омрачены конфликтами, чем чувства сына к матери, но и они не свободны от двойственности, разочарования, раздражения любимым ребенком и даже от откровенной враждебности к нему. Вполне вероятно, что Фрейд яростно защищал себя от признания того, что привязанность к матери в любом случае не идеальна, что она может стать слабее из-за любви матери к его братьям и сестрам или быть омрачена запретным желанием, которое он мог к ней испытывать. Похоже, основатель психоанализа реагировал на конфликты, порожденные сложными чувствами к матери, отказом реагировать на них.

Примечательно, что в написанной в 1931 году статье «О женской сексуальности» Зигмунд Фрейд высказывал предположение, что мальчик может сохранить в неприкосновенности свою привязанность к матери и избавиться от амбивалентности по отношению к ней, направив враждебные чувства на отца. При этом мэтр благоразумно оговаривался, что спешить с выводами по этому неясному вопросу не сто2ит. Лучше подождать дальнейших исследований доэдиповой стадии развития. Но сия оговорка не должна заслонять открытие, содержавшееся в его предположении, – в отношении эмоциональной жизни не только других людей, но и себя самого.

В статье «Женственность», опубликованной два года спустя, Фрейд позволил себе не менее дерзкий экскурс в свою внутреннюю жизнь. Очерчивая причины, почему маленькая девочка переносит свою любовь с матери на отца, какой бы сильной ни была ее первая привязанность, он утверждает, что этот переход не просто замена одного родителя другим. Более того, это сопровождается враждебностью и даже ненавистью. Самое сильное «обвинение в адрес матери вспыхивает, когда в детской появляется еще один ребенок». Этот соперник лишает первенца адекватного питания, и «примечательно, что ребенок даже с разницей в возрасте всего лишь в 11 месяцев не настолько мал, чтобы не понять это положение вещей». Сие похоже на ситуацию в семье самого Фрейда: он был всего на 17 месяцев старше брата Юлиуса, появление которого встретил гневом и злобным желанием его смерти.

«Однако ребенок, – продолжает основатель психоанализа, – чувствует себя ущемленным перед лицом нежелательного захватчика и соперника не только в кормлении молоком, но также и во всех других знаках материнской заботы. Он чувствует себя низвергнутым с трона, ограбленным, пораженным в своих правах, на почве ревности ненавидит маленького брата или сестру и направляет на неверную мать злобу, которая очень часто выражается в неприятном изменении его поведения». Он становится раздражительным, непослушным, отходит от обретенных навыков в управлении своими выделительными функциями. Все это, отмечает Фрейд, давно известно, однако «мы редко имеем правильное представление о силе ревнивых побуждений, об упорстве, с которым они продолжают сохраняться, а также о масштабе их влияния на последующее развитие». Это верно, особенно в тех случаях, когда «ревность в последующие детские годы получает все новую подпитку, и все это потрясение повторяется с рождением каждого нового брата или сестры». «Немногое меняется, – заключает мэтр, – оттого, что ребенок остается любимцем матери; притязания ребенка на любовь безмерны, они требуют исключительности и не допускают дележки». Здесь основатель психоанализа делает вид, что говорит о девочках, но нарисованная им картина подозрительно похожа на автопортрет. Разве в письмах к невесте он не называл себя ревнивым, собственническим, нетерпимым к соперникам? Похоже, у Зигмунда Фрейда была веская причина считать женщин какими-то загадочными и даже немного опасными существами.

Вне всяких сомнений, мэтр предпочел обойти этот неразрешенный и по большей части бессознательный конфликт потому, что его мужское собственническое чувство совпадало с консерватизмом социума. Во всем, что касалось общественных отношений, этики и одежды, Зигмунд Фрейд оставался джентльменом XIX века. Он не менял в угоду новой эпохе ни свои старомодные манеры, ни такие же старомодные идеалы, ни стиль устной и письменной речи, ни – по большей части – орфографию. Фрейд недолюбливал радио и телефон. Он считал споры по вопросам морали абсурдными, поскольку разница между достойным и недостойным, правильным и неправильным абсолютно очевидна. Другими словами, преданность основателя психоанализа эпохе, которая на его глазах уходила в историю, оставалась неизменной. Его письма и меморандумы Флиссу, а также описания историй болезни 90-х годов XIX столетия содержат краткий перечень традиционных убеждений – мы теперь называем их предубеждениями – относительно женщин. Муж обязан защищать жену от откровенных сексуальных подробностей, даже если они выражены в медицинских терминах. Умная и независимая женщина заслуживает похвалы, поскольку в этих аспектах она практически не уступает мужчине. Женщина от природы сексуально пассивна. В то же время Фрейд мог ставить под сомнение эти распространенные банальности, признавая, что эротическая пассивность женщин по большей части не природная, а навязана обществом. Он видел силу старой идеи, высказанной еще Дефо, Дидро и Стендалем, что отставание в умственном развитии, которое можно обнаружить у женщин, не заложено природой, а является следствием социального угнетения.

Эти и другие представления о женщинах, плохо согласующиеся друг с другом, а иногда и откровенно противоречивые, пронизывали его работы на протяжении многих лет, причем в основе их лежали идеи о мужском превосходстве. В 1907 году в «Бреде и сновидениях в «Градиве» В. Йенсена» Фрейд утверждал, что в любви мужчине неизбежно предназначена роль агрессора. По прошествии 12 лет он просил Ференци передать письмо даме из Будапешта, которая недавно написала ему, – «настоящей женщине» – Frauenzimmer. «Она забыла указать свой адрес, как это обычно делают мужчины». Небольшая разница между полами казалась ему очень существенной. Рассказывая Эрнесту Джонсу о Джоан Ривьер, которой он восхищался, Фрейд отметил: «Насколько я знаю, вы не слишком глубоко поскребли кожу так называемой женщины с мужским характером, чтобы вытащить на свет божий ее женственность». Отношение Фрейда к женщинам было частью его общей культуры, викторианского стиля[251].

Этот стиль никогда не был монолитным. Широко распространенный эпитет «викторианский» представляет собой не более чем удобное, зачастую пренебрежительное и по большей части сбивающее с толку клише. Оно отсылает нас к образу «ангела очага» – покорная женщина занята воспитанием детей и домашним хозяйством. А ее властный, гораздо более сексуальный и агрессивный муж борется за существование во враждебном мире бизнеса и политики. Разделение викторианцев по отношению к женщинам на две партии, феминистов и антифеминистов, принесет не больше пользы, чем сам термин «викторианский». Не подлежит сомнению, что по женскому вопросу бушевали жаркие споры, изобиловавшие броскими лозунгами. Но использовавшиеся ярлыки слишком поверхностны, чтобы отразить широкий спектр взглядов. Некоторые антифеминисты не хотели предоставления женщинам избирательных прав и в то же время ратовали за их право на высшее образование, на управление личной собственностью, за равный доступ к суду по бракоразводным делам. Схожих взглядов придерживалась и часть феминистов, которые по идее должны были быть врагами антифеминистов. Фрейд, не скрывавший свое скептическое недоверие к феминистскому движению, может служить превосходным примером этой путаницы союзов и позиций. Он мог считать своим идеалом милую и расторопную домашнюю хозяйку, но никогда не чинил препятствий женщинам-аналитикам – наоборот, поощрял их! – и серьезно относился к их взглядам. И действительно, в своих замечаниях о женщинах – их тон варьировал от искреннего удивления до благородной вежливости – Фрейд подчеркивал, что они могут подняться до самых вершин в той профессии, основателем которой он является. Его убеждения сформировались довольно рано, и он не видел никаких оснований их менять. Однако поведение Фрейда как бесспорного основателя и лидера международного движения, в которое женщины внесли существенный и всеми признанный вклад, противоречило его риторике.

Таким образом, Фрейд абсолютно непреднамеренно стал участником кампании за права женщин, которая разворачивалась в то время. С середины XIX века во всех странах Запада борцы за права женщин пытались преодолеть юридические, социальные и экономические барьеры. Незадолго до начала Первой мировой войны воинствующие английские суфражистки стали прибегать к пассивному сопротивлению, а иногда и открытому насилию, но большинство феминистов продолжали ограничивать свою борьбу умеренными требованиями и по-прежнему придерживались благоразумного, хотя и возмущенного тона. Первая полноценная декларация прав женщин, принятая на конференции в Сенека-Фоллз в штате Нью-Йорк, была примирительной, почти робкой: призыв к всеобщему избирательному праву на этом собрании почти не звучал, а поставленный на голосование не прошел. Теми, кто метал громы и молнии в феминистов, называя их извращенцами, посягающими на семью и «естественные» отношения между полами, мог двигать только страх. И действительно, если судить по лавине карикатур, передовиц, проповедей и критических выступлений, направленных против зловредных, мужеподобных теток и обабившихся подкаблучников-мужчин, многие представители сильного пола были встревожены до чрезвычайности. Эту волну женоненавистнических чувств, на несколько десятилетий захлестнувшую разные страны после конференции в Сенека-Фоллз, мог объяснить только фрейдистский анализ.

На первый взгляд феминисты казались серьезной угрозой. Они храбро и шумно сражались, но у их противников были надежно укрепленные позиции в церкви, государстве и обществе. Еще больше перспективы феминизма омрачались тем, что в конце XIX столетия движению пришлось бороться с постоянно усиливавшимися и парализующими деятельность яростными спорами относительно стратегии и целей. Социалисты в рядах феминистского движения утверждали, что к освобождению женщин приведет только крах капитализма. Тактики настаивали на всеобщем избирательном праве как предпосылке всех остальных реформ. Более осторожные феминисты были согласны сосредоточиться на последовательном снятии барьеров – сначала петиции за допуск женщин к медицинскому образованию и за право иметь собственный счет в банке. Вследствие всего этого победы борцов за права женщин были единичными и давались большим трудом. Известные женщины-психоаналитики, такие как Анна Фрейд и Мелани Кляйн, являлись живым воплощением идеала феминистов, хотя не извлекали из сего никакой пользы и добились всего благодаря своей личной смелости. И позиции Зигмунда Фрейда.

В Австрии тех времен у феминистского движения было еще меньше успехов, чем везде. Одно разочарование сменялось другим… Закон 1867 года открыто запрещал лицам женского пола наряду с иностранцами и представителями национальных меньшинств участвовать в политической деятельности, поэтому феминистских обществ, выступавших за предоставление избирательных прав женщинам, быть просто не могло. Даже австрийские социалисты, которые в конце 80-х годов XIX века стали массовым движением, не хотели вносить в свою политическую платформу открытое требование равенства избирательных прав для женщин. Они призывали к отмене всех законов, дававших преимущество мужчинам, но больше были заинтересованы в повторении своих традиционных требований. В 1898 году их лидер Виктор Адлер перечислил главные претензии – это экономическая эксплуатация, отсутствие политических прав, духовное рабство[252]. Предположительно, после устранения всего этого женщины тоже будут свободны. Поэтому австрийские женщины, когда они в конце концов объединились, ограничили свою деятельность безопасными и считавшимися типично женскими областями – образованием и благотворительностью. Не многие позволяли себе даже мечтать о том, чтобы бросить вызов положениям свода законов 1811 года, официально объявлявшего мужа главой семьи и в этом качестве хозяином дома, распоряжения которого жена должна выполнять и воплощать в жизнь. Таким образом, несмотря на то что законодательство Австрии XIX столетия рассматривало женщин как субъектов – некоторые даже поздравляли соотечественниц с тем, что их положение лучше, чем француженок, – без одобрения супруга женщина не могла учить своих детей, руководить домашним хозяйством, обращаться в суд или заниматься коммерцией. В своем объемном исследовании семейного права, опубликованном в 1907 году, Хелен Вебер называла австрийские законы преимущественно немецко-патриархальными. Довольно мягкая характеристика.

В ледяном юридическом и политическом климате, подпитываемом традиционными культурными взглядами, австрийские женщины, стремившиеся к образованию или к независимости, были вынуждены противостоять жестоким насмешкам. Эта атмосфера в какой-то степени поддерживалась произведениями национальной литературы (самыми яркими были пикантные эротические истории Артура Шницлера). На страницах книг было множество милых юных девушек, обычно из низших слоев общества – продавщиц, официанток, танцовщиц, прелестных и покладистых, которые часто становились жертвами сладострастия молодых офицеров, пресыщенных бонвиванов или испорченных богачей, видевших в них лишь источник удовольствия. В рассказах, романах и пьесах s?sse M?del[253] изображалась как необходимый предохранительный клапан для семьи из среднего класса или высшего общества: доставляя сексуальное удовольствие, которое приличная девица предложить до свадьбы и не могла, а после нее предлагала весьма редко, такие девушки спасали браки от распада, а изголодавшихся по забавам подобного рода мужчин от неврозов. Хотя нельзя сказать, что Шницлер – по крайней мере, он – рисовал портрет веселой и беспечной Вены. Писатель резко критиковал жестокость, грубость и лицемерие общества, но склонные к глубоким размышлениям читатели воспринимали такую литературу как яркое восхваление увлеченности венцев вином, женщинами и песнями – прежде всего женщинами. Эта клевета, против которой решительно протестовал Фрейд, никак не улучшала перспективы феминизма в его отечестве.

Представительницы среднего класса в большинстве своем не были готовы к самостоятельности. Стефан Цвейг в автобиографии вспоминал, что приличное венское общество старательно защищало женщин от «грязи» и держало в «совершенно стерильной обстановке», ограничивая круг их чтения, следя за их прогулками и отвлекая от эротических мыслей уроками игры на фортепиано, рисования и иностранных языков. Они были образованными и прекрасно воспитанными. Общество хотело видеть молодую девушку «наивной и непосвященной, ничего не подозревающей, любопытной и стыдливой, неуверенной и непрактичной и в силу этого оторванной от жизни, с самого начала предопределенной к тому, чтобы в браке безропотно подчиняться мужчине». Конечно, во времена Фрейда не все девушки были такими, но Цвейг со своим даром к гиперболизации и выявлению резких контрастов уловил эту яркую черту среди запутанного клубка самых разных тенденций.

Одним из центров такого сопротивления стала сплоченная организация австрийских социалисток – у них не было ни времени, ни желания заниматься эротическими играми, одновременно волнующими и унизительными, в которые их вовлекали венские писатели и авторы либретто. Недовольны также были некоторые представительницы богатой буржуазии и либеральной аристократии, многие еврейского происхождения, – они смогли получить хорошее образование, по большей части за границей, и были хозяйками литературных салонов, где не одобрялась пустая болтовня. Не все образованные люди Вены проводили свободное время в таких типично мужских заведениях, как клубы или кофейни. Реформатор системы образования Евгения Шварцвальд, получившая докторскую степень в Цюрихе и в 1901 году основавшая самую известную и лучшую в Вене школу совместного обучения, вне всяких сомнений, отличалась исключительной преданностью своему делу и энергией. Однако она олицетворяла возможности, которые открываются перед женщинами, даже еврейками, в то время, когда работы по психоанализу принесли известность Фрейду. В 1913 году миссис де Кастро – английская делегатка на Международный женский конгресс – по пути в Будапешт сделала остановку в Вене. Она и сообщила об эффективной деятельности здешних феминисток. «Меня поразил тот факт, – писала миссис де Кастро, – что многие вдохновители венского движения явно еврейки. В Вене очень много богатого еврейского элемента, и они, похоже, поддерживают нас всей душой».

Другими словами, у основателя психоанализа было несколько не похожих друг на друга образцов женщины. Он не посещал салоны, но мог в своем кругу слышать жаркие споры о месте женщины в обществе. Выдающиеся профессора-медики, такие как Карл Рокитанский и Теодор Бильрот, выступали против требований феминистов о совершенствовании программы средней школы, опасаясь, что следующим требованием женщин будет доступ в университеты. С другой стороны, Теодор Гомперц, не менее выдающийся классик, заявил о своей поддержке лучшего образования для женщин. Фрейду были неинтересны глупые женщины из яркой карикатуры Цвейга – он получал удовольствие от бесед и писем с самыми образованными женщинами своего времени. В 1904 году, выступая с докладом перед членами еврейской организации Бней-Брит, мэтр открыто оспаривал известное утверждение Пауля Юлиуса Мебиуса о том, что женщины физиологически слабоумны. Четыре года спустя Фрейд повторил свои возражения Мебиусу в печатном виде. Эпитет застрял у него в памяти: в 1927-м основатель психоанализа по-прежнему считал необходимым дистанцироваться от «общего» мнения, что женщин, как правило, «…упрекают в так называемом физиологическом слабоумии, то есть приписывают им меньшие интеллектуальные способности, чем у мужчин. Сам этот факт спорен, его истолкование сомнительно». Фрейд признавал, что у женщин может наблюдаться подобного рода «интеллектуальная задержка развития», но в таком случае это вина общества, которое не позволяло им обращать свои мысли на то, что их интересовало больше всего, – на сексуальность.

Возможно, самое искреннее суждение Зигмунда Фрейда о женщинах появилось случайно и в неподходящем контексте, когда речь зашла об одной из его собак. В письме из Берлина к Лу Андреас-Саломе мэтр признался, что скучает по своей собаке породы чау-чау по кличке Жо-Фи «почти так же, как по сигаре; она очаровательное существо, такое интересное и похожее на женщину, дикое, инстинктивное, нежное, умное и не такое зависимое, какими бывают другие собаки». Женщины, с готовностью признавал основатель психоанализа, также сильнее мужчин. Что касается здоровья, писал он Арнольду Цвейгу летом 1933 года – Фрейд и его семья в это время с бессильной яростью наблюдали за ухудшением политической обстановки в Германии и Австрии, – женщины держатся лучше, чем мужчины. Мэтра это не удивляло: «Как бы то ни было, они более стойкий элемент; по справедливости, мужчина биологически более податлив – einf?lliger». Фрейду нужно было от женщин все: сила, нежность, дикость – и ум. Впрочем, покровительственная, несмотря на любовь, нотка в его тоне дает основание предположить, что у феминистского движения нет шансов привлечь его на свою сторону, несмотря на то, что он делал для женщин в своей профессии.

Основатель движения никогда не менял позицию, на которую встал довольно давно, еще до основания в 1908 году Венского психоаналитического общества. Виттельс прочитал доклад о «естественном положении женщин», в котором критиковал «нашу современную проклятую культуру» за то, что она держит представительниц слабого пола в клетке моногамии, бесполезности и мании личной красоты. Одно из последствий этого, заключил Виттельс, состоит в том, что «женщины жалеют, что не родились мужчинами, и поэтому они пытаются стать мужчинами (женское движение)». Никто не видит, насколько бессмысленны эти желания, даже женщины. Комментируя доклад, заинтересовавшийся Фрейд вновь вспомнил отрывок из Джона Стюарта Милля о том, что женщины должны зарабатывать не меньше мужчин, который он критиковал своей невесте 25 лет назад, и прибавил: «В любом случае женщины как группа вообще не извлекают пользы из современного женского движения; разве что очень немногие»[254]. Тот факт, что это движение в Соединенных Штатах было самым громким и успешным (хотя и там прогресс оказался мучительно медленным), признания Фрейда не удостоился.

В спорах о природе женщины и ее месте в обществе самой деликатной была тема женской сексуальности. На протяжении всей известной истории человечества мало кто сомневался, что женщина – существо страстное. Вопрос лишь в том, получает она от полового сношения большее удовольствие, чем мужчина, или точно такое же. Первые христиане сей вопрос обошли, рассматривая несомненный эротизм женщины как признак не ее человеческой природы, а врожденной порочности. Сама порочная, она также склоняла к пороку других: Отцы Церкви пламенно обличали женщину как главный источник греха. Если бы Ева, заключив союз с Сатаной, не соблазнила Адама, человечество по-прежнему жило бы в раю, не смешивая любовь с похотью. Как бы ни относиться к этим праведным обвинениям – принимать их как правдивый рассказ об истории жизни человека в Эдеме или отвергать как детскую сказку, – описание женщины как сексуального существа не вызывает особых возражений.

Все это в конечном счете должно было измениться, и заметнее всего в XIX веке. Уильям Эктон, красноречивый английский гинеколог, книги которого пользовались огромной популярностью и переводились на другие языки, в 1857 году заявил, что «большинство женщин (к счастью для них) не особенно обеспокоено сексуальными чувствами любого рода». У коллег репутация Эктона была сомнительной, и они далеко не всегда соглашались с его мнением, но не признать тот факт, что он выражал точку зрения многих людей как в Британии, так и в других странах, нельзя. Как это часто бывает, лучшей защитой стало отрицание: отказывая женщине в каком-либо интересе к сексуальности, мужчина мог скрывать свою глубинную панику перед тайными женскими желаниями, которых он боялся. Возможно, самым ярким примером подобного отрицания оказалась книга берлинского специалиста Отто Адлера, который в 1904-м стремился доказать, что «сексуальное влечение (желание, побуждение, либидо) женщины существенно меньше как в своих первых спонтанных истоках, так и в последующих проявлениях, чем у мужчины». Работа «Три очерка по теории сексуальности», которую Фрейд опубликовал год спустя, совсем иная. Адлер, представлявший себя добросовестным исследователем, предложил 15 клинических эпизодов в доказательство своей теории женской фригидности, однако минимум в 10 случаях его пациентки демонстрировали признаки сильного и даже неуправляемого сексуального возбуждения, а у двух из них автору удалось вызвать оргазм прямо у себя в кабинете при гинекологическом осмотре… Неудивительно, что взгляды Адлера, как и взгляды Эктона, подверглись решительной критике. Многие врачи – и кое-кто из пасторов – знали, что эти специалисты ошибались. Даже в XIX столетии писатели, изображавшие женщину наделенной эротическим желанием, громко выражали свою точку зрения. Французские романисты были не одиноки, описывая необыкновенную сексуальность представительниц слабого пола. Тем не менее фигура неизбежно фригидной женщины привлекала больше внимания, чем она того заслуживала, – и тогда, и потом. Она стала главной составляющей оборонительной антифеминистской идеологии в XIX веке, а впоследствии вылилась в удобную пародию, которую наследники викторианцев могли использовать в споре со своими родителями. Проблема тут намного глубже, чем просто технический вопрос, насколько сильное удовольствие получает женщина в постели и получает ли она его вообще: сексуально нечувствительная женщина подходила тем, кто хотел удержать женщин дома, ограничить их жизнь домашними обязанностями, а свою – мужскую, как однажды объяснил Фрейд дочери Матильде, сделать приятнее.

Консервативные взгляды основателя психоанализа, как мы уже видели, не помешали ему считать само собой разумеющимся, что женщина сексуальное существо – как и мужчина. Разработанная Фрейдом в начале 90-х годов XIX столетия теория о том, что все неврозы обусловлены сексуальными конфликтами, предполагает одинаковую уязвимость мужчин и женщин перед сексуальными стимулами. В черновиках, которые он в этот период отправлял Флиссу, Фрейд прямо связывал невротические болезни с использованием контрацептивов, препятствующих удовлетворению того, кто предохраняется, будь то мужчина или женщина. Конечно, нельзя отрицать, что психоаналитические работы мэтра, написанные до Первой мировой войны, содержат намек на возможное превосходство мужчин. В одной из них, датированной 1908 годом, Фрейд предполагает, что сексуальное влечение у женщин слабее, чем у мужчин. Более того, основатель психоанализа считал либидо – эту примитивную, первичную сексуальную энергию – мужской по своей природе. В 1905-м, в первом издании «Трех очерков по теории сексуальности», говоря об аутоэротическом поведении и мастурбации девочек, он осторожно предположил, что «сексуальность маленьких девочек носит вполне мужской характер». В 1913 году мэтр описывал источник сексуального наслаждения у девочек, клитор, как мужской орган: «…их сексуальность во многих отношениях ведет себя, как сексуальность мальчика». В то же время он прекрасно осознавал и неоднократно предупреждал, что эта терминология неточна и сбивает с толку: термины «мужской» и «женский» означают то, что подразумевает под ними каждый автор. Назвать либидо мужским означает лишь то, прямо указывал Фрейд в 1915-м, что оно активное. В тот период, а также в годы войны для него важнее был факт параллельного, как полагал мэтр, развития сексуальной жизни мальчиков и девочек, дифференцировавшейся только под давлением общества. Будучи сексуальными существами, как считал тогда основатель психоанализа, мужчины и женщины в той или иной степени являются зеркальным отражением друг друга. В любом случае это были технические вопросы, предмет исследования, а не полемики.

Такова одна из причин, почему в 20-х годах ХХ века внутренняя дискуссия о женской сексуальности не превратилась в яростный спор. Все участники рассматривали ее в основном как вопрос психоаналитической теории, но, когда Фрейд пересмотрел сравнительные схемы развития мальчиков и девочек, его критикам понадобилось немалое самообладание, чтобы удержать дискуссию на научном уровне. Грубый и желчный тон мэтра стал поднесенной к легковоспламеняющемуся материалу спичкой. В болезненном вопросе о женщинах Фрейд сдвинулся вправо, отвергнув собственную идею о сходном психологическом развитии мужчин и женщин, которая так нравилась феминистам. Как бы то ни было, основателю психоанализа политика, даже сексуальная политика, была безразлична. В атмосфере 20-х годов и в психологической биографии самого Фрейда не было ничего, что подтолкнуло бы его к изменению противоречивого, временами оскорбительного отношения к женщине. Это стало результатом теоретических трудностей и особенно новых дополнений в описание эдипова комплекса – его появления, расцвета и угасания.

В начале 20-х годов ХХ столетия Зигмунд Фрейд, похоже, пришел к выводу, что маленькая девочка – это неудавшийся мальчик, а взрослая женщина – нечто вроде кастрированного мужчины. В 1923-м, описывая фазы сексуального развития человека, основатель психоанализа определил, что за оральной и анальной фазами следует фаза, которую он назвал фаллической. Маленькие мальчики, как и маленькие девочки, сначала верят, что у всех, в том числе у матери, есть фаллос, и избавление от иллюзий в этом вопросе неизбежно вызывает травму. Таким образом, мерой Фрейда был мужчина. К тому времени мэтр уже отказался от своих прежних взглядов и не считал сексуальное развитие мальчиков и девочек параллельным. Перефразируя знаменитое высказывание Наполеона о политике, он предложил провокационный афоризм: «Анатомия – это судьба»[255].

Самым очевидным свидетельством этой судьбы, полагал Фрейд, служит наблюдаемое отличие гениталий мальчиков и девочек. Это становится причиной решающих различий в психологическом развитии полов, особенно в судьбе эдипова комплекса, поэтому должны также различаться последствия разрушения данного комплекса, в частности формирование «Сверх-Я». Мальчик обретает «Сверх-Я» после того, как угроза кастрации разрушила его эдипову программу завоевания, а девочка уже «кастрирована». У нее не такие частые и сильные побуждения к развитию строгого «Сверх-Я», типичного для мужчины, поэтому она формирует свое «Сверх-Я» из страха потерять любовь.

В следующем, 1925 году Фрейд уже был готов прямо сказать о последствиях своих новых гипотез. У него хватило сомнений (не говорить же о том, что у мэтра хватило находчивости!), чтобы продемонстрировать определенную осторожность: «Я не решаюсь произнести это вслух, но не в силах сопротивляться идее, что для женщины уровень этической нормы становится не таким, как у мужчины. Ее «Сверх-Я» никогда не бывает таким непреклонным, таким беспристрастным, таким независимым от его эмоциональных корней, как мы требуем этого от мужчины». Такая особая тонкость женского «Сверх-Я», предполагал Фрейд, придает вес упрекам женоненавистников в адрес женского характера, известных с незапамятных времен: «Она демонстрирует меньшее чувство справедливости, чем мужчины, меньшую склонность покоряться насущной жизненной необходимости, в своих решениях чаще руководствуется нежными или враждебными чувствами». В том, что вместо отца прочитать все это перед международным конгрессом психоаналитиков в Бад-Хомбурге должна была дочь Фрейда Анна, можно усмотреть определенную иронию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

WOMENATION «Загадка женственности». Глава 5. Сексуальный солипсизм Зигмунда Фрейда

Загадка женственности, преобразованная теорией Фрейда в научную религию, представлялась женщинам единственно возможной формой существования, которая ограждала ее от окружающей жизни, сужая ее кругозор и лишая будущего.

Было бы не совсем верно сказать, что все пошло от Зигмунда Фрейда. В Америке это вообще началось не раньше сороковых годов. К тому же это было не столько началом, сколько предотвращением конца. Старые предрассудки о том, что женщина – животное, стоящее ниже человека, неспособное мыслить, как мужчина, живущее на свете исключительно для того, чтобы растить детей и прислуживать мужчине,— такие предрассудки рассеять было не так-то легко. Это не удалось сделать ни феминисткам, ни с помощью науки и образования, ни даже с помощью духа демократизма. Они вновь проявились в сороковые годы только в другом наряде, фрейдистском. Загадка женственности получила новую силу от учения Фрейда, так как именно под влиянием Фрейда родилась идея, способствовавшая тому, что сами женщины и те, кто их изучал, неправильно интерпретировали разочарование своих матерей, негодование и несостоятельность своих отцов, братьев и мужей, а также свои собственные чувства и предоставляемый жизнью выбор. Именно благодаря идее Фрейда, воплощенной в жизнь, попалось в ловушку так много современных американских женщин.

Современной женщине значительно труднее поставить под сомнение новый образ таинственной женственности, чем старые предрассудки. Частично оттого, что эта самая таинственная женственность пропагандируется с помощью средств массовой информации представителями социальной науки и образования, которые призваны быть главными врагами предрассудков; частично оттого, что по своей природе фрейдистское учение практически не может быть подвергнуто сомнению. Как может образованная американка, не являющаяся сама специалистом по психоанализу, позволить себе усомниться в правильности учения Фрейда? Она знает, что открытие Фрейдом подсознательной деятельности человеческого мозга было одним из величайших достижений в стремлении человека к знанию. Она знает, что наука, основанная на этом открытии, помогла многим страдающим мужчинам и женщинам. Ей внушали, что, только изучая и практикуя психоанализ в течение многих лет, можно добиться истинного понимания учения Фрейда. Она, возможно, даже знает о том, что человеческий разум подсознательно отказывается признавать истинность этого учения. Как может она взять на себя смелость ступать по священной земле, по которой разрешено ходить только специалистам по психоанализу.

Никто не подвергает сомнению ни гениальность открытий Фрейда, ни тот вклад, который он внес в нашу культуру. Не сомневаюсь я и в эффективности психоанализа в том виде, в каком он практикуется в наше время последователями Фрейда и представляется его антагонистами. Но, исходя из своего собственного женского опыта и как репортер — из опыта других женщин, я сомневаюсь, что теорию Фрейда можно применить к современным женщинам. Я сомневаюсь, что ее можно использовать не только в терапевтических целях, а в том виде, в каком она проникает в жизнь американских женщин через популярные журналы и толкования так называемых экспертов. Я думаю, что большая часть теории Фрейда, относящаяся к женщине, устарела, она мешает современной американке познать истину и является основной причиной распространяющейся проблемы, не имеющей названия.

В этом деле много парадоксов. Учение Фрейда о подсознании помогло мужчине освободиться от тирании «долженствования», тирании прошлого, которое мешает ребенку становиться взрослым. Однако теория Фрейда помогла создать новое подсознание, которое парализует образованную современную американскую женщину, помогла создать новую тиранию «долженствования», которая цепью приковывает женщину к старому образу, ставит запрет ее росту, не дает возможности выбора и отрицает наличие женской индивидуальности.

Психология фрейдизма, делая упор на свободе от всеподавляющей морали, не позволяющей достичь состояния сексуального удовлетворения, была частью идеологии женской эмансипации. Наиболее устойчивый образ «эмансипированной» американки — это женщина свободной морали двадцатых годов нашего столетия: раздражающие волосы отрижены «под фокстрот», колени обнажены, похваляется возможностью жить в студии Гринвич-Вилледжа или на северной стороне Чикаго, водит машину, пьет и курит, пускается во всякие сексуальные приключения или говорит о них. Тем не менее сегодня по причинам, вовсе не похожим на те, которые были при жизни Фрейда, его учение стало идеологическим оплотом сексуальной контрреволюции в Америке. Если бы фрейдистское определение сексуальной природы женщины не дало общепризнанному образу женственности нового импульса, я не думаю, что было бы так легко сбить с толку несколько поколений образованных, духовно развитых американских женщин и не дать им возможности осознать, кто они такие и кем могут стать.

Понятие «зависть к мужскому половому члену», сформулированное Фрейдом для описания наблюдаемого им у женщин явления (а конкретнее, у женщин, принадлежащих среднему классу, которые были его пациентками в викторианской Вене), было использовано в нашей стране в сороковые годы для однозначного объяснения всего того, что происходило с женщинами. Многие из тех, кто проповедовал доктрину поставленной под угрозу женственности, побуждая американских женщин к борьбе за независимость и достижение права развивать свою личность, никогда не догадывались о фрейдистском происхождении доктрины. Многие из тех, кто ухватился за эту идею,— не горстка психоаналитиков, а множество популяризаторов, социологов, жителей, работников рекламных агентств, авторов журнальных публикаций, экспертов по детской психологии, консультантов в области брака, священников, завсегдатаев вечеринок — не могли знать, что имел в виду Фрейд под понятием «зависть к мужскому половому члену». Следует только посмотреть, на что обращал внимание сам Фрейд, описывая своих викторианских пациенток, чтобы увидеть, насколько неверно такое прямолинейное отнесение его теории женственности к современной женщине. И стоит только понять, почему он описывал это таким образом, чтобы осознать, что многое из этого устарело и противоречит сведениям, являющимся частью знания любого современного социолога, которое не было известным во времена Фрейда.

Общепризнано, что Фрейд был наиболее тонким и добросовестным наблюдателем серьезных проблем человеческой личности. Но, описывая и давая оценку этим проблемам, он находился в плену у своей культуры. Раздвигая границы нашего познания, нашей культуры, он не мог тем не менее выйти за пределы границ собственного знания. Даже его гений не мог в то время подсказать ему знание культурных процессов, которые в настоящее время являются основой воспитания самых заурядных людей.

Теория относительности в физике, которая в последние годы полностью изменила наше представление о научных знаниях, которыми мы обладали, является более определенным понятием, и поэтому ее легче принять, чем теорию относительности в социологии. Это не лозунг, а серьезное заявление по существу. Очевидно, что ни один исследователь социальных явлений не может полностью освободиться от оков своей собственной культуры, он может интерпретировать свои наблюдения только в границах науки своего времени. Это относится и к великим новаторам. Они вынуждены соотносить свои революционные открытия с современностью и переводить их на язык той науки, которая существует в их время. Даже открытия, выдвигающие новые направления в науке, являются относительными с точки зрения выдвижения их создателя на какие-то более выгодные позиции.

Знание других культур, понимание относительности любой культуры, являющееся частью знаний современного социолога, были неизвестны Фрейду. Выяснилось, что многое из того, что Фрейд считал биологическим, инстинктивным и неизменным, как показали последние исследования, является результатом особых культурологических причин. Многое из того, что Фрейд считал присущим человеческой натуре вообще, было характерно только для некоторых мужчин и женщин среднего класса, живших в Европе в конце девятнадцатого века.

Например, теория Фрейда о сексуальном происхождении неврозов обязана своим возникновением тому факту, что многие его первые пациенты страдали истерией, и в этих случаях, как ему удалось выяснить, причиной болезни было подавление сексуального инстинкта. Ортодоксальные фрейдисты все еще открыто признают, что верят в сексуальную подоплеку всех неврозов, а так как они ищут у своих пациентов подсознательные сексуальные проявления и интерпретируют услышанное в сексуальных символах, им все еще удается находить то, что они хотят найти.

Но дело в том, что случаи истерии, наблюдавшиеся Фрейдом, в наше время встречаются значительно реже. Естественно, что во времена Фрейда ханжество жизненных принципов подавляло сексуальные проявления. (Некоторые социологи-теоретики даже предполагают, что причиной сексуальной озабоченности пациентов Фрейда являлось отсутствие других интересов у этих людей в умирающей Австрийской империи.) Естественно, тот факт, что культурные ценности времен Фрейда отрицали сексуальные проявления, способствовал сосредоточению его интереса именно на них. Затем он разработал свою теорию, описывающую все стадии развития организма с позиций секса, подгоняя все явления, которые он наблюдал, под сексуальные рубрики.

Его стремление интерпретировать все психологические явления в терминах секса, рассматривать все проблемы взрослой личности с позиции последствий детских сексуальных комплексов также являлось частично результатом его медицинского образования и понимания причинной обусловленности явлений, принятой в научной мысли того времени. Он так же неуверенно описывал психологические явления в терминах данной науки, как и многие другие ученые, занимающиеся проблемами человеческого поведения. По мере продвижения в неизведанную область подсознательного в человеческом мозгу ему казалось более удобным, надежным, естественным и научным описывать все, что можно, в физиологических терминах, соотнося это с анатомическими органами. По словам его биографа Эрнеста Джоунза, он предпринял «отчаянную попытку зацепиться за спасательный круг церебральной анатомии». Он обладал такими прекрасными способностями видеть и описывать психологические явления, что независимо от того, были ли заимствованы термины, определяющие выдвинутые им понятия, из физиологии, философии или литературы,— такие, как «зависть к мужскому половому члену», или «эго», или «эдипов комплекс»,-—казалось, что вес они имеют конкретную физическую субстанцию. Психологические факты были для него, как писал Джоунз, «настолько же реальны и конкретны, как металлы для металлурга». Эта его способность породила массу недоразумений, когда его понятиями стали пользоваться менее талантливые мыслители.

Вся сложная структура теории Фрейда основана на строгом детерминизме, характеризовавшем научное мышление викторианской эпохи. Детерминизм в наше время заменен более сложным подходом к причинно-следственным отношениям при описании как физических процессов и явлений, так и психологических. С позиций этого нового подхода ученым, изучающим поведение человека, нет необходимости заимствовать язык физиологии для объяснения психологических явлений, так же как нет необходимости присваивать псевдосубстанцию. Сексуальные явления являются столь же реальными, как и явление написания «Гамлета» Шекспиром, хотя последнее и не может быть точно «объяснено» в сексуальных терминах. Даже самого Фрейда нельзя объяснить через его собственную детерминистскую физиологическую программу, хотя его биограф считает, что в основе его гениальности, его «божественной жажды знания» лежит ненасытное сексуальное любопытство, которое овладело им, когда ему не было еще и трех лет, желание узнать, что происходит и спальне между его матерью и отцом.

В наше время биологи, социологи и растущее число психоаналитиков считают, что импульс для человеческого развития является естественной потребностью человека, такой же существенной, как и секс. «Оральная» и «анальная» стадии, которые Фрейд описал в терминах сексуального развития, когда ребенок получает сексуальное удовлетворение (начала через рот от груди матери, а затем от акта дефекации, в настоящее время считаются стадиями человеческого развития, на которые оказывают влияние как культурная среда и отношение родителей, так и секс. Когда растут зубы, ребенок может не только сосать, но и кусаться. Мускулы и мозг тоже растут. Ребенок учится контролировать себя, совершенствоваться, понимать. Его потребность расти и обучаться в пять, двадцать пять, пятьдесят лет может быть удовлетворена, отвергнута, подавлена, атрофирована, стимулирована или не поддержана его культурной средой, так же как и его сексуальные потребности.

В наше время психоневрологи подтверждают наблюдения Фрейда, согласно которым проблемы между матерью и ребенком на ранних стадиях его развития возникают в связи с питанием, а позднее в связи с тем, что ребенка начинают приучать проситься на горшок. Однако в последние годы в Америке наметилась тенденция снижения «проблемы детского питания». Означает ли это, что изменился характер развития ребенка? Это невозможно, так как по определению оральная стадия относится к инстинктивному этапу развития. Скорее всего, современная культура способствовала тому, что проблема детского питания перестала занимать центральное место среди проблем раннего детского развития. Видимо, свою роль сыграло то, что американцы увлеклись идеей вседозволенности в воспитании детей либо в нашем богатеющем обществе мать просто перестала беспокоиться о том, что ей нечем будет кормить ребенка. В связи с влиянием идей Фрейда на нашу культуру образованные родители обычно стараются «не давить» на ребенка, когда приучают его как можно раньше проситься на горшок. Более вероятно, что в наше время проблемы могут возникнуть, когда ребенок учится ходить или читать. Уже в сороковые годы американские социологи и психоаналитики начали пересматривать концепцию Фрейда с позиции новых культурных ценностей. Но, как это ни странно, это не помешало им применить к американской женщине теорию женственности в том виде, в каком она была создана Фрейдом.

Дело в том, что для Фрейда даже в большей степени, чем для современного редактора журнала на Мэдисон-авеню, женщина представляла собой странное существо, более низкого разряда, чем мужчина. Он видел в них куколок с детским развитием, которые существуют только для того, чтобы любить мужчину и удовлетворять все его нужды. Это был такой же неосознанный солипсизм, как тот, согласно которому в течение многих веков человек думал, что Солнце представляет собой яркий предмет, который вращается вокруг Земли. Фрейд вырос с этим представлением о женщине, внедренным в него культурой его времени — не только культурой викторианской Европы, но и еврейской культурой, позволявшей мужчине говорить в своих ежедневных молитвах: «Я благодарю Тебя, Боже, за то, что Ты не создал меня женщиной»,— а женщинам покоряться своей судьбе: «Я благодарю Тебя, Боже, что Ты создал меня согласно своей воле».

Мать Фрейда была симпатичной женщиной, которая покорно вышла замуж за человека в два раза старше ее; его отец диктаторски правил семьей, как это было принято и еврейских семьях в течение всех веков преследования, когдa отцы семейства редко могли оказывать влияние на события вне семейного круга. Его мать обожала юного Зигмунда, своего первенца, и мистически верила в то, что ему судьбой уготовано стать великим человеком. Казалось, она жила только для того, чтобы удовлетворять все его желания. Его воспоминания о ревности на сексуальной почве, испытываемой им по отношению к отцу, желания которого мать также неукоснительно исполняла, явились основой его теории об эдиповом комплексе. Для его жены, так же как для матери и сестер, его потребности, его желания, его мечты всегда занимали центральное место в их семейной жизни. Когда выяснилось, что звуки пианино, на котором его сестры учились играть, мешают его занятиям, «пианино исчезло» и, как позднее вспоминала Анна Фрейд, вместе с ним исчезли «все возможности для его сестер стать музыкантами».

Фрейд не видел в таком отношении ничего особенного и не считал его причиной возникновения проблем у женщины. Самой природой было предназначено, чтобы мужчина управлял женщиной, а она по своей слабости завидовала ему. В письмах Фрейда к Марте, его будущей жене, написанных во время их помолвки, длившейся четыре года (1882—1886), звучат те же нежные покровительственные нотки, которые слышны в словах Торвальда в «Кукольном доме», когда он бранит Нору за ее стремление стать человеком. Фрейд начал изучать секреты человеческого мозга в лаборатории в Вене, Марта же, его «нежное дитя», все эти четыре года должна была под опекой своей матери ждать, когда же он сможет приехать и забрать ее. Из его писем видно, что для него она не являлась личностью, а была всего лишь домохозяйкой с развитием ребенка даже тогда, когда она уже перестала быть ребенком и еще не стала домохозяйкой.

«Столы и стулья, кровати, зеркала, часы, которые должны напоминать счастливой паре об уходящем времени, кресло, в котором приятно посидеть часок-другой, предаваясь мечтаниям, ковры, которые помогут хозяйке содержать полы в чистоте, постельное белье, перевязанное красивыми ленточками и сложенное в шкафах и комодах последнего образца, шляпки с искусственными цветами, картины на стенах, стаканы и рюмки на каждый день и для торжественных случаев, тарелки и блюда… стол, за которым шьют, и лампа, создающая уют, все должно содержаться в полном порядке, а иначе, если будет отдаваться предпочтение лишь каким-то отдельным вещам, хозяйка потеряет душевное равновесие. Вот этот предмет, например, был очевидцем того, как создавался семейный очаг, и этим он дорог, а этот взывает к чувству красоты, этот напоминает о друзьях, о которых хочется помнить всегда, о городах, в которых ты побывал, о времени, которое приятно вспоминать… И мы должны отдавать наши сердца таким ничтожным вещам? Да, и не раздумывая… В конце концов, я знаю, какая ты нежная, что ты можешь превратить дом в райский уголок, что ты будешь жить моими интересами, будешь веселой и заботливой. Я позволю тебе управлять домом так, как тебе захочется, а ты вознаградишь меня своей нежной любовью и тем, что будешь выше тех слабостей, за которые так часто презирают женщин. Насколько будет позволять моя работа, мы сможем читать и изучать то, что захотим, я помогу тебе понять те вещи, которые обычно не могут интересовать девушку, если она ничего не знает о своем будущем супруге и его профессии…»

5 июля 1885 года он бранит ее за то, что она продолжает посещать свою подругу Элизу, чье поведение в отношении мужчин явно страдает отсутствием скромности:

«Что толку, что ты считаешь себя достаточно взрослой и думаешь, что ваши взаимоотношения не могут повредить тебе?.. Ты слишком мягкая, и я должен исправить этот недостаток, потому что за твои поступки спросится и с меня. Ты моя драгоценная маленькая женщина, и, даже когда ошибаешься, ты не становишься для меня менее драгоценной… Но ведь ты знаешь все это, мое нежное дитя…»

Смесь присущих викторианской эпохе духа рыцарства и снисходительности, которую мы находим в научных теориях Фрейда о женщинах, получает свое объяснение в письме, которое он написал 5 ноября 1883 года и в котором он высмеивает взгляды Джона Стюарта Милля на «эмансипацию женщины и вообще на женский вопрос в целом»:

«Нигде в его рассуждениях не говорится о том, что женщины — совершенно другие существа, не то чтобы хуже, а скорее противоположные мужчинам. Он считает, что угнетение женщин аналогично угнетению негров. Любая девушка, не будучи суфражисткой и не обладая правовой компетенцией, всегда может осадить мужчину, который целует ей руку и который ради своей любви к ней готов пожертвовать всем, что он имеет. Я считаю, что идея, согласно которой женщину следует посылать на борьбу за свое существование наравне с мужчиной, является мертворожденной. Если бы, например, я мог представить, что девушка, которую я нежно люблю, выступает в роли моего соперника, конкурента, дело кончилось бы тем, что я сказал бы ей — а именно это я и сделал почти полтора года назад,— что я очень люблю ее и умоляю не состязаться со мной, а заняться спокойной, лишенной соперничества деятельностью в стенах моего дома. Разумеется, возможны изменения в воспитании женщины, которые смогут привести к подавлению всех слабых и нежных черт ее характера, с одной стороны, нуждающихся в защите, а с другой стороны, весьма победоносных; в таком случае она сможет обеспечивать себя наравне с мужчиной. Возможно также, что при этом не надо будет скорбеть по поводу того, что мы теряем восхитительнейшую в мире вещь — наш идеал женственности. Но я верю в то, что любые изменения в законе и в образовательном цензе потерпят неудачу, окажутся ненужными перед тем законом Природы, который задолго до того, как мужчина завоевал свое положение в обществе, ниспослал женщине судьбу быть прекрасной, очаровательной и нежной. Закон и традиция могут дать женщине многое из того, чего она была лишена, но положение женщины, безусловно, не изменится: в молодости она будет горячо любимым, обожаемым созданием, в зрелые годы — любимой женой».

Поскольку общеизвестно, что все теории Фрейда основаны на всеобъемлющем бесконечном психоанализе самого себя и что сексуальность была центральным звеном всех его теорий, представляется уместным остановиться на некоторых парадоксах его сексуальности. Как отмечают многие ученые, в его трудах гораздо больше внимания уделяется детской сексуальности, чем взрослой. Его главный биограф Джоунз свидетельствует, что даже для своего времени он был удивительно чистым человеком с пуританскими взглядами и высокой моралью. В своей собственной жизни Фрейд относительно мало интересовался сексом. В юности он обожал свою мать, в шестнадцать лет у него был роман, существовавший исключительно в его воображении, с девушкой по имени Жизель, а в двадцать шесть он был помолвлен с Мартой. Девять месяцев, которые они провели в Вене, нельзя назвать очень счастливыми, потому что она была застенчива и боялась его. За последующие четыре года, когда они жили вдали друг от друга, родилась «великая страсть», выразившаяся в девятистах любовных письмах. После женитьбы страсть, видимо, исчезла довольно быстро, хотя его биографы отмечают, что, будучи строгим моралистом, он не искал сексуального удовлетворения на стороне. Единственной женщиной, к которой, будучи взрослым человеком, он испытывал сильные чувства любви и ненависти, на какие только был способен, была Марта. Позже подобные чувства он испытывал только к мужчинам. Как почтительно выражался его биограф Джоунз:

«Отклонение Фрейда в этом отношении от обычного мужчины, а также его ярко выраженная ментальная бисексуальность, безусловно, могли оказать определенное влияние на его научные взгляды».

Его менее благосклонные биографы, да и сам Джоунз, отмечали, что, если рассматривать теории Фрейда с позиций его собственной жизни, можно заметить сходство со старой девой пуританских взглядов, которая видит секс во всем. Интересно, что его послушная Hausfrau вызывала особенно большое недовольство мужа тем, что была недостаточно «послушной», сама же она испытывала странную раздвоенность чувств оттого, что не могла вести себя непринужденно по отношению к нему, не будучи его «товарищем по борьбе»:

«Фрейд был болезненно поражен, когда понял, что в душе она вовсе не послушна, а обладает твердым характером, который не очень легко поддается исправлению. Она уже полностью сформировалась как личность и вполне заслуживала самой высокой оценки психоаналитика, будучи вполне «нормальным» человеком».

То, что намерения Фрейда «сделать ее похожей на идеальный образ» так и остались неосуществленными, можно понять, читая следующие строки из его письма к ней:

«Стань очень юной возлюбленной, чтобы тебе была всего неделя от роду и чтобы ты легко могла отказаться от всего резкого, всего грубого в себе». Но далее он сам себя упрекает: «Любимая не должна быть игрушкой, куклой, она должна стать товарищем, готовым всегда дать разумный совет, даже когда ее строгий хозяин исчерпал всю свою мудрость. А я пытался бороться с ее откровенностью, пытался заставить ее не высказывать своего мнения, пока она не узнает моего».

Как отмечал Джоунз, Фрейд болезненно переживал, что она не прошла самого главного испытания — «полного отождествления с ним, с его взглядами, его чувствами и его намерениями. Она не могла быть полностью его до тех пор, пока он не увидит своего «отпечатка на ней». Фрейд «даже признавался, что ему было скучно, когда он не находил в человеке ничего, что можно было бы изменить к лучшему», Джоунз неоднократно подчеркивал, что любовь Фрейда «могла свободно выражать себя только при очень благоприятных условиях… Марта, возможно, боялась своего властного возлюбленного и поэтому чаще всего отмалчивалась».

Видимо, в связи с этим он писал ей:

«Я отказываюсь от своего требования. Мне не нужен товарищ по оружию, каким я хотел тебя сделать. У меня достаточно сил бороться одному… Ты остаешься для меня драгоценным существом, возлюбленной».

Возможно, этим и закончился «единственный период в его жизни, когда он испытывал такие чувства, как любовь и ненависть, к женщине».

Брак был нормальным, но без вышеописанной страсти. Джоунз так охарактеризовал его:

«На свете было мало более удачных браков. Марта, безусловно, была прекрасной женой и матерью. Она была отличной хозяйкой и обладала редкой способностью прекрасно ладить со слугами, но она не была той Hausfrau, которая ценит вещи выше людей. Удобства, обеспечивающие покой ее мужу, были для нее превыше всего… Вряд ли можно было ожидать, что она воспримет все его далеко идущие фантазии и поймет их лучше, чем весь остальной мир».

Как самая преданная еврейская мать, она очень ревностно относилась ко всем его физическим потребностям, составив график принятия пищи таким образом, чтобы он был особенно удобен der Papa. Но она никогда и не мечтала жить так, как он. И Фрейд не считал, что она может быть хорошим опекуном их детям в случае его смерти, особенно в вопросах образования. Он сам вспоминает сон, в котором он забывает зайти за ней, чтобы отправиться в театр. Согласно его собственным представлениям об ассоциативной связи, «подобная забывчивость возможна только в случаях, не имеющих для человека никакого значения».

Такое безграничное подчинение женщины, считавшееся для культуры того времени совершенно естественным, само отсутствие для женщины возможности действовать независимо и обрести индивидуальность часто усиливали чувства неловкости и сдержанности со стороны жены и вызывали раздражение со стороны мужа, что было характерно для брака Фрейда. Как резюмировал Джоунз, отношение Фрейда к женщинам, «скорее всего, можно назвать старомодным, что, видимо, следует приписать влиянию социального окружения и тому времени, в котором он вырос, а не каким-либо личностным факторам»:

«Каково бы ни было его отношение к этому вопросу с точки зрения разума, его произведения и письма показывают, как он подходил к нему с точки зрения чувств. Конечно, будет преувеличением сказать, что он относился к мужчинам как к высшим существам, так как его натуре не было свойственно чувство превосходства, самонадеянности. Но, видимо, мы не погрешим против истины, если скажем, что к женщинам он относился как к существам, чье назначение быть ангелами-хранителями мужчин, обслуживать их и создавать им все удобства. Его письма, да и сам выбор жены однозначно указывают на тип женщины, который ему нравился,— нежной, женственной… Нет сомнения в том, что Фрейд считал психологию женщины более загадочной, чем мужчины. Однажды он сказал Мари Бонапарт: «Самый сложный вопрос, на который никогда не могли найти ответ и на который я также не могу ответить, несмотря на тридцать лет моих исследований в области женской души, заключается в следующем: как понять, что хочет женщина?»».

Джоунз также обратил внимание на то, что «Фрейда интересовал и другой тип женщины, более интеллектуальный и, возможно, даже более мужеподобный. Такого рода женщины сыграли определенную роль в его жизни. Они входили в женское окружение его друзей и, хотя были весьма привлекательными, не вызывали в нем чувственного влечения».

В число этих женщин входила его золовка Мина Бернис, которая была умнее и независимее Марты; позже это были женщины, изучающие психоанализ, или его почитательницы: Мари Бонапарт, Джоан Ривьер, Лу Андреас-Саломе. Однако ни биографы, идеализировавшие его, ни те, которые относились к нему несколько враждебно, не заподозрили его и том, что он искал сексуального удовлетворения на стороне. Таким образом, секс был, видимо, полностью исключен из набора человеческих страстей, которые на протяжении всей своей последующей долгой жизни он стремился выразить в своем учении и в какой-то степени в дружбе с мужчинами и теми женщинами, которых он считал равными себе и потому «мужеподобными». Однажды он заметил:

«Мне всегда кажутся опасными люди, которых я не могу понять, потому что они не похожи на меня».

Несмотря на то значение, которое Фрейд придавал сексу и своей теории, из его слов можно понять, что половой акт казался ему унизительным. Но если сами женщины были унижены в глазах мужчин, каким еще могло быть отношение к сексу? Конечно, подобные мысли не входили в его теорию. По Фрейду, идея кровосмешения с матерью или сестрой заставляет мужчину «смотреть на половой акт как на нечто постыдное, оскверняющее и оказывающее пагубное влияние не только на тело». Во всяком случае, Фрейд считал унижение женщины вполне естественным, и в этом ключ к пониманию его теории женственности. Согласно этой теории, сущностью женской личности, мотивирующей все поступки женщины, является ее зависть к мужскому половому члену, которая и вызывает осуждение ее же самой, а также как «мальчика, так, возможно, и мужчины». У нормальной женщины это выражается в желании обладать половым членом своего мужа, желании, которое никогда до конца не реализуется, пока она не становится обладательницей пениса, дав рождение сыну. Короче говоря, она представляет собой просто homme manqué, «дефектного мужчину», у которого чего-то не хватает. Клара Томпсон, крупный специалист по психоанализу, заметила:

«Фрейду так никогда и не удалось освободиться от викторианского отношения к женщине. Он считал, что женщине предначертано судьбой иметь ограниченный кругозор и вести образ жизни, который был принят в викторианскую эпоху… Комплекс кастрата и концепт зависти к мужскому половому члену, две наиболее важные, фундаментальные идеи всего его учения, основаны на положении о том, что женщина в своем биологическом развитии стоит ниже мужчины».

Что имел в виду Фрейд под понятием зависти к мужскому половому члену? Ведь даже те, кому ясно, что Фрейд не мог выйти за рамки представлений, очерченных культурой его времени, не сомневаются в том, что он правдиво описал все изученное им в пределах этой культуры. Фрейд вывел феномен, который он назвал завистью к мужскому половому члену, анализируя данные, единодушно представленные женщинами среднего класса Вены викторианской эпохи, и вся его теория женственности построена на этом понятии. В лекции «Психология женщины» он высказал следующую идею:

«У мальчика комплекс кастрации возникает после того, как, увидев женские половые органы, он узнает, что столь высоко ценимый им член не обязательно должен быть вместе с телом… после чего он попадает под влияние страха кастрации, который становится самой мощной движущей силой его дальнейшего развития. Комплекс кастрации у девочки тоже возникает благодаря тому, что она видит гениталии другого. Она сразу же замечает различие и, надо признаться, его значение. Она чувствует себя глубоко обделенной, часто дает понять, что ей тоже хотелось бы «иметь такое же», в ней появляется зависть к пенису, которая оставляет неизгладимые следы в ее развитии и формировании характера, преодолеваемые даже в самом благоприятном случае не без серьезной затраты психических сил. То, что девочка признает факт отсутствия пениса, отнюдь не говорит о том, что она с этим смиряется. Напротив, она еще долго держится за желание тоже получить «это», верит в эту возможность невероятно долго, и даже тогда, когда знание реальности давно отбросило это желание как невыполнимое, анализ может показать, что в бессознательном оно осталось и сохранило значительный запас энергии. Желание все-таки получить в конце концов долгожданный пенис может способствовать возникновению мотивов, которые приведут зрелую женщину к психоанализу, и то, чего она, понятно, может ожидать от анализа, а именно возможность заниматься интеллектуальной деятельностью, может быть часто истолковано как сублимированная вариация этого вытесненного желания».

«Открытие своей кастрации является поворотным пунктом в развитии девочки,

— продолжает Фрейд.

— Это невыгодное сравнение с мальчиком, наделенным пенисом, уязвляет ее самолюбие». Ее мать и вообще все женщины мельчают в ее глазах, подобно тому как по этой же самой причине женщины обесценены в глазах мужчины. Это приводит либо к полному подавлению сексуальности и как следствие этого к неврозам, либо к «комплексу мужественности», когда женщина не хочет отказываться от «фаллической» активности (то есть от «активности, обычно характерной для мужчины»), либо к «нормальной женственности», при которой импульсы женской активности подавлены, и девочка в своем желании иметь мужской половой член обращается к отцу. «Женская ситуация восстанавливается только тогда, когда желание иметь мужской половой член замещается желанием иметь ребенка; ребенок, таким образом, занимает место мужского полового члена». Когда девочка играла с куклами, это «еще не было выражением ее женственности», так как это были активные действия, а не пассивные. «Самое сильное женское желание», желание иметь мужской половой член, полностью осуществится, «если родившийся ребенок будет мальчиком, который принесет с собой долгожданный пенис… В таком случае мать может перенести на сына то самое желание, которое она так долго в себе подавляла, и может надеяться получить от него удовлетворение всех тех чувств, которые остались в ней от комплекса мужественности».

Но ее врожденная неполноценность и как следствие этого зависть к мужскому половому члену преодолеваются с таким большим трудом, что суперэго женщины — ее совесть, идеалы — так никогда и не достигает такого полного развития, как у мужчины:

«Женщине мало свойственно чувство справедливости, что, безусловно, связано с преобладанием зависти в ее душевной жизни».

По этой же причине социальные интересы женщины слабее, а «способность к сублимации влечений меньше», чем у мужчины. В итоге Фрейд замечает:

«Не могу не отметить, что, чем больше занимаешься аналитической деятельностью, тем больше убеждаешься, что даже специалисты по психоанализу не могут радикально помочь женщине в связи с тем, что женская неполноценность является ее врожденным свойством… Мужчина около тридцати лет представляется молодым, скорее незрелым индивидуумом, от которого мы ждем, что он в полной мере использует возможности развития, которые ему открывает анализ. Но женщина приблизительно того же возраста часто пугает нас своей психической закостенелостью и неизменяемостью… У нее нет путей для дальнейшего развития; дело обстоит так, как будто весь процесс уже закончен, не может подвергнуться отныне никакому воздействию и даже как будто трудное развитие на пути к женственности исчерпало возможности личности… даже если нам удается устранить недуг путем разрешения невротического конфликта».

Что же в конце концов описал Фрейд? Если посмотреть на «зависть к мужскому половому члену» в свете новых знаний, как это было сделано в отношении других его концепций, то мы увидим, что Фрейд относил к биологическим факторам зачастую то, что было следствием влияния культуры, то есть можно сказать, что викторианская культура давала женщине много поводов для того, чтобы завидовать мужчине. Иными словами, она создавала те самые условия, против которых боролись феминистки. Если женщина, не имевшая свободы, общественного положения и развлечений, которые были доступны мужчине, втайне стремилась ко всему этому, она могла свести все свои желания к одному: представить себя мужчиной, обладающим единственным бесспорным преимуществом — пенисом. Безусловно, она должна была научиться скрывать свою зависть и раздражение, постоянно играть роль ребенка, куклы, игрушки, ведь ее судьба зависела от чародея мужчины. Но в глубине души она продолжала мучиться, переводя все эти устремления в любовь. Тайно презирая себя и завидуя всему тому, что мог иметь мужчина и чего не могла иметь она сама, женщина стремилась к любви, а иногда даже испытывала чувство рабского поклонения, но была ли она способна свободно любить и радоваться своему чувству? Нельзя рассматривать зависть женщины к мужчине и ее презрение к самой себе только как отказ признавать свой собственный половой недостаток, если только вы не считаете, что женщина по своей природе стоит ниже мужчины. В таком случае, конечно, ее желание быть равной мужчине можно объяснить неврозом.

В настоящее время считается, что Фрейд никогда не придавал должного значения развитию эго, или внутреннему развитию, даже мужчины, то есть «выработке определенных импульсов самоконтроля, возможности самовыражения в зависимости от определенных условий окружающей среды». Специалисты по психоанализу, освободившиеся от влияния учения Фрейда и разделяющие идеи других ученых-бихевиористов в области изучения человеческого развития, приходят к мысли, что потребность в развитии является основной человеческой потребностью и любое вмешательство в него приводит к психическим расстройствам. Сексуальность — это только одно из проявлений человеческой жизнедеятельности. Не следует забывать, что, согласно Фрейду, все неврозы имеют сексуальное происхождение; он видел женщин только как объект сексуального взаимоотношения с мужчинами. Но у всех тех женщин, у которых он видел только сексуальные проблемы, должны были быть и очень серьезные проблемы заторможенного роста, невозможности в полной мере развивать свою человеческую личность, проблема неразвитого, неполноценного «я». Общество того времени, открыто не признавая за женщиной права получать образование и быть независимой, не позволяло ей полностью реализовать свои возможности, жить своими интересами и достигать тех идеалов, которые могли бы способствовать ее развитию. Фрейд не помышлял об изменениях в обществе, он только хотел помочь и мужчинам и женщинам приспособиться к условиям жизни. Так, он рассказывает о старой деве средних лет, которой он помог избавиться от комплекса, мешавшего ей жить нормальной жизнью в течение пятнадцати лет. Освободившись от симптомов этого комплекса, она попыталась «погрузиться в вихрь активной деятельности, стала развивать свои таланты, которые были весьма заметными. Она имела определенный успех и признание, получая от жизни удовольствия, пока не стало слишком поздно», но прекратила дальнейшие попытки, когда увидела, что не смогла завоевать прочного положения в обществе. Поскольку теперь ей не удавалось впадать в невротические состояния, с ней стали происходить несчастные случаи: она повредила голеностопный сустав, потом стопу, потом руку. После проведенного анализа «несчастные случаи сменились симптомами других заболеваний, таких, как катар, больное горло, гриппозные состояния или ревматические опухоли; и все это продолжалось до тех пор, пока она не решила прекратить всякую активную деятельность, после чего все само собой прошло».

Хотя Фрейд и его современники считали, что женщина является существом более низкого порядка, чем мужчина, по своей неизменной природе, по тому, как создал ее Бог, современная наука не может признать подобную точку зрения правильной. Теперь мы знаем, что это чувство собственной неполноценности являлось результатом отсутствия образования и ограничения деятельности женщины исключительно заботами по дому. В наше время, когда наука доказала равенство женщины в области интеллекта, когда у нее выявились такие же способности во всех сферах человеческой деятельности, как и у мужчины, за исключением чисто физической силы, теория, открыто проповедующая природную неполноценность женщины, может показаться нелепой и даже лицемерной. Именно это отношение лежит в основе теории Фрейда о женщине, несмотря на то что в наше время его сложные изыскания скрываются под маской непреходящей правды о сексе.

В связи с тем что последователи Фрейда видели перед собой только тот образ женщины, что был представлен их учителем,— то есть существа, занимающего более низкое положение, беспомощного, похожего на ребенка, не способного добиться собственного счастья до тех пор, пока она не станет пассивным, бездушным предметом в руках мужчины,— они хотели помочь женщине избавиться от угнетавшего ее чувства зависти, от желания быть равной мужчине, приводившего ее к неврозам. Они хотели помочь ей добиться сексуального удовлетворения как женщине, при этом она должна была признать естественным чувство собственной неполноценности.

Но общество, определившее эту неполноценность, кардинально изменилось к тому времени, когда последователи Фрейда без особых корректив перенесли в Америку двадцатого века причины и методы лечения состояния, которое Фрейд называл завистью к мужскому половому члену. В свете наших новых учений о культурных процессах и человеческом развитии можно предположить, что женщины, выросшие в обществе, предоставившем им право свободы и возможности получения образования, которых женщины викторианской эпохи были лишены, будут отличаться от больных, пользовавшихся услугами Фрейда. Можно предположить, что у них будет гораздо меньше причин завидовать мужчинам. Но Фрейд был представлен американской женщине и таком странном буквальном толковании, что понятие зависти к мужскому половому члену мистически обрело самостоятельную жизнь, независимую от женщин, наблюдения над которыми способствовали его созданию. Складывалось впечатление, что викторианский образ женщины, представленный Фрейдом, стал более реальным, чем те женщины двадцатого века, в отношении которых этот образ хотели применить. Теория женственности Фрейда использовалась в Америке настолько буквально, что к современным женщинам подходили с теми же мерками, что и к женщинам викторианской эпохи. Реальные несправедливости, имевшие место в прошлом веке по отношению к женщине в сравнении с мужчиной, были отброшены, к ним отнеслись исключительно как к рационалистическому объяснению чувства зависти к мужскому половому члену. И реальные возможности, предоставляемые жизнью современной женщине, оказались ей недоступны в связи с тем, что все ее потребности стали объяснять завистью к мужскому половому члену из-за такого буквального сравнения се с женщиной той эпохи.

Подобное буквальное толкование теории Фрейда можно встретить в следующих отрывках из книги специалиста по психоанализу Маринии Фарнхэм и социолога Фердинанда Лундберга «Современная женщина: утраченный пол», которая пересказывалась в журналах и в пособиях для молодоженов и стала настолько популярной, что многие положения из нее представляются в наше время общепринятыми, общеизвестными истинами. Считая, что в основе феминизма лежит только зависть к мужскому половому члену, авторы категорически утверждают:

«Феминизм, несмотря на кажущуюся важность его политической программы и большей части (не всей) социальной программы, по сути своей представляет собой скрытую болезнь… Основное направление развития и воспитания женщины в наше время… мешает проявлению как раз таких черт, которые необходимы для достижения сексуального удовлетворения,— восприимчивости, пассивности, желания признавать свою зависимость без страха или возмущения, с глубоким пониманием и готовностью достижения главной цели сексуальной жизни — зачатия… В результате начинает обретать форму психосоциальная закономерность, заключающаяся в следующем: чем больше женщина образованна, тем больше опасность более или менее серьезных расстройств на сексуальной почве. Чем больше подобных расстройств в данной группе женщин, тем меньше у них детей… Судьба даровала им благо, которого так настойчиво домогалась леди Макбет: они не сексуальны не только с точки зрения отсутствия возможности рожать детей, но и потому, что не могут получать сексуального удовлетворения».

Таким образом, популяризаторы идей Фрейда еще прочнее скрепили современную псевдонауку скрытыми в сердцевине его учения традиционными предрассудками относительно женщин. Фрейд сам прекрасно понимал, что его стремление построить огромный массив дедуктивных рассуждений основано на одном-единственном факте и представляет собой плодотворный и творческий метод, но является обоюдоострым оружием, если значение этого единственного факта будет неправильно истолковано. Фрейд писал Юнгу и 1909 году:

«Твое предположение о том, что после моего ухода мои ошибки могут быть возведены в ранг священных писаний, весьма меня позабавило, но я этому не верю. Напротив, я думаю, что мои последователи поспешат разрушить все, что не является прочным в моем наследии».

Но в разрешении проблем, касающихся женщин, последователи Фрейда не только не отказались от его ошибок, но и своем мучительном стремлении подогнать свои наблюдения над реальными женщинами под теоретический каркас его учения закрыли даже те вопросы, которые он сам оставил открытыми. Так, например, Елена Дойч, чей полный двухтомный труд «Психология женщины. Психоаналитическая интерпретация» вышел в 1944 году, не может утверждать, что все расстройства женской психики восходят исключительно к комплексу зависти к мужскому половому члену. И тогда она делает то, что сам Фрейд считал неблагоразумным: она приравнивает «женственность» к «пассивности», а «мужественность» к «активности», и не только в области секса, но во всех сферах жизнедеятельности:

«Четко осознавая, что положение женщины зависит от внешних условий существования, я тем не менее рискну заметить, что фундаментальные понятия «женское — пассивное» и «мужское — активное» существуют во всех известных нам культурах, у всех народов в разных формах и в разной степени. Очень часто женщина не хочет мириться с тем, что дано ей природой, и, несмотря на то, что она извлекает из этого определенные преимущества, некоторые характеристики ее поведения дают основание полагать, что она не совсем удовлетворена своей конституцией… выражение этой неудовлетворенности в сочетании с попытками исправить положение вещей приводит к появлению в женщине «комплекса мужественности»».

«Комплекс мужественности», согласно доктору Дойч, восходит непосредственно к «комплексу женской кастрации». Таким образом, анатомия все еще предопределяет судьбу женщины, женщина все еще остается «дефектным мужчиной». Конечно, доктор Дойч не может не отметить, хотя бы вскользь, что, «если говорить о девушке, окружающая среда тоже оказывает подавляющее воздействие как на ее агрессивность, так и на ее активность». Таким образом, и зависть к мужскому половому члену, и несовершенство женской анатомии, и влияние общества — «все это, вместе взятое, лежит в основе женственности».

«Нормальная» женственность достигается, однако, только тогда, когда женщина полностью отказывается от собственной активной деятельности, от своей «оригинальности», отождествляет себя со своим мужем или сыном и реализуется только через них, живя исключительно их целями и заботами. Этот процесс может быть сублимирован несексуальным способом, например, если женщина делает большую часть работы в исследованиях мужчины. Дочь, посвятившая свою жизнь отцу, тоже достаточно успешно достигает женской «сублимации». Только собственная активная деятельность женщины, проявление ее оригинальности на основе равенства с мужчиной заслуживают позорного определения «комплекса мужественности». Эта блистательная последовательница Фрейда категорически утверждает, что до 1944 года американские женщины добивались выдающихся успехов в различных областях деятельности только в результате того, что не могли реализовать себя как женщины. Она не хочет называть никакие имена, но уверена, что все они страдали «комплексом мужественности».

Как могла девушка или женщина, не будучи специалистом по психоанализу, игнорировать подобные зловещие высказывания, которые в сороковые годы обрушили на нее оракулы всевозможных изощренных учений?

Нелепо было бы предполагать, что использование теорий Фрейда для «промывания мозгов» двум поколениям образованных американских женщин являлось частью заговора психоаналитиков. Это делали доброжелательные популяризаторы и небрежные исказители; новообращенные ортодоксы и чудаки из балаганов; те, кого лечили, и те, кто лечил, а также те, кто извлекал прибыль из страданий этих людей; но самое большое значение имело в данном случае несоответствие между возможностями и потребностями людей, столь характерное для Америки того времени. В действительности же подобное буквальное принятие американской культурой теории женского самовыражения Фрейда находилось в трагикомическом противоречии с индивидуальной борьбой многих американских психоаналитиков, которые старались привести теорию Фрейда в соответствие с тем, что они видели у своих пациенток. Согласно теории, женщины смогут реализовать себя в качестве жен и матерей, если с помощью психоанализа смогут побороть в себе «комплекс мужественности», избавиться от «зависти к мужскому половому члену». Но все было не так просто.

«Я не понимаю, почему американские женщины столь разочарованы,

— заявлял психоаналитик из Уэст-Честера.

— Тем не менее довольно-таки трудно полностью избавить американских женщин от зависти к мужскому половому члену».

Психоаналитик из Нью-Йорка, один из последних учеников фрейдовского Психоаналитического института в Вене, сказал мне:

«Вот уже двадцать лет я анализирую состояние американских женщин и постоянно попадаю в ситуацию, когда, попреки собственному желанию, я вынужден накладывать теорию женственности Фрейда на душевное состояние моих пациенток. Я пришел к заключению, что зависти к мужскому половому члену просто не существует. Я видел женщин, которые достигали полного сексуального удовлетворения обычным вагинальным путем, и, однако, нельзя сказать, что это были зрелые, целостные, полностью состоявшиеся личности. У меня была пациентка, которую я лечил в течение практически двух лет, прежде чем понял, в чем же заключалась ее проблема — она не хотела быть только домохозяйкой и матерью. Однажды ей приснился сон, что она работает учительницей. Я не мог связать это страстное желание, выраженное в сне домохозяйки, с завистью к мужскому половому члену. Сон указывал на необходимость ее реализации как личности. Я сказал ей: «Здесь психоанализ не поможет. Вы должны сами что-то сделать в этом направлении»».

Этот же человек говорил своим молодым аспирантам в клинике психоанализа при Восточном университете:

«Если случай вашего пациента расходится с тем, что описано в учебнике, выбросьте учебник и слушайте пациента».

Но многие психоаналитики бросали учебник в своих пациентов, и теории Фрейда получили распространение даже среди женщин, которые никогда не лечились у психоаналитиков, а только читали или слышали об этом. И в наше время не стала всеобщим достоянием мысль о том, что получающая все более широкое распространение разочарованность американских женщин не обязательно должна быть связана с проблемой секса. Надо сказать, что некоторые психоаналитики внесли существенные изменения в теории с тем, чтобы они в большей степени соответствовали реальным случаям своих пациентов, а иногда и вовсе их отбрасывали, но подобные вещи никогда не становились достоянием гласности. В конце сороковых годов Фрейда приняли так быстро и так безоговорочно, что в течение более чем десяти лет никому и в голову не приходило сомневаться в том, что образованная американка должна срочно вернуться в дом. Когда в конце концов пришлось все-таки поставить определенные вопросы, поскольку стало очевидно, что что-то здесь не так, они были поставлены исключительно в рамках теории Фрейда, поэтому ответ мог быть только один: ошибочно было предоставлять женщинам свободу, право на получение образования и другие права.

Такое некритическое отношение к доктрине Фрейда в Америке было вызвано тем, что хотя бы частично она снимала остроту неприятных вопросов объективной реальности. После депрессии, после войны психология фрейдизма играла более важную роль, чем только наука о поведении человека, помогающая облегчить страдания. Она стала всеобъемлющей идеологией Америки, новой религией. Она заполнила вакуум в мыслях и делах многих людей, для которых Бог, флаг или счет в банке не являлись самодостаточными и которые в то же время стали испытывать чувство ответственности за суды Линча, концентрационные лагеря, голодающих детей Индии и Африки. Она предоставила удобную возможность не думать об атомной бомбе, о Маккарти, о всех тех тревожных вопросах, которые могут испортить удовольствие от вкусной отбивной, от автомобиля, цветного телевизора или плавательного бассейна на заднем дворе дома. Она позволила нам подавить тревогу, вызванную мучившими нас вопросами окружающего мира, и предаться нашим личным наслаждениям. А если новая «психологическая религия», которая возвела секс в добродетель, оправдала все частные пороки и поставила под сомнение высокие устремления человеческого ума и духа, оказала разрушительное воздействие на женщин в большей степени, чем на мужчин, так никто этого не хотел.

Психология, давно озабоченная своим собственным комплексом неполноценности, давно погруженная в свои маленькие лабораторные эксперименты, живущая иллюзией того, что всю сложность человеческой натуры можно свести к поведению крыс в лабиринте,— эта психология была преобразована и дала возможность совершить крестовый поход по бесплодным полям американской мысли. Фрейд был духовным пастырем, чьи теории стали библией. И насколько же захватывающими и по-настоящему важными они казались. Их таинственная сложность придавала всему еще большее очарование в глазах уставших американцев. А если что-то и казалось в них мистификацией, то кто же признается, что не может ее разгадать? Америка превратилась в центр психоанализа, потому что последователи Фрейда, Юнга и Адлера летели сюда из Вены и Берлина и новые школы расцветали на неврозах и долларах американцев. Но не терапевтический эффект практического использования психоанализа явился причиной создания мифа о женском предназначении. Он появился на свет благодаря писателям, издателям газет и журналов, исследователям рекламных агентств, за которыми стояли популяризаторы и интерпретаторы, распространявшие учение Фрейда в колледжах и университетах. Фрейдистские и псевдофрейдистские теории покрыли все, как вулканический пепел. Социология, антропология, педагогика и даже изучение истории и литературы были пронизаны и преобразованы теориями Фрейда. Наиболее ревностные пропагандисты загадки женственности, наскоро проглотив и не переварив идеи Фрейда, начали создавать новые кафедры типа «педагогики брака и семейной жизни». На практических курсах по вопросам семейной жизни девушек в колледжах Америки обучали тому, как надо «играть роль» женщины: старая роль стала новой наукой. Возникающие за стенами колледжей движения — Ассоциация родителей и учителей группы по изучению поведения ребенка, группы по изучению поведения матери в предродовой период, педагогика умственного здоровья – распространили новую психологию суперэго по всей стране, заняв место бриджа и канасты, которые были излюбленным развлечением молодых жен, имеющих образование. Эта фрейдистская идея воздействовала на впечатлительных американских женщин, количество которых все возрастало, и, как говорил об этом Фрейд, она накрепко приковывала их к прошлому:

«Человечество никогда не живет только настоящим; идеология суперэго привязывает нас к прошлому, к традициям определенной нации и всего человечества, которые медленно поддаются воздействию настоящего, его новых преобразований; но в том случае, когда влияние осуществляется через суперэго, оно играет важную роль в жизни человека, абсолютно независимую от экономических условий».

Загадка женственности, преобразованная теорией Фрейда в научную религию, представлялась женщинам единственно возможной формой существования, которая ограждала ее от окружающей жизни, сужая ее кругозор и лишая будущего. Девушкам, которые играли в бейсбол, работали приходящими нянями, изучали геометрию, то есть были довольно независимыми и могли самостоятельно справляться с проблемами раскалывающегося и одновременно объединяющегося мира, этим девушкам наиболее просвещенные умы нашего времени внушали, что они должны вернуться к прошлому и прожить свою жизнь, как Нора, прикованными к кукольному дому викторианскими предрассудками. А их собственное уважение и благоговение перед науками — антропологией, социологией, психологией, которые в наше время тоже поддерживают этот авторитет,— не позволяли им сомневаться в существовании загадки женственности.

Код для вставки на сайт или в блог:

Скачать эту статью в формате doc

цитаты о женщинах, любви и отношениях

Здравствуйте, дорогие читатели! Сегодня мы снова будем говорить о любви. В мире не существует людей, которые бы никогда ее не испытывали. Согласитесь, если задуматься, то здорово, что есть чувство, которое заставляет нас стремиться друг к другу, создавать что-то общее, двигаться в едином направлении, постоянно (или часто) находиться рядом.

За эти годы собралось тысячи мыслей о том, и сегодня мне бы хотелось представить вашему вниманию мнения об этом чувстве основных мыслителей прошлого.

Также я расскажу как быстро проходит влюбленность, когда мы забываем человека после расставания и в какой период может начаться настоящее чувство.

Любовь по Шопенгауэру

Один из величайших философов прошлого Артур Шопенгауэр полагал, что любовь – это чувство, которое направлено на продолжение рода, а . Оно основывается на таких параметрах как возможность производить потомство (возраст), здоровье (телосложение, состояние зубов и ногтей, полнота груди), а также красивое лицо, свидетельствующее, по его мнению, о психическом состоянии человека.

Женщины, по Шопенгауэру, склонны к постоянству, в то время как мужчины всегда , любой девушке, которая находятся вне зоны досягаемости. Они склонны к переменам и всегда посматривают «налево», даже когда рядом с ними .

Мужчина искусственно ограничивает возможность продолжать род, ведь по идее он способен оплодотворить множество женщин. А те в свою очередь не могут произвести на свет более одного ребенка в год, именно потому им и свойственно постоянство.

Любовь по Фрейду

Зигмунд Фрейд полагал, что основа любови заключается в сексуальном влечении. Именно он придумал термин «либидо». Этот именитый психолог утверждал, что влюбляемся мы исходя из двух мотиваций:

  • Человек похож на нас, мы видим в нем схожие черты характера, внешности или те, к которым стремимся.
  • Мы полагаем, что конкретный партнер сможет нас защитить, позаботится, поддержать.

Кстати, Фрейд полагал, что первый тип присущ в основном женщинам, а более длительные чувства любви возникают у мужчин и в том случае, если выбор партнера произошел по второму пути.

Любовь по Фромму

Одно из самых интересных из мнений, на мой взгляд, принадлежит Эриху Фромму.

Он делил любовь на «истинную» и «псевдо». Во втором случае люди восполняют собственную посредством другого человека. Это не настоящая любовь. Они регулярно ссорятся, восполняют нехватку эмоций, постоянно учат друг друга правильному поведению.

Основной показатель зрелой, истинной любви по Фромму – возможность в одиночестве, давать ему возможность жить самостоятельно, сохранять свою индивидуальность.

Когда проходит и начинается

Самое интересное, что хоть человек и стремится быть моногамным существом, но . Если мы сами того хотим, то со временем объект вожделения замещается другим. Почему я говорю о том, что это зависит от нашего желания?

В моей практике была женщина, которая в течение 10 лет не могла забыть мужчину, который от нее ушел. Современный мир предлагает широкий спектр возможностей переключиться с одного объекта вожделения на другой после долгих предыдущих отношений, неиспользование их свидетельствует о , в которой успешно работают психологи всего мира.

10 лет – это еще не предел. В книге «Как пережить расставание с любимым человеком» можно прочитать о старушке, которая не могла в течение 60 лет. Кстати, если вам сложно , очень рекомендую эту книгу. В ней рассказывается о том, как простить человека, преодолеть .

Трудно сказать точно, как быстро можно забыть человека, если не видеть его. Многое зависит от чувств, которые вы испытывали ранее, уровне вашей ригидности, специфике самой личности и партнера, а также отношений в целом. Даже в точке зрения о том, что такое любовь ученые расходятся, что уж говорить о сроках.

Вам может казаться, что у подростков любовь проходит быстрее. Даже это утверждение в некоторых случаях не работает. Все строго индивидуально и зависит напрямую от обстоятельств, которые способствовали разрыву, накопившимся обидам, удару по психике, который он повлек за собой и многому другому.

Еще одна книга, которую я могу порекомендовать, если вы недавно разошлись с любимым человеком «Расставание без боли и слёз» Ольги Полянской . Это пошаговое руководство, в котором содержится 11 техник, которые помогут вам пережить непростую ситуацию.

Я же прощаюсь с вами. Надеюсь, что вскоре мы с вами снова увидимся. Подписывайтесь на рассылку, чтобы не пропустить ни одной новой публикации. Одни выходят каждый день. До новых встреч.

«Раз я тебя люблю, ты тоже участвуешь в этом, поскольку в тебе есть что-то, что вызывает во мне любовь к тебе. Это взаимное чувство, потому что есть движение в обе стороны: любовь, которую я к тебе испытываю, возникает в ответ на повод для любви, который есть в тебе.

Мое чувство к тебе – не только мое дело, но и твое тоже. Моя любовь говорит о тебе что-то, чего, быть может, ты сам не знаешь». Жак-Ален Миллер

Что же такое любовь?

Во все времена люди ищут ответ на этот вопрос, и самые обыкновенные и великие умы, но к общему мнению до сих пор не пришли. И не удивительно, ведь предмет исследования очень обширен и субъективен.

О любви складывают стихи, пишут книги, поют песни, о любви молчат, о любви кричат. То, что люди называют любовью, заставляет их танцевать от счастья или убиваться от горя.

Любовь касается всех, независимо от социального статуса, возраста и половой принадлежности. На мой взгляд нельзя однозначно ответить на вопрос «Что такое любовь?».

Кто-то считает, что любит или любил, а потом оказывается, что это была не любовь; кто-то утверждает что еще не встретил свою любовь; что любовь это болезнь; или что любовь длится три года. Одни уверены, что в основе любви лежит сексуальное желание, другие – что духовные ценности. Так или иначе люди, чувствуют то, называют словом «любовь».

Из-за любви мы ревнуем, испытываем яркую гамму чувств и эмоций. Спорим с партнерами о том, как полагается любить. Женщины пытаются объяснить мужчинам, как следует любить женщину, а мужчины пытаются отстоять свою точку зрения. У кого-то любовь получается, у кого-то нет.

Так или иначе любовь во всех своих проявлениях является неотъемлемой частью жизни каждого человека. Именно поэтому любовь изучают так долго и отчаянно.

За все время изучения данного вопроса набралось столько мыслителей, мнений и теорий, что и не перечислить всех. Однако существуют теории, которые получили наибольший отклик в душах людей и потому снискавшие свою популярность. О них и пойдет речь в данной статье. Можно предположить, что эти теории заметнее остальных приблизились к пониманию обсуждаемого вопроса. Как часто говорил Фрейд: «Ваша реакция не была бы столь бурной, если бы я не попал в цель» .

Данная статья будет интересна тем, кто испытывает любовь и задается вопросом: почему в любви все так непросто и неоднозначно?

Несмотря на то, что любовь может быть материнская, отцовская, братская, в данном материале предлагаю поговорить о любви, которая зачастую будоражит более остальных – о любви между мужчиной и женщиной.

Любовь по Шопенгауэру

Не могу не обратить внимания на великого мыслителя, которого Лев Толстой называл «гениальнейшим из людей».

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – это автор, чей взгляд на любовь заслуживает внимания хотя бы потому, что его рассуждения на данную тему оказали влияние на понимание любви Фрейдом. То что Шопенгауэр называл «воля к жизни» Фрейд впоследствии обозначил как «Эрос».

Шопенгауэр считал, что в основе всякой половой любви лежит инстинкт, направленный исключительно на продолжения рода. Выбор объекта любви происходит инстинктивно.


В свой работе «Метафизика половой любви» немецкий философ объясняет, как этот выбор происходит и почему людей при выборе объекта любви одно привлекает, а другое вызывает отвращение.

В рамках данной статьи нахожу замечательным отрывок из вышеупомянутой работы философа:

«…Надо заметить, что мужчина по своей природе обнаруживает склонность к непостоянству в любви, а женщина – к постоянству . Любовь мужчины заметно слабеет с того момента, когда она получит себе удовлетворение: почти всякая другая женщина для него более привлекательна, чем та, которою он уже обладает, и он жаждет перемены; любовь женщины, наоборот, именно с этого момента возрастает.

Это – результат целей, которые ставит себе природа: она заинтересована в сохранении, а потому и в возможно большем размножении всякого данного рода существ. В самом деле: мужчина легко может произвести на свет больше ста детей в год, если к его услугам будет столько же женщин; напротив того, женщина, сколько бы мужчин она ни знала, все-таки может произвести на свет только одно дитя в год (я не говорю здесь о двойнях).

Вот почему мужчина всегда засматривается на других женщин, в то время как женщина сильно привязывается к одному, ибо природа инстинктивно и без всякой рефлексии побуждает ее заботиться о кормильце и защитнике будущего потомства.

И оттого супружеская верность имеет у мужчины характер искусственный, а у женщины – естественный , и таким образом, прелюбодеяние женщины как в объективном отношении, по своим последствиям, так и в субъективном отношении, по своей противоестественности, гораздо непростительнее, чем прелюбодеяние мужчины.



Главное условие, определяющее наш выбор и нашу склонность, это – возраст. В общем он удовлетворяет нас в этом отношении от того периода, когда начинаются менструации, и до того, когда они прекращаются ; но особенное предпочтение отдаем мы поре от восемнадцати до двадцати восьми лет.

За этими пределами ни одна женщина не может быть для нас привлекательной: старая женщина, т.е. уже не имеющая менструаций, вызывает у нас отвращение. Молодость без красоты все еще привлекательна, красота без молодости – никогда.

Очевидно, соображение, которое здесь бессознательно руководит нами, это – возможность деторождения вообще; оттого всякий индивидуум теряет свою привлекательность для другого пола в той мере, в какой он удаляется от периода наибольшей пригодности для производительной функции или для зачатия.

Второе условие, это – здоровье : острые болезни являются в наших глазах только временной помехой;болезни же хронические или худосочие совершенно отталкивают нас, потому что они переходят на ребенка.

Третье условие, с которым мы сообразуемся при выборе женщины, – это ее сложение , потому что на нем зиждется тип рода. После старости и болезни ничто так не отталкивает нас, как искривленная фигура: даже самое красивое лицо не может нас вознаградить за нее; напротив, мы безусловно предпочитаем самое безобразное лицо, если с ним соединяется стройная фигура.

Далее, всякая непропорциональность в телосложении действует на нас заметнее и сильнее всего , например, кривобокая, скрюченная, коротконогая фигура и т.п., даже хромающая походка, если она не является результатом какой-нибудь внешней случайности.

Наоборот, поразительно красивый стан может возместить всякие изъяны: он очаровывает нас . Сюда же относится и то, что все высоко ценят маленькие ноги: последние – существенный признак рода, и ни у одного животного тарсус и метатарсус, взятые вместе, не так малы, как у человека, что находится в связи с его прямою походкой: человек – существо прямостоящее.

Вот почему и говорит Иисус Сирахов (26, 23, по исправленному переводу Крауза): «женщина, которая стройна и у которой красивые ноги, подобна золотой колонне на серебряной опоре».

Важны для нас и зубы, потому что они играют очень существенную роль в питании и особенно передаются по наследству.

Четвертое условие – это известная полнота тела, т.е. преобладание растительной функции, пластичности: оно обещает плоду обильное питание, и оттого сильная худоба сразу отталкивает нас.

Полная женская грудь имеет для мужчины необыкновенную привлекательность , потому что, находясь в прямой связи с детородными функциями женщины, она сулит новорожденному обильное питание.

С другой стороны, чрезмерно жирные женщины противны нам ; дело в том, что это свойство указывает на атрофию матки, т.е. на бесплодие; и знает об этом не голова, а инстинкт.

Только последнюю роль в нашем выборе играет красота лица. И здесь прежде всего принимаются в соображение костные части: вот почему главное внимание мы обращаем на красивый нос; короткий вздернутый нос портит все.

Счастье целой жизни для множества девушек решил маленький изгиб носа кверху или книзу ; и это справедливо, потому что дело здесь идет о родовом типе. Маленький рот, обусловленный маленькими челюстями, играет очень важную роль, потому что он составляет специфический признак человеческого лица в противоположность пасти животных.

Отставленный назад, как бы отрезанный подбородок в особенности противен , потому что выдающийся вперед подбородок составляет характерный признак исключительно нашего, человеческого вида.

Наконец, внимание наше привлекают красивые глаза и лоб: они связаны уже с психическими свойствами , в особенности интеллектуальными, которые наследуются от матери».

Считаю важным отметить, что несоответствие предложенным Шопенгауэром критериям выбора объекта любви не говорит о том, что любовь гарантированно пройдет мимо . Действительно человек, выбирая себе пару инстинктивно реагирует на те или иные внешние особенности, которые могут повлиять на выбор.

Однако критерии со временем меняются, человек обладает сложным психическим аппаратом и не ограничивается лишь тем, что называют «инстинктами» .

Жизнь богата примерами, когда человек, несоответствующий критериям «идеального» объекта находит себе пару и создает крепкую семью. Также как и наоборот: человек обладающий «правильными» параметрами проводит жизнь в одиночестве.

Любовь по Фрейду

Учитывая тот факт, что труды Шопенгауэра оказали значительное влияние на Фрейда, мне представляется логичным продолжить статью теорией «Отца психоанализа».

Говоря о взглядах Фрейда на любовь, может показаться, что все просто: в основе любви лежит сексуальное влечение, именуемое Фрейдом «либидо» . И действительно – ничего сложного на первый взгляд. Но если попытаться разобраться, изучая труды Зигмунда, то довольно быстро понимаешь, что все гораздо сложнее.

Именно поэтому до сих пор по всему миру не утихают споры между психоаналитиками, психологами, психотерапевтами и психиатрами, которые пытаются разобраться, что же имел в виду Фрейд.

Учитывая, что эти дебаты длятся уже более ста лет, а полного понимания так и появилось, я даже пытаться не стану анализировать труды классика в рамках данной статьи, но про особенности выбора объекта любви напишу.

Фрейд говорит об особенностях выбора у мужчин, но лично я разделять мужчин и женщин в данном контексте не стану, ибо сам Фрейд в своих «Очерках по теории сексуальности» пишет: «…либидо всегда – и закономерно по природе своей – мужское , независимо от того, встречается ли оно у мужчины или у женщины и независимо от своего объекта, будь то мужчина или женщина».

В работе «О нарциссизме» основатель психоанализа приводит краткий обзор путей выбора объекта. Любить можно по двум типам:

1) По нарциссическому типу: когда находишь и любишь в партнере «то, что сам из себя представляешь (самого себя), то чем [сам] прежде был, то чем хотел бы быть, лицо бывшее частью самого себя».

То есть поиск образа себя в другом человеке. Этакий партнер – зеркало, в котором можно наслаждаться своим отражением.

2) По опорному или примыкающему типу: партнер выступает в роли «вскармливающей женщины, защищающего мужчины и всего ряда приходящих им в дальнейшем на смену лиц».

То есть речь о том, что выбирается объект любви, который будет помогать тебе, дополнять тебя, поддерживать, восполнять – давать то, чего у тебя нет – то есть заботиться.

Фрейд, в свое время замечал, что первый тип выбора объекта любви более характерен для женщин, но не для всех:

«…Особенно в тех случаях, где развитие [период полового созревания] сопровождается расцветом красоты, вырабатывается самодовольство женщины .

Строго говоря, такие женщины любят самих себя с той же интенсивностью, с какой любит их мужчина. У них и нет потребности любить и быть любимой, и они готовы удовлетвориться с мужчиной, отвечающему этому главному для них условию.

Такие женщины больше всего привлекают мужчин не только по эстетическим мотивам, так как они обычно отличаются большой красотой, но также и вследствие интересной психологической констелляции.

А именно, нетрудно заметить, что нарциссизм какого-нибудь лица, по-видимому, очень привлекает тех людей другого типа, которые отказались от переживания своего нарциссизма в полном его объеме и стремятся к любви к объекту.

Но и нарциссические, оставшиеся холодными к мужчине женщины могут перейти к настоящей любви к объекту.

Глубокая любовь к объекту по опорному типу, в сущности, характерна для мужчины. В ней проявляется такая поразительная переоценка объекта, которая, вероятно, происходит от первоначального нарциссизма ребенка и выражает перенесение этого нарциссизма на сексуальный объект.

Такая сексуальная переоценка делает возможным появление своеобразного состояния влюбленности, напоминающего невротическую навязчивость, которое объясняется отнятием либидо у «Я» в пользу объекта».

При этом Фрейд не считал, что все люди распадаются на две различные группы в зависимости от нарциссического или опорного типа выбора объекта. Он писал: «Я готов допустить, что имеется много женщин, любящих по мужскому типу, и у них развивается имеющаяся у такого типа сексуальная переоценка» .

От себя замечу, что в настоящее время считается, что характер объектных отношений по типу «объект – опора» свойственен не для невротической структуры, а для людей с пограничным расстройством личности. О данном расстройстве не было известно во времена Фрейда.

При этом я полностью согласен с автором и считаю, что строгое разделение на два типа и привязывание каждого из них к определенному полу – недопустимо . Как в своей работе, так и вне кабинета я часто встречаю людей, которым независимо от пола присущ тот или иной тип выбора объекта любви.

Чаще всего можно встретить людей чей тип выбора партнера – смешанный. «Мы говорим, что человек имеет первоначально два сексуальных объекта: самого себя и воспитывающую его женщину, и при этом допускаем у каждого человека первичный нарциссизм, который иногда может занять доминирующее положение при выборе объекта».

Фрейд указывает два основных фактора, под влиянием которых развивается или нормальное сексуальное поведение, или отклоняющиеся его формы.

Первый фактор — это пропущенные через сознание требования культуры: стыд, сострадание, отвращение, конструкции морали и авторитета и т.п.

Второй — выбор того или иного сексуального объекта. Нормальное развитие идет, если таким объектом становятся гениталии субъекта противоположного пола.

Любовь по Фромму

Далее не могу оставить без внимания теорию любви очень популярного во всем мире автора, которого считают одним из основателей нового фрейдизма.

Немецкий социолог, философ, социальный психолог и психоаналитик, Эрих Фромм, также как и древние философы считал, что существует несколько видов любви, а именно: братская любовь, материнская, эротическая, любовь к себе и любовь к Богу .

Говоря о теории Фромма, выделю лишь то, что на мой взгляд является наиболее интересным для размышления.

Фромм утверждал, что существует зрелая и незрелая любовь . Незрелую любовь он называл «псевдолюбовь» и за любовь как таковую не считал, а вот зрелую любовь он считал истинной любовью.

Незрелая любовь по мнению ученого это вовсе не любовь, а что-то вроде биологического симбиоза.

«Симбиотический союз» или «незрелая любовь» – это симбиоз созависимых садиста и мазохиста, потерявших свою психическую целостность и не имеющих собственного «Я».

Такие люди не чувствуют себя полноценными и компенсируют эту неполноценность посредством партнера. Они регулярно ссорятся, считая что их неправильно любят и не понимают.

Часто представители «незрелой любви» оценивают любовь количеством материальных вложений: даришь подарки – значит любишь, а не даришь – значит любви нет и т.п.

Те кто занимаются и наслаждаются «псевдолюбовью» часто «любят» мозг партнера по разным мелочам и словно вторгаются в личность партнера. Такие люди используют своих партнеров для удовлетворения своих садомазохистических потребностей.

Настоящая любовь между ними не получается, т.к. в глубине души – бессознательно они отдали свои сердца родителям, чаще всего матерям. Поэтому то они и не способны «отойти от нарциссизма и от кровосмесительной привязанности к матери и роду», чтобы построить любовь. Именно такую привязанность к матери, мешающую любви, мне часто приходится прорабатывать со своими пациентами.

Переходя к истинной любви, замечу, что одним из показателей зрелой любви является способность «уважать и охранять одиночество друг друга» .

«Зрелая любовь» по мнению Фромма – это искусство. Любовь предполагает взаимное уважение, заботу, ответственность и хорошее знание друг друга.

Это не мимолетный порыв чувств, не влюбленность, которую ученый также относил к «псевдолюбви», а союз, в котором партнеры содействуют друг другу, помогая расти и развиваться во всех направлениях. Для этого каждый из партнеров должен быть способен на бескорыстную любовь и в первую очередь любить себя.

«Только тот, кто действительно любит себя, может любить кого-то другого» .

Зрелая любовь – это добровольный союз двух полноценных, любящих себя личностей, в котором каждый из партнеров сохраняет собственную индивидуальность и независимость и при этом не претендует на независимость партнера и не занимается посягательством на его «Я».

«Зрелая любовь это единение при условии сохранения собственной целостности и собственной индивидуальности»

Если незрелая любовь говорит: «Я люблю, потому что любим», то зрелая любовь исходит из принципа: «Я любим, потому что я люблю».

Незрелая любовь вопит: «Я люблю тебя, потому что я нуждаюсь в тебе!» Зрелая любовь рассуждает: «Я нуждаюсь в тебе, потому что я люблю тебя» , – писал Фромм и был уверен, что настоящая любовь доступна не каждому, и чаще всего встречается незрелая любовь.

Зрелая же любовь возможна только тогда, когда оба партнера зрелые психически. От себя хочу заметить, что психическая зрелость – весьма редкое явление в наше время. Поэтому так много разводов и неполных семей.

Любовь по Хорни

Еще один взгляд на любовь, который я нахожу любопытным и заслуживающим внимания, принадлежит яркой представительнице неофрейдизма Карен Хорни.

На своей лекции в рамках собрания Немецкого Психоаналитического общества в 1936 году, Хорни представила аудитории доклад, посвященный любви, а именно невротической потребности в ней.

Под термином «невроз» Хорни понимала не ситуационный невроз, а невроз характера, начавшийся в раннем детстве и захвативший всю личность, поглотив ее в той или иной мере.

Также сразу замечу, что нормальным Хорни называла то, что обычно для культуры, в которой [вырос и] живет человек.

«Все мы хотим быть любимыми и наслаждаемся, если это удается. Это обогащает нашу жизнь и наполняет нас счастьем. В такой степени потребность в любви, или, точнее, потребность быть любимым, не является невротической».

«Разница между нормальной и невротической потребностью в любви может быть сформулирована так: для здорового человека важно быть любимым, уважаемым и ценимым теми людьми, которых он ценит сам, или от которых он зависит; невротическая потребность в любви навязчива и неразборчива. У невротика потребность в любви заметно преувеличена» , – замечает Хорни.

Если продавщица, официант или любой другой случайный человек не очень любезен, то невротику это может испортить настроение или даже ранить его в зависимости от степени невроза. Невротик воспринимает такую «нелюбезность» как нелюбовь, направленную именно на него.

Еще одной особенностью, характерной для невротической любви, по мнению психоаналитика, является переоценка любви .

«Я имею в виду, в частности, тип невротических женщин, которые чувствуют себя в опасности, несчастными и подавленными всегда, пока рядом нет никого бесконечно им преданного, кто любил бы их и заботился о них . Я имею в виду также женщин, у которых желание выйти замуж принимает форму навязчивости.

Они застревают на этой стороне жизни (выйти замуж) как загипнотизированные, даже если сами абсолютно неспособны любить и их отношение к мужчинам заведомо скверное .

Существенная характеристика невротической потребности в любви – это ее ненасытность, выражающаяся в ужасной ревнивости: Ты обязан(а) любить только меня!» .

Такое явление можно наблюдать у множества супружеских пар и в любовных интригах. Даже в дружбе невротиков такое поведение часто имеет место, когда друзья или подруги ссорятся и ревнуют словно они супружеская пара. Под ревностью Хорни понимает «ненасытность и требование быть единственным предметом любви» .

Ненасытность невротической потребности в любви также выражается в желании быть безусловно любимым(мой).

«Ты обязан(а) любить меня независимо от того, как я себя веду» и/или «Любить того, кто тебе отвечает взаимностью, не так уж сложно, а поглядим-ка, сможешь ли ты полюбить меня, не получая взамен ничего».

Также от невротика часто можно услышать: «Он(а) любит меня только потому, что получает от меня половое удовлетворение». В невротических отношениях партнер обязан постоянно доказывать свою «настоящую» любовь, жертвуя своими нравственными идеалами, репутацией, деньгами, временем и т. п., а невыполнение вышеуказанного воспринимается невротиком как предательство.

Далее Карен Хорни задается вопросом: «Наблюдая ненасытность невротической потребности в любви, я спрашивала себя – добивается ли невротическая личность любви к себе, или на самом деле всеми силами стремится к материальным приобретениям?

Есть люди, которые сознательно не признают любви, говоря: «Все эти разговоры о любви – просто ерунда. Вы дайте мне что-нибудь реальное!»

Не выступает ли требование любви только прикрытием тайного желания что-то получить от другого человека, будь то расположение, подарки, время, деньги и т. п.? На этот вопрос трудно ответить однозначно».

И действительно, в то время Хорни было трудно, во всяком случае куда труднее чем было бы сегодня, ответить на этот вопрос однозначно, ибо как и во времена Фрейда о пограничном расстройстве личности все еще не было известно. Зная о ПРЛ хочу заметить, что многие из тех формулировок, которые Хорни считала невротическими я отношу именно к пограничному состоянию.

«Как правило, эти люди очень рано столкнулись с жестокостью жизни, и считают, что любви просто не бывает. Они полностью вычеркивают ее из своей жизни. Верность этого предположения подтверждается анализом таких личностей. Если они проходят анализ достаточно долго, они иногда все же соглашаются, что доброта, дружба и привязанность действительно существуют», – делится опытом Хорни.

«Другой признак невротической потребности в любви – чрезвычайная чувствительность к отвержению, которая так часто встречается у истерических личностей.

Любые нюансы и в любых отношениях, которые можно было бы истолковать как отвержение, они воспринимают только так, и отвечают на это проявлениями ненависти.

У одного моего пациента был кот, который иногда позволял себе не реагировать на его ласку. Однажды, придя из-за этого в ярость, пациент просто шмякнул кота об стенку. Это достаточно демонстративный пример ярости, которую может вызвать у невротика отвержение. Реакция на реальное или воображаемое отвержение не всегда настолько очевидна, нередко ее скрывают».

В рамках данной темы Хорни говорит, что также часто встречаются люди с непоколебимыми, хотя и бессознательными убеждениями, что любви не существует . Такое мировоззрение (защита) характерно для тех, кто страдал от жестких разочарований в детстве, которые «заставили их вычеркнуть из своей жизни любовь, привязанность и дружбу раз и навсегда».

В связи с ненасытностью потребности в любви невротику практически никогда не удается достичь того уровня любви, в котором он нуждается – всегда будет мало.

Если любовь требует от человека способности и желания спонтанно отдаваться другим людям, делу или идее, то невротик обычно к этой отдаче неспособен в связи с тревогой и явной или скрытой агрессией к окружающим.

Чаще всего фундамент такого поведения закладывается в детстве в силу дурного обращения с ребенком. Со временем тревога и враждебность усиливаются, а причины симптомов невротик часто не осознает.

По той же причине он никогда не способен/или не хочет встать на место другого. «Он не задумывается над тем, сколько любви, времени и помощи может или хочет дать ему другой человек – он хочет только всего времени и всей любви! Поэтому он принимает за оскорбление любое желание другого иногда побыть одному или интерес другого к чему-то или кому-то еще, кроме него».

В большинстве случаев «невротик не отдает себе отчета в своей неспособности любить». Однако некоторые из них способны признать: «Нет, я не умею любить». Еще один симптом, присущий невротикам – это непомерный страх отвержения .

«Этот страх может быть так велик, что часто не позволяет им подойти к другим людям даже с простым вопросом или участливым жестом. Они живут в постоянном страхе, что другой человек их оттолкнет. Они могут бояться даже преподносить подарки – из страха отказа».

Существует множество примеров того, как реальное или воображаемое отвержение порождает усиленную враждебность в невротических личностях. Со временем такой страх может стать причиной того, что невротик все больше и больше отдаляется от людей.

«Я совсем не боюсь секса, я ужасно боюсь любви». И в самом деле, она едва могла выговорить слово «любовь», и делала все, что было в ее силах, чтобы держать внутреннюю дистанцию от людей, проявляющих это чувство» .

Также как и Хорни, я считаю, что любовь не гарантирует сексуальный контакт, ровно как и секс не является гарантом любви. В мире проживает огромное количество невротиков, боящихся любви, при этом имеющих регулярную половую жизнь. Часто с разными партнерами.

Резюмируя свой доклад Хорни, говорит о причинах ранее упомянутых страхов, коренящихся в повышенной базальной тревоге, и перечисляет основные невротические защиты от нее:

1. Невротическая потребность в любви, девиз которой, как уже упоминалось:«Если ты любишь меня, ты меня не обидишь» .

2. Подчинение: «Если уступать, всегда делать то, что от тебя ждут, никогда ничего не просить, никогда не сопротивляться – никто тебя не обидит» .

3. Третий путь был описан Адлером и в особенности Кюнкелем. Это компульсивное стремление к власти, успеху и обладанию под девизом: «Если я всех сильнее и выше, меня не обидишь».

4. Эмоциональное дистанцирование от людей, как способ достижения безопасности и независимости . Одна из важнейших целей такой стратегии – стать неуязвимым.

5. Судорожное накопительство, которое в таком случае выражает не патологическое стремление к обладанию, а желание обеспечить свою независимость от других.

Очень часто мы видим, что невротик избирает не один путь, а пытается смягчить свою тревогу самыми различными путями, часто противоположными и даже взаимоисключающими».

Любовь по Лакану

Напоследок я оставил теорию очень проницательного автора: «Любить – значит давать то, чего не имеешь, тому кто этого не хочет» –, утверждает французский психоаналитик Жак Лакан. (L»amour c»est donner ce qu»on n»a pas à quelqu»un qui n»en veut pas)

Эта формулировка заинтриговала многих и меня в том числе. Данный взгляд на любовь и теперь способен незамедлительно реанимировать любую дискуссию на тему любви. Вариантов толкований этого определения любви – много.

Что касается меня, то я сторонник классической интерпретации, которую можно встретить и у Алена Бадью, и у Жана-Люка Нанси, и у Жака-Алена Миллера и у других знатоков Лакана.

Попробуем разобраться. «Любить – значит давать то, чего не имеешь» . Для того, чтобы это стало возможным необходимо признаться себе в том, что ты не полноценен.

«Иначе говоря «давать, то чего не имеешь» – значит признавать, что тебе чего-то не хватает, и это «что-то» отдавать другому, «размещать в другом».

Это не значит отдавать ему то, чем ты владеешь, – вещи или подарки; это значит отдавать то, чем ты не владеешь, что-то, что за пределами тебя самого. А для этого надо признать свою неполноту, «кастрацию», как говорил Фрейд» .

«. ..В этом смысле по-настоящему можно любить только с позиции женщины. Любовь феминизирует. Вот почему влюбленный мужчина всегда немного смешон. Но если он этого смущается, боится показаться нелепым, это значит, что на самом деле он не слишком уверен в своей мужской силе» .

Исходя из написанного, можно сделать вывод, что влюбленный мужчина временами может ощущать себя неполноценным, и чувствуя тревогу быть ситуативно – агрессивным по отношению к своей любимой, которая невольно заставляет его чувствовать себя кастрированным и зависимым.

Этим можно объяснить иногда возникающее у мужчины желание «сходить налево» к нелюбимой женщине: «таким образом он вновь оказывается в позиции силы, от которой в любовных отношениях он отчасти отходит» то есть, можно сказать, восполняет утраченную с любимой женщиной собственную полноту (борьба с кастрационной тревогой, о которой писал Фрейд).

Что касается женщин, то «им свойственно раздвоение в восприятии мужчины-партнера. С одной стороны, он – любовник, доставляющий наслаждение, они испытывают к нему влечение. Но он также и мужчина любящий, феминизированный этим чувством, по существу, кастрированный.

Все больше женщин предпочитают мужскую позицию: один мужчина, дома, – для любви, другие – для физического наслаждения» , – говорит ученик Лакана.

Жак-Ален Миллер и продолжает:

«Чем больше мужчина посвящает себя одной женщине, тем вероятнее, что она со временем приобретет для него материнский статус: чем больше он ее любит, тем больше обожествляет, воздвигает на пьедестал. А когда женщина привязывается к одному-единственному мужчине, она его «кастрирует».

Поэтому и получается, что путь идеальных отношений весьма узок. Аристотель, например, считал, что лучшее продолжение супружеской любви – это дружба».

Но есть то, что мешает реализовать модель Аристотеля: «…диалог между противоположными полами невозможен: каждый из любящих по сути обречен вечно постигать язык партнера, действуя на ощупь, подбирая ключи к замку, который постоянно меняется.

Любовь – это лабиринт недоразумений, выхода из которого не существует».

Заканчивая статью хочу выразить свое личное мнение: я думаю, что полного и однозначного понимания любви и ответа на вопрос «Что такое любовь?» – до сих пор не существует.

Считаю, что имеются лишь разные концепции, теории, представления и взгляды на данный вопрос, которые субъективно подходят или не подходят каждому отдельно взятому человеку.

Каждый человек находит среди множества теорий ту, которая субъективно наиболее близка и больше остальных соответствует жизненной позиции, требованию и степени невроза.

Чем бы ни был и как бы ни назывался этот сложный комплекс эмоций, однозначно можно сказать, что это то, ради чего живут и развиваются многие люди во всем Мире, даже если они не имеют ни малейшего энциклопедического знания о том, что принято называть словом «любовь».

Личности Фрейда и его детищу — психоанализу посвящена огромная, можно сказать необозримая, литература: философская, медицинская, психологическая, искусствоведческая, языковедческая, этнографическая и другая. «Личность Зигмунда Фрейда стала уже легендой» признала К.Б. Клеман — соавтор одной из немногих содержательных книг о психоанализе (Марксистская критика психоанализа М., 1975).

И американский философ Г. Уэлс пишет о «двух гигантских фигурах»; И.П. Павлове и З. Фрейде создателях крупнейших…

Чем же определяются значительность и влияние вклада Фрейда? Им были открыты проблемы, психические механизмы, феномены, факты, касающиеся того обширного пласта регуляции человеческого поведения, в котором представлена сложная и загадочная область бессознательной психики.

До Фрейда в научных исследованиях поведения человека главное внимание уделялось либо физиологическим основам и факторам этого процесса, либо его зависимости от сознания. Сама психология, возникшая в качестве самостоятельной…

Проблемы взаимосвязи культуры и неврозов были рассмотрены еще Фрейдом в его учении, однако современные знания о степени и природе влияния культуры на личность не было доступно в то время, когда Фрейд развивал свою психологическую систему.

Вместо признания того, что противоречивые тенденции в неврозах порождаются главным образом условиями жизни, он считает их инстинктивными наклонностями, которые лишь модифицируются окружением индивида.

В результате Фрейд, сводя к биологическим факторам…

1. Фрейд и Кафка, возвращение к самому себе.

Человек – биологический или психический робот, — вот нынешнее удобное «научное» утверждение. Я думаю, для Фрейда приоритет сексуальности был вынужденным методом исследования психических явлений, Фрейд просто не нашел, на что можно опереться в современной ему практической психиатрии.

Дуальность человеческой психики проявляется в делении мира на материальный и идеальный. Идеалистическая идея культивировалась на Западе столетиями, это была…

Психология… Наука о душе.
Какими же смешными кажутся тогда рассуждения и трактаты современных психологов, которые стараются почти технически разобраться в сложном внутреннем мире человека, но результатом остаются рассуждения типа: «Что составляет предмет научного познания в психологии?

Наверное, это один из самых сложных вопросов. На протяжении истории развития психологической мысли позиции по нему претерпевали серьезные изменения, не существует единого мнения на этот счет и у современных…

1. Ум – это память. Прощай свои воспоминания.

2. Слова – один из способов передать чувство. Но, они не могут передать истину, то есть искренние чувства. Слушать надо не ушами, а Душой, дышать в такт с тем, кто говорит.

3. Людей объединяет вера в Добро и Зло. Все, что непонятно, называем Злом. Зло то, что печалит, тревожит, но его легко увидеть. Добро приятно, но труднодоступно. А хочется, чтобы всем было хорошо. Так не получится, пока не поймем, что «всем» – это, в первую очередь, себе…

Нам всем порой случается оговориться, вроде как «с языка слетело». А между тем, каждый, кто хоть раз слышал про Фрейда, знает как дважды два: непреднамеренные оговорки, описки, выпавшее из памяти слово, случайные движения и действия часто свидетельствуют о глубинных, затаенных стремлениях и желаниях человека и являются проявлением его бессознательных порывов и импульсов.

Вот, например, из одного поста в ЖЖ. Девушка пишет:

Семён:
— Какая песня душевная.
Я:
— Ага, безумно!
— Тебе не…

Невротическая потребность в любви и привязанности часто принимает форму сексуальной страсти или ненасытной потребности в сексуальном удовлетворении. В свете этого факта нам приходится поднять вопрос о том, не вызван ли в целом феномен невротической потребности в любви неудовлетворенностью в сексуальной жизни.

Не вызвано ли все это стремление к любви, контакту, пониманию, поддержке не столько потребностью в успокоении, сколько неудовлетворенным либидо.

Фрейд был склонен именно так смотреть…

Каждый, кто начинает заниматься психоанализом, вначале, наверное, опасается трудностей, которые уготовят ему толкование мыслей больного и задача репродукции вытесненного. Но вскоре он будет расценивать эти трудности как незначительные, но взамен обретет убеждение, что единственные по-настоящему серьезные трудности встречаются при обращении с переносом.

Из ситуаций, которые здесь возникают, я хочу выхватить одну-единственную, четко описанную, — как из-за ее частоты и реальной значимости, так и из-за ее теоретического интереса. Я имею в виду случай, когда пациентка женского пола недвусмысленными намеками дает понять или говорит об этом открыто, что, подобно любой другой смертной женщине, влюбилась в анализирующего ее врача. Эта ситуация имеет как свои неприятные и комичные стороны, так и серьезные; она также настолько запутана и разнообразно обусловлена, столь неизбежна и трудноразрешима, что ее обсуждение давно удовлетворило бы жизненную потребность аналитической техники. Но так как мы сами не всегда избавлены от ошибок, над которыми насмехаемся у других, то до сих пор не очень-то настаивали на выполнении этой задачи. Мы снова и снова сталкиваемся здесь с обязанностью не разглашать врачебную тайну, без которой в жизни нельзя обойтись, но которая ни к чему в нашей науке. Поскольку психоаналитическая литература принадлежит также к реальной жизни, здесь получается неразрешимое противоречие. Недавно в одном месте я пренебрег секретностью и намекнул, что такая же ситуация с переносом затормозила развитие психоаналитической терапии в ее первые десять лет 1.

1 «Об истории психоаналитического движения» (1914[d]). [Это относится к затруднениям Брейера, связанным с переносом, в случае Анны О. (1895d).]

Для благовоспитанного дилетанта — каковым, пожалуй, является для психоанализа идеальный культурный человек — любовные истории со всем остальным несопоставимы; они, так сказать, из другой оперы и не терпят никакого другого к себе отношения. Если, стало быть, пациентка влюбилась в врача, то он подумает, что в таком случае имеются только два выхода: более редкий, что все условия допускают законное объединение обоих на долгое время, и более частый, что врач и пациентка разойдутся и прекратят начатую работу, которая должна была послужить выздоровлению, как нарушенную стихийным бедствием. Разумеется, допустим и третий выход, который вроде бы даже совместим с продолжением лечения, установление незаконных и недолговечных любовных отношений; но, пожалуй, его делают невозможным гражданская мораль, равно как и звание врача. Тем не менее дилетант попросил бы себя успокоить как можно более ясным заверением аналитика, что этот третий случай полностью исключен. Очевидно, что точка зрения психоаналитика должна быть другой.

Представим второй случай выхода из обсуждаемой ситуации, когда врач и пациентка расстаются после того, как пациентка влюбилась во врача; лечение прекращается. Но состояние пациентки вскоре делает необходимой вторую аналитическую попытку у другого врача; и тут выясняется, что пациентка чувствует себя влюбленной также и в этого второго врача, и точно так же, когда лечение прекращается и начинается новое, она влюбляется в третьего и т. д. Этот со всей определенностью возникающий факт, составляющий, как известно, одно из оснований психоаналитической теории, может найти два применения: одно для анализирующего врача, другое — для нуждающейся в анализе пациентки.

Для врача он означает ценное разъяснение и хорошее предостережение по поводу лежащего у него наготове контрпереноса. Он должен сознавать, что влюбленность пациентки обусловлена аналитической ситуацией и не может быть приписана достоинствам его персоны, что, стало быть, у него нет оснований гордиться таким «завоеванием », как это назвали бы

1 [Вопрос о «контрпереносе» Фрейд затронул еще в своем докладе на Нюрнбергском конгрессе (1910d). Он возвращается к нему еще раз ниже, с. 225 и с. 228—229. Помимо этих пассажей, в других опубликованных произведениях Фрейда эта проблема в явном виде нигде больше не обсуждается.]

вне анализа. И никогда не мешает об этом напомнить. Для пациентки же получается альтернатива: она должна либо отказаться от психоаналитического лечения, либо смириться с влюбленностью во врача как неизбежной судьбой 1.
Я не сомневаюсь в том, что родственники пациентки с такой же решительностью будут высказываться за первую из обеих возможностей, как анализирующий врач за вторую. Но я думаю, что это случай, в котором нельзя уступать решение нежной — или скорее эгоистично ревнивой — заботе родственников. Решающее значение должен был иметь интерес больной. Однако любовь родственников не может излечить невроз. Психоаналитику не стоит себя навязывать, но он может представить себя незаменимым для оказания определенных услуг. Кто в качестве родственника разделяет позицию Толстого по отношению к этой проблеме, пусть продолжает безмятежно владеть своей женой или дочерью, но должен постараться стерпеть, что у нее сохранится также невроз и с ним связанное нарушение ее любовной способности. В конце концов, это такой же случай, как и случай гинекологического лечения. Впрочем, ревнивый отец или супруг глубоко заблуждается, полагая, что пациентка избежит влюбленности во врача, если для преодоления ее невроза изберет другое лечение, отличное от аналитического. Различие скорее будет лишь в том, что такая влюбленность, которой уготовано остаться невыраженной и непроанализированной, никогда не внесет того вклада в выздоровление больной, которого добился бы от нее анализ.

Мне стало известно, что отдельные врачи, которые практикуют анализ, зачастую 2 подготавливают пациентов к появлению любовного переноса или даже просят их «влюбиться только во врача, чтобы анализ продвигался успешно». Мне » непросто представить себе более несуразную технику. Этим лишают феномен убедительного свойства спонтанности и подготавливают самому себе с трудом устраняемые затруднения 3.

1 То, что перенос может выражаться в других и менее нежных чувствах, известно и не нуждается в обсуждении в этой статье. [См. работу «О динамике переноса» (1912b).]
2 [Вместо этого слова только в первом издании стоит: «заблаговременно».]
3 [Только в первом издании этот абзац, носящий характер вставки, набран петитом.]

Вначале, правда, не кажется, что из влюбленности в переносе может возникнуть что-то полезное для лечения. Пациентка, даже самая покладистая до сих пор, вдруг утратила понимание и интерес к лечению, ни о чем другом говорить и слышать не хочет, кроме как о своей любви, на которую она требует ответа; она отказалась от своих симптомов или ими пренебрегает, более того, она объявляет себя здоровой. Происходит полное изменение сцены, как будто игра сменяется неожиданно вторгающейся действительностью, подобно тому, как во время театрального представления раздается пожарная тревога. Тому, кто в качестве врача переживает это впервые, нелегко сохранить аналитическую ситуацию и избежать заблуждения, что лечение действительно завершилось.

Немного поразмыслив, затем разбираешься в этом. Прежде всего вспоминаешь о подозрении, что все, что мешает продолжению лечения, может быть выражением сопротивления1. К проявлению бурных любовных требований, несомненно, во многом причастно сопротивление. Ведь признаки нежного переноса были уже давно заметны у пациентки, а ее уступчивость, ее согласие со всеми объяснениями анализа, ее прекрасное понимание и смышленость, которые она проявляла при этом, разумеется, можно было отнести на счет такой ее установки в отношении врача. Теперь все это словно ветром сдуло; больная стала совершенно неблагоразумной, она словно растворяется в своей влюбленности, и эта метаморфоза регулярно происходила в определенный момент, именно тогда, когда ей нужно было признать или вспомнить особенно неприятный и вытесненный фрагмент из истории ее жизни. Стало быть, влюбленность существовала давно, но теперь сопротивление начинает ею пользоваться, чтобы воспрепятствовать продолжению лечения, чтобы отвлечь весь интерес от работы и чтобы поставить анализирующего врача в неловкое положение.

Если присмотреться, то в ситуации можно выявить также влияние осложняющих мотивов, отчасти таких, которые

1 [Еще категоричнее Фрейд это утверждал еще в первом издании «Толкования сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 495. Однако в 1925 году он добавил к тому пассажу пространное примечание, в котором разъясняет его смысл и уточняет предыдущую формулировку.]

присоединяются к влюбленности, отчасти же — особых выражений сопротивления. К мотивам первого рода относятся стремление пациентки убедиться в своей неотразимости, подорвать авторитет врача, принизив его до положения возлюбленного, и все, что прельщает в качестве побочной выгоды при любовном удовлетворении. По поводу сопротивления можно предположить, что оно иногда пользуется объяснением в любви как средством, чтобы испытать строгого аналитика, после чего в случае своей уступчивости ему следовало бы ожидать строгого внушения. Но прежде всего создается впечатление, что сопротивление в качестве agent provocateur усиливает влюбленность и преувеличивает готовность отдаться, чтобы затем тем убедительнее оправдать действие вытеснения, ссылаясь на опасности подобной распущенности. Вся эта мишура, которой в более чистых случаях может и не быть, как известно, рассматривалась Альф. Адлером как сущность всего процесса 1.

Но как должен вести себя аналитик, чтобы не потерпеть неудачи из-за такой ситуации, если для него несомненно, что, несмотря на этот любовный перенос и на протяжении всего времени, пока он существует, лечение нужно продолжить?

Теперь, настоятельно подчеркивая общепринятую мораль, я мог бы легко постулировать, что аналитик никогда и никоим образом не должен принимать или отвечать на предлагаемую ему нежность. Скорее, он должен признать момент подходящим для того, чтобы отстоять перед влюбленной женщиной нравственное требование и необходимость отказа и добиться от нее, чтобы она отступилась от своего желания и, преодолев животную часть своего «я>>, продолжила аналитическую работу.

Но я не исполню этих ожиданий ни в первой, ни во второй их части. В первой части, потому что я пишу не для клиентов, а для врачей, которые должны бороться с серьезными трудностями, и, кроме того, еще потому, что могу здесь свести моральное предписание к его истокам, то есть к целесообразности. На этот раз я, к счастью, способен, не меняя результатов, заменить требование морали соображениями аналитической техники.

1 [Ср. Adler (1911, 219).]

Но еще решительнее я отрекусь от второй части указанного ожидания. Призывать к подавлению влечения, к отказу от удовлетворения и к сублимации, как только пациентка призналась в своем любовном переносе, означало бы поступать не аналитически, а безрассудно. Это было бы подобно тому, как если бы искусственными заклинаниями пожелали вызвать духа из преисподней, а затем, ни о чем его не спросив, отправили бы его обратно. Ведь в таком случае всего лишь довели бы вытесненное до сознания, чтобы, испугавшись его, вытеснить его по-новому. Да и относительно успеха подобного образа действий не нужно обманываться. Как известно, утонченными оборотами речи со страстями мало что можно поделать. Пациентка только почувствует пренебрежение и не упустит возможности за него отомстить.

Так же мало я могу советовать избрать средний путь, который кому-то покажется наиболее благоразумным и состоит в том, что врач утверждает, что отвечает на нежные чувства пациентки, и при этом уклоняется от всех физических проявлений этой нежности, пока не сможет направить отношения в более спокойное русло и поднять их на более высокую ступень. Я должен возразить против такого выхода из положения, указав, что психоаналитическое лечение основано на правдивости. В этом заключена значительная часть его воспитательного воздействия и его этической ценности. Опасно покидать этот фундамент. Кто хорошо освоился с аналитической техникой, тот вообще больше не прибегает ко лжи и обману, обычно необходимым врачу, и, как правило, себя выдает, если иной раз пытается это сделать из лучших намерений. Поскольку от пациента требуют самой строгой правдивости, то ставишь на карту весь свой авторитет, если предоставляешь ему возможность поймать себя на том, что отступаешь от правды. Кроме того, попытка позволить себе откликнуться на нежные чувства пациентки не совсем безопасна. Человек не настолько хорошо владеет собой, чтобы однажды вдруг не зайти дальше, чем намеревался. Поэтому я считаю, что нельзя отрекаться от безучастности, которую приобрели благодаря подавлению контрпереноса.

Я также уже дал понять, что аналитическая техника наказывает врачу не давать нуждающейся в любви пациентке требуемого удовлетворения. Лечение должно проводиться в условиях абстиненции 1; под этим я не имею в виду просто физическое лишение и не лишение всего, чего жаждут, ибо этого, наверное, не вытерпел бы ни один больной. Но я хочу выдвинуть принцип, что у больных нужно сохранять потребность и страстное желание в качестве сил, побуждающих к работе и изменению, и надо остерегаться успокаивать их суррогатами. Ведь ничего другого, кроме суррогатов, предложить и нельзя, поскольку больная вследствие своего состояния, пока не устранены ее вытеснения, получить настоящее удовлетворение не способна.

Признаемся, что принцип, согласно которому аналитическое лечение должно проводиться в условиях лишения, выходит далеко за рамки рассматриваемого здесь отдельного случая и требует подробного обсуждения, благодаря которому должны быть очерчены границы его применимости 2. Однако мы не хотим этого делать сейчас и по возможности будем строго придерживаться ситуации, из которой мы исходили. Что произошло бы, если бы врач поступил иначе и, скажем, воспользовался бы предоставленной друг другу свободой, чтобы ответить на любовь пациентки и удовлетворить ее потребность в нежности?

Если при этом он, должно быть, руководствовался расчетом, что подобной любезностью он обеспечит себе власть над пациенткой и таким образом подвигнет ее решать задачи лечения, то есть навсегда избавит ее от невроза, то опыт должен был бы ему показать, что он просчитался. Пациентка достигла бы своей цели, а он своей — никогда. Между врачом и пациенткой лишь снова произошло бы то, о чем рассказывается в веселой истории о пасторе и страховом агенте. К неверующему и тяжелобольному страховому агенту по настоянию родственников приводят благочестивого мужа, который перед смертью должен обратить его в веру. Беседа длится так долго, что ждущие обретают надежду. Наконец, дверь комнаты больного распахивается. Неверующий в веру не обращен,

1 [Фрейд впервые открыто обсуждает здесь техническую рекомендацию, согласно которой лечение должно проводиться в условиях абстиненции, то есть то, что вошло в психоаналитическую литературу как «правило абстиненции».]
2 [Фрейд еще раз затронул эту проблему в своей работе, прочитанной на Будапештском конгрессе (1919а).]

но пастор уходит застрахованный 1.

Было бы большим триумфом для пациентки, если бы ее любовные притязания нашли ответ, и полным провалом — для лечения. Больная достигла бы того, к чему стремятся все больные в анализе: отыграть, повторить в жизни нечто такое, что она должна только вспомнить, когда ей нужно воспроизвести и сохранить в психической области психический материал 2. В дальнейшем течении любовных отношений она продемонстрировала бы все торможения и патологические реакции своей любовной жизни, при этом их коррекция не была бы возможной, а неприятное переживание закончилось бы раскаянием и значительным усилением ее склонности к вытеснению. Любовная связь делает недейственным аналитическое лечение; соединение того и другого — абсурд.

Стало быть, удовлетворение любовного требования пациентки столь же губительно для анализа, как и его подавление. Путь аналитика совершенно иной, для него нет образца в реальной жизни. Аналитик не уклоняется от любовного переноса, не отгоняет его и не отбивает к нему охоту у пациентки; точно так же он стойко воздерживается от любых на него ответов. Он придерживается любовного переноса, но относится к нему, как к чему-то нереальному, как к ситуации, которую нужно пережить в процессе лечения, которую нужно свести к ее бессознательным первоисточникам и которая должна помочь довести до сознания больной самое сокровенное в ее любовной жизни, чтобы оно было ей подвластно. Чем больше ему кажется, что он сам неуязвим для всякого искушения, тем скорее он сможет извлечь из ситуации ее аналитическое содержание. Пациентка, сексуальное вытеснение которой все же не устранено, а лишь отодвинуто на задний план, в таком случае почувствует себя достаточно уверенной, чтобы проявить все условия любви, все фантазии своего сексуального стремления, все особенности своей влюбленности, и, отталкиваясь от них, сама откроет путь к инфантильным обоснованиям своей любви.

Однако у одного класса женщин эта попытка сохранить любовный перенос для аналитической работы, не удовлетворяя его, окажется неудачной.

1 [Эта притча упоминается также в «Вопросе о дилетантском анализе» (1926e).]
2 См. предыдущую статью «Воспоминание… » и т. д. .

Это женщины с необузданной страстностью, не терпящей никаких суррогатов, дети природы, не желающие брать психическое вместо материального, которым, по словам поэта, доступна только «логика супа с аргументами фрикаделек» 1. С такими людьми оказываешься перед выбором: либо проявить взаимность, либо навлечь на себя всю неприязнь отвергнутой женщины. Но ни в том, ни в другом случае нельзя соблюсти интересы лечения. Приходится безуспешно ретироваться и можно, скажем, задуматься над проблемой: каким образом способность к неврозу сочетается со столь непреклонной потребностью в любви.

Способ, которым постепенно подводят к аналитическому пониманию других, менее агрессивных влюбленных, возможно, у многих аналитиков окажется одинаковым. Прежде всего подчеркивают несомненную причастность к этой «любви» сопротивления. Настоящая влюбленность сделала бы пациентку уступчивой и повысила бы ее готовность решать проблемы своего случая просто по причине того, что этого требует любимый мужчина. Такая влюбленность охотно избрала бы путь через завершение лечения, чтобы сделать себя ценной для врача и подготовить реальность, в которой любовная склонность могла бы найти свое место. Вместо этого пациентка показывает себя упрямой и непослушной, отбросила от себя весь интерес к лечению и явно не испытывает также почтения к глубоко обоснованным убеждениям врача. Стало быть, она продуцирует сопротивление в форме проявления влюбленности и, кроме того, без тени сомнения делает так, что тот оказывается в ситуации так называемой мельницы 2. Ибо если он отклоняет ее любовь, к чему его вынуждают долг и разумение, то она может изображать из себя отвергнутую и в таком случае из мстительности и горькой обиды не даст ему себя вылечить, как она делает это теперь вследствие мнимой влюбленности.

Вторым аргументом против подлинности этой любви является утверждение, что она не содержит в себе ни одной новой черты, проистекающей из нынешней ситуации, а сплошь состоит из повторений и оттисков прежних, также инфантильных реакций.

1 [Гейне, «Бродячие крысы».]
2 [Ситуация при игре в карты, когда из-за неудачного расклада игрок лишается, казалось бы, гарантированного выигрыша и не может никак повлиять на игру. — Прим. перев.]

И врач берется это доказать при помощи детального анализа любовного поведения пациентки.

Если к этим аргументам добавляют еще необходимую меру терпения, то, как правило, трудную ситуацию удается преодолеть и продолжить работу либо с ослабленной, либо с «опрокинутой » влюбленностью, цель которой в таком случае состоит в выявлении инфантильного выбора объекта и опутывающих этот выбор фантазий. Но мне хотелось бы критически осветить упомянутые аргументы и поднять вопрос, говорим ли мы этим пациентке правду или в своем бедственном положении прибегли к недомолвкам и искажениям. Другими словами: действительно ли влюбленность, проявляющуюся в аналитическом лечении, нельзя назвать реальной?
Я думаю, что мы сказали пациентке правду, однако не всю, не заботясь о последствиях. Из двух наших аргументов первый — более веский. Доля сопротивления в любви-переносе бесспорна и очень значительна. Но все-таки не сопротивление создало эту любовь, оно находит ее, пользуется ею и преувеличивает ее проявления. Неподдельность феномена не ослабляется также и сопротивлением. Наш второй аргумент гораздо слабее; верно, что эта влюбленность состоит из новых изданий старых черт и повторяет инфантильные реакции. Но это — существенная особенность всякой влюбленности. Не бывает влюбленности, которая не повторяла бы инфантильного образца. Именно то, что составляет ее навязчивый характер, напоминающий нечто патологическое, происходит от ее инфантильной обусловленности. Вероятно, любовь-перенос имеет еще меньшую степень свободы, чем та, что случается в жизни и которую называют нормальной, позволяет еще более отчетливо распознать зависимость от инфантильного образца, оказывается менее податливой и способной к модификациям, но это и все, причем не самое главное. На каком основании следует говорить о подлинности любва? На основании ее дееспособности, ее пригодности для осуществления любовной цели? В этом пункте любовь-перенос, по-видимому, не уступает ни одной другой; создается впечатление, что от нее всего можно добиться.

Итак, сделаем краткие выводы: мы не вправе оспаривать у влюбленности, проявляющейся в аналитическом лечении, характер «настоящей» любви. Если она кажется не очень нормальной, то это вполне объясняется тем обстоятельством, что и обычная влюбленность вне аналитического лечения напоминает скорее ненормальные, чем нормальные душевные феномены. Тем не менее она отличается несколькими чертами, которые обеспечивают ей особое положение. Она 1) спровоцирована аналитической ситуацией, 2) доведена до крайности сопротивлением, господствующим в этой ситуации, и 3) в значительной степени не принимает в расчет реальность, она более неразумна, более беспечна, более слепа в оценке любимого человека, чем при нормальной влюбленности. Но мы не вправе забывать, что именно эти отклоняющиеся черты и составляют сущность влюбленности.

Для действий врача наиболее важной является первая из трех упомянутых особенностей любви-переноса. Он выманил эту влюбленность, применив аналитический метод к излечению невроза; она является для него неизбежным результатом врачебной ситуации, подобным физическому обнажению больного или сообщению жизненно важной тайны. Тем самым для него является несомненным, что он не вправе извлекать из нее никакой личной выгоды. Готовность пациентки ничего здесь не меняет, а только перекладывает всю ответственность на его собственную персону. Ведь больная, как он должен знать, ни к какому другому механизму излечения не была подготовлена. После благополучного преодоления всех трудностей она часто признается в фантазии-ожидании, с которой приступила к лечению: если она будет вести себя хорошо, то в конце будет вознаграждена ласковостью врача.

Для врача этические мотивы соединяются тут с техническими, чтобы удержать его от предоставления любви больной. Он должен держать перед глазами цель — чтобы женщина, любовная способность которой сдержана инфантильными фиксациями, стала свободно распоряжаться этой бесценной и важной для нее функцией, но не растратила бы ее во время лечения, а держала бы наготове для реальной жизни, если та обращается к ней после лечения с этими требованиями. Он не должен разыгрывать с ней сцену собачьих бегов, где в качестве приза выставлен венок из колбас и где некий шутник портит все дело, бросив на беговую дорожку отдельную колбасу. Собаки набрасываются на нее, забывая о гонке и о маячащем вдали венке для победителя. Я не хочу утверждать, что врачу всегда будет легко удерживаться в пределах границ, предписанных ему этикой и техникой. Особенно молодому и пока еще не связанному прочными узами мужчине эта задача может показаться тяжелой. Несомненно, половая любовь составляет одно из основных содержаний жизни, и объединение душевного и телесного удовлетворения в любовном наслаждении является прямо-таки одной из ее кульминаций. Все люди, вплоть до немногих взбалмошных фанатиков, знают об этом и в соответствии с этим устраивают свою жизнь; и только в науке стесняются это признать. С другой стороны, мужчине приходится играть неприятную роль отвергающего и отказывающего, когда женщина пытается добиться любви, и от благородной женщины, признающейся в своей страсти, несмотря на невроз и сопротивление, исходит несравнимое очарование. Искушает не грубое чувственное требование пациентки. Оно действует скорее отталкивающе, и нужно призвать всю терпимость, чтобы отнестись к нему как к естественному феномену. Пожалуй, более тонкие и це-лезаторможенные желания-побуждения женщины приносят с собой опасность позабыть про технику и задачу врача ради прекрасного переживания.

И все же уступка для аналитика исключена. Как бы высоко ни ценил он любовь, еще выше он должен ставить то, что у него есть возможность поднять свою пациентку над важнейшей ступенью в ее жизни. Она должна у него научиться преодолению принципа удовольствия, отказу от напрашивающегося, но социально неприемлемого удовлетворения ради удовлетворения более отдаленного, возможно, вообще негарантированного, но в психологическом и социальном отношении безупречного. В целях этого преодоления она должна пройти через доисторические времена своего душевного развития и на этом пути обрести тот прибавок душевной свободы, благодаря которому сознательная душевная деятельность — в системном значении — отличается от бессознательной 1.

Таким образом, аналитик-психотерапевт должен вести борьбу на три фронта: внутри себя — с силами, которым

1 [Это различие разъясняется в работе «Некоторые замечания о понятии бессознательного в психоанализе» (1912g), Studienausgabe, т. 3, с. 35-36.]

хочется низвергнуть его с аналитического уровня, вне анализа — с противниками, которые оспаривают значение сексуальных движущих сил и запрещают ему использовать их в своей научной технике, и в анализе — со своими больными, которые сначала ведут себя как противники, но затем обнаруживают господствующую у них переоценку сексуальной жизни и хотят захватить в плен врача своей социально необузданной страстностью.

Дилетанты, об отношении которых к психоанализу я говорил вначале, несомненно, воспользуются также и этими рассуждениями о любви-переносе в качестве повода, чтобы обратить внимание общества на опасность этого терапевтического метода. Психоаналитик знает, что работает с самыми взрывоопасными силами и требует такой же осторожности и добросовестности, что и химик. Но разве химику когда-нибудь запрещалось заниматься нужными из-за их действия взрывчатыми веществами по причине того, что они небезопасны? Удивительно, что психоанализу приходится заново завоевывать все лицензии, которые давно уже признаны за другими видами врачебной деятельности. Разумеется, я не выступаю за то, что нужно отказываться от безобидных лечебных методов. В некоторых случаях их бывает достаточно, и в конце-то концов, человеческое общество может столь же мало нуждаться в furor sanandi 1, как и в каком-либо другом фанатизме. Но когда полагают, что психоневрозы нужно одолевать, оперируя безобидными средствами, это означает, что с точки зрения их происхождения и практического значения эти нарушения грубо недооценивают. Нет, в действиях врача наряду с medicina всегда останется место для ferrum и для ignis 2, и поэтому нельзя будет обойтись также и без неослабленного, по всем правилам искусства проводимого психоанализа, который не боится орудовать самыми опасными душевными побуждениями и распоряжаться ими на благо больного.

1 [Излечении страстей (лат.).]
2 [Намек на изречение, приписываемое Гиппократу: «То, что нельзя вылечить лекарством, излечивают ножом; то, что не лечит нож, излечивают каленым железом; но то, что нельзя излечить огнем, надо считать неизлечимым». «Афоризмы», VII, 87, в книге Гиппократа «Мысли о здоровых и больных людях и врачевании», 1927, 32. Однако ответственный редактор этого издания, А. Закк, добавляет, что подлинность этого афоризма сомнительна.]

Перевод А. М. Боковикова

Заметки о любви-переносе

Зигмунд Фрейд, цитаты которого с беспощадностью врача и ироничностью философа характеризуют мир и человека в нем, пользуются особой популярностью в современном социуме. Ознакомьтесь с точными, проникновенными афоризмами великого психиатра. Возможно, откроются новые грани жизненных ситуаций и понимание поведения окружающих.

Зигмунд Фрейд: цитаты о женщинах, любви и отношениях

Венский психиатр, всколыхнувший в XIX веке мир наблюдениями за проявлением несознательного в поведении человека, заложивший основы современного психоанализа, Зигмунд Фрейд, отличался своеобразным отношением к женщине.

Она не была для него Великой Матерью, Богиней. Он был далек от того, чтобы обожествлять, почитать, воспевать ее, как это было модно делать в литературе, живописи того времени. Долгое время он изучал истерию женщин и пришел к выводу, что они и есть воплощение подсознательного. Ими движут исключительно инстинкты и комплексы.

Но при этом Фрейд был безумно влюблен в Марту Бёрнейс — ортодоксальную иудейку. Она хоть и стала его женой, но до конца он так и не был в этом уверен. Более того, Зигмунд Фрейд не мог найти объяснения некоторым сторонам женской натуры. Этому он посвящал свои исследования.

Отец психоанализа пытался объяснить механизм, природу любви и разгадать тайну женщины: любит ли она действительно, что ею движет в любви, чего хотят женщины.

Его озабоченность тем, как угодить даме сердца, тонкость любовных взаимоотношений женщин и мужчин, понимание их природы трансформировались в крылатые высказывания, которые звучат одновременно как диагноз и как рекомендация действовать:

«Великим вопросом, на который я все еще не могу ответить, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской души, является: «Чего хочет женщина?»»
«Любящий многих знает женщин, любящий одну — познает любовь».
«Муж почти всегда является лишь заменителем любимого мужчины, а не самим этим мужчиной».
«Любовь в основе своей и теперь настолько же животна, какой она была испокон веков».
«Если один не мог бы найти в другом, что следовало бы исправить, то вдвоем им было бы ужасно скучно».
«Мы выбираем друг друга не случайно — мы встречаем лишь тех, кто уже существует в нашем подсознании».
«Человек любит то, чего не хватает его ‘Я’ для достижения идеала».

Фото: artinheart-pro.livejournal.com

«Ужасно, когда два любящих сердца не могут найти ни достойной формы, ни времени для нежных слов. Они как бы берегут нежность на случай неожиданной беды, когда сама ситуация вынудит их к этому. Не надо скупиться на нежность».
«Женщина должна смягчать, а не ослаблять мужчину».
«Мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим, и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь».
«В любовных отношениях нельзя щадить друг друга, так как это может привести лишь к отчуждению. Если есть трудности, их надо преодолевать».
«Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца».
«Сама по себе любовь — как страдание, лишение — снижает чувство собственной значимости, но взаимная любовь, обладание любимым объектом снова его повышает».

Сентенции Зигмунда Фрейда о взаимоотношениях женщины и мужчины раскрывают суть его метода: освобождение природы от культа разума и воли. Любовь — прекрасное чувство, которое требует нежного и трепетного отношения как со стороны женщин, так и представителей сильной половины человечества, мудрости и взаимопонимания.

Австрийский психиатр был уверен, что представители двух полов должны органично дополнять друг друга, чтобы быть счастливыми. В этом смысл любви.

Зигмунд Фрейд: цитаты и афоризмы о жизни

Фрейд не просто психиатр, а и дитя эпохи модернизма, времени доминирования идей Ницше, который славился скептицизмом и циничным отношением к вечным человеческим ценностям.

Суть иронии в оценке важных житейских явлений, которая свойственна Зигмунду Фрейду, не в том, чтобы высмеять человеческие заблуждения, а в горьком осознании трагедии бытия человека.

Его афоризмы — это рецепты сурового, но правильного понимания жизни, что освобождают человека от иллюзий, позволяют ему принять свою природу и стать счастливым.

«Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира».
«Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие».
«Ничего не бывает случайного, все имеет первопричину».
«Только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье».
«Невроз — это неспособность переносить неопределенность».
«Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя, — это вы в прошлом. И единственный человек, лучше которого вы должны быть, — это вы сейчас».
«Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти».

«Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может».
«Мы живем в очень странное время и с удивлением отмечаем, что прогресс идет в ногу с варварством».
«Терпимое отношение к жизни остается первейшим долгом всех живых существ».
«Цель всякой жизни есть смерть».
«Человек никогда ни от чего не отказывается, он просто одно удовольствие заменяет другим».
«Зависть разрушительна».

Вчитайтесь в высказывания Зигмунда Фрейда. Возможно, в них таится ключ к самопознанию или разрешению сложной жизненной ситуации. Эти афоризмы позволят лучше узнать самого себя и окружающих людей, понять мотивы поступков, их и свои стремления, желания.

цитаты о женщинах, любви и отношениях

Сигизмунд (Зигмунд) Шломо Фрейд, (1856–1939), австрийский психиатр, основатель психоанализа

Человеческая культура зиждется на двух началах: на овладении силами природы и на ограничении наших влечений. Скованные рабы несут трон властительницы. Горе, если бы они были освобождены: трон был бы опрокинут, властительница была бы попрана.

В ходе развития культуры из сексуального было извлечено столько божественного и святого, что оскудевший остаток стал презираться.

Мы живем в очень странное время и с удивлением отмечаем, что прогресс идет в ногу с варварством.

Хранилище идей создается вследствие потребности человека как то справиться со своей беспомощностью.

Каждый индивидуум поступился частью своего достояния, полноты своей власти, агрессивных и мстительных наклонностей своей личности. Кто не способен в силу своей неподатливой конституции соучаствовать в этом подавлении влечений, противостоит обществу как «преступник» или «отщепенец», если только его социальная позиция и выдающиеся способности не позволяют ему выдвинуться в качестве великого человека, «героя».

Нет ни одного человека, способного отказаться от наслаждения; даже религии приходится обосновывать требование отказаться от удовольствия в ближайшее время обещанием несравненно больших и более ценных радостей в некоем потустороннем мире.

Люди знают, что обрели контроль над силами природы до такой степени, что с их помощью они без труда могли бы истребить друг друга до последнего человека. Большая часть их беспокойства и несчастья вытекает именно из этого.

В молитве человек уверяется в непосредственном влиянии на божественную волю и тем самым приобщается к божественному всемогуществу.

Национальный характер – это конденсат истории народа.

Любому восприимчивому к воздействию искусства человеку оно знакомо как незаменимый источник наслаждения и утешения. Но легкий наркоз, в который нас погружает искусство, дает не больше, чем мимолетное отвлечение от тягот жизни.

Зависимость от объекта любви действует уничижительно; кто влюблен – тот покорен.

Сама по себе любовь – как страдание, лишение – снижает чувство собственной значимости, но взаимная любовь, обладание любимым объектом снова его повышает.

Человек любит то, чего не хватает его Я для достижения идеала.

Каким смелым и самоуверенным становится тот, кто обретает убежденность, что его любят.

Притязания ребенка на любовь матери безмерны, они требуют исключительности и не допускают дележки.

Многие загадки любовной жизни взрослых людей обусловлены лишь утрированием моментов инфантильной любви.

Ребенок, сосущий грудь матери, становится прототипом любых любовных отношений. Нахождение объекта, по сути, является его повторным обретением.

Никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим, и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь.

Наряду с житейской необходимостью любовь – великая воспитательница; любовь близких побуждает несложившегося человека обращать внимание на законы необходимости с тем, чтобы избежать наказаний, связанных с нарушением этих законов.

Обычно враждебные чувства появляются позже, чем нежные; в своем сосуществовании они хорошо отражают амбивалентность чувств, господствующую в большинстве наших интимных отношений.

Когда люди женятся, они более – в большинстве случаев – не живут друг для друга, как они это делали ранее. Скорее, они живут друг с другом для кого то третьего, и для мужа вскоре появляются опасные соперники: домашнее хозяйство и детская.

Вероятно, нет ни одной детской, среди обитателей которой не царили бы сильные конфликты. Их мотивами являются борьба за любовь родителей, за обладание общими вещами, за место в комнате.

Маленький ребенок еще не знает глубокой бездны между человеком и животными, и высокомерие, с которым человек относится к животному, развивается у него позже.

Детство, лишенное чувство стыда, кажется нам впоследствии своего рода раем, а ведь этот самый рай не что иное, как массовая фантазия о детстве человека.

Маленький ребенок аморален, у него нет никаких внутренних торможений против стремления к удовольствию.

Его величество дитя должен исполнить неисполненные желания родителей, стать вместо отца великим человеком, героем, дочь должна получить в мужья принца в качестве позднего вознаграждения матери.

Самый уязвимый момент нарциссизма человека – жестоко попираемое реальностью бессмертие Я – сохраняется, найдя свое прибежище в ребенке.

Тот, кто знаком с психической жизнью человека, тот знает, что едва ли что нибудь другое дается ему столь трудно, как отречение от однажды изведанного удовольствия.

Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может.

Мы стремимся в большей степени к тому, чтобы отвести от себя страдания, нежели к тому, чтобы получить удовольствие.

Быть абсолютно честным с самим собой – хорошее упражнение.

Только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье.

В определенном смысле то, что мы называем счастьем, случается в результате предпочтительно непредвиденного удовлетворения длительное время сдерживаемых потребностей.

Пожелания долгой и счастливой жизни недорогого стоят; они являются рудиментом той эпохи, когда человек верил в магическую силу мысли.

По мере того как принцип удовольствия под влиянием внешнего мира преобразуется в более скромный принцип реальности, мы уже считаем себя счастливыми, если нам удалось избежать несчастья, превозмочь страдания.

Большинство людей в действительности не хотят свободы, потому что она предполагает ответственность, а ответственность страшит большинство людей.

Единственная цель жизни – это сам процесс существования, то есть вечная борьба за выживание.

Анатомия – это судьба.

Человек, который был бесспорным любимцем своей матери, через всю свою жизнь проносит чувство победителя и уверенности в удаче, которые нередко приводят к действительному успеху.

Мы все в глубине души считаем, что у нас есть основания быть в обиде на судьбу и природу за ущерб, как врожденный, так и нанесенный нам в детстве; все мы требуем компенсаций за оскорбления, нанесенные в наши юные годы нашему самолюбию. Отсюда проистекает претензия на исключение, на право не считаться с теми сомнениями и опасениями, которые останавливают остальных людей.

Смерть близкого может всколыхнуть в человеке все прошлое.

Острая скорбь после утраты собственного ребенка сотрется, однако мы остаемся безутешны и никогда не сможем подобрать замену. Все, что станет на опустевшее место, даже если сумеет его заполнить, остается чем то иным. Так и должно быть. Это единственный способ продлить любовь, от которой мы не желаем отречься.

Для каждого из нас мир исчезает с собственной смертью.

Жестоко попираемое реальностью бессмертие Я сохраняется, найдя свое прибежище в собственном ребенке.

Если хотите суметь вынести жизнь, готовьтесь к смерти.

Наука не является откровением, ей с самого начала не присущ характер чего то определенного, неизменного, безошибочного, чего так страстно желает человеческое мышление.

Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и глупость.

Любовь и работа – вот краеугольные камни нашей человечности.

Работа как ничто другое в жизни связывает человека с реальностью. В своей работе он, по меньшей мере, надежно привязан к части реальности, к человеческому обществу.

Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти.

Нет ничего дороже, чем болезнь и ее игнорирование.

Я не является хозяином в своем собственном доме.

То, от чего инфантильное Я в испуге спасалось бегством, взрослому и окрепшему Я часто кажется лишь детской игрой.

Я может обращаться с собой как с другими объектами, наблюдать за собой, критиковать себя и еще бог знает что с собой делать.

Мышление представляет собой пробное действие с использованием малых количеств энергии, схожее с передвижением маленьких фигур на карте, прежде чем полководец, приведет в движение свои многочисленные войска.

Люди более моральны, чем они думают, и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить.

Я идеал представляет собой отражение старого представления о родителях, выражение удивления их совершенством, которое ребенок им тогда приписывал.

Созвездия, безусловно, величественны, однако, что касается совести, Господь Бог выполнил несоразмерную работу и сделал ее небрежно, поскольку подавляющее большинство человеческих существ получило лишь ее скромную часть, едва достаточную для того, чтобы стоило об этом говорить.

Совесть становится тем строже и тем чувствительнее, чем больше человек удерживается от агрессии против других.

Инстинкты – это мифические сущности, величественные в своей неопределенности. В ходе психоанализа мы не можем пренебречь ими ни на минуту, при этом никогда не обладая уверенностью, что ясно их видим.

У женской груди скрещиваются любовь и голод.

У каждого человека есть желания, которые он не сообщает другим, и желания, в которых он не сознается даже себе самому.

Желаемое – это надежная и во всех значимых отношениях законченная картина забытых лет жизни пациента. Наша фантазия всегда работает по старым образцам.

Неудовлетворенные желания – движущие силы мечтаний, а каждая фантазия по отдельности – это осуществление желания, исправление неудовлетворяющей действительности.

Мир фантазии представляет собой «щадящую зону», которая создается при болезненном переходе от принципа удовольствия к принципу реальности.

Отношения психоаналитика и анализируемого основаны на любви к истине, то есть на признании реальности.

Пациент, который повсюду рассказывает о своем психоанализе, с самого начала рискует свести его на нет.

Лучший способ для пациента взять реванш – это продемонстрировать на себе самом беспомощность и несостоятельность врача.

Люди говорят о денежных вопросах с той же лживостью, что и о сексуальных проблемах. В психоанализе и то, и другое необходимо обсуждать с одинаковой откровенностью.

Болезнь пациента вовсе не представляет собой нечто законченное, окаменелое, а продолжает расти и развиваться, как живое существо. Как только лечение захватывает пациента, то оказывается, что все новое творчество болезни направляется на отношение к психоаналитику.

Образование симптома представляет собой замену того, чему появиться непозволительно.

Настоящий мазохист всегда поставит щеку там, где у него есть перспектива получить удар.

Мазохист хочет, чтобы с ним обращались как с маленьким, беспомощным и зависимым, но главное – как со скверным ребенком.

Наркотикам благодарны не только за непосредственное удовольствие, но также за высокую степень независимости от внешнего мира. С помощью этого «освободителя от забот» можно в любое время уклониться от гнета реальности и найти прибежище в своем собственном мире.

Знаменитый основатель психоанализа – Зигмунд Фрейд. Цитаты этого человека вызывают огромный интерес среди читателей и просто любознательных людей. Высказывания Фрейда можно много раз перечитывать, соглашаться с ними или нет.

Кому не хватает секса — говорит о сексе, голодный говорит о еде, человек, у которого нет денег — о деньгах, а наши олигархи и банкиры говорят о морали.
Зигмунд Фрейд

Тайна человеческой души заключена в психических драмах детства. Докопайтесь до этих драм, и исцеление придет.
Зигмунд Фрейд

Человек никогда ни от чего не отказывается, он просто одно удовольствие заменяет другим.
Зигмунд Фрейд

Зависть разрушительна.
Зигмунд Фрейд

Мой мир — это маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия.
Зигмунд Фрейд

Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.
Зигмунд Фрейд

Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить.
Зигмунд Фрейд

При психозе мир фантазии играет роль кладовой, откуда психоз черпает материал или образцы для построения новой реальности.
Зигмунд Фрейд

Мы, взрослые, не понимаем детей, так как мы не понимаем уже больше своего собственного детства.
Зигмунд Фрейд

Когда меня критикуют, я могу себя защитить, но против похвал я бессилен.
Зигмунд Фрейд

Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его.
Зигмунд Фрейд

К занятому человеку редко ходят в гости бездельники — к кипящему горшку мухи не летят.
Зигмунд Фрейд

К несчастью, подавленные эмоции не умирают. Их заставили замолчать. И они изнутри продолжают влиять на человека.
Зигмунд Фрейд

Любящий многих – знает женщин, любящий одну – познаёт любовь.
Зигмунд Фрейд

Когда дело идет о вопросах религии, люди берут на себя грех изворотливой неискренности и интеллектуальной некорректности.
Зигмунд Фрейд

Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя — это вы в прошлом. И единственный человек, лучше которого вы должны быть — это вы сейчас.
Зигмунд Фрейд

Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть «камень за пазухой».
Зигмунд Фрейд

В наших сновидениях мы всегда одной ногой в детстве.
Зигмунд Фрейд

Ты не перестаешь искать силы и уверенность вовне, а искать следует в себе. Они там всегда и были.
Зигмунд Фрейд

Люди находят действительность неудовлетворительной и поэтому живут в мире фантазий, воображая себе исполнение своих желаний. Сильная личность воплощает эти желания в реальность. Слабая так и живёт в этом своём мире и её фантазии воплощаются в симптомы различных болезней.
Зигмунд Фрейд

Всё, что вы делаете в постели, — прекрасно и абсолютно правильно. Лишь бы это нравилось обоим. Если есть эта гармония – то вы и только вы правы, а все осуждающие вас – извращенцы.
Зигмунд Фрейд

Зигмунд Фрейд: “По настоящему счастливыми каждого из нас может сделать только реализованная детская мечта.”

В Сцилле свободы и Харибде запрета заключается секрет обучения. Дорожка между ними – и есть идеальное воспитание.

Утверждения о свободе выбора, психической свободе не подкреплены никакими научными фактами. Нужно уничтожить эти теории и принять законы детерминизма.

Настоящая женщина делает мужчину мягче. Все остальные – слабее. – З. Фрейд

Когда мы от удовольствий переходим к суровой, обыденной реальности, спасти нас могут только мечты и погружение в мир собственных фантазий.

Если определить причины всех человеческих тревог и страхов, мы заполучим прожектор, с помощью которого можно будет ярко осветить всю психологию человека, психическую сущность и подоплеку. Осветить – и тщательно рассмотреть.

Фрейд: “Качества, черты если и изменяются, то совсем медленно, неторопливо. Единственное исключения – люди быстро меняются во время войн и революций.”

Верный способ уничтожить самоанализ – рассказывать о нем каждому встречному.

Продолжение цитат и афоризмов Зигмунда Фрейда читайте на страницах:

Муж – почти всегда лишь заменитель любимого мужчины, а не сам этот мужчина.

Сновидения — это королевская дорога в бессознательное.

Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти.

Истина сделает вас свободными.

Всякая культура вынуждена строиться на принуждении и запрете влечений.

Нам хочется существовать, мы боимся небытия, и поэтому выдумываем прекрасные сказки, в которых сбываются все наши мечты. Неизвестная цель, ждущая нас впереди, полет души, рай, бессмертие, бог, перевоплощение – все это иллюзии, призванные подсластить горечь смерти.

Нельзя обойтись без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность.

Любовь – это самый проверенный способ преодолеть чувство стыда.

Если один ничего не мог бы найти в другом, что следовало бы исправить, то вдвоем им было бы ужасно скучно.

Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может.

Сексуальное ограничение идет рука об руку с определенной трусливостью и осторожностью, между тем, как бесстрашие и отвага связаны со свободным удовлетворением сексуальной потребности.

Невроз – это неспособность переносить неопределенность.

Воспитание должно искать свой путь между Сциллой полной свободы действий и Харибдой запрета.

Человек выздоравливает, давая волю своей сексуальности.

Нет ничего дороже, чем болезнь и ее игнорирование.

Терпимое отношение к жизни остается первейшим долгом всех живых существ.

Если человек начинает интересоваться смыслом жизни или ее ценностью, это значит, что он болен.

Неврозы являются карикатурами на великие социальные продукты искусства, религии и философии. Истерия представляет собой карикатуру на произведение искусства, невроз навязчивости – карикатуру на религию, паранойяльный бред – карикатурное искажение философской системы.

Если мы признаем как не допускающий исключений факт, что все живое умирает, возвращается в неорганическое, по причинам внутренним, то мы можем лишь сказать, что цель всякой жизни есть смерть, и, заходя еще дальше, что неживое существовало прежде живого. Наши инстинкты, эти сторожа жизни, первоначально были спутниками смерти.

Люди в общем и целом переживают свою современность как бы наивно, не отдавая должное ее глубинному содержанию.

Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги.

Люди более моральны, чем они думают и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить.

В определенном смысле то, что мы называем счастьем случается в результате (предпочтительно непредвиденного) удовлетворения длительное время сдерживаемых потребностей.

Эго не является хозяином в своем собственном доме.

Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его.

Русская психика вознеслась до заключения, что грех явно необходим, чтобы испытать все блаженство милосердия божьего, и что в основе своей грех – дело богоугодное.

Судьба не принимает оправданий.

Когда дело идет о вопросах религии, люди берут на себя грех изворотливой неискренности и интеллектуальной некорректности.

Единственная цель жизнь – это сам процесс существования, т.е. вечная борьба за выживание.

Первый человек, который бросил ругательство вместо камня, был творцом цивилизации.

Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и – глупость.

Сновидения – это королевская дорога в бессознательное.

Когда дело идет о вопросах религии, люди берут на себя грех изворотливой неискренности и интеллектуальнои некорректности.

В наших сновидениях мы всегда одной ногой в детстве.

Быть абсолютно честным с самим собой – хорошее упражнение.

Намерение насильственно и одним ударом опрокинyть религию – несомненно, абсурдное предприятие. Прежде всего потому, что оно бесперспективно. Верующий не позволит отнять у себя свою веру ни доводами разума, ни запретами.

Признание проблемы – половина успеха в ее разрешении.

Большинство людей в действительности не хотят свободы, потому что она предполагает ответственность, а ответственность большинство людей страшит.

Психика обширна, но о том не ведает.

Невроз представляет собой частичную победу над Эго, после того, как Эго не удалась попытка подавить сексуальность.

Мы не всегда свободны от ошибок, по поводу которых смеемся над другими.

Если хотите суметь вынести жизнь, готовьтесь к смерти.

Особенность душевного прошлого в том, что в отличие от исторического прошлого оно не растранжиривается потомками.

В определенном смысле то, что мы называем счастьем случается в результате удовлетворения длительное время сдерживаемых потребностей.

Почему мы не влюбляемся каждый месяц в какого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца.

Остроумие – это отдушина для чувства враждебности, которое не может быть удовлетворено другим способом.

Религия — общечеловеческий навязчивый невроз

Настоящий мазохист всегда поставит щеку там, где у него есть перспектива получить удар.

Наука не иллюзия. Иллюзией была бы вера, будто мы еще откуда-то можем получить то, что она не способна нам дать.

Эго может обращаться с собой как с другими объектами, наблюдать за собой, критиковать себя и еще Бог знает что с собой делать.

В любовных отношениях нельзя щадить друг друга, так как это может привести лишь к отчуждению. Если есть трудности, их надо преодолевать.

Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть камень за пазухой.

Тревога является фундаментальным феноменом и центральной проблемой невроза.

Сны — отражение реальности. Реальность — отражение снов.

Вас не должно удивлять, что у меня накопилось много новой информации относительно наших гипотез о феномене тревоги. Неудивительно и то, что вся эта информация пока еще не подводит нас к решению этой сложной проблемы.

Программа стать счастливым, к которой нас принуждает принцип удовольствия, неисполнима, и все же мы не должны, нет, мы не можем – отказаться от стараний хоть как-нибудь ее исполнить. Счастье – в том умеренном смысле, в котором мы можем признать его возможность, – есть проблема индивидуальной экономии либидо. Здесь невозможен совет, который подходил бы всем: каждый должен кроить себе счастье на собственный фасон.

Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.

Каким смелым и самоуверенным становится тот, кто обретает убежденность, что его любят.

«Мы выбираем друг друга не случайно… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании».

«Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри».

«У каждого человека есть желания, которые он не сообщает другим, и желания, в которых он не сознается даже себе самому».

«Муж — почти всегда лишь заменитель любимого мужчины, а не сам этот мужчина».

«Любящий многих — знает женщин, любящий одну — познает любовь».

«Человек никогда ни от чего не отказывается, он просто одно удовольствие заменяет другим».

«Сексуальное удовлетворение — самое лучшее снотворное».

«Каким смелым и самоуверенным становится тот, кто обретает уверенность, что его любят».

«Иногда сигара — это просто сигара».

«Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца».

«В основе всех наших поступков лежат два мотива: желание стать великим и сексуальное влечение».

«В любовных отношениях нельзя щадить друг друга, так как это может привести лишь к отчуждению. Если есть трудности, их надо преодолевать».

«Женщина должна смягчать, а не ослаблять мужчину».

«Любовь — самый проверенный способ преодолеть чувство стыда».

«Мы стремимся в большей степени к тому, чтобы отвести от себя страдания, нежели к тому, чтобы получить удовольствие».

«Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может».

«Сама по себе любовь — как страдание, лишение — снижает чувство собственной значимости, но взаимная любовь, обладание любимым объектом снова его повышает».

«Только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье».

«Великим вопросом, на который не было дано ответа и на который я все еще не могу ответить, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской души, является вопрос: „Чего хочет женщина?»»

Австрийский врач-психиатр и психолог, основатель психоанализа, невропатолог – Зигмунд Фрейд родился 6 мая 1856 г. в городке Фрейберге, находящемся недалеко от границы Пруссии и Польши.

Отец Фрейда был бедным торговцем шерстью, женился в третий раз на девушке Амалии, годящейся ему в дочери, которая год за годом рожала детей. Первенцем был Зигмунд, на него возлагали особые надежды, так как во время беременности предсказали, что сыну суждено стать великим человеком.

Когда Зигмунду исполнилось три года, семья перебралась в Вену. «Бедность и нищета, нищета и крайнее убожество», – так вспоминал Фрейд свое детство, а также учебу в лицее, успехи в языках, литературе, философии, похвалы учителей и ненависть сверстников, доводящих до слез.

Признавая способности Зигмунда, родители только ему одному из всех детей выделили отдельную комнату. И он не обманул надежд родителей – с блеском окончил школу.

Жажда славы была для Фрейда в какой-то мере компенсацией за удар, который он получил в возрасте двенадцати лет, когда пошатнулась его вера в силу и авторитет отца. Незнакомец на улице смахнул в грязь с головы отца новую меховую шапку и крикнул: «Еврей, убирайся с тротуара!» Отец сошел с тротуара и поднял шапку. Эта покорность и смирение глубоко задели Зигмунда.

После окончания школы, Фрейд поступил в Венский университет на медицинский факультет, так как для еврея выбор лежал между промышленностью и бизнесом, юриспруденцией и медициной. Первые были отброшены, учитывая интеллектуальный склад ума Фрейда.

С 1881 г. Фрейд работал в институте физиологии до 1882 г., где с упоением изучал половые органы угря. «Никто никогда еще не видел яичек угря». Это были не половые органы угря, а зачатки психоанализа.

До тридцати лет Фрейд оставался девственником, он боялся женщин. Это его смущало. В двадцать два года Фрейд для солидности отпустил бороду. Но его уверенность, что в жизни он прекрасно обойдется без женщин, была нарушена. Однажды Зигмунд был обрызган грязью проезжающей мимо коляской. Из экипажа выглянула милая женская головка. Фрейд замер на месте: на лице девушки было такое искреннее отчаяние, что он сразу позабыл о своем желании устроить скандал.

На следующий день принесли письмо от Марты Бейрнайс. У доктора просили прощения и приглашали на бал. Там к Зигмунду подошли две совершенно одинаковые девушки, и он не мог сказать, кто из них была в той карете. Это были две сестры – Марта и Мина.

В 1884 г. Фрейд торжественно отпраздновал помолвку с Мартой Бейрнайс, однако жених отложил свадьбу до момента, когда он разбогатеет. Ухаживания Фрейда были своеобразными. Они ссорились и мирились, Фрейд устраивал яростные сцены ревности, периоды кошмара сменялись счастливыми редкими месяцами согласия, но жениться без денег он не мог.

В 1884 г. появляется надежда разбогатеть. Фрейд привозит из Мерка малоизвестный алкалоид – кокаин – и надеется первым открыть его свойства. Считается, что до 1900 г., Фрейд переоценив свойства алкалоид, был кокоинозависм.

Фрейду нужны деньги. Выход один – частная практика. Появляются первые клиенты, присланные друзьями-врачами.

В сентябре 1986 г. Фрейд все же женился, правда, влез в долги. Женившись на Марте, Фрейд не забывал и о ее сестре. После одного из скандалов, вызванных приступом ревности жены, сорокалетний Фрейд клянется больше не встречаться с Миной. К тому времени у Фрейда, уже было пятеро детей. Дочь Анна пошла по стопам отца и стала известным психологом.

В 1895 г. Фрейд открыл метод свободной ассоциации. Свободная ассоциация, как выяснил Фрейд, подводила пациента к забытым событиям, которые он не только вспоминал, но и вновь проживал эмоционально. Именно этот процесс Зигмунд Фрейд и назвал «психоанализом», впервые употребив этот термин в 1896 г.

«Мне уже 44 года, – пишет он в письме своему другу, – и кто я? Старый неимущий еврей. Каждую субботу я погружаюсь в оргию карточных гаданий, а каждый второй вторник провожу с моими братьями-евреями».

Поворот к настоящей славе и большим деньгам произошел в 1902 г., когда император Франсуа-Жозеф I подписал официальный указ о присвоении Зигмунду Фрейду звания профессора-ассистента. Экзальтированные дамочки, попыхивающие папиросками и грезящие самоубийством – хлынули к нему рекой. Фрейд работал по 12-14 часов в день и был вынужден призвать на помощь двух молодых сподвижников, к ним вскоре присоединились и другие. За работу Фрейд брал много. Кроме того, время сеанса было ограничено до 45-50 минут.

После очередных наблюдений за пациентами, в 1905 г. была опубликована новая работа Фрейда «Три очерка по теории сексуальности». Его теоретические выводы относительно сексуальной природы человека стали известны под названием «теория либидо».

В 1921 г. Лондонский университет объявил о пяти великих ученых: физике Энштейне, каббалисте Бен-Баймониде, философе Спинозе, мистике Фило. Зигмунд Фрейд в этом списке был пятым.

Когда Австрию оккупировали нацисты, Фрейд не покинул Вену. Ему грозил Освенцим, но за него вступился буквально весь мир: особенно негодовали испанский король, которого он некогда лечил, и датская королева. Добиться депортации Фрейда из Австрии пробовал и президент США Франклин Рузвельт. Все решил звонок Бенито Муссолини, Фрейд лечил одного из его близких друзей.

Генрих Гиммлер предложил вариант выкупа. Одной из пациенток Фрейда, а затем верной ученицей была внучка Наполеона Мария Бонапарт. Она заявила: «Я заплачу за учителя любую сумму». Нацистский генерал назвал цену: два великолепных дворца княгини – почти все, что у нее было. «Слава Богу, фамилию деда вы у меня отнять не сможете», – с презрением сказала Мария Бонапарт, подписывая бумаги.

В Париже, куда привезли Зигмунда Фрейда, его встречали принц Георг и Мария Бонапарт. Под ноги Фрейду от ступенек вагона до «роллс-ройса» постелили ковровую дорожку из красного бархата, по которой некогда ступал дед Марии Наполеон, возвратившись в Париж после победы под Аустерлицем. Из глаз Фрейда потекли слезы. Погостив у Марии Бонапарт, он отправился в Англию.

В 1923 г. Фрейда оперировали по поводу рака ротовой полости. Ужасный протез и мучительные боли делают жизнь невыносимой. К болезни Фрейд относится стоически.

Свой конец он определил сам: 23 сентября 1939 г. лечащий врач Фрейда по его просьбе ввел ему смертельную дозу морфия. Умер Зигмунд Фрейд близ Лондона, Хэмпстед. В последний путь его провожали только сыновья.

После кончины Фрейда осталось 2300 семейных писем и 1500 писем, адресованных Мине. Говорят, они сенсационны, но, по завещанию Фрейда, их можно было обнародовать только после 2000 г.

Высказывания фрейда о женщинах. Зигмунд Фрейд: цитаты и афоризмы

1. Мы выбираем не случайно друг друга… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании.
2. Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком.
3. Всё, что вы делаете в постели, — прекрасно и абсолютно правильно. Лишь бы это нравилось обоим. Если есть эта гармония — то вы и только вы правы, а все осуждающие вас — извращенцы.
4. Чем более странным нам кажется сон, тем более глубокий смысл он несет.
5. В основе всех наших поступков лежат два мотива: желание стать великим и сексуальное влечение.
6. Мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь.
7. Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги.

8. В любовных отношениях нельзя щадить друг друга, так как это может привести лишь к отчуждению. Если есть трудности, их надо преодолевать.
9. Ограниченность удовольствия только увеличивает его ценность.
10. Ничего не бывает случайного, все имеет первопричину.
11. У каждого человека есть желания, которые он не сообщает другим, и желания, в которых он не сознается даже себе самому.
12. Только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье.
13. Невроз — это неспособность переносить неопределенность.
14. Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца.
15. Каким смелым и самоуверенным становится тот, кто обретает убежденность, что его любят.
16. Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти.
17. Первый человек, который бросил ругательство вместо камня, был творцом цивилизации.
18. Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.
19. Остроумие — это отдушина для чувства враждебности, которое не может быть удовлетворено другим способом.
20. Большинство людей в действительности не хотят свободы потому, что она предполагает ответственность, а ответственность большинство людей страшит.
21. Мы не всегда свободны от ошибок, по поводу которых смеемся над другими.
22. Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может.
23. Люди более моральны, чем они думают и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить.
24. Кто наблюдал, как насытившись малыш отстраняется от груди и засыпает с порозовевшими щеками и счастливой улыбкой не может избежать мысли, что эта картина продолжает существовать всю последующую.

Зигмунд Фрейд: “По настоящему счастливыми каждого из нас может сделать только реализованная детская мечта.”

В Сцилле свободы и Харибде запрета заключается секрет обучения. Дорожка между ними – и есть идеальное воспитание.

Утверждения о свободе выбора, психической свободе не подкреплены никакими научными фактами. Нужно уничтожить эти теории и принять законы детерминизма.

Настоящая женщина делает мужчину мягче. Все остальные – слабее. – З. Фрейд

Когда мы от удовольствий переходим к суровой, обыденной реальности, спасти нас могут только мечты и погружение в мир собственных фантазий.

Если определить причины всех человеческих тревог и страхов, мы заполучим прожектор, с помощью которого можно будет ярко осветить всю психологию человека, психическую сущность и подоплеку. Осветить – и тщательно рассмотреть.

Фрейд: “Качества, черты если и изменяются, то совсем медленно, неторопливо. Единственное исключения – люди быстро меняются во время войн и революций.”

Верный способ уничтожить самоанализ – рассказывать о нем каждому встречному.

Продолжение цитат и афоризмов Зигмунда Фрейда читайте на страницах:

Муж – почти всегда лишь заменитель любимого мужчины, а не сам этот мужчина.

Сновидения — это королевская дорога в бессознательное.

Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти.

Истина сделает вас свободными.

Всякая культура вынуждена строиться на принуждении и запрете влечений.

Нам хочется существовать, мы боимся небытия, и поэтому выдумываем прекрасные сказки, в которых сбываются все наши мечты. Неизвестная цель, ждущая нас впереди, полет души, рай, бессмертие, бог, перевоплощение – все это иллюзии, призванные подсластить горечь смерти.

Нельзя обойтись без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность.

Любовь – это самый проверенный способ преодолеть чувство стыда.

Если один ничего не мог бы найти в другом, что следовало бы исправить, то вдвоем им было бы ужасно скучно.

Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может.

Сексуальное ограничение идет рука об руку с определенной трусливостью и осторожностью, между тем, как бесстрашие и отвага связаны со свободным удовлетворением сексуальной потребности.

Невроз – это неспособность переносить неопределенность.

Воспитание должно искать свой путь между Сциллой полной свободы действий и Харибдой запрета.

Человек выздоравливает, давая волю своей сексуальности.

Нет ничего дороже, чем болезнь и ее игнорирование.

Терпимое отношение к жизни остается первейшим долгом всех живых существ.

Если человек начинает интересоваться смыслом жизни или ее ценностью, это значит, что он болен.

Неврозы являются карикатурами на великие социальные продукты искусства, религии и философии. Истерия представляет собой карикатуру на произведение искусства, невроз навязчивости – карикатуру на религию, паранойяльный бред – карикатурное искажение философской системы.

Если мы признаем как не допускающий исключений факт, что все живое умирает, возвращается в неорганическое, по причинам внутренним, то мы можем лишь сказать, что цель всякой жизни есть смерть, и, заходя еще дальше, что неживое существовало прежде живого. Наши инстинкты, эти сторожа жизни, первоначально были спутниками смерти.

Люди в общем и целом переживают свою современность как бы наивно, не отдавая должное ее глубинному содержанию.

Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги.

Люди более моральны, чем они думают и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить.

В определенном смысле то, что мы называем счастьем случается в результате (предпочтительно непредвиденного) удовлетворения длительное время сдерживаемых потребностей.

Эго не является хозяином в своем собственном доме.

Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его.

Русская психика вознеслась до заключения, что грех явно необходим, чтобы испытать все блаженство милосердия божьего, и что в основе своей грех – дело богоугодное.

Судьба не принимает оправданий.

Когда дело идет о вопросах религии, люди берут на себя грех изворотливой неискренности и интеллектуальной некорректности.

Единственная цель жизнь – это сам процесс существования, т.е. вечная борьба за выживание.

Первый человек, который бросил ругательство вместо камня, был творцом цивилизации.

Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и – глупость.

Сновидения – это королевская дорога в бессознательное.

Когда дело идет о вопросах религии, люди берут на себя грех изворотливой неискренности и интеллектуальнои некорректности.

В наших сновидениях мы всегда одной ногой в детстве.

Быть абсолютно честным с самим собой – хорошее упражнение.

Намерение насильственно и одним ударом опрокинyть религию – несомненно, абсурдное предприятие. Прежде всего потому, что оно бесперспективно. Верующий не позволит отнять у себя свою веру ни доводами разума, ни запретами.

Признание проблемы – половина успеха в ее разрешении.

Большинство людей в действительности не хотят свободы, потому что она предполагает ответственность, а ответственность большинство людей страшит.

Психика обширна, но о том не ведает.

Невроз представляет собой частичную победу над Эго, после того, как Эго не удалась попытка подавить сексуальность.

Мы не всегда свободны от ошибок, по поводу которых смеемся над другими.

Если хотите суметь вынести жизнь, готовьтесь к смерти.

Особенность душевного прошлого в том, что в отличие от исторического прошлого оно не растранжиривается потомками.

В определенном смысле то, что мы называем счастьем случается в результате удовлетворения длительное время сдерживаемых потребностей.

Почему мы не влюбляемся каждый месяц в какого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца.

Остроумие – это отдушина для чувства враждебности, которое не может быть удовлетворено другим способом.

Религия — общечеловеческий навязчивый невроз

Настоящий мазохист всегда поставит щеку там, где у него есть перспектива получить удар.

Наука не иллюзия. Иллюзией была бы вера, будто мы еще откуда-то можем получить то, что она не способна нам дать.

Эго может обращаться с собой как с другими объектами, наблюдать за собой, критиковать себя и еще Бог знает что с собой делать.

В любовных отношениях нельзя щадить друг друга, так как это может привести лишь к отчуждению. Если есть трудности, их надо преодолевать.

Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть камень за пазухой.

Тревога является фундаментальным феноменом и центральной проблемой невроза.

Сны — отражение реальности. Реальность — отражение снов.

Вас не должно удивлять, что у меня накопилось много новой информации относительно наших гипотез о феномене тревоги. Неудивительно и то, что вся эта информация пока еще не подводит нас к решению этой сложной проблемы.

Программа стать счастливым, к которой нас принуждает принцип удовольствия, неисполнима, и все же мы не должны, нет, мы не можем – отказаться от стараний хоть как-нибудь ее исполнить. Счастье – в том умеренном смысле, в котором мы можем признать его возможность, – есть проблема индивидуальной экономии либидо. Здесь невозможен совет, который подходил бы всем: каждый должен кроить себе счастье на собственный фасон.

Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.

Каким смелым и самоуверенным становится тот, кто обретает убежденность, что его любят.

Знаменитый основатель психоанализа – Зигмунд Фрейд. Цитаты этого человека вызывают огромный интерес среди читателей и просто любознательных людей. Высказывания Фрейда можно много раз перечитывать, соглашаться с ними или нет.

Кому не хватает секса — говорит о сексе, голодный говорит о еде, человек, у которого нет денег — о деньгах, а наши олигархи и банкиры говорят о морали.
Зигмунд Фрейд

Тайна человеческой души заключена в психических драмах детства. Докопайтесь до этих драм, и исцеление придет.
Зигмунд Фрейд

Человек никогда ни от чего не отказывается, он просто одно удовольствие заменяет другим.
Зигмунд Фрейд

Зависть разрушительна.
Зигмунд Фрейд

Мой мир — это маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия.
Зигмунд Фрейд

Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.
Зигмунд Фрейд

Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить.
Зигмунд Фрейд

При психозе мир фантазии играет роль кладовой, откуда психоз черпает материал или образцы для построения новой реальности.
Зигмунд Фрейд

Мы, взрослые, не понимаем детей, так как мы не понимаем уже больше своего собственного детства.
Зигмунд Фрейд

Когда меня критикуют, я могу себя защитить, но против похвал я бессилен.
Зигмунд Фрейд

Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его.
Зигмунд Фрейд

К занятому человеку редко ходят в гости бездельники — к кипящему горшку мухи не летят.
Зигмунд Фрейд

К несчастью, подавленные эмоции не умирают. Их заставили замолчать. И они изнутри продолжают влиять на человека.
Зигмунд Фрейд

Любящий многих – знает женщин, любящий одну – познаёт любовь.
Зигмунд Фрейд

Когда дело идет о вопросах религии, люди берут на себя грех изворотливой неискренности и интеллектуальной некорректности.
Зигмунд Фрейд

Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя — это вы в прошлом. И единственный человек, лучше которого вы должны быть — это вы сейчас.
Зигмунд Фрейд

Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть «камень за пазухой».
Зигмунд Фрейд

В наших сновидениях мы всегда одной ногой в детстве.
Зигмунд Фрейд

Ты не перестаешь искать силы и уверенность вовне, а искать следует в себе. Они там всегда и были.
Зигмунд Фрейд

Люди находят действительность неудовлетворительной и поэтому живут в мире фантазий, воображая себе исполнение своих желаний. Сильная личность воплощает эти желания в реальность. Слабая так и живёт в этом своём мире и её фантазии воплощаются в симптомы различных болезней.
Зигмунд Фрейд

Всё, что вы делаете в постели, — прекрасно и абсолютно правильно. Лишь бы это нравилось обоим. Если есть эта гармония – то вы и только вы правы, а все осуждающие вас – извращенцы.
Зигмунд Фрейд

Чем более странным нам кажется сон, тем более глубокий смысл он несет.
Зигмунд Фрейд

У каждого человека есть желания, которые он не сообщает другим, и желания, в которых он не сознается даже себе самому.
Зигмунд Фрейд

Депрессия — это замороженный страх.
Зигмунд Фрейд

Только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье.
Зигмунд Фрейд

Невроз – это неспособность переносить неопределенность.
Зигмунд Фрейд

Каким смелым и самоуверенным становится тот, кто обретает убеждённость, что его любят.
Зигмунд Фрейд

Первый человек, который бросил ругательство вместо камня, был творцом цивилизации.
Зигмунд Фрейд

На этом сеанс психоанализа и цитаты Фрейда закончились!

Австрийский врач-психиатр и психолог, основатель психоанализа, невропатолог – Зигмунд Фрейд родился 6 мая 1856 г. в городке Фрейберге, находящемся недалеко от границы Пруссии и Польши.

Отец Фрейда был бедным торговцем шерстью, женился в третий раз на девушке Амалии, годящейся ему в дочери, которая год за годом рожала детей. Первенцем был Зигмунд, на него возлагали особые надежды, так как во время беременности предсказали, что сыну суждено стать великим человеком.

Когда Зигмунду исполнилось три года, семья перебралась в Вену. «Бедность и нищета, нищета и крайнее убожество», – так вспоминал Фрейд свое детство, а также учебу в лицее, успехи в языках, литературе, философии, похвалы учителей и ненависть сверстников, доводящих до слез.

Признавая способности Зигмунда, родители только ему одному из всех детей выделили отдельную комнату. И он не обманул надежд родителей – с блеском окончил школу.

Жажда славы была для Фрейда в какой-то мере компенсацией за удар, который он получил в возрасте двенадцати лет, когда пошатнулась его вера в силу и авторитет отца. Незнакомец на улице смахнул в грязь с головы отца новую меховую шапку и крикнул: «Еврей, убирайся с тротуара!» Отец сошел с тротуара и поднял шапку. Эта покорность и смирение глубоко задели Зигмунда.

После окончания школы, Фрейд поступил в Венский университет на медицинский факультет, так как для еврея выбор лежал между промышленностью и бизнесом, юриспруденцией и медициной. Первые были отброшены, учитывая интеллектуальный склад ума Фрейда.

С 1881 г. Фрейд работал в институте физиологии до 1882 г., где с упоением изучал половые органы угря. «Никто никогда еще не видел яичек угря». Это были не половые органы угря, а зачатки психоанализа.

До тридцати лет Фрейд оставался девственником, он боялся женщин. Это его смущало. В двадцать два года Фрейд для солидности отпустил бороду. Но его уверенность, что в жизни он прекрасно обойдется без женщин, была нарушена. Однажды Зигмунд был обрызган грязью проезжающей мимо коляской. Из экипажа выглянула милая женская головка. Фрейд замер на месте: на лице девушки было такое искреннее отчаяние, что он сразу позабыл о своем желании устроить скандал.

На следующий день принесли письмо от Марты Бейрнайс. У доктора просили прощения и приглашали на бал. Там к Зигмунду подошли две совершенно одинаковые девушки, и он не мог сказать, кто из них была в той карете. Это были две сестры – Марта и Мина.

В 1884 г. Фрейд торжественно отпраздновал помолвку с Мартой Бейрнайс, однако жених отложил свадьбу до момента, когда он разбогатеет. Ухаживания Фрейда были своеобразными. Они ссорились и мирились, Фрейд устраивал яростные сцены ревности, периоды кошмара сменялись счастливыми редкими месяцами согласия, но жениться без денег он не мог.

В 1884 г. появляется надежда разбогатеть. Фрейд привозит из Мерка малоизвестный алкалоид – кокаин – и надеется первым открыть его свойства. Считается, что до 1900 г., Фрейд переоценив свойства алкалоид, был кокоинозависм.

Фрейду нужны деньги. Выход один – частная практика. Появляются первые клиенты, присланные друзьями-врачами.

В сентябре 1986 г. Фрейд все же женился, правда, влез в долги. Женившись на Марте, Фрейд не забывал и о ее сестре. После одного из скандалов, вызванных приступом ревности жены, сорокалетний Фрейд клянется больше не встречаться с Миной. К тому времени у Фрейда, уже было пятеро детей. Дочь Анна пошла по стопам отца и стала известным психологом.

В 1895 г. Фрейд открыл метод свободной ассоциации. Свободная ассоциация, как выяснил Фрейд, подводила пациента к забытым событиям, которые он не только вспоминал, но и вновь проживал эмоционально. Именно этот процесс Зигмунд Фрейд и назвал «психоанализом», впервые употребив этот термин в 1896 г.

«Мне уже 44 года, – пишет он в письме своему другу, – и кто я? Старый неимущий еврей. Каждую субботу я погружаюсь в оргию карточных гаданий, а каждый второй вторник провожу с моими братьями-евреями».

Поворот к настоящей славе и большим деньгам произошел в 1902 г., когда император Франсуа-Жозеф I подписал официальный указ о присвоении Зигмунду Фрейду звания профессора-ассистента. Экзальтированные дамочки, попыхивающие папиросками и грезящие самоубийством – хлынули к нему рекой. Фрейд работал по 12-14 часов в день и был вынужден призвать на помощь двух молодых сподвижников, к ним вскоре присоединились и другие. За работу Фрейд брал много. Кроме того, время сеанса было ограничено до 45-50 минут.

После очередных наблюдений за пациентами, в 1905 г. была опубликована новая работа Фрейда «Три очерка по теории сексуальности». Его теоретические выводы относительно сексуальной природы человека стали известны под названием «теория либидо».

В 1921 г. Лондонский университет объявил о пяти великих ученых: физике Энштейне, каббалисте Бен-Баймониде, философе Спинозе, мистике Фило. Зигмунд Фрейд в этом списке был пятым.

Когда Австрию оккупировали нацисты, Фрейд не покинул Вену. Ему грозил Освенцим, но за него вступился буквально весь мир: особенно негодовали испанский король, которого он некогда лечил, и датская королева. Добиться депортации Фрейда из Австрии пробовал и президент США Франклин Рузвельт. Все решил звонок Бенито Муссолини, Фрейд лечил одного из его близких друзей.

Генрих Гиммлер предложил вариант выкупа. Одной из пациенток Фрейда, а затем верной ученицей была внучка Наполеона Мария Бонапарт. Она заявила: «Я заплачу за учителя любую сумму». Нацистский генерал назвал цену: два великолепных дворца княгини – почти все, что у нее было. «Слава Богу, фамилию деда вы у меня отнять не сможете», – с презрением сказала Мария Бонапарт, подписывая бумаги.

В Париже, куда привезли Зигмунда Фрейда, его встречали принц Георг и Мария Бонапарт. Под ноги Фрейду от ступенек вагона до «роллс-ройса» постелили ковровую дорожку из красного бархата, по которой некогда ступал дед Марии Наполеон, возвратившись в Париж после победы под Аустерлицем. Из глаз Фрейда потекли слезы. Погостив у Марии Бонапарт, он отправился в Англию.

В 1923 г. Фрейда оперировали по поводу рака ротовой полости. Ужасный протез и мучительные боли делают жизнь невыносимой. К болезни Фрейд относится стоически.

Свой конец он определил сам: 23 сентября 1939 г. лечащий врач Фрейда по его просьбе ввел ему смертельную дозу морфия. Умер Зигмунд Фрейд близ Лондона, Хэмпстед. В последний путь его провожали только сыновья.

После кончины Фрейда осталось 2300 семейных писем и 1500 писем, адресованных Мине. Говорят, они сенсационны, но, по завещанию Фрейда, их можно было обнародовать только после 2000 г.

Эволюция взглядов Фрейда на женщин

Один из наиболее стойких современных образов Зигмунда Фрейда включает его сексистское отношение к женщинам и предполагает непоколебимую приверженность этой позиции со стороны современных психоаналитиков.

Например, термин «зависть к пенису» — одна из первых ассоциаций людей с Фрейдом. Психоаналитики, особенно женщины-психоаналитики, на протяжении многих лет внесли существенные поправки в аналитическую догму. Но все же популярное восприятие взглядов самого Фрейда омрачено заблуждениями.

«В конце концов, — говорит вашингтонский аналитик доктор Сесиль Бассен, — в анализе ничего не высечено на камне, и даже Фрейд не относился к написанному так, как если бы это было оно». На протяжении всей своей карьеры он постоянно предлагал идеи и выбросить их и пересмотреть. Фрейд написал много вещей о женщинах, которые, когда вы их читаете, заставляют вас думать: «Боже, неужели он так думал?» — вещи, которые были действительно неприемлемы для меня как женщины «. Но в конце своей жизни он называл женщин «темным континентом», признавая, что их сексуальная жизнь на самом деле была для него непостижимой.

Что касается «зависти к пенису», — говорит Бассен, — «я думаю, что многие аналитики видят это символически или метафорически. Зависть — это факт жизни, и дети склонны завидовать всему, чего у них нет. о зависти к утробе, например, у мужчин ».

Психоаналитик Стефан Пастернак отмечает, что «Фрейд жил в патриархальном обществе, которое само по себе имело тенденцию преуменьшать роль женщин, и в результате он имел тенденцию рассматривать и в основном клеймить женщин как пассивных, мазохистских, менее способных к достижениям, чем мужчины. .Мы обновили наше понимание «.

Тем не менее, по его словам,» современные исследования подтверждают раннее чувство унижения и стыда, когда маленькая девочка чувствует, что не может мочиться, как мальчики, но также показано, что молодые девочки намного менее уязвимы для чувства стыда, если у них были удовлетворительные отношения со своей матерью, а мать обладает чувством собственного достоинства и может передать дочери, что она ценит женственность ».

Кроме того, по его словам,« мы можем видеть из огромный вклад его дочери Анны Фрейд в психоанализ, который он поддержал и произвел на свет здоровую, активную, агрессивную, умную молодую женщину, которая продолжила его работу.»

7 вещей о сексе и любви, которые пригнал Зигмунд Фрейд

Сью Колод, Ph.D.

Фрейд нанес секс на карту. Он понял, что даже младенцы испытывают эротические чувства и что все части тела могут быть эротическими. Фрейд знал, что любовь, секс, фантазии и даже амбивалентность находятся в нашем сознании сознательно и бессознательно .

Источник: CC0 Creative Commons

Если честно, Зигмунд Фрейд в некоторых вещах ошибся.Он не очень хорошо понимал женскую сексуальность и совершил большую ошибку, когда заявил, что клиторальный оргазм не важен, за исключением того, что он предшествует более важному, вагинальному оргазму. Но он действительно понял несколько очень важных вещей! Вот семь его самых важных открытий о любви и сексе:

1. Сексуальность — слабость каждого и сила: Секс — главный мотиватор и общий знаменатель для всех нас. Даже или, возможно, особенно, самые благоразумные, пуританские люди сильно борются со своими сексуальными аппетитами и самовыражением.В качестве доказательства достаточно взглянуть на многочисленные скандалы, потрясшие Ватикан и фундаменталистские церкви. Фрейд наблюдал эту борьбу у мужчин и женщин в викторианской Вене. Но наша сексуальность также определяет нас здоровым и в целом существенным образом. Если вы не верите своему фрейдистскому терапевту, просто спросите Саманту Джонс из сериала HBO «Секс в большом городе».

2. Каждая часть тела эротична: Фрейд с самого начала знал, что люди являются сексуальными существами. Он черпал вдохновение из грудного вскармливания грудью матери, чтобы проиллюстрировать пример более зрелой сексуальности, говоря: «Никто, кто видел, как ребенок, пресыщенный грудью и засыпающий с покрасневшими щеками и блаженной улыбкой, не сможет избежать этого. отражение того, что эта картина сохраняется как прототип выражения сексуального удовлетворения в дальнейшей жизни.Он также знал, что сексуальное возбуждение не ограничивается гениталиями, поскольку удовольствие достигается за счет эротической привязанности к любой части тела. Даже сегодня многим людям трудно принять эту идею.

3. гомосексуальность не является психическим заболеванием: Он отметил, что геи часто отличаются особенно высоким интеллектуальным развитием и этической культурой. В 1930 году он подписал публичное заявление об отмене закона, криминализирующего гомосексуальность. И в своем знаменитом письме к матери, желающей вылечить своего сына от гомосексуализма, Фрейд писал: «гомосексуальность, несомненно, не является преимуществом, но в нем нечего стыдиться, ни порока, ни унижения; это не может быть классифицировано как болезнь ».Это было в 1935 году.

4. Все любовные отношения содержат амбивалентные чувства: Среди различных открытий Фрейда была амбивалентность, присущая всем близким и интимным отношениям. Хотя мы можем сознательно чувствовать искреннюю и реалистичную любовь к супругу, партнеру, родителю или ребенку, все никогда не бывает таким, каким кажется. В мире бессознательного за даже самой любящей и заботливой вовлеченностью скрываются чувства, фантазии и идеи, которые являются негативными, ненавистными и разрушительными.Фрейд признал, что эта смесь любви и ненависти в близких отношениях является частью человеческой природы и не обязательно патологией.

5. Мы учимся любить с ранних лет отношений с родителями и опекунами: Наши ранние отношения с родителями и опекунами помогают нам сформировать «карту любви», которая сохраняется на протяжении всей нашей жизни. Иногда это называют «переносом». Фрейд указывал, что, когда мы находим объект любви, мы фактически «заново находим» его. Отсюда часто признаваемый феномен, когда люди выбирают партнеров, которые напоминают им их мать / отца.Мы все это видели.

6. Наш любимый становится частью нас самих: Фрейд описал нечто удивительное: мы включаем в себя аспекты тех, кого любим. Их характеристики, убеждения, чувства и отношения становятся частью нашей психики. Он назвал этот процесс «интернализацией». Выражения вроде «моя супруга — моя лучшая половина» или «я ищу свою вторую половинку» содержат концепцию Фрейда о глубине связи между людьми, которые любят друг друга.

7.Фантазии — важный фактор сексуального возбуждения: В наших сексуальных фантазиях мы часто вызываем в воображении всевозможные странные и «извращенные» сценарии, которые усиливают сексуальное возбуждение и, как мы надеемся, приводят к климатическому удовольствию. Это вполне нормально, и это не означает, что мы действительно хотим участвовать в таких сценариях (а, может быть, и хотим).

Итак, в день рождения Фрейда давайте отпразднуем его важные открытия, которые до сих пор оказывают глубокое влияние на то, как мы думаем о любви и сексе.

Сьюзан Колод, тел.Д., председатель Комитета по общественной информации и редактор блога Psychoanalysis Unplugged в Американской психоаналитической ассоциации. Она курирует и обучает аналитика, преподавателя и соредактора блога «Современный психоанализ в действии» в Институте Уильяма Алансона Уайта. Колод имеет частную практику в Манхэттене и Бруклине.

Что Фрейд нас учит о сексе и гендере (рецензия на книгу)

Автор : Бутби, Ричард
Издатель : Рутледж
Проверено : Marcella Tarozzi Goldsmith, Vol.26 (3), стр. 68-70

Писание о Фрейде и о том, что значит оставаться фрейдистом в двадцать первом веке, требует от философа определенных знаний не только об идеях Фрейда и о том, как они были ассимилированы и интерпретированы многочисленными учеными и практиками, но и требует также способности помещать идеи Фрейда в исторический, культурный контекст, который принимает во внимание, почему и как общественные нравы изменились в течение одного столетия. Эти столь разнообразные темы развиваются в книге Бутби, оставляя впечатление, будто человек имеет дело с более чем одной работой, настолько, что на этих страницах можно найти защиту теорий Фрейда и в то же время более современные идеи, критикующие психоанализ за то, что он слишком консервативен, если не совсем реакционен.Допустим, что у Фрейда есть многое, над чем стоит прочесть и поразмыслить даже сейчас, факт остается фактом: многие его идеи подвергались и все еще оспариваются на многих фронтах.

В книге Бутби нет обсуждения научного статуса психоанализа или психоанализа как практики; это само по себе не является недостатком, поскольку эти темы обсуждались во многих других работах. Как видно из названия, читатель находит в этой книге обширное обсуждение сексуальности в ее различных формах, как реальных, так и воображаемых.Эти две лакановские категории обладают тем достоинством, что обогатили психоаналитические исследования и правильно включены, хотя и периодически, в текст. Таким образом, существуют как реальные, так и воображаемые формы половой дифференциации, и различить их не всегда легко; но что поражает читателя в книге Бутби, так это описание определенных характеристик того, как два пола различаются в своем поведении; иногда эти два аспекта реальности выглядят как наброски или даже карикатуры на то, что значит быть мужчиной или женщиной.

Поэтому неудивительно, что на многих страницах, посвященных фаллическому символизму, обнаруживается, что они не всегда проясняют, обсуждается ли символическое, воображаемое или реальное измерение половых различий. Никто, конечно, не отрицает наличия половых различий, но делать их абсолютными категориями (а это тенденция обнаруживается в нескольких частях книги) — ошибка, которую следует исправить несколько другим подходом, тем, который также является найденный у Фрейда, а именно подход, который признает, что гендер не полностью совпадает с мужественностью или женственностью, с тем, чтобы быть мужчиной или женщиной.Тем не менее, Фрейд, который не был свободен от амбивалентности в этом вопросе, не затронул понятие пола, которое является более поздним дополнением к философскому и психологическому словарю.

Найти идеи Фрейда полезными — это одно; найти их правдой — другое. В первом случае идеи могут использоваться в идеологических целях и игнорироваться за их истинность; во втором случае идеи Фрейда должны быть подвергнуты критической оценке. Бутби делает это также, вводя в текст воображаемого критика, который имеет функцию напоминания читателю о том, что не все по данной теме было сказано или аргументировано досконально.На эти критические возражения обычно обращают внимание, но в большинстве случаев они подтверждают точку зрения автора. Говоря риторически, это гениальный гамбит, но чаще всего, учитывая способ развития этих воображаемых противоречий, создается впечатление, что истина не установлена ​​и что более чем одна версия данной теории правдоподобна.

Если теории Фрейда были неправильно поняты, полезно, чтобы Бутби был готов прояснить концепции Фрейда.Тем не менее, многие из замечаний автора кажутся знакомыми. Сексуальность, различие между фаллосом и пенисом, а также понятие пола интерпретируются таким образом, что лакановская категория воображаемого доминирует в книге, учитывая, что идея самого фаллоса, рассматриваемая в центре фрейдовских идей. мысли, является воображаемым, и его не следует путать с мужским органом.

У Фрейда были учёный и идеолог; и отделить одно от другого — определенно трудная задача.Бутби подходит к этому вопросу философски, обращаясь к различию между внешностью, которая может быть обманчивой, и реальностью. Он подтверждает этот философский тезис, переосмысливая Фрейда как мыслителя, который не останавливался на абсолютном различии женского и мужского начала, но смотрел дальше и обнаружил, что иногда два пола не так четко разграничены и что в некоторых, возможно, во многих случаях характеристики, которые считаются типичными для одного пола, встречаются и у другого.Это точка зрения Фрейда. Однако это не означает, что Фрейд или его последователи в своей практике не пытались согласовать биологический пол, скажем, например, женский пол, с теми установками и поведением, которые в данный момент считаются женскими. . Достаточно взглянуть на истории болезни Фрейда, чтобы понять это.

В книге

Бутби не обсуждаются практические и терапевтические аспекты психоанализа. Скорее, его заслуга состоит в том, чтобы признать резкое различие Фрейда между биологией и психологией, между мозгом и разумом, что дает основание для его аргументов о гендерных различиях, которые не обязательно совпадают с биологическими различиями.Это, безусловно, верно, поскольку Фрейд искал всеобъемлющую теорию, которая включала бы в себя личность в целом, хотя он не развивал концепцию личности, что придало бы большее значение его различию между биологией и психологией.

Поразительный интерес представляют те части книги Бутби, которые касаются культурных тем, которые описывают и повествуют о том, как современное общество, по крайней мере на Западе, перестало быть монолитным. Это хороший метод анализа, потому что к теориям Фрейда следует подходить исторически, так что возникает вопрос, могут ли его теории о сексуальности по-прежнему считаться действительными после того, как они подверглись серьезной критике не только феминистками, но и учеными.Как видно из самого названия книги Бутби, подход автора не лишен двойственности, и, на мой взгляд, он слишком сильно уступает сексизму, который все еще распространен в нашем обществе. Близорукий взгляд Фрейда на женщин (давайте не будем забывать, что, если бы Фрейд добился своего, женщинам все равно не разрешили бы голосовать!), Можно было бы больше подчеркнуть роль символизма, такого как роль фаллоса (этого воображаемого объекта). , можно было бы более ограниченно. Возможно, лучший подход, если кто-то намерен спасти Фрейда от обвинений в сексизме, — это отделить метод Фрейда от его системы, но это потребует отдельного исследования, и было бы несправедливо критиковать Бутби за то, что он не придерживался этой тактики.Вместо этого здесь можно найти двух главных героев: фаллос и Эдипов комплекс, которые делают части этой книги несколько схематичными, с добавлением часто случайного языка, что несомненно является признаком постмодернистского стиля.

Как уже упоминалось, автор проявляет себя наилучшим образом, когда обсуждает культурные и социальные проблемы, такие как открытие и влияние интимного на нашу жизнь. Будучи социальной категорией, производной от разграничения Ханны Арендт частной и общественной жизни, интимное — одна из характерных черт современности, немыслимая в Древней Греции.Произошел настоящий поворот: вместо того, что считалось сферой свободы в Греции, то есть общественной жизни, личная сфера теперь считается местом, где люди могут наслаждаться своей свободой, будучи свободными от работы. Бутби справедливо называет этот поворот «эпохальной трансформацией» (стр. 160), отразившейся на искусстве, политике, экономике и повседневной жизни, и по этому поводу, в частности, он говорит о «Науке близости Фрейда» (это название книги). одно из подразделов этой книги), появление которой сделало возможным распространение психоанализа.
Идеи Фрейда, таким образом, не возникли из ничего. Они были результатом и реакцией на новый тип субъективности, который возник в его время. Тезис Бутби хорошо резюмируется следующими словами: «Фрейд был не столько создателем своего времени, сколько его продуктом» (стр. 171). И действительно, это так, и важно указать на это, потому что это, вероятно, объясняет беспокойство Фрейда по поводу некоторых из его собственных теорий, частично критикующих современность.

Отсюда следует, что некоторые социальные проблемы, поднятые Фрейдом, до сих пор не решены и требуют интерпретации.Эти темы развиваются в третьей части книги, озаглавленной «Истории», в которой обсуждается возникновение новых, различных социальных взаимодействий. Это интересная тема и социологический факт, совпадающий с кризисом отцовского авторитета; роль pater familias больше не та, что была в прошлом, поскольку цивилизация с ее требованиями к работе и производительности снизила важность сексуальности и привела в качестве реакции к акценту на личном и домашнем счастье.В то же время сексуальность была и остается объектом подавления именно потому, что общество опирается на столь необходимый контроль влечений и инстинктов, необходимых для работы и экономических целей.

Согласно Бутби, эпохальный кризис, который привел если не к концу, то по крайней мере к уменьшению мужского авторитета, является результатом четырех факторов: протестантизма, Просвещения, капитализма и достижений науки. Эти четыре исторических и культурных события подорвали авторитет в целом и, следовательно, патриархальное превосходство, поскольку они бросили вызов истинам, проповедуемым традиционными религиями.К сожалению, автор сообщает нам, что после этих попыток демонтажа старого мы наблюдаем возрождение религий, истинную реакцию, направленную на возвращение к более предсказуемому человеческому поведению прошлого.

Тем не менее, в центре внимания Фрейда была сексуальность, и, следовательно, книга Бута концентрируется на этом аспекте мысли Фрейда, включая понятия побуждений, бессознательного, повторное открытие Эроса и Эдипова комплекса — все концепции, имеющие огромное значение для науки. учитывая вклад психоанализа в культуру двадцатого века.Эти концепции нельзя игнорировать, если мы хотим дать исчерпывающий обзор идей Фрейда. Таким образом, Бутби идет по правильному пути, когда в своей книге он подчеркивает центральную роль сексуальности. И один из его выводов можно подытожить следующим образом: Фрейд был прогрессивным вопреки самому себе, поскольку он не путал и не пытался совмещать биологию и психологию; это оставляет достаточно места для обсуждения, как это делает Бутби, пластичности побуждений, которая стала почти бесконечным источником двусмысленности — свидетельством тому противоречия, которые окружают доктрины Фрейда даже сегодня.

Эго и его развитие также имеют значение на пути к гендерной идентичности, а вместе с ним и к подавлению, которое Бутби точно определяет как «ту форму отчуждения от самих себя, которая необходима для того, чтобы быть самим собой» (стр. 91) . Этот акцент на эго, хотя и подвергается большой критике со стороны Жака Лакана, тем не менее важен для определения гендерной идентичности. По этому поводу Бутби с большой неохотой признает, что Фрейд отрицательно относился к женщинам, и здесь хотелось бы более последовательной оценки взглядов Фрейда по этому поводу; однако Бутби говорит нам также, что судьба мужчин тоже не так уж лестна: мужчины зависят от своих матерей и постоянно ищут их привязанности, в результате чего они рискуют остаться несколько ребячливыми, хотя, как это ни парадоксально, они меньше зависят от других людей. что касается аффектов.Из-за этого возникает множество конфликтов, которые можно разрешить только с большим усилием, поэтому мы видим, что мужские мужчины развивают защитную позицию, потому что они боятся потерять свою шаткую автономию. Тем не менее, порнография привлекает в основном мужчин, потому что позволяет им иметь зеркало самого себя, а также «избегать Другого» (стр. 226-229), то есть любого общения с другим человеком. Напротив, фетишист — это тот, кто пытается управлять своим желанием или контролировать его, но и порнография, и фетишизм — старые явления, которые теперь стали симптоматичными, поскольку они «одновременно освобождают и подавляют» (стр.219).

Что касается женских женщин, то они будут более пассивными и более заботливыми, чем мужчины, в том смысле, что они более внимательны к желаниям другого и будут придавать большее значение красоте. Я не уверен, сколько современных женщин узнают себя в этом описании, но есть еще одно соображение, которое следует сделать, а именно, что существует много типов женственности, некоторые из которых не включают в себя пассивность как черту и являются весьма привлекательными. противоположный, энергичный и активный. Возможно, остается открытым вопрос, являются ли эти женщины «по-настоящему женственными» согласно канону; факт остается фактом: идеи Фрейда по этим вопросам не оставляют сомнений в его склонности к мужественности.Поскольку Фрейд не разрабатывал концепцию личности, его теории о половых различиях демонстрируют дуализм, который трудно согласовать с прогрессивными намерениями. Но по крайней мере Фрейд избегает абсолютного детерминизма, поскольку очень многое зависит от индивидуального образа тела, о котором Бутби справедливо пишет: «Влияние образа тела всегда может быть преодолено другими факторами, возникающими в ходе психологического развития» (стр. 147).

Один из главных тезисов Бутби — классифицировать сексуальность как симптом нашей эпохи.Здесь, без колебаний и со многими точными наблюдениями, он связывает современную сексуальность с фрейдистской теорией Эдипова комплекса. Однако некоторые другие наблюдения спорны, например, утверждение, что Просвещение было эдиповой борьбой, потому что это была борьба с авторитетом. Это редуктивный взгляд, но, к счастью, Бутби завершает свое исследование, помещая Фрейда в исторический контекст, в котором мы живем сейчас, а не только в исторический контекст, в котором он жил; тем не менее, общий сценарий наводит на мысль, что на самом деле нет существенной разницы между началом двадцатого века и нашим нынешним веком, несмотря на тот факт, что нравы и обычаи изменились.Однако верно и то, что, как утверждает Бутби, это может быть результатом нынешней реакции на прогресс последних пятидесяти лет.

Связывая настоящую сексуальную революцию с медиа-культурой, автор говорит о современной сексуальности как о ловушке «собственной внутренней неопределенности», которая оставляет нас в истинном кризисе, шизоидной ситуации; поскольку «не существует« истинной »сексуальности», о которой можно говорить (стр. 245 и стр. 244). Это был теоретический урок Фрейда, полный нерешенных неясностей; и это честный вывод Бутби со стороны защитника Фрейда.Учитывая все это, эта книга действительно является защитой Фрейда с небольшими дополнительными штрихами: Фрейд оправдан от многих критических замечаний и избавлен от худших обвинений в сексизме, но для выполнения этой задачи потребуется менее двусмысленный вывод, выходящий за рамки настоящего. кризис и не робеют о будущем субъективности.

Марселла Тароцци Голдсмит

Фрейд и женщины | Кристофер Лаш

Зигмунд Фрейд; рисунок Дэвида Левина

Недавние движения за освобождение женщин поставили Фрейда на первое место в своих списках врагов.«Из всех факторов, которые способствовали сохранению ориентированного на мужчин общества, — пишет Ева Файджес в книге Patriarchal Attitude , -… появление фрейдистского психоанализа было наиболее серьезным».

Согласно обвинительному заключению неофеминистов, Фрейд придавал викторианскому антифеминизму видимость научного статуса. Его теория зависти к пенису не только считала само собой разумеющимся неполноценность женщины, но и обеспечивала ее идеологическое обоснование. Таким образом, психоанализ усиливает зависимость и подчинение женщин; его опровержение, соответственно, становится решающим для успеха феминистского движения.

Это опровержение может быть достигнуто, казалось бы, простым утверждением, что Фрейд был «пленником своей собственной культуры», «ребенком своего времени» и т. Д .; также показав, что его работа не соответствует строгим стандартам современной поведенческой психологии. Так, Наоми Вайсштейн, психолог-экспериментатор, утверждала в известном эссе, что попытка Фрейда «эмпирически продемонстрировать существование комплекса кастрации» опирается на «загрязненные» доказательства. 1

В течение некоторого времени было ясно, что эти аргументы не являются полностью убедительными.Первая — это атака adhominem , которая ничего не доказывает — даже если было правдой, что Фрейд был «пленником» своего возраста, а не мыслителем, который героически боролся с этим. Второй основан на непонимании природы доказательств, которые пытается объяснить психоанализ. Теории Фрейда об инфантильной сексуальности, «комплексе кастрации» и Эдиповом комплексе не основаны на эмпирических наблюдениях за детством. Они основаны на интерпретациях воспоминаний детства — воспоминаний, которые были настолько безжалостно подавлены, что их можно выявить только с величайшими трудностями.Следовательно, психоаналитическую теорию нельзя опровергнуть «эмпирическими данными» в форме экспериментальной психологии, а только контр-теорией, которая обеспечивает более убедительное объяснение значения снов, фантазий и невротических симптомов.

Все три представленные работы так или иначе отражают неудовлетворенность неофеминистской критикой Фрейда. Однако они очень разные по средствам борьбы с ней. Атака Джульетты Митчелл на Райха, Лэйнга и неофеминистов вдохновлена ​​непоколебимой лояльностью исходным психоаналитическим концепциям, сложным, бескомпромиссным и, казалось бы, нелестным для женщин в том виде, в каком они сами по себе.С другой стороны, две антологии содержат материал, который, по-видимому, призван показать, что психоаналитические взгляды на женственность более разнообразны и даже более дружественны к феминизму, чем предполагало большинство критиков.

Ни в одной из коллекций это намерение не объявляется; тем не менее, оба придают больший вес тем, кто утверждает, что улучшил и обновил Фрейда, чем самому Фрейду. Сборник, отредактированный Жаном Строусом, безусловно, включает три эссе Фрейда о женщинах, а также статьи Карла Абрахама, Хелен Дойч, Карен Хорни, Эммы Юнг, Мари Бонапарт, Клары Томпсон, Эрика Эриксона и Роберта Столлера.Это хороший разрез психоаналитических взглядов, но оригинальные эссе сопровождаются комментариями, которые, за исключением нескольких случаев, написаны людьми, не сочувствующими фрейдовской психологии женщин.

Элизабет Джейнвей утверждает, что только «символически» мы можем спасти идеи Фрейда, поскольку в противном случае считается, что они игнорируют такие очевидные соображения, как объективно более низкий статус женщин. Маргарет Мид, явно находящаяся под влиянием возрождения неофеминизма, заявляет, что идеи Фрейда о женщинах, которые, по ее словам, она когда-то приняла, «на самом деле являются выражением и чрезвычайно наивным выражением все еще современного отношения к женщинам, против которого борются боевики. сражаются.Марсия Кавелл повторяет заезженное обвинение в том, что сексуальные теории Фрейда включали механистическую биологию девятнадцатого века. Роберт Коулз хвалит Карен Хорни. Рут Моултон поздравляет Клару Томпсон с установлением «более либерального и прогрессивного подхода» к психоанализу. Сама редактор обвиняет Фрейда в «биологическом детерминизме», в игнорировании роли культуры и в поощрении его последователей «создавать идеологию из того, что в любой момент считается истиной с научной точки зрения». Читатель, вероятно, уйдет от этого сборника с впечатлением, что большинство идей Фрейда были заменены или опровергнуты.

Коллекция под редакцией Джин Бейкер Миллер еще более однобока. В нем нет ничего, сделанного Фрейдом или кем-либо, кого можно было бы назвать верным выразителем его идей, которые отражаются здесь только в критике авторов, которые отвергают их под предлогом «пересмотра» их. Также нет никакого подтверждения того, что этот «ревизионизм» сам по себе подвергался резкой контратаке со стороны таких писателей, как Герберт Маркузе, Норман О. Браун и сама Джульетта Митчелл. 2

В качестве удобного собрания работ фрейдистских ревизионистов, посвященных женщинам, эта антология полезна и превосходит в этом отношении сборник Страуса, поскольку содержит гораздо большее количество статей.Но следует понимать, что это лишь одна сторона продолжающегося спора. Обзор этого противоречия весьма поучителен: теперь мы можем видеть, что психология женщины имела решающее значение в дебатах по поводу пересмотра Фрейда в двадцатые и тридцатые годы. С самого начала ревизионизм основывался на феминистской критике Фрейда и, в более широком смысле, на социал-демократическом мировоззрении, которое возражало против «пессимизма» теорий Фрейда и стремилось преобразовать их в форму, более близкую по духу реформистским и псевдореволюционным надеждам на мировоззрение. социальное улучшение.

Стратегия ревизионистов заключалась в том, чтобы утверждать, что Фрейд делал акцент на биологии в ущерб культуре. Таким образом, в своей психологии женщин он якобы приписывал биологии (отсутствие пениса, ведущее к зависти к пенису) чувство неполноценности, которое на самом деле коренится в социальной реальности — объективно подчиненное положение женщин в западном обществе. Легко понять, почему психология женщин была проблемой, которая, казалось бы, была заказана с целью «культурного» опровержения Фрейда.

Продолжающаяся критика Фрейда со стороны как феминисток, так и писателей, утверждающих, что они работают в рамках психоаналитической традиции, делает важным четко понимать, что Фрейд на самом деле говорил о женщинах, особенно потому, что его критикам нельзя доверять, чтобы они правильно представляли его идеи.До 1920-х годов Фрейд не обращал особого внимания на психологию женщины как таковую. Хотя его первыми пациентами были женщины (женщины, которые, по сути, предоставили большую часть материала, на котором он основывал свои интерпретации снов и истерии), теория Эдипова комплекса — кульминация этой ранней работы и стержень психоаналитической теории — пыталась сделать попытку. в сущности, чтобы объяснить психологию мужчины, исходя из предположения, что «с маленькими девочками», как позже выразился Фрейд, «вещи должны быть похожими, хотя тем или иным образом они должны быть разными.

Смутного ощущения того, что все должно быть по-другому, было достаточно, чтобы заставить Фрейда отвергнуть концепцию «комплекса Электры», когда она была предложена Юнгом в 1913 году для описания женского эквивалента Эдипова комплекса — опыта, более или менее точно аналогичного считалось, что это мужское, с обратными сексуальными ролями. Но только в 1925 году, когда была опубликована небольшая статья под названием «Некоторые психические последствия анатомического различия полов», Фрейд решительно отверг предположение о параллельности психической истории мужчин и женщин.Теперь он начал понимать, что «то, что мы сказали об Эдиповом комплексе, относится с полной строгостью только к детям мужского пола». Два следующих эссе — «Женская сексуальность» (1931) и «Женственность» (1933) — исследовали значение этого утверждения и впервые представили очертания психоаналитической теории женственности.

Как объясняет Джульетта Митчелл в своем изложении теории Фрейда, Фрейд отверг теории параллельного развития, под которыми он сам подписался (с оговорками), только когда он достиг более ясного понимания доэдиповой фазы у женщин.Клинический анализ показал, что девочку, как и мальчика, в первую очередь тянет к матери; и это не пассивное влечение, как и у мальчика. Согласно Фрейду, дети обоих полов склонны превращать пассивные впечатления в активное желание овладеть объектом, вызвавшим эти впечатления, и обладать им — «это часть работы, возложенной на [ребенка] на овладение внешним миром». Соответственно, девочка хочет обладать своей матерью и проникать в нее. («Без сомнения, это звучит довольно абсурдно, но, возможно, это только потому, что это звучит так непривычно.«Самому Фрейду, по его словам, было трудно поверить в желания маленьких девочек, пока его наблюдения« не устранили все сомнения по этому поводу ». отказаться от надежды «подарить матери ребенка» не без продолжительной борьбы, в которой девочка упрекает свою мать в том, что она не предоставила ей надлежащий пенис, и в конце отказывается от матери в пользу отца. Этот сдвиг также требует, чтобы девушка перевела свою сексуальность из активного режима в пассивный.Желание обладать трансформируется в желание обладать. 3 Тоска по пенису превращается в тоску по ребенку. 4

Доэдипова фаза, заключил Фрейд, имеет «гораздо большее значение для женщин, чем она может иметь для мужчин», и она растворяется только посредством «особенно неумолимого подавления». В то время как мальчику нужно только перевести желание своей матери в отсроченное вознаграждение будущей жены, девочка должна перейти от «фаллической» фазы к пассивной — процессу, «которому нет ничего аналогичного в мужчине.Маленький мальчик разрешает Эдипов комплекс через страх кастрации, который заставляет его отвергать желание обладать своей матерью, признавать авторитет отца и, таким образом, также признавать авторитет самого общества, усвоенный через отцовского посредника. Растворение Эдипова комплекса в мужчине «приводит к созданию его супер-эго и, таким образом, запускает все процессы, призванные помочь человеку найти место в культурном сообществе».

В то время как у мальчика страх кастрации растворяет Эдипов комплекс, факт «кастрации» инициирует его у маленькой девочки.Следовательно, у женщин Эдипов комплекс является «вторичным образованием», согласно Фрейду, не только потому, что ему предшествует, а не следует за ним «комплекс кастрации», но, что более важно, потому что «мотив уничтожения Эдипова комплекса» отсутствует ». Маленький мальчик не только отказывается от желания матери, но и подавляет его настолько сильно, что он похоронен глубоко в бессознательном — и эту «катастрофу для Эдипова комплекса (отказ от инцеста и института совести и нравственности) можно рассматривать как победа гонки над личностью.

У девушки нет сравнимых мотивов для безжалостного подавления привязанности к отцу. Отец был вторым лучше всех. Отказ от матери уже влек за собой принятие «кастрации». Таким образом, девушка не столько решает проблему Эдипова комплекса, сколько находит в нем убежище. Поступая так, она уже становится «маленькой женщиной», говоря словами Фрейда; и хотя позже будет необходимо отказаться от отца в пользу другого мужчины, этот акт не влечет, как предыдущий отказ от матери, фундаментального сдвига в сексуальности девушки.Растворение ее Эдипова комплекса также не влечет за собой, как у мальчика, усвоение авторитета отца, а вместе с ним и преобладающей культуры и морали. По этой причине, полагал Фрейд, женское «супер-эго никогда не бывает столь неумолимым, безличным, настолько независимым от своего эмоционального происхождения, каким мы требуем, чтобы оно было у мужчин» — вывод, настаивал он, из которого «мы не должны позволять себе чтобы отвлечься… отрицаниями феминисток, которые стремятся рассматривать оба пола как полностью равные по положению и значению.

Теория Фрейда, ошибочно обвиняемая в биологическом детерминизме, пытается объяснить, по сути, как культурное наследие приобретается и усваивается каждым поколением; он анализирует психические последствия этого процесса, показывая, среди прочего, как эти последствия различаются у мужчин и женщин. Если женщины, как правило, более эмоциональны, чем мужчины, более зависимы от одобрения других, менее привержены абстрактным стандартам чести и справедливости, менее жестко состязательны, более любвеобильны и «материнские», психоанализ не приписывает эти различия ни женской природе, ни другим обстоятельствам. с другой стороны, половое разделение труда, при котором воспитание детей возлагается на женщин.

«Женственность» не является врожденной, но и не является продуктом «культурной обусловленности». Для психоанализа важно не то, что женщины становятся жертвами (как они есть) сексуальными стереотипами, создаваемыми мужчинами в их собственных интересах, а то, что в любой культуре процесс становления женщиной требует подавления активной и фаллической стороны женского образа жизни. сексуальность, подавление настолько тщательное и настолько малодоступное для сознательного понимания или контроля, что пассивность становится похожей на естественный факт, неотъемлемый атрибут женственности.

Ни в чем не уступая тем, кто хотел видеть психическую историю женщин как параллельную истории мужчин, Фрейд квалифицировал эту характеристику женственности — фактически, поставил под сомнение само понятие женственности — постулируя теорию бисексуальности. Он утверждал, что женская психика содержит как активные, так и пассивные черты (что должно быть совершенно ясно из предшествующего анализа). Точно так же мужчины отчасти «женственны». Строго говоря, понятия мужественности и женственности не имеют смысла, во-первых, потому что эмпирически любой человек покажет комбинацию «мужских» и «женских» характеристик, а во-вторых, потому что «мужественность» и «женственность» просто синонимы активности и пассивности, и ничего не получится, как много раз доказывал Фрейд, сексуализируя эти термины.«Психоанализ не пытается описать, что такое женщина — это была бы задача, которую он вряд ли мог бы выполнить, — но приступает к выяснению того, как она возникает, как женщина развивается из ребенка с бисексуальным характером». Это различие, которое абсолютно необходимо для психоаналитической теории женственности, вскоре было забыто теми, кто начал не соглашаться с открытиями Фрейда.

Ревизионистское движение в психоанализе полно иронии. Пытаясь радикализовать Фрейда, ревизионисты исключили из его мысли радикальное — формулирование противоречий без какой-либо попытки их разрешить (например, противоречие между буржуазным мифом об автономной личности и свидетельством бессознательного детерминизма, обнаруженным анализом мечты и неврозы или противоречие между «цивилизованной сексуальной моралью» и необузданной ненасытной сексуальностью, лежащей в ее основе).Пытаясь избавить психоанализ от его «биологического редукционизма» в пользу акцента на культуре, ревизионисты упустили из виду тот факт, что психоанализ — это как раз теория о способах ассимилирования и передачи культуры. В результате, как мы увидим, они часто впадали в собственный биологический редукционизм. Наконец, феминистская версия этой реформистской критики Фрейда обвиняла Фрейда в некритическом мужском предубеждении в тот самый момент, когда Фрейд отвергал мужское предубеждение, которое настаивало на том, чтобы рассматривать психологию женщин как параллельную психологии мужчин.

В 1926 году Карен Хорни опубликовала свое эссе «Бегство из женственности», в котором, с одной стороны, утверждала, что культурный факт неполноценности женщин важнее зависти к пенису для объяснения психологии женщин, а с другой стороны, что концепция зависти к пенису в любом случае не нужна для объяснения перехода девочки от матери к отцу. Этот сдвиг, объяснил Хорни, просто отражает «элементарный принцип природы» — «взаимное влечение полов». Таким образом, соучредитель так называемой культурной школы психоанализа поддержал теоретический примат культуры только для того, чтобы вернуться к биологической мистификации — «решению идеальной простоты», как писал Фрейд в 1933 году, не упоминая Хорни.Но это было также решение, которое имело неудачный эффект, затушевав доэдипову фазу развития девочки, еще больше похоронив ее похороненное желание к матери и затемнив все способы, которыми это первичное влечение позже проникает в нее. отношения с отцами и мужьями.

Психоаналитические идеи уже уступили место «здравому смыслу». Более того, в своем стремлении утверждать, что «женственность» проявляется в самом раннем младенчестве, Хорни не проявила никакого осознания проблемы, о которой говорил Фрейд, когда предупреждал, что психоанализ не может надеяться определить сущность женственности, а может только объяснить, как девушка становится девушка.

Аргументы Хорни были развиты в последующих статьях ее самой, Клары Томпсон, Фрейды Фромм-Райхманн, Грегори Зильборг, Рут Моултон и других — большинство из них перепечатано в антологии Миллера. Эти авторы либо квалифицировали концепцию зависти к пенису, предлагая эквивалентную «зависть к утробе матери» у мужчин, либо полностью отвергли ее как выражение «андроцентрической» предвзятости Фрейда. В обоих случаях — как предполагает это несоответствие — намерение, по-видимому, состоит не столько в том, чтобы понять отличительные особенности психического развития женщин, сколько в том, чтобы освободить женщин от того, что ревизионисты, с их тенденцией заменять критический анализ нормативными суждениями, ошибочно принимают за обвинительный акт. .

Таким образом, на факт культурного подчинения женщин ссылаются только для того, чтобы отринуть их. С одной стороны, ревизионисты утверждают, что это подчинение говорит нам все, что нам нужно знать о женщинах, но с другой стороны, они отказываются признать, что оно имеет какие-либо важные психические эффекты. Их программа реабилитации женщин приводит некоторых из этих авторов так далеко, что они утверждают, что с биологической точки зрения женщины представляют собой высший пол — и в этом случае становится очень трудно объяснить их историческое подчинение, которое, тем не менее, «культурный» аргумент вынужден принимать во внимание. отдыхать.

В своей работе с женщинами, как и в остальной части своей работы, ревизионисты предпочитают иметь дело с сознательными психическими процессами, а не с бессознательными, и — что к тому же — преуменьшать важность секса. Отсутствие полового члена рассматривается как просто символ культурной неполноценности женщины в патриархальном обществе, так же как черная кожа становится символом неполноценности в расистском обществе. Затем предлагаются сложные теории сексуального антагонизма для объяснения «битвы полов», берущей свое начало в потребности мужчины преследовать женщину и, в частности, клеймить ее как биологически неполноценную.Изучение «межличностных отношений» заменяет анализ бессознательного. Политически ревизионистский аргумент подразумевает реформистскую стратегию. Подобно тому, как атака на расовые предрассудки подразумевалась сопоставимыми психоаналитическими исследованиями расизма (такими как исследования Кардинера и Овси), так и снижение зависти к пенису до статуса инцидента в войне полов подразумевает попытку изменить сексуальные отношения — избавиться от мужского шовинизма, как сказали бы сегодня феминистки, и поднять сознание женщин.

В руках ревизионистов концепция бисексуальности постигла участь, аналогичную судьбе зависти к пенису. Фаллическая фаза у женщин была объяснена как реакция, по существу «регрессивная» по своему характеру (согласно Эрнесту Джонсу), на факт подчинения женщины. Точно осознавая свою судьбу как женщину, маленькая девочка может стремиться отрицать свою женственность — «бегство Карен Хорни от женственности» — в действиях и фантазиях, которые нельзя неверно истолковать как свидетельство первичной идентификации с матерью.Справедливость фаллической теории Фрейда — и, следовательно, теории бисексуальности — была еще больше подорвана, как нам говорят, эмпирическими данными, показывающими, что девочки открывают для себя влагалище и его приятные ощущения в раннем возрасте.

За исключением прославления влагалища, матки и материнства, которое многие феминистки сочли бы сейчас неприемлемым, эта ранняя феминистская критика Фрейда со стороны Хорни, Томпсона, Джонса и других предвосхищает всю резкую критику неофеминисток.Последние, однако, ошибочно отождествляя психоанализ с «реакционными» представлениями о женщинах, не воспользовались этой критикой, вместо этого полагаясь на, казалось бы, более радикальные работы Вильгельма Райха и, в меньшей степени, Р.Д. Лэйнга. Таким образом, против Райха и Лэйнга и против самих неофеминистов Джульетта Митчелл, после долгого и подробного изложения теории Фрейда, направляет всю силу своего Психоанализ и феминизм .

Работа Райха, утверждает она, ценна своей критикой буржуазной семьи и буржуазной сексуальной морали, но она основана на фундаментальном непонимании бессознательного.Райх понимает бессознательное как чистое либидо, а социализацию как подавление сексуальности путем роста сознательных моральных запретов. Стремясь объединить марксизм и психоанализ, Райх рассматривает репрессии, как если бы они были характерной чертой буржуазного или патриархального общества (термины он использует как синонимы). Как он пишет,

Страх кастрации, который Фрейд обнаружил у буржуазного человека, исторически коренится в экономических интересах зарождающегося патриархата.И те же мотивы, которые изначально создавали основу для комплекса кастрации, поддерживают этот комплекс в сегодняшнем капитализме: патриархальная система частного предпринимательства заинтересована в моногамном постоянном браке.

Или, как он написал в другом месте: «Эдипов комплекс, открытый Фрейдом, является не столько причиной, сколько результатом сексуальных ограничений, налагаемых на ребенка обществом». Райх считал, что в обществе, где сексуальность разрешена свободная игра, как среди жителей Тробрианских островов, описанных Малиновским, Эдипов комплекс неизвестен.

Постулировав явный конфликт между капиталистической моралью и сексуальностью, Райх предвидит его разрешение как возврат к матриархату, в котором будет восстановлено лежащее в основе единство природы и культуры. Ему легко представить женщин как главных агентов такой трансформации — приравнять эмансипацию женщин к эмансипации общества — потому что он считает женщин более близкими к природе, досоциальными; а социальное видение Райха, как отмечает Митчелл, в конечном итоге сводится к желанию «вернуть нас к некой выдуманной сущности« досоциального »человека.

Для Фрейда борьба между природой и культурой неразрывно связана с самой культурой и является непримиримой. Борьба между ними происходит в основном в бессознательном, которое формируется как раз в результате войны между принципом удовольствия и культурным наследием, интернализованным в форме идентификации с родителями и другими сторонниками власти. С другой стороны, для Райха сексуальное подавление является явным и явным. События, которые Фрейд трактовал как психические события, — например, угроза кастрации, которая, как отмечает Митчелл, — не обязательно была, как он когда-то думал, реальной угрозой для нянек или родителей, а была более слабой смесью того и другого. детские фантазийные страхи »- становятся в руках Райха реальными социальными событиями, связанными с тем, что он называл« навязыванием сексуальной морали ».Более или менее автоматически следует вывод, что более просвещенная мораль, даже если для ее осуществления потребуется «революция», преодолеет подавление и позволит возродиться «оргонической» энергии. В основе радикального психоанализа Райха мы находим по существу реформистский взгляд на социальные изменения, основанный на распространении новой и якобы менее репрессивной сексуальной морали.

То же самое, по словам Митчелла, касается Лэйнга, хотя и по разным причинам.Если «кардинальная ошибка» Райха заключается в упрощении концепции бессознательного, то Лэйнг состоит в том, чтобы постулировать сущностное «я», которое, перефразируя Митчелла, населяет «доэгоический мир единства и жизни». Эти две концепции, Райха и Лэйнга, объединяет то, что обе рассматривают развитие эго как предательство истинного «я», которое Райх отождествляет с «генитальностью», а Лэйнг — с чистой субъективностью. По словам Лэйнга, реальность является «шизофренической» потому, что эта изначальная самость находится в противоречии с требованиями реального мира.Как проницательно замечает Митчелл: «Он сопротивляется классификации пациента как« шизофреник »только для того, чтобы классифицировать тех, кто его так двигал». Подменяя анализ оценочными суждениями, Лэнг постулирует терапию, в которой аналитик заменяет семью, не в том смысле (как в психоанализе) в том смысле, что пациент передает терапевту ту любовь, которую он прежде испытывал к своим родителям, а в совершенно другом смысле. что терапевт дает любовь, в которой отказывают семье. «Главный агент, объединяющий пациента, — пишет Лэнг, -… это любовь врача, любовь, которая признает целостное существо пациента и принимает его без каких-либо ограничений.Как указывает Митчелл, таким образом аналитик превращается в гуру.

Разрушив Райха и Лэйнга, Митчелл переходит к более краткой критике основных теоретиков современного феминизма: Симона де Бовуар, Бетти Фридан, Ева Файджес, Жермен Грир, Суламифь Файерстоун и Кейт Миллетт. Поскольку ее критика этих авторов повторяет многое из того, что она говорит о Райхе и Лейнге (и о том, что здесь было сказано о других ревизионистах), нет необходимости резюмировать их. Все эти писатели, по словам Митчелла, разделяют «сильный протест против факта бессознательного.«Они переводят ментальную жизнь в социальную реальность. То, что она говорит о Файерстоуне, которая относится к Фрейду несколько более сочувственно, чем другие феминистки, но как «поэт», может служить общим комментарием не только к неофеминистским интерпретациям Фрейда, но и ко всем переинтерпретациям, которые я упомянул. Митчелл утверждает, что Файерстоун снижает уровень Фрейда

к социальным реалиям, из которых он выводил свои психологические конструкции. Фрейд никогда не отрицал, что отец обладал властью, но его интересовало, как эта социальная реальность отражается в душевной жизни.В своих попытках освободить фрейдизм от поэзии Файерстоун добилась избавления от душевной жизни.

В последнем разделе своей книги Митчелл пытается оценить политические последствия своей защиты Фрейда и опровержения его критиков. На первый взгляд может показаться, что ее анализ делает освобождение женщин более сомнительным и отдаленным, чем когда-либо. Если Фрейд прав, то ранний опыт делает женщину инвалидом. Феминистки также не могут найти утешения в его заверениях, что, конечно, есть исключительные женщины, которые более «мужественны», чем «женственны».Более того, психоанализ настоятельно предполагает, что подчинение женщин, как и Эдипов комплекс, универсально. Поэтому, не отвергая Фрейда, нельзя прибегать к мнению, что подчинение женщин свойственно определенным формам социальной организации.

Не дрогнув от этих выводов, Митчелл подкрепляет их антропологической теорией Клода Леви-Стросса, который утверждает, что обмен женщинами является основным фактом культурной жизни. Согласно Леви-Строссу, человеческое общество берет свое начало из правила, согласно которому отцы и братья отказываются от брака со своими дочерьми и сестрами, отдавая своих женщин — самый ценный дар, который они могут преподнести — другим группам, которые в ответ дарами своих собственных женщин.(Таким образом, Эдипов комплекс выступает как психическое отражение этого факта — запрета на инцест, который необходим для установления обмена женщинами.)

Другими словами, Патриархат является синонимом культуры, а феминистский миф матриархальный этап, предшествующий нынешней организации общества, должен быть решительно отвергнут. То же самое и с надеждой на то, что освобождение женщин может быть достигнуто с помощью технологий, которые, наконец, освободят женщин от деторождения. Не биология, а культура лежит в основе деградации женщины.По словам Митчелла, надежда на технологическое завоевание биологии «избыточна», поскольку трансформация биологии уже присуща культуре. «Таким образом, не из-за их« естественных »репродуктивных возможностей, а из-за их культурного использования в качестве объектов обмена … женщины обретают свое женское определение».

Сам этот факт, однако, позволяет нам надеяться на изменение положения женщины — и не просто надеяться, но видеть в этом реальную историческую возможность.Если табу на инцест и обмен женщинами являются историческими предпосылками культуры, можно утверждать, что эти условия давно устарели. Согласно Митчеллу, «социализация труда» при буржуазном правлении делает обмен женщинами неуместным, «социальной ненужностью». Человечество впервые объединено работой современного общества и больше не нуждается в таких примитивных средствах сплоченности, как родство.

Точно так же Митчелл утверждает, что запрет на инцест стал ненужным в обществе, где «масса людей, не имеющих собственности и работающих вместе в социальном плане en masse впервые в истории цивилизации, была бы маловероятной, если бы это было не так. для сохранения семьи , чтобы сблизиться со своими родственниками, и если бы они это сделали, это не имело бы значения.Щедрое использование курсива здесь и на протяжении последних глав Psychoanalysis and Feminism , кажется, выдает убывающую уверенность в ясности и убедительности аргументации. В этот момент Митчелл признается: «Это сложные вопросы, которые я могу только поднять здесь».

Леви-Стросс важен для аргументации Митчелла не только потому, что его работа подкрепляет утверждение о том, что женственность является культурной, а не биологической категорией, но и потому, что она противоречит широко распространенному предположению, что семья является основой общества.Согласно Леви-Строссу, человеческое общество берет свое начало не в биологической семье, а в создании союзов между семьями (союзов, скрепленных обменом женщинами). Следовательно, нельзя утверждать, что общество зависит от сохранения семьи. По крайней мере, так утверждает Митчелл.

К сожалению, заключительные разделы ее книги чрезвычайно схематичны и схематичны. Сказать, что объективные условия для свержения патриархата существовали в течение некоторого времени, не говорит нам ничего, кроме аналогичных заявлений о ниспровержении капитализма.Остается объяснить, почему капитализм и патриархат все еще существуют, несмотря на их историческое устаревание. Если факт их настойчивости свидетельствует о несостоятельности субъективных условий революции, тогда мы должны провести анализ современной культуры, чтобы объяснить источники этой неудачи. Нельзя утверждать, что патриархат выживает благодаря активной пропагандистской кампании от имени нуклеарной семьи — предположение, которое вряд ли соответствует уровню анализа, поддерживаемому на протяжении всей остальной части книги Митчелла.В буржуазном обществе семья по-прежнему служит не только органом, воспитывающим трудовую дисциплину и уважение к власти, но и оплотом частной жизни, в котором ценности, противоположные рыночным, сохраняют некоторую силу, даже если они ослаблены. Буржуазный миф о семье как убежище от бесчеловечного мира нельзя отвергать как чистую идеологию. Именно в той степени, в которой миф выражает неоспоримую реальность, он представляет собой самое суровое обвинение буржуазного мира.

Слабость заключительных разделов этой работы — в которых противоречие между эмансипацией женщин и историей всей предыдущей культуры разрешается, как мне кажется, чисто формальным и схематичным образом — никоим образом не подрывает центральное утверждение Митчелла, а именно, что Фрейд говорит нам о деградации женщин гораздо больше, чем враги Фрейда могут когда-либо нам сказать.Делая это заявление, Джульетта Митчелл рискнула обвинить в вероотступничестве со стороны своих коллег-феминисток. Ее книга не только бросает вызов ортодоксальному феминизму, но и бросает вызов условностям социальной мысли в англоязычных странах (с которыми феминистская мысль полностью связана) — культурному релятивизму, историзму, эмпиризму, враждебному теории почти в любой форме. Психоанализ и феминизм — смелая и важная книга, и ее влияние не будет ограничиваться феминистками.Любому, кто думает, что работа Фрейда была окончательно пересмотрена, обновлена ​​или опровергнута, придется долгое время бороться с этим резким возражением.

Читатель: Фрейд, Зигмунд: 9780393028225: Amazon.com: Книги

от издателей еженедельно

Фрейд считал, что женщины страдают от зависти к пенису и ненавидят своих матерей за то, что они отправили их в мир «недостаточно оснащенными». Он считал, что женщины считают своих детей компенсацией за отсутствие полового члена.Он также утверждал, что либидо «мужское», что мастурбация вредна и что девушка, которая занимается самостимуляцией клитора, отмечена «комплексом мужественности» и сильной бисексуальностью. Критики утверждают, что причудливые представления Фрейда унижают женщин, считая женственность несостоявшейся мужественностью. Уэслианский профессор Янг-Брюль, биограф Анны Фрейд и Ханны Арендт, настаивает на том, что критики ошибаются. Она утверждает, что основательница психоанализа на самом деле утверждала, что женственность возникает из врожденной бисексуальности, которая универсальна для женщин (и мужчин).Ее неубедительное введение в эту хронологически организованную антологию эссе, материалов дела и писем Фрейда звучит как апология.
Авторское право компании Reed Business Information, Inc., 1990 г.

Из библиотечного журнала

Ученый-фрейдист Янг-Брюль хронологически собирает работы Фрейда о женщинах, оставаясь в основном нейтральным в отношении феминистской критики его взглядов. В надежде «воспрепятствовать… упрощенным версиям того, что Фрейд якобы сказал о женщинах», она выбрала около 20 статей, ключевой из которых являются «Три очерка теории сексуальности», в которых Фрейд выразил свою веру в человеческую бисексуальность.Посредством длинного введения, комментариев и аннотированной библиографии она документирует эволюцию Фрейда в размышлениях о женской психологии, включая его концепции нарциссизма, привязанности к матери, зависти к пенису и «гибкого» суперэго женщины. Обычные читатели могут быть ошеломлены жаргоном и научным стилем, но это название, несомненно, найдет желанное место в большинстве феминистских и / или психологических сборников.
— Дженис Аренофски, ранее работавшая в Государственной библиотеке штата Аризона, Феникс,
Copyright 1990 Reed Business Information, Inc.

«Женщины вокруг Зигмунда Фрейда» — тема лекции, 14 февраля

Кем были женщины в жизни Зигмунда Фрейда и как они повлияли на его работу и личное развитие? Лекция в Библиотеке Конгресса, где хранится обширная коллекция материалов о Фрейде, объяснит влияние, которое женщины оказали на основателя психоанализа.

Инге Шольц-Штрассер, директор музея Зигмунда Фрейда в Вене, Австрия, представит «Женщины вокруг Зигмунда Фрейда — пациенты, коллеги, доверенные лица» в полдень в среду, фев.14, комната 119 здания Томаса Джефферсона, 10 First Street SE, Вашингтон, округ Колумбия

Лекция, спонсируемая Управлением интерпретационных программ Библиотеки, Управлением научных программ и Отделом рукописей, бесплатна и открыта для всех желающих. общественные. Никаких билетов или бронирования не требуется.

Шольц-Штрассер, который также является председателем Фонда Зигмунда Фрейда, расскажет о женщинах из наиболее известных тематических исследований Фрейда, а также о женщинах из его личной жизни.Она объяснит влияние, которое отдельные женщины оказали на развитие теорий Фрейда, которые на протяжении десятилетий формировали представления общества о человеческой сексуальности, идентичности, памяти и детстве.

Музей Зигмунда Фрейда расположен в здании, которое служило жилым помещением и офисом Фрейда с 1891 по 1938 год. Под руководством Шольц-Штрассера музей был реконструирован в архитектурном плане и расширен. Фонд, включающий музей, архив и крупнейшую психоаналитическую библиотеку в Европе, был расширен до центра научных исследований для междисциплинарных исследований.Шольц-Штрассер не только инициировал многочисленные научные коллаборации, но и создал исследовательское товарищество Фрейда-Фулбрайта для поддержки молодых ученых. В 1989 году она основала «Собрание современного искусства Музея Зигмунда Фрейда», международную коллекцию произведений искусства с особым вниманием к психоанализу.

Шольц-Штрассер и ее сотрудники в Музее Зигмунда Фрейда внесли свой вклад в жизнь Фрейда в Вене во время разработки выставки 1998 года «Зигмунд Фрейд: конфликт и культура.«Музей также был важным кредитором выставки и ее тура, и провел ее презентацию в Вене.

Библиотека Конгресса США хранит беспрецедентную коллекцию Зигмунда Фрейда, содержащую 50 000 рукописей, в том числе рукописные наброски большинства основных работ Фрейда; обширная коллекция фотографий и «домашних фильмов» Фрейда, его коллег, друзей и семьи; и скудные первые издания его опубликованных работ, а также тома из его личной библиотеки. Благодаря дополнительным статьям других важных аналитиков, таких как Альфред Адлер и Анна Фрейд, Библиотека Конгресса является важным центром изучения развития психоаналитического движения и его огромного влияния на западную культуру.

Аудиокнига недоступна | Audible.com

трещать:
  • Эвви Дрейк: более

    ,
  • Роман ,
  • К: Линда Холмс ,
  • Рассказывает: Джулия Уилан, Линда Холмс ,
  • Продолжительность: 9 часов 6 минут
  • , Несокращенный
,
  • Общий ,

    4.5 из 5 звезд , 5 304 5,304 оценок,
  • Представление ,

    4.5 из 5 звезд , 4 744 4744 оценки,
  • История ,

    4.5 из 5 звезд , 4 728 4728 оценок,
,

В сонном приморском городке в штате Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом почти через год после гибели ее мужа в автокатастрофе.Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее внутри, а Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих худших кошмарах, называют «ура»: он больше не может бросать прямо, и, что еще хуже, он не может понять почему.

  • 3 из 5 звезд
  • Что-то заставляло меня слушать….

  • К Каролина Девушка на 10-12-19
.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *